Тут ПСАЛТИРЬ РИФМОТВОРНАЯ 63 страница
Печальную историю рассказывает об оскорблении Лукреции Тит Ливий в конце I книги "Истории от основания Рима". То же самое описывает и Овидий равным образом в конце II книги "Фастов". Рассмотрим приемы повествования того и другого писателя.
Историческое повествование о целомудренной римской женщине Лукреции из I книги "Истории" Тита Ливия184
Тарквиний, без ведома Коллатина, с одним провожатым, отправляется в Коллацию. Не зная о его намерении, его приняли приветливо и после обеда отвели в спальню для гостей; пылая страстью и видя, что вокруг все безопасно и все спят, обнажив меч, он явился к спящей Лукреции и, схватив ее левою рукой за грудь, сказал: "Молчи, Лукреция; я Секст Тарквиний; в руках у меня меч; если ты издашь хоть звук, то умрешь". Испуганной со сна, беспомощной женщине, видевшей пред собою смерть, Тарквиний стал признаваться в любви, просить, примешивать к мольбам угрозы, с разных сторон действовал на женский ум. Но видя, что она упорна и не поддается даже пред страхом смерти, он к угрозе присоединяет бесчестие: убив-де ее, он положит с ней зарезанного нагого раба, чтобы говорили, что она убита во время гнусного прелюбодеяния. Когда страсть, победа которой была только кажущейся, одержала при помощи этой угрозы верх над упорным целомудрием и Тарквиний удалился оттуда, гордый бесчестием женщины, опечаленная столь великой бедой Лукреция послала одного и того же вестника в Рим к отцу и в Ардею к мужу, прося их явиться каждого с одним верным другом; так-де нужно и притом очень скоро; случилось ужасное дело. Спурий Лукреций является с Публием Валерием, сыном Волеза, Коллатин с Люцием Юнием Брутом; случайно возвращаясь с ним в Рим, он повстречался с вестником жены. Они находят печальную Лукрецию сидящей в спальне. При прибытии своих она заплакала и на вопрос мужа: "Все ли благополучно?" - отвечала: "Нет. Какое может быть благополучие для женщины, когда она потеряла целомудрие? На твоем ложе, Коллатин, следы чужого мужа; но осквернено только тело, душа ее невинна; смерть моя будет ручаться за то; но дайте руку и слово, что это не пройдет безнаказанно прелюбодею. Секст Тарквиний - тот, который, явившись врагом под видом гостя, в прошедшую ночь насильно с оружием в руках унес отсюда наслаждение, гибельное для меня и для себя, если вы мужи!". Все по порядку дают слово; утешают печальную, слагая вину с оскорбленной на виновника позора: грешит дух, а не тело, и где нет намерения, там нет и вины. "Вы решите, чему он повинен, - сказал она, - я же, не признавая за собой греха, не освобождаю себя от казни; и никакая, нарушившая целомудрие, не будет жить, ссылаясь на пример Лукреции". И она вонзила в сердце нож, который спрятан был под одеждой, и, склонив голову к ране, упала замертво. Муж и отец вскрикнули.
Пока те плакали, Брут, держа пред собой извлеченный из раны Лукреции меч, обагренный кровью, сказал: "Этою не запятнанной царской обидой кровью я клянусь и вас, боги, призываю в свидетели, что буду преследовать Люция Тарквиния Гордого с его преступной женой и всеми потомками мечом, огнем и чем только буду в состоянии и не позволю ни им, ни кому-либо другому царствовать в Риме". Затем он передает нож Коллатину, затем Лукрецию и Валерию, оцепеневшим от удивления, откуда это в Бруте неведомый доселе ум. Они клянутся, как им было приказано; затем, сменив слезы на гнев, следуют за Брутом, призывавшим прямо оттуда же идти, чтобы отнять силою царскую власть. Вынесши тело Лукреции из дому, они идут с ним на форум и побуждают к восстанию народ, взволнованный неслыханным и возмутительным поступком. Каждый жалуется на царские злодеяния и насилие. Производит впечатление печаль отца, порицания Брута слезам и бессильным жалобам, и совет его - поднять оружие на дерзнувших на безбожное дело: так подобает мужам, так подобает римлянам.
