Глава 42.

 

Иван уже достиг одной из своих многочисленных военных баз и собирал оставшиеся силы, чтобы перебросить их на восточный фронт. Пока шли сборы, Россия нашел время для короткого отдыха: вышел на вершину холма, с которого хорошо виднелся ярко-лиловый закат. Холодный сырой ветер пронизывал до костей. Брагинский поднес к лицу ладони, подышал на них, потер и снова бросил взгляд на горизонт.

Красный свет пробивался сквозь застывший воздух и заливал землю причудливыми цветами и тенями. Но казалось, будто время остановилось.

Когда никого нет рядом в такие мгновенья, его одиночество обостряется сильнее, чем когда-либо. Иван невольно подумал об Америке.

«Нужно было его просто отпустить или избить, в конце-то концов, а не… - да, его терзало чувство вины. – Он прав: нахрена я это сделал?! Теперь он возненавидит меня еще сильнее. Вечно я делаю что-то такое, отчего потом хожу и каюсь…»

Ему невероятно захотелось с кем-нибудь поговорить. Хоть с лошадью, но поговорить!

Пожал плечами и достал сотовый. Прикусил нижнюю губу и подождал, когда телефон «проснется» от холода и загрузится.

«Привет! Как успехи?» - написал Брагинский…

 

***

 

- Вот, черт… - Керкленд оказался придавлен девушками.

Он, конечно, мог в полете сгруппироваться так, чтобы упасть на их мягкие тела, но… Но он же джентльмен! Хоть и пидарас последний, во всех смыслах, хе-хе…

- И я к вам! – сверху к ним летел Венециано, вернее падал с распростертыми руками.

Беларусь и Украина благоразумно и быстро смотались, оставляя летящего итальянца на англичанина.

- А? – тот только сейчас с ужасом разглядел стремительно приближающегося к нему Веню.

Когда столкновение произошло, то даже Беларусь зажмурилась.

- Придурки… - лишь промолвила она, глядя на горе-спасателей.

- Не мешайте нашей свадьбе, ару! – Яо поймал свою невесту за плечи.

- Отпусти ее, а иначе мы! - заговорила Украина и увидела… праздничный стол!

Англия и Италия тоже разглядели его.

- Жрачка! – хором обрадовались они.

- Бухло! – добавил Керкленд.

И напали… на стол с кушаньем!

- Что вы делаете?! – возмутилась Наталья. – Меня спасайте!

- На голодный желудок как-то «не сражается»! – оправдывался Италия, уже что-то пережевывая.

- И на трезвую голову тоже, - Керкленд присосался к бутылке с крепким вином.

- Подождите! Мы сейчас! - поддержала их и изголодавшаяся Украина.

Китай же согнулся пополам со смеху. Решил не трогать «гостей».

- Пошли, дорогая, церемония в самом разгаре, ару,- потянул ее Яо за локоть.

- Предатели! – Беларусь пришла в ярость: схватилась за край тяжеленного стола и, сконцентрировав всю свою обиду и злость, перевернула его.

- Правило пяти секунд!!! – обрадовались все гости и засуетились: чревоугодье во всем своем разнообразии взяло бразды правления на этом торжестве.

- Хе-хе, не все бутылки разбились, - радовался Артур, затариваясь и пополняя свою незаменимую фляжечку. – Есть чем травиться. И есть, что есть, хе-хе…

- Пошли вон, ару! – Китай запустил в противника одно из блюд.

- Арти, обернись, утка по-пекински летит! – предупредил его Италия.

Керкленд достал револьвер и выстрелил в нее, и та отлетела в сторону.

- Да-а… она снова убита и жареная лежит… - сказал он, радуясь попаданию.

- Схватить нечестивцев, ару! – приказал Китай своей охране, и завязалась драка с перестрелкой.

Керкленд поставил стол боком и удерживал оборону оттуда. Италия просто спрятался за стеной, Украина – за другой, но хотя бы отстреливалась.

- Чертовы китайцы, сейчас вспомните опиумную войну! – злился Англия, но вдруг услышал, как прозвенел его сотовый телефон: СМС-ка!

«Что за тролль пишет мне в самый разгар боя?! - недоумевал тот, но теперь любопытство не позволяло думать ни о чем другом, кроме сообщения. – Блин, как не вовремя-то…»

Тогда он снова скрылся за перевернутым столом и вытащил сотовый: «Привет! Как успехи?» гласило от Брагинского.

«Святые угодники, вы существуете! Вы и вправду существуете! Вы! Вы… я никогда в Вас не сомневался! – Керкленда даже в жар бросило от неожиданной благодати. – С чего это Россия пишет мне? Неужели соскучился? Ведь, если бы он хотел узнать, как дела на фронте, то позвонил бы сестре, а не писал бы мне СМС-ки…»

Арти бросил гранату, чтобы задержать китайцев, а сам уже писал ответ: «Сейчас самый ахтунг, но победа за нами! (Улыбающийся смайлик) Ждем тебя, как Бога. Я в особенности!»

Англия отхлебнул вина из горла бутылки и широко улыбнулся.

«Вот я сука… Вот он придет, а я тут пьяный, бл..дь, лежать буду…» - подумалось ему и… снова отхлебнул. Да побольше-побольше!

«Хорошо, не буду отвлекать», - ответил русский.

Прогремела пулеметная очередь, и Англии пришлось перепрятаться за стенку, так как стол издырявился.

«Ты меня не отвлекаешь, это они меня отвлекают! Поговори со мной, - настаивал англичанин. – Я слышал, что ты надрал Америке зад, так?»

Конечно, он в переносном значении написал.

«Правда? Как быстро ползут слухи…» - Иван все понял буквально.

«Моя разведка вездесуща, хе-хе…» - похвалился тот.

Россия: «Не нужно было с ним поступать таким образом».

Англия: «На войне не время для жалости».

Россия: «Надо было его отпустить, а я надругался над ним».

Керкленд замер, вникая в смысл письма. Отпил еще вина, убил пару китайцев.

Англия: «Надругался? Трахнул, что ль?»

Россия: «Подожди, так это твоя оговорочка по Фрейду была?»

Англия: «Это у тебя по Фрейду, а у меня все в порядке».

Россия: «Ясно...»

Англия: «А хрен с ним. Трахнул, так трахнул, не первый раз же…»

Россия: «Он испугался и заплакал, как ребенок (грустный смайлик)»

Англия: «Еще и ведет себя, как целка, бл..дь!»

