ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Круг девятый — Второй пояс (Антенора). — Предатели родины и единомышленников (окончание). — Третий пояс (Толомея). — Предатели друзей и сотрапезников

1. Подняв уста от мерзостного брашна,

Он вытер свой окровавленный рот

О волосы, в которых грыз так страшно,

4. Потом сказал: "Отчаянных невзгод

Ты в скорбном сердце обновляешь бремя;

Не только речь, и мысль о них гнетет.

7. Но если слово прорастет, как семя,

Хулой врагу, которого гложу,

Я рад вещать и плакать в то же время.

10. Не знаю, кто ты, как прошел межу

Печальных стран, откуда нет возврата,

Но ты тосканец, как на слух сужу.

13. Я графом Уголино 32-134был когда-то,

Архиепископом Руджери — он;

Недаром здесь мы ближе, чем два брата.

16. Что я злодейски был им обойден,

Ему доверясь, заточен как пленник,

Потом убит, — известно испокон;

19. Но ни один не ведал современник

Про то, как смерть моя была страшна.

Внемли и знай, что сделал мой изменник.

22. В отверстье клетки — с той поры она

Голодной Башней называться стала,

И многим в ней неволя суждена —

25. Я новых лун перевидал немало,

Когда зловещий сон меня потряс,

Грядущего разверзши покрывало.

28. Он 33-28, с ловчими, — так снилось мне в тот час, —

Гнал волка и волчат от их стоянки

К холму, что Лукку заслонил от нас;

31. Усердных псиц задорил дух приманки,

А головными впереди неслись

Гваланди, и Сисмонди, и Ланфранки. 33-33

34. Отцу и детям было не спастись:

Охотникам досталась их потреба,

И в ребра зубы острые впились.

37. Очнувшись раньше, чем зарделось небо,

Я услыхал, как, мучимые сном,

Мои четыре сына 33-39просят хлеба.

40. Когда без слез ты слушаешь о том,

Что этим стоном сердцу возвещалось, —

Ты плакал ли когда-нибудь о чем?

43. Они проснулись; время приближалось,

Когда тюремщик пищу подает,

И мысль у всех недавним сном терзалась. 33-45

46. И вдруг я слышу — забивают вход

Ужасной башни; я глядел, застылый,

На сыновей; я чувствовал, что вот —

49. Я каменею, и стонать нет силы;

Стонали дети; Ансельмуччо мой

Спросил: "Отец, что ты так смотришь, милый?"

52. Но я не плакал; молча, как немой,

Провел весь день и ночь, пока денница

Не вышла с новым солнцем в мир земной.

55. Когда луча ничтожная частица

Проникла в скорбный склеп и я открыл,

Каков я сам, взглянув на эти лица, —

58. Себе я пальцы в муке укусил.

Им думалось, что это голод нудит

Меня кусать; и каждый, встав, просил:

61. "Отец, ешь нас, нам это легче будет;

Ты дал нам эти жалкие тела, —

Возьми их сам; так справедливость судит".

64. Но я утих, чтоб им не делать зла.

В безмолвье день, за ним другой промчался.

Зачем, земля, ты нас не пожрала!

67. Настал четвертый. Гаддо зашатался

И бросился к моим ногам, стеня:

"Отец, да помоги же!" — и скончался.

70. И я, как ты здесь смотришь на меня,

Смотрел, как трое пали Друг за другом

От пятого и до шестого дня.

73. Уже слепой, я щупал их с испугом,

Два дня звал мертвых с воплями тоски;

Но злей, чем горе, голод был недугом". 33-75

76. Тут он умолк и вновь, скосив зрачки,

Вцепился в жалкий череп, в кость вонзая

Как у собаки крепкие клыки.

79. О Пиза, стыд пленительного края,

Где раздается si! 33-80Коль медлит суд

Твоих соседей, — пусть, тебя карая,

82. Капрара и Горгона с мест сойдут 33-82

И устье Арно заградят заставой,

Чтоб утонул весь твой бесчестный люд!

85. Как ни был бы ославлен темной славой

Граф Уголлино, замки уступив 33-86, —

За что детей вести на крест неправый!

88. Невинны были, о исчадье Фив, 33-88

И Угуччоне с молодым Бригатой,

И те, кого я назвал, в песнь вложив. 33-90

91. Мы шли вперед равниною покатой 33-91

Туда, где, лежа навзничь, грешный род

Терзается, жестоким льдом зажатый.

94. Там самый плач им плакать не дает,

И боль, прорвать не в силах покрывала,

К сугубой муке снова внутрь идет;

97. Затем что слезы с самого начала,

В подбровной накопляясь глубине,

Твердеют, как хрустальные забрала.

100. И в этот час, хоть и казалось мне,

Что все мое лицо, и лоб, и веки

От холода бесчувственны вполне,

103. Я ощутил как будто ветер некий.

"Учитель, — я спросил, — чем он рожден?

Ведь всякий пар угашен здесь навеки". 33-105

106. И вождь: "Ты вскоре будешь приведен

В то место, где, узрев ответ воочью,

Постигнешь сам, чем воздух возмущен".

109. Один из тех, кто скован льдом и ночью,

Вскричал: "О души, злые до того,

Что вас послали прямо к средоточью,

112. Снимите гнет со взгляда моего,

Чтоб скорбь излилась хоть на миг слезою,

Пока мороз не затянул его".

115. И я в ответ: "Тебе я взор открою,

Но назовись; и если я солгал,

Пусть окажусь под ледяной корою!"

118. "Я — инок Альбериго 33-118, — он сказал, —

Тот, что плоды растил на злое дело

И здесь на финик смокву променял". 33-120

121. "Ты разве умер?" 33-121— с уст моих слетело.

И он в ответ: "Мне ведать не дано,

Как здравствует мое земное тело.

124. Здесь, в Толомее, так заведено,

Что часто души, раньше, чем сразила

Их Атропос 33-126, уже летят на дно.

127. И чтоб тебе еще приятней было

Снять у меня стеклянный полог с глаз,

Знай, что, едва предательство свершила,

130. Как я, душа, вселяется тотчас

Ей в тело бес, и в нем он остается,

Доколе срок для плоти не угас.

133. Душа катится вниз, на дно колодца.

Еще, быть может, к мертвым не причли

И ту, что там за мной о г стужи жмется.

136. Ты это должен знать, раз ты с земли:

Он звался Бранка д'Орья 33-137; наша братья

С ним свыклась, годы вместе провели".

139. "Что это правда, мало вероятья, —

Сказал я. — Бранка д'Орья жив, здоров,

Он ест, и пьет, и спит, и носит платья".

142. И дух в ответ: "В смолой кипящий ров 33-142

Еще Микеле Цанке не направил,

С землею разлучась, своих шагов,

145. Как этот беса во плоти оставил

Взамен себя, с сородичем одним,

С которым вместе он себя прославил.

148. Но руку протяни к глазам моим,

Открой мне их!" И я рукой не двинул,

И было доблестью быть подлым с ним.

151. О генуэзцы, вы, в чьем сердце минул

Последний стыд и все осквернено,

Зачем ваш род еще с земли не сгинул?

154. С гнуснейшим из романцев 33-154заодно

Я встретил одного из вас 33-150, который

Душой в Коците погружен давно,

157. А телом здесь обманывает взоры.