Поэтическое повествование, содержащее то же самое, что и вышеприведенное, из II книги "Фастов" Овидия Назона185
В друга личине злодей в коллатинские входит покои;
Все ему рады: родства связан был узами он.
Как ошибается сердце! Сама угощает хозяйка -
Бедная жертва! - врага, козней не чуя его.
Вот и окончился ужин; уж сон себе требует дани;
Ночь воцарилась, и все в доме потухли огни.
Тихо Тарквиний встает, позолоченный меч обнажает,
Тихой крадется стопой в терем стыдливой жены;
Вот он у ложа? "Ни слова, Лукреция! Меч над тобою.
Сын я царя твоего: любит Тарквиний тебя!".
Жертва безмолвствует; силы и голос оставили члены;
Ум помутился, едва держится в теле душа;
Трепет объял ее всю? так в стойле порой одиноком.
Чувствуя гибель, овца в пасти у волка дрожит.
Где ей спасенье? В борьбе? Ненадежна для женщины сила.
В крике? Холодный булат голосу путь преградил.
В бегстве? Железные длани Тарквиния грудь ей сжимают,
Чистую грудь, что чужой раньше не знала руки.
Он ее молит, дары ей сулит, угрожает ей карой -
Тщетны посулы, мольбы, тщетны угрозы его?
"Нет, не уйдешь! - говорит он, - позор твою смерть запятнает:
Хоть я и грешник - тебя в лживом грехе уличу.
Конюх, убитый с тобой, осквернение ложа докажет!".
Страхом стыда сражена, бедная жертва сдалась.
О, не ликуй, победитель! Погубит вас эта победа:
Страшною карой твой род вскоре искупит ту ночь.
День наступил. Та на ложе сидит с расплетенной косою -
Так собирается мать сына в огне хоронить.
В стан за супругом своим и за старцем отцом посылает;
Быстро на жалобный зов к ней поспешают они
Видят печальный наряд: "Что случилось? Зачем эти слезы?
Кто предается земле? Что огорчило тебя?".
Долго молчала она, покрывалом свой лик осеняя;
Неудержимым ключом слезы текли из очей.
Тщетно супруг и отец утешают ее, о доверьи
Просят? неведомый страх сердце обоим щемит.
Трижды пыталась она; наконец, после страшных усилий,
Не подымая очей, так начинает рассказ:
"Пусть же и это зачтется Тарквинию! Собственной речью -
О горемычная! - свой я раскрываю позор".
И рассказала, насколько могла; под конец лишь признанья
Краска покрыла лицо, голос в слезах утонул,
Оба прощают ей грех подневольный; она ж отвечает:
"В этом прощеньи сама я отказала себе".
Молвила - скрытый кинжал в свое верное сердце вонзила
Брызнула кровь, и к ногам пала отцовским она.
Долго над телом ее, пораженные общею скорбьо;
Сан свой высокий забыв, плакали муж и отец.
Вот к ним является Брут; уличая облыжное имя,
Он вырывает кинжал из полумертвой груди
И, поднимая булат, благородной окрашенный кровью,
С ясной грозой на челе молвит бесстрашную речь:
"Внемли, святая! Клянусь этой храброй и чистою кровью,
Духом клянуся твоим, высшей святынею мне:
Кара царя-лиходея с отверженным родом настигнет.
Время, чтоб доблесть из тьмы лик обнаружила свой".
Точно услышав обет, она вдруг шевельнула очами;
Тихим движеньем главы благословила его.
Вот на костре уж сложили жену с богатырской душою;
Слезы текут в ее честь, слышится ропот глухой.
Рана зияет в груди. Крик Брута сзывает квиритов;
Страшный властителя грех он раскрывает толпе.
С родом Тарквиний бежит; получают годичную почесть
Консулы; так для царей день наступил роковой.