Артур почесал репу, допил остатки вина, снова застрелил несколько противников. А в теле появилась то ли легкость, то ли пластичность. Туман, правда, тоже застилал сознание, но уже не все так страшно было.

«Тебя опять расстраивает то, что должно расстраивать его. Так ему и надо! Надо было ему дуло танка впихнуть в зад и дать жару, хе-хе…» - еще раз ответил Керкленд.

Но Иван больше не отвечал.

«Ау?!» - доставал его британец, но в ответ тишина.

«Если я обидел тебя сейчас чем, то тыкни меня носом!» - честно писал Англия.

Но чем дольше русский не отвечал, тем сильнее Артур волновался.

«Хорошо-хорошо, я злючка-закорючка, и пишу сейчас с ошибками, но не злись на меня. Ты ведь злишься, да?» - Керкленд уже испугался того, что отпугнул Иван столь колкими фразочками.

Нашел еще бутылку вина и незаметно переполз да спрятался от перестрелки в другом зале. Тут было пусто. И тише.

Набрал номер Брагинского…

И плевать Артуру было на то, что уже нажрался, как свинья.

 

***

 

Россия изрядно замерз и расстроился сильнее, чем до разговора с Артуром. Тот писал ему, но, если честно, Иван не знал, что и отвечать. И это вовсе не потому, что Керкленд сволочь редкостная. Русский и так стыдился своего поступка и уже не хотел его обсуждать, а, тем более, слышать похвалу за подобную низость. Да и… почему-то было неприятно, когда говорили, что Америка сам виноват во всем.

«Если так подумать, то Альфреда все ненавидят также как и меня, правда, смеются над ним чаще, - задумался он. – Я знаю это, но часто забываю. Меня просто боятся, а теперь у них будет повод бояться меня еще больше, а над Америкой – смеяться. Я не хочу, чтобы они сейчас трогали его…»

Россия вздрогнул, когда заиграл телефон.

«Керкленд? Пусть звонит, не отвечу, вдруг мой голос будет дрожать», - решил Иван.

Знал бы он, как сейчас дрожит голос Керкленда, то не говорил бы так.

 

***

 

Артур уже сходил с ума:

«Ответь, я же звоню!!! Черт возьми, даже, будучи Темным, Брагинский – совестливая лапочка, бл..дь! Так вот что значил «СовеСтский Союз»? – неудачная попытка игры слов со стороны британца, хотя бы по тому, что орфографически неправильная. – Он готов сопереживать даже проклятому врагу! Ах, почему он не берет трубку? Ответь, умоляю! Правда, умоляю!!!»

Керкленду страшно захотелось увидеть Ивана, даже если получит от того по морде. Он так сильно этого хотел: обнять, в смысле, а не по челюсти получить, да так, что в нетрезвую голову пришла очередная гениальная идея. Даже так: гениальная британская идея!

Убрал в сторону ковер, который красовался посередине зала, а затем достал свой набор мага и мел. Начертил на полу звезду в круге, пусть и не очень ровно, еще кучу всяких символов, значение которых теперь даже сам Дьявол не разберет, и, слава темным силам, нашлись свечи в этом китайском помещении. Правда, они были в статуэтках с Буддой, но Арти тот еще вероломник.

На сотовом у него был загружен текст древних книг (да, он их всё же отсканировал).

- Хотя заклинаний по призыву Брагинского не существует, но имеются другие, например, по призыву самого Дьявола, - негодовал Керкленд, разыскивая в телефоне то, что ему надо. – Но почему-то вместо Дьявола все равно приходит Россия. Интересно, почему так? Загадка…

Керкленд нашел нужные заклинания и принялся зачитывать их на латинском.

 

***

 

Когда телефон замолк, Россия спрятал его в карман и вновь поднес руки к губам, чтобы согреть их дыханием. Пальцы покалывали на морозе. Он вдруг подумал: как там его сестры?

«Как жаль, что я не могу оказаться там, прямо сейчас…» - досадовал он и вдруг засветился холодным светом.

- А? – изумился Иван, глядя на ладони, но затем усмехнулся. – Он опять это делает… вот британец-упрямец!

 

***

 

Магический круг засиял и из него появился призрачный силуэт. Когда свет рассеялся, перед Артуром предстал Брагинский во всей своей невозмутимой красе.

Керкленд не поверил своим глазам, хотя его-то и ждал. Сердце выбивалось из груди, а все тело вдруг задрожало. Остатки рассудка покинули Артура, и он сделал то, что хотел: налетел на Ивана и заключил в объятия, утыкаясь лицом в его грудь. Остальное его уже не волновало. Он даже и позабыл, что там, за дверями идет война.

- Виноват… - откровенно заговорил Керкленд. – Даже если не простишь – буду ждать…

Россия положил руку на голову Артура и пригладил волосы. Британец посмотрел вверх и поймал взгляд Ивана.

- Я не требую каких-либо обязательств: хочешь – будь со мной, хочешь – оставь, - продолжал Арти, щурясь от предательской влаги на глазах. – Но прошу одного: просто прости меня… и я не лгу… я… не лгу…

Керкленд вновь уронил лицо ему на грудь – беззвучно заплакал и продолжил:

- Я хочу, чтобы этот ад прекратился. Я даже готов умереть, если это убедит тебя в том, что я раскаиваюсь… Давай прощать друг друга… только так наступит долгожданный мир…

- Мир? – вдруг с удивлением произнес Россия. – Знаешь, иногда мне кажется, что «те самые люди» - это еще и Боги Войны. Если наступит мир, вдруг мы исчезнем?

- Одно радует – умирать, так всем миром, - чуть усмехнулся злыдень номер один. – Сейчас с тобой так спокойно…

- А я жду покоя уже много-много веков, - вздохнул Россия. – А войнам нет конца.

Англия снова поднял голову.

- Я все еще поражен тому, что ты так долго можешь быть Темным, и не терять своей сути при этом…

- Сам удивляюсь. Каждый миг думаю: еще одно чье-то слово и я – не я…

- Что тебя спасает?

- Боюсь натворить еще больше грехов, отчего придется долго раскаиваться. Боюсь ранить тех, кого люблю. Например, тебя… - Россия коснулся носа Артура и улыбнулся.

Британец задрожал сильнее, да так, что зуб на зуб не попадал.

