VIII Искусство, красота, творчество

Большинство людей пытаются убежать от себя, и с тех пор, как искусство стало предлагать нам для этого более или менее приличествующий и легкий способ, оно начало играть в жизни многих людей очень важную роль. Жажда самозабвения заставляет одних обращаться к искусству, других искать утешение в пристрастии к алкоголю, третьих стать последователями мистических и экзотических религиозных культов.

Если в попытках убежать от себя мы сознательно или бессознательно пользуемся чьей-то помощью, то становимся зависимы от нее. Мы можем зависеть от какого-то человека, стихотворения или от чего угодно и использовать эту зависимость для того, чтобы отвлечься от каждодневных тревог и беспокойств. Но, принося лишь временное облегчение, такая зависимость создает дальнейшие конфликты и противоречия.

Творческий порыв невозможен там, где есть конфликт. Именно поэтому правильное образование должно научить человека самостоятельно решать свои проблемы, а не убегать от них. Только таким образом можно понять и исчерпать конфликт, и только тогда рождается творческий порыв.

Оторванное от жизни искусство не имеет никакой ценности. Ведь когда искусство удалено от каждодневных забот, когда существует пропасть между нашей инстинктивной жизнью и попытками выразить свои переживания на холсте, в мраморе или в литературе, тогда оно всего лишь выражает наше поверхностное желание уйти от реальности, от того, что есть. Приблизить и соединить края этой пропасти чрезвычайно трудно, особенно для тех, кто одарен и искусен технически. Но только те, кто нашел в себе силы для преодоления этой пропасти, смогут ощутить целостность жизни и по-настоящему выразить себя в искусстве.

Человеческий ум способен создавать иллюзии. Поэтому искать вдохновения, не понимая, что это такое, означает обманывать себя. Вдохновение приходит лишь тогда, когда мы открыты для него, а не когда гонимся за ним. Все попытки вызвать его искусственной стимуляцией ведут к дальнейшим иллюзиям.

У того, кто не познал смысла существования, мастерство и талант подчинены низменным стремлениям личного «я» и служат средствами для его выражения. Под их влиянием человек становится эгоистичным и нелюдимым. Он начинает считать себя особенным явлением, неким высшим существом. Все это только множит наши несчастья и становится причиной бесконечных страданий в борьбе за место под солнцем. «Я» представляет собой совокупность многих фрагментов, часто противоположных друг другу. Оно — поле невидимой брани между противоборствующими желаниями, эпицентр противостояния «моего» и «не моего». И до тех пор, пока мы будем восторгаться собою и мыслить в категориях «я» и «мое», до тех пор мы будем страдать от всевозрастающих внутренних и внешних конфликтов.

Истинный художник лишен честолюбия и амбиций. Если человек, владеющий гениальным даром выражения, идет на поводу у своего эго, то ему суждено влачить исполненную противоречий и страданий жизнь. Похвалы и лесть, если их принимать близко к сердцу, увеличивают эго и уничтожают восприимчивость, а поклонение любой форме успеха явно препятствует пробуждению ума.

Если одаренность или талант становится причиной отчужденности, то любая форма самовыражения, какой бы возбуждающей она ни была, притупляет восприимчивость и делает нас черствыми. Восприимчивость притупляется, когда Божий дар становится безраздельной собственностью личности, когда большую важность в творчестве приобретает «я» и «мое». «Я» рисую, «я» пишу, «я» изобретаю. Только когда мы полны внимания и сознательны в наших мыслях и чувствах, во взаимоотношениях с людьми, вещами и природой, только тогда наш ум становится открытым, гибким, независимым от инстинкта самосохранения. Только тогда мы начинаем воспринимать прекрасное и безобразное по-настоящему.

Не привязанность вырабатывает чувствительность к красоте и безобразию, — ее дарует нам любовь. И случается это лишь тогда, когда мы обретаем свободу от власти и конфликтов «я». Если мы внутренне бедны, то находим утешение в демонстрации внешней состоятельности, выраженной в богатстве и власти. Когда наши сердца пусты, мы начинаем собирать вещи. Если нам это по карману, мы начинаем окружать себя предметами, которые принято считать прекрасными. Но, придавая этим предметам первостепенную важность, мы подписываемся в своей причастности ко всеобщей разрухе и нищете.

Любовь к прекрасному — это не дух стяжательства. Ведь то, что мы называем стяжательством, является порождением инстинкта самосохранения, а поддаться этому инстинкту означает навсегда утратить чувствительность. Инстинкт самосохранения порождает страх и отчуждение, он заключает нас в свои мрачные стены и делает бесчувственными. И каким бы прекрасным ни казался нам любой предмет сегодня, со временем он утрачивает для нас привлекательность. Мы привыкаем ко всему, и то, что раньше приносило радость, становится пустым и скучным. Красота всегда присутствует здесь и сейчас, только мы не всегда открыты ей. Мы разучились замечать ее в каждодневных хлопотах.