Указывается различие между обоими повествованиями
Во-первых, отметь здесь, что Овидий изложил это повествование не чисто поэтически, как и прочее в книге "Фастов", Ведь он не сочиняет героической поэмы, но только упоминает по поводу римских праздников о некоторых вымышленных или подлинных событиях и рассказывает о них кратко и сжато. Поэтому, и в этом рассказе он почти что идет по следам за Титом Ливием, тем не менее, повествование Овидия имеет совершенно отличный вид от исторического повествования. Обрати внимание на различие: историк описывает, как произошло событие, поэт же, вымышляя правдоподобный способ, прибавляет кое-что от себя: как Лукреция долго колеблется, лишенная помощи, долго молчит в присутствии отца и мужа и закрывает от стыда лицо покрывалом, трижды делает попытку и не может заговорить; как, рассказывая о своем несчастье, она говорит только то, что может сказать, а на остальное стыдливо указывают ее слезы и краска на лице; как, умирая, она заботится о том, чтобы пасть с честью; как рухнули на ее тело и лежат, забыв приличие, муж и отец; и, наконец, как умирающая движением глаз и головы одобряет угрозы Брута Тарквинию. Все это отсутствует в повествовании историка.
Затем стиль и украшения различны: поэт восклицает: "как много бывает в душе заблуждений" и т.д. и играет неожиданностями: "сама угощает, козней не чуя" и т.д. и "молит любящий гость" и т.д.; "погубит тебя эта победа" и т.д.; "жена с богатырской душой". Поэт, чего не допускает историк, - пользуется уподоблениями: "трепет объял ее всю... так в стойле порой" и т.д.; также "так собирается сына" и т.д., что было бы излишним в истории. О чем историк пишет кратко, то у поэта - более подробно. Первый говорит: "Беспомощная женщина видит неминуемую смерть"; последний усиливает эти слова: "где ей спасенье" и т.д. Итак, те фигуры, которые удивительно уместны в поэтическом произведении, в истории совершенно невыносимы. Например, неожиданная апострофа: "тихой крадется стопой в терем" и т.д., и вот эта другая фигура с вопросом: "о, не ликуй, победитель" и т.д.; эпифонема: "увы, во что обойдется царству" и т.д.: удвоение: "тогда впервые чужой" и т.д. и другая: "ни мольбой, ни дарами" и т.д. и двойная частица "трижды". Всего этого в сочинении Ливия и не должно было быть.
Глава X
О ТРАГЕДИИ, КОМЕДИИ И ТРАГИКОМЕДИИ
Трагедия есть стихотворное произведение, воспроизводящее в действии и речах действующих лиц важные деяния знаменитых мужей и главным образом превратности их судьбы и их бедствия.
Комедия же есть стихотворное произведения, которое шутливо и остроумно изображает в действии, равно как и в речах действующих лиц, общественную и частную деятельность простого люда для наставления в жизни и в особенности для обличения дурных нравов людей.
Из этих двух родов составляется третий смешанный род, называемый трагикомедией, или, как Плавт предпочитает называть его в "Амфитрионе", - трагедокомедией, так как именно в нем остроумное и смешное смешивалось с серьезным и грустным и ничтожные действующие лица - с выдающимися. Такова драма Плавта, которая называется "Амфитрион".
Трагедия отличается от комедии тем, что первая изображает печальное - важные деяния, значительные судьбы выдающихся людей, последняя же, наоборот, воспроизводит достойные смеха похождения незначительных личностей. Но обе они - комедия и трагедия - отличаются от эпопеи тем, что в этой последней поэт ведет изложение преимущественно от одного лица, а не посредством действия; в трагедии же и комедии - одновременно: и в действии, и в речах действующих лиц. Относительно всех трех родов здесь нужно сделать несколько замечаний.
а) Заглавие драмы (а под драмой понимается комедия и трагедия) обычно берется по имени местности, или от предмета, или лица, играющего главную роль в действии. По имени местности у Плавта, говорят, названы "Брундизиянка", у Теренция - "Андриянка", у Сенеки - "Фиваида"; по предмету (под предметом следует понимать выдающиеся события или орудия) у Плавта названы "Кубышка", "Привидение", "Пленники" и т.д.; однако чаще всего заглавие берется от имени главного действующего лица, например у Сенеки: "Неистовый Геркулес", "Геркулес на Эте", "Агамемнон", "Медея", "Ипполит", "Октавия" и т.д.