- Вернись. Стань прежним...

- Пока не могу.

- Пока не поздно! – британец отстранился и развел руки в стороны. – Победа уже предопределена!

- Не могу: Яо Темный, да и Америка грозится. Он требует равного боя: Темный на Темный.

- Чего?! – испугался Англия. – Да вы весь мир разнесете, сумасшедшие! Не иди на поводу у него!

- Это неизбежно. Он теперь озлоблен. Рано или поздно он явится по мою душу.

- Почему меня никто не слушает?! – сокрушался Керкленд.

- Да знаю я, знаю, что, когда случится полная жопа, ты скажешь: «Ну, я же говорил!» - Иван вдруг улыбнулся, глядя на возмущенного парня.

- И чему радуешься? – вдруг покраснел Арти.

«А ведь и вправду скажу, - и про себя надулся. – И когда он успел меня так изучить?»

Пока он размышлял, Россия резко шагнул вперед, склонился и еле ощутимо поцеловал в губы. Из Англии чуть дух не вылетел, пробивая черепную коробку.

- Я придумаю что-нибудь… - сказал Иван и пошел к дверям, из которых доносились выстрелы, но на полпути остановился и обернулся. – Если ситуация вдруг станет безвыходной, скажи мне об этом потом, когда всё уладится. Кстати, от тебя пахнет вином…

- Я-я… Это обезболивает и делает меня бесстрашным! – нашелся Керкленд, хотя от поцелуя его «вставило» сильнее, чем от вина. До сих пор трясло.

- Делись! - потребовал Брагинский.

- Я-то боялся, что будешь ругаться, - вздохнул тот с облегчением, вытаскивая спрятанную бутылку. – Спиваться, так вместе.

- Прям так, без закуски? - пошутил Россия.

- Еда там, - усмехнулся и Арти, указывая за дверь.

- Сейчас раздобудем, ха-ха!

«Боже, а жизнь не так уж и плоха!» - про себя ликовал Англия, все еще радуясь появлению Ивана, пусть Темного, но всё же приветливого.

 

***

 

«Куда пропал Арти?» – волновался Италия, хотел выглянуть из-за угла, но пули тут же отбили кусок стены прямо перед носом.

- Ах! – Веня опять спрятался.

Он находился у выхода. И дверь заманчиво приоткрылась…

- Эй! Ты куда?! – выкрикнула Украина, заметив убегающего итальянца, и вдруг шальная пуля угодила ей в руку. – А-а!

- Одна есть, ару! – это Китай попал.

Девушка спряталась обратно за стену и схватилась за руку чуть выше раны, но кровотечение не останавливалось. Она зашипела от боли – нужно было пережать сосуды сильнее.

- Нет! – Беларусь бросилась к ней, но Яо не отпускал ее. – Отстань, негодяй!

- «Женись» на мне, и я помилую ее! Ха-ха! – развеселился Темный. – А иначе ее смерть будет и на твоей совести, ару!

Наталья уже всерьез задумалась о его предложении. Лишь бы сестру спасти!

Вдруг двери исчезли: их разорвало от появившегося в зале черного блестящего внедорожника. Все с изумлением уставились на грозный автомобиль, который несся прямо на Яо.

Китай оттолкнул невесту и сам отпрыгнул в сторону. Машина со свистом развернулась прямо перед Беларусью, дверь отворилась, и из нее появилась рука, которая затащила девушку внутрь и закрыла за собой дверцу.

- Ах! – Наталья уже лежала животом вниз на чьих-то коленях.

- Прости за грубость, но по-другому не получается! – Италия судорожно крутил баранку, вновь разворачиваясь и пугая людей.

- Я здесь! – показалась и Украина в этой суматохе.

Она верила, что Венециано вернется… наверное…

- Ублюдок… - прошипел Китай.

Он никак не ожидал такого от трусливого итальянца.

Беларусь, путаясь в платье, кое-как переползла на соседнее сиденье и выпрямилась. Италия пробивался ко второй девушке, несмотря на пулеметную очередь из автоматов. Затормозил, чтобы Украина смогла запрыгнуть в машину на задние сиденья. Как только это произошло…

- Дави гадов и валим! – приказала та.

- А как же Артур? – поинтересовался Веня.

- А такие гады особенные – они не дохнут! – сказала Украина, когда Италия вновь разворачивался, останавливаясь перед теми дверями, за которыми скрылся Англия, но они вдруг отворились .

Все бы ничего, если бы за ними не стоял Брагинский с Артуром.

Автомобиль затормозил со свистом колес, а может это Россия остановил его прикосновением к капоту. Этого Венециано так и не понял, но толчок был такой силы, что все, кто был в машине, чуть не влетели головами в лобовое стекло. Все с изумлением уставились друг на друга. Беларусь, правда, не особо удивилась, так как она не знала, что Иван сейчас должен был быть где-то в районе Прибалтики. Но несказанно обрадовалась тому, что он здесь.

«Темный Ванька разделается с этим китайцем!» - она была в этом уверенна, как в наступлении следующего дня.

- Забирай моих сестер и увози прочь! – повелел Россия и указал на выход.

- Есть! – Италия кивнул и с таким же ошеломленным выражением лица повиновался. Выехал из здания и понесся дальше.

- Куда мы?! – Наталья пригнулась, увидев впереди тяжелые ворота, а Веня же набирал невероятную скорость. – А-а-а!

Украина вцепилась в спинку переднего кресла, за которым находилась сестренка. Италия тоже чуть пригнулся, хотелось закрыть глаза и закричать, но из горла – лишь немой крик, а глаза навыкат. Чем ближе они были к воротам, тем неприступнее и тяжелее они казались. Рядом оказались военные: стреляли из автоматов, разбивая окна машины.

- Вашу мать!!! – Италия с ужасом обнаружил, что сам в крови, но не чувствовал какой-либо боли. – Держитесь, девчонки!

Внедорожник, сминая всю свою «морду», со страшным скрежетом пробился через ограждение и поехал дальше по дороге, как ни в чем не бывало.

«Слава богу, что я выбрал именно его, а не легковушку!» - несказанно обрадовался Венециано, сворачивая на шоссе.

- Теперь к русским на фронт, там мы будем в безопасности, - парень только сейчас смог ответить на вопрос сбежавшей невесты.

Беларусь выпрямилась и посмотрела на итальянца, хотела что-то сказать, но только ахнула. Из шеи Венециано ручьем текла кровь – сквозная рана.