С тех самых пор, как наши сердца опустели, мы забыли, что такое сострадательность и то, как нужно смотреть на звездное небо, на деревья, на отражение луны в воде. Вместо этого мы ищем искусственное возбуждение в картинах и драгоценностях, книгах и бесконечных увеселениях. Все, что нам нужно, — это острота и разнообразие новых ощущений. Но удовлетворение чувственных потребностей таким способом делает наши умы и сердца немощными и тупыми. И до тех пор, пока мы будем гоняться за чувственными наслаждениями, те вещи, которые мы привыкли считать прекрасными или безобразными, будут иметь для нас весьма поверхностное значение. Единственной и непреходящей радостью для нас должна стать острота и новизна мировосприятия, что само по себе невозможно, пока мы находимся в плену у своих желаний. Мы настолько заняты погоней за чувственными наслаждениями и удовлетворением сиюминутных желаний, что не способны ощутить то, что истинно вечно и никогда не состарится. Ведь любовь к прекрасному, в отличие от ощущений, ни за какие деньги не купишь.

Но когда мы осознаём то, что наши сердца и умы пусты, и не пытаемся бежать от этого, не ищем искусственные возбудители и гипертрофированные ощущения, когда мы полностью открыты, уязвимы и восприимчивы, — только тогда приходит созидание и радость творчества. Ведь культивирование внешнего без понимания внутреннего неизбежно узаконит те ценности, которые приведут человека к страданиям и гибели.

Техническая квалификация может обеспечить нас средствами к существованию, но она не сделает человека творческой личностью. Если мы полны радости и творческого горения, то способ самовыражения создаст себя сам, его не нужно искать или изучать. Если кто-то хочет писать стихи, что ж, пускай пишет. И чем виртуознее он владеет техникой версификации, тем лучше. Но зачем, скажите, упражняться в ораторском искусстве, если упражняющемуся и сказать-то нечего? Если наши сердца исполнены любви, поверьте, мы поймем друг друга и без слов.

Великим художникам и писателям позволительно быть творцами, но нам — нет. Мы просто зрители. Да, мы прочитываем горы литературы, слушаем великолепную музыку, любуемся произведениями искусства, но мы никогда не испытываем возвышенных состояний непосредственно. Мы достигаем их только через стихотворение или картину, восхищаясь каким-то человеком или канонизированным святым. Для того чтобы петь, нужно носить песню в своем сердце. Но если сердце не поет, то, сколько ни старайся, — пения не получится, будет только подражание певцу. Без посредников мы теряемся. Но мы должны потерять себя перед тем, как совершить открытие. Ведь любое открытие — это начало творчества. А без творчества, — что бы мы ни делали, — не будет ни мира, ни счастья для людей.

Мы полагаем, что сможем жить счастливо и творчески, если обучимся какому-нибудь методу, технике или стилю. Но творческий порыв возможен лишь тогда, когда есть внутреннее богатство и полнота, а их невозможно достичь системой. Любая форма самосовершенствования, являясь самозащитным инстинктом нашего эго, не имеет никакого отношения ни к творчеству, ни к любви к прекрасному. Творчество нисходит на человека тогда, когда он постоянно осознает природу своего ума и преодолевает препятствия, созданные самим собой.

Свобода творчества приходит с самопознанием. Но способность к самопознанию — это не дар Божий. Можно быть творческой личностью, не обладая при этом никаким талантом. Творчество — это состояние, в котором нет внутренних конфликтов и страданий, а ум свободен от навязчивых идей и желаний.

Жить творчески — это не значит просто создавать поэмы, ваять скульптуры или воспитывать детей. Творческая жизнь — это то состояние, в котором истина наполняет собой каждую секунду нашей жизни. Но истина открывается нам только тогда, когда все наши мысли остановлены, когда «я» исчезает, а ум свободен от своих желаний. И если ваш ум абсолютно неподвижен и при этом естественен, если его не нужно учить или заставлять быть спокойным, если он молчалив потому, что «я» бездействует, тогда на вас нисходит творчество.

Любовь к прекрасному может выражаться в песне, в улыбке, а еще лучше — в молчании. Но многим из нас безмолвие не по душе. У нас нет времени на то, чтобы остановиться и любоваться полетом птицы или величественным движением облаков. Мы слишком заняты своими желаниями и их удовлетворением. Но если наши сердца лишены красоты, то как мы сможем помочь детям стать чуткими и восприимчивыми? Мы стремимся обрести чувствительность к прекрасному за счет того, что избегаем безобразного, но само желание закрыть глаза на безобразие делает нас бесчувственными. И если мы действительно хотим сделать молодежь восприимчивой, мы и сами должны быть чувствительны к прекрасному и безобразному. Мы должны использовать каждую возможность, чтобы научить ребенка видеть прекрасное не только в тех предметах, которые создал человек, но и в природе, частью которой мы являемся.