б) Драма подразделяется двояко: на действия, или главные разделы фабулы, и на сцены, т.е. части частей. Об их порядке и числе заметь следующее:
1) В драме должно быть не меньше и не больше пяти действий; об этом мы узнаем из правила Горация,186 и примером служат почти все драматические писатели, как трагики, так и комики.
2) Хотя под действиями понимаются преимущественно лишь разделы драматического произведения, однако наставники соблюдают такую их последовательность, чтобы в первом действии излагалась та часть произведения, которая составляет суть всего ее содержания, и это действие в трагедии носит название пролога или протазиса; а в комедии пролог находится вне действия; он является именно предисловием, предпосланным всему произведению; во втором действии пусть начинается развитие самой фабулы, что называется "эпитасис";187 в третьем действии вводятся препятствия и замешательства - эта часть называется "катастасис";188 в четвертом действии фабула пусть близится к концу, что также относится к катастасису; в пятом действии пусть будет развязка всей фабулы; и эта последняя часть обычно называется катастрофой.189
3) Сцена, - по-гречески skini, т.е. сень, - называется так оттого, что первые авторы комедий осеняли внутренность театра сплетенными зелеными ветвями деревьев. Сцена - это такая часть действия, в которой вступают в разговор два лица или больше, а иногда вводится только одно.
4) Сцен в действии может быть несколько, но число их не должно превышать десяти; в трагедии же нередко сцена занимает целый акт, как это можно наблюдать у Сенеки.
5) Другая сцена начинается только тогда, когда либо появляется новое лицо, либо одно, уходя, оставляет других разговаривающими.
6) Некоторые отметили - и правильно - на основании ряда примеров из разных авторов, что в одной и той же сцене не должно разговаривать больше трех действующих лиц, хотя участвовать в сцене может и большее количество.
7) Заслуживает также внимания и еще одно обстоятельство, а именно, что все действующие лица не должны покидать театр иначе, как только по окончании действия, но из одной сцены до другой всегда должно оставаться хотя бы одно лицо.
в) Кроме того, в трагедии есть хор; однако его не следует, как кажется, считать отдельной частью произведения, так как он вне действия произведения. Хор - это пляска в дополнение к пению; однако под словом "пляска" здесь не следует понимать одни только веселые, происходящие от душевного ликования телодвижения, которые трагедия едва ли потерпела бы; там это некое искусное соединение жестов и поступи, в дополнение к пению. В хоре может участвовать одновременно много лиц, но все считаются за одно лицо, потому что, когда один запевает, все остальные движутся либо все вместе поют и разыгрывают одно и то же. Хор всегда вводится после действия и выражает переходы и перемены обстоятельств и судеб.
г) В комедии содержание всегда вымышлено. Содержание же трагедии берется по большей части из истории или из известного сказания, хотя иногда также может быть вымышленным. Впрочем, касается ли, трагедия вымышленного или основанного на действительности содержания, его следует излагать тем способом, о котором мы уже упомянули выше в главе о героической поэме, т.е. нас не заставляют выводить все вполне соответствующие действительности действия, как они передаются историком, но разрешается и от себя правдоподобно присочинить как действующих лиц, так и самые действия.
д) Что касается актеров либо действующих лиц: не следует выводить всех участников данного события. Например, если в трагедии обрабатывается история убийства императора Маврикия,190 то не следует выводить на сцене рядовых солдат, толпу простых граждан, телохранителей и прочих царских слуг. Надо вводить только тех действующих лиц, которые совершили нечто выдающееся, заметное и исключительное в игре их судьбы. Поэтому множество занятых разговором действующих лиц является недостатком, но, как считает большинство авторов и как мы убеждаемся из примеров, в целой драме не бывает больше четырнадцати или пятнадцати действующих лиц, кроме статистов и лиц без речей; в противном случае нельзя будет избежать беспорядка и длиннот.