- Тормози немедленно, придурок! Тормози! – приказала она, да так грозно, что хочешь – не хочешь, но остановишься.

- Украина, он серьезно ранен! – продолжила она, отрывая кусок ткани от своего платья. – Сестра?

Беларусь кинула взгляд на девушку и с еще большим ужасом обнаружила ту в крови в полубессознательном состоянии.

- А! Что же делать? – испугалась Беларусь.

- Не плачь, Наташ, просто перевяжи мне руку, и кровь остановится, - Украина все же очнулась.

Ее сильно тошнило.

Наталья все сделала, как она просила.

- Италия, перебирайся ко мне, а Беларусь сядет за руль – иначе ты угробишь нас, чес слово, - сказала Украина и потянула Венециано за локоть.

Тот, хватаясь свободной рукой за свою раненую шею, послушно кивнул и перебрался к ней на сидение. Беларусь же нарвала еще несколько полосок ткани для них. Украину же удивляло то, как ее сестрица с легкостью рвет… шелк! Но решила ничего не спрашивать. Не к месту.

- Спасибо, - улыбнулся итальянец Беларуси, протягивая руку и хватаясь за красную ленту ткани. – Кстати, ты очень красива в любом наряде, а в свадебном – совсем, как богиня.

Раньше бы Наталья рассердилась, приняв это за сексуальное домогательство, но не теперь, когда она пересмотрела свои взгляды на мужчин в целом; она вдруг невероятно смутилась и заметно раскраснелась. Но молчала, как партизан.

- Если бы я уже не был влюблен, то полюбил бы тебя, - говорил Веня Наталье, снося довольно грубую перевязку Украины, – та радовалась тому, что кровотечение на его шее остановилось как-то само собой. Значит, серьезных повреждений нет, хотя пуля прошла навылет.

Вдруг заиграл сотовый у Украины.

- Да, Литва! – тут же ответила она.

- Как обстановка, говорить можешь? – поинтересовался тот.

- Да, Беларусь у нас: Китай оставили на Россию и Англию.

- Россия?!! – искренне изумился тот. – Как? Как он оказался тут раньше меня?! Это… это невозможно!

- Не знаю, но он здесь! Не спрашивай меня, как он это делает.

- Мистика какая-то! Ладно, в общем, вот чего звоню: мы уже приехали и даже ведем бой, можете не беспокоиться – победа будет за нами! – отчитался тот.

- Ха-ха! Китайцев много, но толку-то не больше, чем от орды гоблинов! – послышался радостный голос поляка.

- Спасибо вам, ребята, - благодарила их Украина. – Я так рада! Рада, что вы на нашей стороне и помогаете.

- Да будет вам, славяне, раз живем рядом, а порой и вместе… - вдруг замялся литовец.

- Польско-Литовское княжество, типа, снова на коне! У-и-и-и!!! – веселился Феликс.

Торис хотел возмутиться по поводу «Польско-Литовского государства», но не стал, заметив с содроганием, как его друг… беспечно скачет на белой лошадке по минному полю.

- Дурак! Что ты делаешь?! Вернись! Вернись немедленно! Нет, то есть медленно! А лучше стой там и не шевелись! Я сейчас… – испугался Лауринайтис и снова вернулся к телефонному разговору. – Простите, ребята, у меня тут очень важные дела появились…

- Хорошо, удачи тебе, – попрощалась Украина и посмотрела на итальянца, который уже давно с живым интересом рассматривал ее, несмотря на жгучую рану: пуля обожгла его при входе в шею. А так как Италия чувствителен ко всему, что делает ему больно и неприятно, то теперь ранение сковало его.

Украина покраснела, но улыбнулась. Она понимала, что Италии любого рода героизм дается с колоссальным трудом, и теперь он выжат и напуган.

- Говорите, куда ехать, - сказала Бела, пересев за руль.

Старшая сестрица протянула ей навигатор, а другой рукой обняла итальянца за плечи и уложила того головой на свои колени.

- Поспи, Италия, ты молодец, - похвалила его девушка и погладила по волосам.

Она только сейчас заметила, как мелкая дрожь одолевает парня, и потому продолжала его гладить.

Венецианно уже было открыл рот, чтобы что-то сказать, но боль вновь обездвижила его. Тепло и уют рядом с Украиной волной накрыли его, и он даже не заметил, как проваливался в сон.

Он несказанно обрадовался тому, что и на этот раз оказался полезным, но…

Риск – это не его природное, совершенно чуждое его естеству. Он не возбуждает и не одухотворяет его, напротив, истощает, пугает. Бесполезность – его натура, поэтому Италия не видит в ней чего-то плохого. Раз он такой бесполезный, значит, рядом с ним должен быть тот, кто его полюбит таким, какой он есть. Но постоянное «тюканье» окружающих за то, какой он есть, это все равно, что, например, упрекать желтый цветок за то, что он желтый, а не красный.

В последнее время Веня раз за разом доказывал, что он «красный», а не «желтый». И взялся он за это задание принципиально, чтобы стать «красным» в глазах других. Италия думал, что только так заслужит уважение других, но…

«Но это не мой цвет… - Веня протер глаза – слезы невольно полились сами собой. – Не могу больше. Дойцу прав, Россия и без меня прекрасно справляется…»

Италия достал из кармана сотовый. Вдруг увидел тьму непринятых вызовов, гневных сообщений, мол, чего не отвечаешь и СМС из банка: кто-то пополнил его баланс. Либо брат, либо Германия, больше некому.

«Забери меня отсюда! Мне так плохо… - писал Веня в СМС-ке. – Есть успехи, но мне так хочется быть за щитом, а не щитом. Прости, но я такой, только не злись за это!»

 

***

 

Германия сидел перед огромным столом и отмечал на карте то, что происходило на фронтах. Он использовал ту информацию, которую смог добыть и рассуждал над тем, что происходило в мире.

«Америка проиграл на Западе, но есть еще Восток, - его больше всего беспокоил именно он, ведь Италия там. – Придурок! Ну, куда тебя занесло?! Что ты хочешь доказать?»

Не то, чтобы Германия не знал, просто сокрушался. Раньше он всегда негодовал на то, что Венециано такой ленивый и беззаботный, а он в свою очередь заставлял того собраться и вести себя правильно. Но Италия, несмотря на весь свой страх перед немцем, все равно делал то, что он обычно делает: ест, спит, издает непонятные звуки, виснет на шее, и убегает, когда страшно. А Людвиг делал все, чтобы исправить его, перевоспитать.

Немец тяжело вздохнул и сел на диван да погрузился в воспоминания. Теперь, когда Венециано решился поиграть в героя, вести себя так, как того и хотел Германия и окружающие, что-то странное и опасное в этом затаилось.

«Не нужно было его ругать так сильно, это я виноват, - расстроился Людвиг и закрыл лицо руками. – Не нужно было от него требовать того, что он не может. Италия оказался в ловушке общественного мнения. Теперь этот дурак хочет доказать то, что для него противоестественно. А я еще больший дурак, раз поддерживал то самое «общественное мнение» и пилил его. Боже, Италия, прости меня…»

Дело в том, что немцу недавно приснился странный сон. Нет, не кошмар, но оставил неприятный осадок…

Снился прекрасный цветущий сад, солнечный день и ничего не предвещало беды. Этот сад был незнаком, но во сне Людвиг знал, что он принадлежит ему. Он обходил его, изучал и любовался, но вдруг увидел огромную, но красивую клетку.

«Там должна быть красивая птица», - подумалось ему.

Взмах крыльев, и прямо перед ним за клеткой, держась за узорчатые прутья, появился Италия. Он улыбался немцу. И радовался так, словно собака в загоне, заметившая хозяина. За спиной парня – ангельские крылья, а сам он одет как подневольник, и на шее – цепь.

- Италия! Что ты здесь делаешь? – удивился Германия, затем нашел вход в эту тюрьму и оказался рядом с Венециано.

Тот оживленно заключил немца в объятия, звеня цепями. Поводок был приварен к клетке.

- Что за игры?! – возмутился Людвиг и снял ошейник с парня. – Подожди! Да не крутись ты! Стой смирно!

Затем Германия отвернулся и, открыв клетку, сказал:

- Выходи, здесь тебе нечего делать, - и сам вышел.

Но, к его изумлению Италия остался на своем месте.

- Ты чего? – удивлялся немец. – Выходи!

- Нет, не могу, - покачал головой Венециано, затем улыбнулся, но глаза отразили печаль: горькую, отчаянную.

- Почему?! – вновь искренне изумился Людвиг и даже руками развел.

- Ты не хочешь этого, - ответил Италия, и закрыл дверь своей тюрьмы. – Ты же построил ее для меня.

- Но тебе же не нравится!

- А куда мне деваться?

- В смысле?

- Если я выйду, ты снова будешь кричать на меня.

- С чего бы это? Не буду! Выходи, сейчас же! – немец вновь открыл двери и довольно грубо схватил Италию за локоть, насильно вытаскивая того из клетки.

- Нет!!! – Венециано испугался так, словно он рыбка, а его вытаскивают из воды.

Выскользнул и опять закрылся, держась за прутья. Задрожал. Заплакал.

- Да что с тобой? – теперь и Германия перепугался.

- Если я выйду, ты бросишь меня. А я хочу быть с тобой, даже если придется жить тут… - Италия сполз на колени и горько зарыдал, опустив голову.

- Глупости! Почему ты думаешь, что я брошу тебя?

- Потому что тебе противны мои крылья… Когда я летаю, ты злишься. Все злятся… - Венециано поднял голову, вытер руками слезы, размазав их по всему лицу, и улыбнулся. – Когда я тут, все счастливы. И ты тоже.

 

На этом сон оборвался. И с тех пор Германия сам не свой. А еще Италия почему-то не отвечал. Германия по своему обыкновению, отправил множество гневных СМС, но потом пожалел об этом.

«А вдруг у него просто нет денег на балансе?» - заключил он, но и после пополнения счета Венецианно молчал.

Вот тогда немец серьезно забеспокоился: жив ли его Веня вообще? Если жив, то почему не отвечает?

«Если он решил доказать свою «полезность», то он может молчать до тех пор, пока не завершит свое дело… - вдруг пришло в голову немцу. – Странно прозвучит, но похоже на своеобразную гордыню со стороны Италии. Если сначала он «геройствовал», чтобы выжить самому, то теперь из гордыни. Если один раз получилось, то и еще раз получится. К сожалению, «героизм» Италии сработает только тогда, когда угроза будет нависать непосредственно над ним. В других случаях он обречен на провал. Даже если он докажет свою «полезность», радоваться он будет недолго. Общество будет ждать от него очередных «подвигов», которые он не потянет. Они истощат его…»

Сон, где Венециано в клетке, снова предстал перед глазами.

«Да, сейчас он жертвует своим счастьем ради счастья других… Италия, когда ты это поймешь, что ты решишь? Будешь дальше идти против себя или же остановишься?» - честно, Людвиг уже сам от своих мыслей устал.

Тишину разрезала мелодия сотового телефона: пришла СМС. Германия сначала сидел неподвижно, ошарашенный тем, что нарушили его покой таким способом. Затем встал и подошел к столу, на котором как раз и лежал сотовый. Немец не поверил своим глазам! Сообщение-то от Венециано!

«Забери меня отсюда! Мне так плохо… Есть успехи, но мне так хочется быть за щитом, а не щитом. Прости, но я такой, только не злись за это!» - гласило в послании.

«Вот он – момент истины! - Германия несказанно обрадовался и… облегченно улыбнулся. – Он сломался, наконец-то, пойду вытаскивать его. Ах, ну да, он все еще боится, что я накричу на него за это».

Германия положил телефон в карман и пошел одеваться.

«Вот он удивится, когда узнает, что я люблю его как раз за «бесполезность», как оказалось-то…» - Людвиг улыбнулся собственным мыслям и поторопился.

Опасность его никогда не пугала, да и он был счастлив от того, что идет спасать своего недотепу. Ведь он зовет его!

«Боже, я больше никогда не буду стараться переделать своих любимых, ведь это делает их несчастными, даже если они не скажут об этом, чтобы сделать счастливыми нас, ворчунов неблагодарных», - сделал выводы Людвиг.

- Эй! Ты куда, придурок?! – на улице его заметил Романо и перегородил путь.

Но его смели с дороги.

- Не мешай мне! Венециано хочет вернуться, - бросил он.

- Что?! – Южный Италия побежал за немцем. – Я с тобой!