е) Комедию следует писать в простом, деревенском, простонародном стиле, соответственно тому, какие в ней действующие лица. Наоборот, трагедия, которая заключает в себе великие подвиги знаменитых людей, нуждается в серьезном и возвышенном роде письма. Поэтому Овидий говорит:
Важностью между письмен трагедия всех побеждает.191
Следовательно, трагедия должна быть исполнена душевных движений, значительных мыслей, более звучных, чем обычно, слов и истинно царской перифразы. Наконец, если уж какое-либо другое поэтическое произведение должно сохранять благопристойность, так в особенности трагедия; но об этом мы подробнее уже говорили выше.
ж) Не все происходящее следует изображать на сцене, но кое-что надо давать в рассказе беседующих лиц: в особенности же все то, что не заслуживает доверия, как малоправдоподобное или же по своей чудовищности и гнусности не достойное взоров зрителей.
Поэтому-то Эсхил, по свидетельству Аристотеля (в книге "О поэтическом искусстве"),192 удалил со сцены убийства и заставил вестников рассказывать о них, так же как и у Сенеки в "Агамемноне" пророчица Кассандра рассказывает об убийстве, словно она там присутствовала и видела, хотя ее там и не было.
Полезно вспомнить здравое наставление Горация по этому поводу (кн. "О поэтическом искусстве", 182):
Однакож на сцене
Ты берегись представлять, что от взора должно быть сокрыто
Или что скоро в рассказе живом сообщит очевидец.
Нет, не должна кровь детей проливать пред народом Медея,
Гнусный Атрей перед всеми варить человеков утробы,
Прокна пред всеми же в птицу, а Кадм в змею превратиться.
Я не поверю тебе, и мне зрелище будет противно.
Сюда следует отнести и священные таинства нашей веры: бескровную жертву, крещение и прочее в этом роде, которое не подобает выставлять на сцене из-за возвышенного величия.
з) Кроме того, надо в особенности знать следующее: в трагедии не должно представлять в действии целую жизнь какого-нибудь человека, а также одно деяние, окончившееся в течение многих месяцев или лет, но только такое одно действие, которое произошло или могло произойти в течение двух или по крайней мере трех дней. Поэтому, если это действие зависит от многих предшествующих, последние изображаются в рассказе какого-либо действующего лица.
Глава XI
О СТИХОТВОРНЫХ РАЗМЕРАХ, ВСТРЕЧАЮЩИХСЯ В ТРАГЕДИЯХ
Как гекзаметр для эпопеи, так ямб применяется главным образом для трагедии. Его создателем, по общему мнению, считается Архилох. Так, например, Гораций говорит (Об искусстве поэзии, 79):
Яростный ямб изобрел Архилох, - и низкие сокки,
Вместе с высоким котурном усвоили новую стопу.
К разговору способна, громка, как будто родилась
К действию жизни она, к одоленью народного шума.
Существует два вида ямба: один - совершенный, имеющий краткий предпоследний слог; другой - несовершенный, на последнем месте у которого находится спондей. О том и другом говорит Овидий:
Вольный ямб устремляется навстречу врагам или поспешно,
Или хромает на последнюю стопу.
Далее, одни ямбические стихи называются чистыми, если состоят из одних только ямбов. Например:
Блажен мне тот, кто суеты не ведал.193
Их создателем, собственно, и является Архилох. Гораций свидетельствует о себе, что он первый ввел их в латинскую поэзию: 194
Ибо первый паросские ямбы
Лацию я показал; Архилоха размер лишь и страстность
Брал я.
Но трагик не применяет эти чистые ямбы, разве что случайно, ради красоты: ведь трагедия обычно пишется не чистыми ямбами, схема которых такова:
Трохаический стих имеет следующую схему:
Supplicis, animae, reniissis currite ad thalamos meos.195
MEDEA.
Ultimo quodque Proteus aequoris abscondit sinu.196
Анапест получил название от господствующей стопы. Qui vultus Acherontis iniqui.197
Дактилический:
Extimuit manus insueta aevi.198
Асклепиадов стих или хориямб:
Ut primum magni natus Agenoris
Sub nostrae, ramis constitit, arboris.199
Гликоней назван от имени его создателя Гликона,200 именуется также и хориямбическим триметром:
Tibur dum putat ululat.201
Простонародный или одиннадцатисложный стих:
Теr modo Antiacae graves catervae.202
Сапфический:
Адоний:203
Et tuas lento remeare bigas
Candida Phoebe!204
Если же приходится сочинять трагедию на славянском или польском языке, то наиболее пригодным для этой цели представляется тот стих, что состоит из тринадцати слогов, причем соблюдается следующее правило: следует только изредка заканчивать мысль вместе с завершением стиха, но почти всегда переносить ее из одного стиха в другой, иначе может сильно уменьшиться трагическая торжественность.