Германия хотел уже сказать: «Нахрен ты мне сдался, от тебя никакого толка!» но чутье и недавние выводы остепенили его. Он остановился. Романо тоже притормозил и напряженно уставился в его спину. В отличие от своего брата, он готов ответить гневной тирадой за упрек в его «бесполезности». Казалось, что он даже зарычал.

- Хорошо, - немец вдруг обернулся и протянул руку. – Пойдем вместе.

Германия знал, что один Южный никуда бы не отправился, так как нет «щита». Но стоило Романо увидеть Людвига, как тут же засуетился.

Вообще Романо ожидал, что его будут посылать в задницу, потому очень смутился противоположному ответу немца и замер.

- Чего встал? Пошли скорее! – раздражался Германия и схватил парня за локоть.

- А-а-а! Я понял твой коварный план! – вдруг встрепенулся тот. – Ты бросишь меня на растерзание Китаю, а сам побежишь к Венециано!

- Нет, не брошу, - коротко ответил Людвиг. – И можешь прятаться за меня, я не против.

Романо покраснел, как рак.

- Я… я… Делать мне больше нечего, что ли?! – нашелся тот.

- Привет, красавцы! – словно из воздуха появился Франция.

- А-а-а! – испугался его Италия и тут же спрятался за немцем.

- А ты чего приперся? – спокойно отозвался Германия.

- По твою душу, хе-хе…

- Пошел в жопу, извращенец.

- Ха-ха! – рассмеялся франк, но тут же стал серьезным. - Нет, ты меня не так понял. От Англии ничего не слышно, и я хотел бы тебя совратить на поход в Китай. Ты – на помощь Венециано. А я – к Артуру. Ну как? Совратишься?

Франциск поставил руки в боки и выжидающе посмотрел на задумавшегося немца.

- Вашим врагом будет не только Китай, но и Америка, - появился и Испания.

Все посмотрели на него.

- Он наверняка объединится с Яо, чтобы подавить Россию, - продолжил он. – Особенно после проигрыша на Западе.

Теперь все посмотрели на Германию. Ведь именно он совсем недавно сблизился с Джонсом.

- У меня нет выбора, - развел руками тот. – Италию я люблю больше. И если Альфред встанет на моем пути, то так тому и быть.

- Ох, как же я люблю эти жертвы, ради любви, - умилялся Франция. – Ню-ню-ню! Влюбленный немчик – это так необычно, но божественно мило!

За что получил кулаком в живот от немчика.

- Прости, рука сама дрогнула и собралась в кулак, - извинился тот, все еще вдавливая руку в живот.

- Извинения приняты… больше не надо… - франк, естественно, согнулся: аж дыхание перехватило.

- Тогда не зли меня, чтобы я вновь не извинялся, - предупредил его Людвиг и отстранился.

- Вот вредина, - обиделся тот, держась за живот, но больше не продолжал.

- Ха-ха, от вредины и слышу, - злорадствовал Романо, выглядывая из-за плеча Германии.

- Отставить ссору! – приказал Людвиг и коснулся головы Франции. – А-то так дело не пойдет. Кто со мной – идемте!

Бонфуа вдруг расцвел: немец редко, очень-очень редко к нему прикасался сам, да ещё так нежно. Вернее, он даже не припомнил такого. Людвиг сделал это бескорыстно, чтобы Франция не обижался на него за тот удар. И он не ошибся, Бонфуа наслаждался лаской даже больше, чем можно было бы подумать.

Даже когда ладонь скользнула по волосам и исчезла, Франция все еще находился под впечатлением. Германия двинулся вперед, так ничего и не заметив.

- Я с тобой! – воскликнул франк и, позабыв о боли в животе, радостно промаршировал за ним.

Остальные удивились «мазохизму» Франции, но решили промолчать, и тоже последовали за Людвигом.

Бонфуа напевал веселую мелодию и подглядывал за тем, как Людвиг неизменно сохранял суровый вид.

«Вот зараза! Почему бы ему не трахнуть меня пару раз? Ведь я так прекрасен! А это так просто!» - в общем, порой Бонфуа не знал, что ему делать с внезапной влюбленностью, и почему все люди не такие как он.

И теперь он, как кот: лез под руки, прыгал на колени, терся мордой о морду. А его за это гоняли и ругали.

- Господи! Да отстань ты от меня, в конце-то концов! – уже в самолете разразился Германия. – Чего пристал?

«Лучше тебе этого не знать, хе-хе…» - про себя думал Романо и улыбнулся, наблюдая за их ссорой.

Франция сидел рядом с Людвигом, а на его голове уже красовался ободок с кошачьими ушками. «Хоть в одежде и то хорошо», - не унывал немец.

- Не злись, я ведь шоро-о-оший, - промяукал Бонфуа и состроил красивые глазки.

- Ладно, хороший-хороший, - Германия устал от него.

- Тогда… погладь меня! – потребовал тот и склонил голову, ожидая ласки.

Людвиг уже приготовился стукнуть этого идиота по его тупой башке, но в последнюю секунду передумал. Взял и стянул ушки да спрятал их у себя за спиной.

- А?! – Бонфуа понял, что произошло, и схватился за голову. – Отдай! Это мое!

Полез отбирать, но немец протянул вперед свободную руку, чтобы тот не дотянулся.

- А-а! Не гладят, ушки отняли и издеваются! – негодовал тот.

Он уже и забыл, что заигрывал. Германия вдруг улыбнулся – ему даже понравился француз «сексуально не домогающийся». Не то, что новый вид французов, но явление очень редкое.

Бонфуа только сейчас разглядел дружелюбную улыбку немца и…смутился. Сел на свое место и отвернулся. Сердце сильно забилось в груди.

Но тут за спиной почувствовал движение, а к голове что-то прикоснулось. Это Людвиг надевал ободок ему, и даже разок прошелся рукой по волосам. Это так обрадовало и возбудило Франциска! Он тут же развернулся, чтобы напасть на него, как лев на ягненка. Но Германия вновь отнял ушки, отчего Франция замер в полупрыжке.

- Хм… - задумался немец, рассматривая ободок. – Так вот как они работают, я-то все думал, для чего они нужны…

Он это сказал настолько искренне, что все присутствующие просто полегли со смеху. Германия не понимал причины их веселья, но решил пойти на великий риск – испытать этот таинственный артефакт на себе.