Книга III
О БУКОЛИЧЕСКОЙ, САТИРИЧЕСКОЙ, ЭЛЕГИЧЕСКОЙ, ЛИРИЧЕСКОЙ И ЭПИГРАММАТИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ
Глава I
О ПОЭЗИИ БУКОЛИЧЕСКОЙ И САТИРИЧЕСКОЙ
Буколическая поэзия есть подражание сельским действиям, она подобна комедии, но разница между ними в том, что первая затрагивает также и дела гражданские, последняя же касается только поселян. Буколическая поэзия почти всегда бывает аллегорической. Желая изобразить хорошее или дурное переживание или успехи - свои или чужие, - поэт придумывает двух или больше сельских лиц, под видом которых подразумевает совсем других - о них-то он собственно и пишет - и заставляет их вести между собою беседы о полях, о козах, о молоке, о волах и т.д.; он подразумевает, однако, под этими предметами: желания, благодарность, похвалы, завистливую враждебность, жалобы, радость и т.д. Например, Виргилий в первой эклоге под именем пастуха Титира изображает себя и свою счастливую судьбу и благодеяния Цезаря, которого он называет богом.
Названия эклогам даются по имени главного пастуха; пишутся они гекзаметром, потому что этот род стиха в особенности пригоден для повествования о подобных делах и прекрасно передает сельскую медлительность. Следует избегать всяких блестящих слов или мыслей, торжественности и периодов, так как это противоречит скромной обстановке. В "Буколиках" следует употреблять стихи, в которых на первом и четвертом месте стопы оканчиваются полными словами, в особенности дактилическими. Например, Виргилий (Эклога II, 56).
Ты простоват, Коридон, и к дарам равнодушен Алексид.
Также Эклога III, 96.
Титир, пасущихся козочек ты отгони от потока!
Пользуется также известностью поэтическое произведение, называемое сатирическим или сатирой, от имени шаловливых лесных языческих божеств-сатиров, язвительных и насмешливых. Поэтому, разумеется, и сатира должна быть язвительной и остроумной, бичуя человеческие пороки. Пишется она гекзаметром.
Сатира не имеет никаких определенных частей, поэт по своему усмотрению может разрабатывать в ней свой замысел.
Однако, бичуя порочные нравы и стараясь их исправить, сатира должна остерегаться, как бы скорее не причинить вреда и не раздражить души, вместо того чтобы исцелить. В сатире следует соблюдать то, что обычно делают врачи, давая горькое лекарственное питье больным детям. Об этом так говорит Лукреций:
Если ребенку врачи противной вкусом полыни
Выпить дают, но всегда предварительно сладкою влагой
Желтого меда кругом они мажут края у сосуда;
И, соблазненные губ ощущеньем, тогда легковерно
Малые дети до дна выпивают полынную горечь;
Но не становятся жертвой обмана они, а напротив,
Способом этим опять обретают здоровье и силы.205
Таким же образом следует до некоторой степени умерять едкость сатиры какой-то поэтической сладостью; для этого содержание ее должно быть разнообразным: много острых мыслей, привлекательные вставные маленькие рассказы и все прочее, что служит для развлечения, да и слог не должен быть возвышенным, а похожим на обыденную речь и легко понятным. Лиц поименно не следует затрагивать, но применять вымышленные от себя, лучше всего греческие имена, обозначающие какой-либо порок, или же их можно брать из Марциала, Горация и Ювенала. Например: Гаргилиан, Понтилиан, Туск, Постум и т.д.