- Странно, я ничего не чувствую, - продолжал он. – Хотя нет. Чувствую себя как-то глупо…

Франция отобрал свое имущество с головы Германии, пока не помер от хохота.

- На немцев оно не действует! – пояснил он, вытирая слезы.

- Ясно… - так же серьезно продолжил Людвиг и потерял интерес к ушкам.

«Рационал до мозга костей!» - поражался франк.

- Хорошо, а теперь представь их на Венециано, - Бонфуа решил-таки его достать.

- Ну, представил, - спокойно отозвался тот. – И что?

- Нет, ты не правильно все это представляешь! – оживился Франция, затем достал блокнот и карандаш.

Что-то быстро царапал по бумаге, а потом протянул свое художество немцу.

- А вот так – правильно! – добавил он.

Германия взглянул на рисунок. Венециано с кошачьими ушками и хвостиком, без одежды, но с лентой-бабочкой на шее. Да и поза раком, а-ля я готов, войди в меня, не блистала своим целомудрием.

Через секунду уже Франция убегал от разъяренного и красного Людвига.

- Только посмей еще раз такое нарисовать или представить – убью! – грозился он.

- Ха-ха! – франк спрятался от него в туалете. – А кровь-то все равно из носа хлынула, извращенец! Скрытый извращенец! Просто не признаешься! Один я – честный!

- Заткнись! – злился тот, вытирая «позор» из-под носа.

- Я всего лишь хочу ускорить ваши отношения, - из туалета выглянула наглая рожа француза.

- Спрячься, - Людвиг толкнул его обратно туда, откуда он вылез. – Это не твое дело.

- Ох… - вздохнул Испания и вдруг заметил тот самый злосчастный блокнот с рисунком. – О!

Но только он мельком глянул на изображение, как рука Романо с яростью отобрала находку.

- Придурок, не смотри! Глаза выколю! – вдруг разгневался Южный, вырвал листок, смял и съел его. – Прибил бы их обоих…

Воздух вокруг него потяжелел.

- А? – даже Антонио испугался и решил не трогать своего друга.

«Я и так ревную, а тут еще это… - про себя думал Италия. – И так стараюсь не думать, что брат будет принадлежать другому, а этот мерзавец еще смеет рисовать такое!»

Германия вернулся и мельком глянул на Романо.

- Ты ведь не будешь делать «это» с ним? - у итальянца рассудок помутился от ревности.

- О чем ты? – Людвиг и вправду не понял, о ком именно говорит итальянец и что подразумевалось под таинственным «это». Ему вообще показалось, что речь идет об избиении француза, но с чего бы это Романо защищал его?

Тот взвинтился и вскочил на ноги.

- Ты и Венециано – вы оба одного пола! Ваш брак не имеет смысла, так как он греховен и противоестественен по своей сути! – того понесло и он схватил немца за грудки. – Вы должны быть друзьями, а не любовниками! Не оскверняй его, дьявол! Не оскверняй!!!

Романо вдруг задрожал. Он и Людвиг смотрели друг другу в глаза.

- Ха-ха! Еще как осквернит! – из туалета показался Бонфуа и снова скрылся, пока в него не кинули что-нибудь тяжелое или острое. Топор, например.

Немец был оглушен таким выпадом в свой адрес. Хотя он стоял неподвижно, но подобное требование – контрольный в голову.

- Но… Но я люблю его… - спокойно, хотя нет, почти нежно сказал он и схватил Романо за руки.

- Придурок! Я тоже люблю его, но именно поэтому я не смел к нему прикасаться! – взорвался он и вдруг осознал, что сказал это не только при немце, но и при всех.

Теперь его заколотило. Только что признался в своем самом страшном грехе. Упал на колени, закрыл лицо руками и сложился пополам. Спрятался от всех, в общем. Заплакал, горько-горько.

Антонио и Людвиг окаменели от изумления. Даже Франция вылез из своего туалетного логова и покраснел… от стыда. Да, он понял, что перегнул палку.

- Романо, прости, я не знал! – он подбежал к своему брату и сел рядом.

Но итальянец отпрянул и сел на пятую точку.

- Франция! – гаркнул на него немец и оттащил от мальчика за шиворот. – Не сейчас… - добавил он. – Это наш разговор.

«Я даже не подозревал!» - Испания только сейчас пришел в себя.

Тоже хотелось что-то сделать, но Германия опередил его. Схватил перепуганного Италию за локоть и одним резким движением поднял на ноги и потащил за собой.

Единственным уединенным местом оказался тот самый злосчастный туалет, но что поделать? Людвиг закрылся за собой, а Южный забился в самый дальний угол и затаил дыханье.

Он уже нарисовал в своем воображении, как немец стукнет его по голове, назовет мерзавцем и сумасшедшим, раз смотрел на брата, как на предмет разврата. Хоть побои его пугали, но больше огорчала та правда, которую он хранил в себе, стыдился ее. Боялся осуждения.

- Не кричи! Не трогай меня! – завелся Романо, зажестикулировал, хотя Германия еще ничего не сделал и не сказал. – Молчи, не желаю ничего знать! Я и так…

Италия вдруг ослаб и сел на пол, опустив голову.

- Я и так знаю… - с хрипотой продолжил он. – То, что я чувствую к нему – ни в какие ворота, омерзительно…

Людвиг не перебивал его. Стоял и слушал. Он вдруг представил себе, а что, если вдруг тайно был бы влюблен в своего брата, если тот был жив? Если бы страсть завладела к однородному? Страшно. Ужасно. Сродни стихийному бедствию.

- Однажды я не выдержал, - откровенничал Романо, глядя в пол и вспоминая. – Я осмелился поцеловать его и рассказать о своей совсем не братской любви и желаниях.

Немец открыл рот в изумлении.

«Когда успел? Как к этому отнесся сам Венециано?!» - про себя подумал он.

- Ха-ха! – не совсем здорово рассмеялся Южный, но тут же прекратил. – Ты бы видел его лицо! Я даже решил, что он испугается и возненавидит меня. Будет избегать… Но он оказался понимающим. Не отвернулся от меня, не бросил. И я… я так обрадовался тому, что он просто рядом…

Романо сел, обняв себя за колени. Казалось, что он успокоился немного.

- Так что не смейте меня осуждать. Я раскаялся и был прощен, - продолжил он, вытирая слезы и шмыгая носом. – И теперь меня раздражает, что мой брат остается не с женщиной, а с тобой, придурок. Он спасся от меня и этого придурка Англии, но теперь ты хочешь его опорочить… Мне обидно за него. Так не должно быть.