Глава II
ОБ ЭЛЕГИИ, ОДЕ И ПЕНТАМЕТРИЧЕСКОМ СТИХЕ
Элегия, как гласит ее название, есть некое печальное поэтическое произведение. Об этом говорит Овидий:
Жалобная элегия, расплети недостойные волосы!
Ах, слишком верным будет теперь твое название.206
Сначала именно в этом роде воспевали исключительно печальные, события, а затем начали затрагивать всевозможные предметы. Об этом упоминает Гораций (О поэтическом искусстве, 75):
Прежде в неравных стихах заключалась лишь жалоба сердца,
После же чувства восторг и свершение сладких желаний.
Поэтому и Овидий также в этом поэтическом роде сочинил книгу "Фастов". Мне лично кажется, впрочем, что хотя элегия и не всегда должна иметь печальное содержание, все же ей всего больше подходит содержание, исполненное переживаний, гнева, любви, радости, скорби и т.п.
Элегия не имеет никаких твердо установленных правилом частей, разве что поэт выберет их по собственному усмотрению, т.е. поэт задумывает выразить одну какую-нибудь мысль, или две, или больше и излагает их подробнее.
Стиль элегий должен быть средний или цветистый, слова - отобранные, но не слишком напыщены, изречения немногословны, уподобления - кратки, примеры - подобраны в небольшом числе: либо подобные, либо противоположные, фигуры должны встречаться чаще, главным образом такие, что служат для изображения переживаний. Лучше всего, чтобы элегия изображала сильные и пылкие страсти, о которых читай выше, где было сказано о пафосе.207
Относительно стиха, которым пишется элегия, ограничимся здесь лишь немногими замечаниями:
1) Итак, элегия пишется, следовательно, гекзаметром и пентаметром, соединенными попеременно. По поводу этих стихов следует знать следующее правило: мысль не должна переходить за пределы пентаметра в другой гекзаметр, но оставаться в каждом отдельном пентаметре; а еще незаконченную мысль, повторяю, можно растянуть на большее число дистихов, пока она вся не закончится.
2) Пентаметрический стих (ведь о гекзаметре мы сказали выше) лучше всего оканчивать на двухсложное слово, что явствует из многих примеров; неплохо также, когда он кончается четырехсложным; на трехсложном же - не так хорошо.
3) Односложное слово довольно красиво в конце, если элидируется предшествующая гласная. Например, Овидий:
Et solum constans in levitate sua est.208
Или если ему предшествует другое односложное слово. Например, Овидий:
Praemia si studio consequar ista; sat est.209
Но все же такой Катуллов стих тяжел:
Aut facere, haec a te dictaque factaque sunt.210
4) В цезуре равным образом односложное слово некрасиво, например Катулл в эпиграмме против Цезаря:
Nec scire utrum sis, albus an ater homo?211
Но менее некрасиво, если ему предшествует другое односложное слово. Например, Овидий:
Magna tarnen spes est in bonitate dei.212
5) Гораздо более неприятным будет стих с цезурой, оканчивающейся на гласный, который элидируется последующим гласным; ведь ясно, что тогда не будет цезуры. Такого рода недостатков не избежал Катулл, например:
Quam veniens una atque altera rursus hiems.213
Cessarent neque tristi imbre madеre genae.214
Обрати внимание также, что после цезуры следует, хотя и не особенно тщательно, избегать элизии.
6) Изящным является стих, в котором стопы после цезуры соединяются связью слов. Например, Овидий:
Semper ab Euboicis tela retorquet aquis.215
Nam spes est animi nostra timorй minor.216
Temporibus non est apta corona meis.217
Для сочинения элегий на нашем родном языке наиболее подходящим представляется стих hendecasyllabus, или одиннадцатисложный.
Глава III
О ЛИРИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ
Лирическая поэзия получила название от лиры - музыкального инструмента, под аккомпанемент которого обычно пели стихи. Это есть искусство сочинять короткие песни, которые сперва пелись в честь богов, героев и знаменитых мужей, а впоследствии были применены к какому угодно содержанию. В лирических стихотворениях, следовательно, выражаются радость, торжество, желания, увещания, хвалы и порицания не только лиц, но и животных, предметов, времен и мест. Это ясно для читающего Горация и прочих лириков.