Германия вздохнул и неторопливо присел рядом, поймал его взгляд.

- Не смотри мне в глаза! – смутился итальянец и посмотрел в сторону.

- Прости, что огорчаю, - вдруг извинился Людвиг. – Но оставь выбор за братом.

- Что?

- Ты его слишком опекаешь, дай ему самому сделать выбор.

- Он мой брат! Я хочу, чтобы с ним все было хорошо… - Южный вновь потупил взгляд.

- У него своя голова на плечах. Если он выбирает не тот путь, то это его право. Тебе так не кажется?

- Ты так говоришь, чтобы заграбастать его! – разгневался тот.

- Если он этого не захочет, я не буду настаивать. Если ты ему будешь запрещать – ты сделаешь его своим пленником. Ты будешь рад его несчастью?

- Н-нет… - растерялся итальянец. – Я не выношу его слез…

- Тогда не думай, что он слабее и глупее тебя. Череда грусти и радости все равно будет сменять друг друга, такова жизнь. Отпусти его, он уже не маленький, - Людвиг чуть подался вперед и пожал его плечо. – И ты тоже. Не грусти.

Романо так расчувствовался, что просто не мог не обнять этого, пусть и соперника. Людвиг не ожидал такого порыва, но ответил взаимностью: заключил в объятия.

- Никогда бы не подумал, что буду обнимать тебя тут, под звуки журчания унитаза, - недовольно пробурчал Романо.

- Да, - согласился немец и кивнул. – Действительно… странно…

- Это была шутка, ты должен был рассмеяться, ну, или усмехнуться.

- Хм… Правда? Но прозвучало слишком правдоподобно…

- Да ну тебя, - вдруг улыбнулся Южный и отстранился.

Близость с немцем смущала, но он как-то уже привыкал к нему.

Кто-то постучался.

- Я понимаю, что вы разговариваете, и все такое, - раздался голос Бонфуа. – Но мне нужно воспользоваться этой комнатой по ее прямому назначению. Очень надо!

- А вот и не пустим! Терпи! – вредничал Романо. – Мог бы уже десять раз сходить, пока прятался тут!

- Будьте человеками, а не «какашками»!

Италия и Германия как-то одновременно переглянулись и даже улыбнулись друг другу. Встали и отворили дверь.

- Смотри не обосрись! – издевался итальянец.

- Пошли вон! – все, Франция оккупировал туалет и очищал территорию от нежелательных.

- Пошла вонь, хе-хе, - Романо повышал свое настроение за счет чужой злости.

- Хватит вонять! Прекратите этот туалетный юмор, - раздражался Людвиг. – Не смешно. Совсем.

- А какой ты любишь юмор? – вдруг спросил итальянец, возвращаясь на свое место рядом с Испанией.

- Приличный, - ответил Германия, следуя за ним.

- Детский, что ль?

- Нет, ну-у… - тот смутился и почесал репу. – Военный, например.

- Я всегда знал, что ты садист! Про пытки, небось!

- Нет! – вновь покраснел Людвиг. – Ты не так понял! Я…

Тут Романо таинственно улыбнулся и многозначительно посмотрел на Германию.

- Ты пошутил, да? – догадался он.

- Да, - тут же ответил Италия.

Немец невольно вспомнил Пруссию. Тот частенько подтрунивал над доверчивым братиком.

Германия сел на кресло впереди.

- Эй! Ты обиделся, что ли? – удивился Романо, встав за спинкой сидения и потыкав пальцем в светлую голову парня.

- Нет, просто вспомнилось кое-что, - честно ответил тот.

- Да? Что-то грустное? – Романо убрал руку.

- Ты своими дурацкими шутками Пруссию мне напомнил…

- Пруссию? – брови итальянца поползли наверх.

«А ведь он потерял своего брата… - подумал он и сам расстроился. – Это страшно».

- Я до сих пор не понимаю, что же произошло с ним. Только ли Россия виноват в его смерти? – вслух подумал Италия.

- Романо! – вдруг возмутился Антонио и дернул того за штанину. – Отстань от него!

Тот долго пребывал в рассуждениях, но просто наблюдал за ними и не вмешивался. До этих слов.

- Все в порядке, Испания, - тут же ответил немец. – Пусть спрашивает. На самом деле, Гилберт виноват не меньше Ивана. Как бы ни больше.

- Что ты такое говоришь?! – изумился Италия. – Если бы моего брата уничтожили, не дай Бог, конечно, то я бы не простил! Никогда!

- Романо, кровная месть тут не поможет. К сожалению, настоящей правды не знаю даже я. Только Россия там был. Но то, что он сказал… В общем, я не знаю, можно ли верить его словам. Он мог и утаить часть правды.

- Зачем ему это? Если только он сам не убил его и скрывает это!

- С другой стороны: а зачем ему скрывать? Его и так все винят, так что тут уже ни горячо, ни холодно…

- А что тогда он мог утаить? – заинтересовался Романо.

- Он рассказал лишь, что Пруссия погиб из-за своей Тьмы, с силой которой он не смог справиться. А так же то, что Кенигсберг теперь принадлежит ему, потому что прусс так завещал.

- Странно все это! – вдруг возмутился Италия. – Врет! Угробил этот урод нашего парня и забрал земли!

- Не все так просто, как кажется, - вдруг возразил Германия и развернулся в кресле, чтобы посмотреть на собеседника из-за спинки сидения.

- Думаешь?

- Хоть Гил и вел себя беззаботно, но только сейчас я стал задумываться над тем, что к русскому он был очень даже неравнодушен.

- Что?! – удивился теперь не только Романо, но и Антонио.

- Прозвучит странно, но Россия рассказал мне только пол-истории. Не рассказал самого главного – свои мысли и выводы.

- Почему?

- Не знаю: либо боится, что не поверят, либо…

- Либо, что?

- Либо это что-то такое, что касалось только их обоих.

Романо помолчал чуть-чуть, сложил руки на груди, насупился и задумался.

- А ты спрашивал?

- Я с Брагинским больше не разговаривал по этому поводу, - честно ответил он.

- Но почему? – теперь в разговор подключился и Испания.

Он встал, обошел кресло и сел рядом с немцем на место Франции.

- Я… как бы так сказать, - Людвиг сел прямо, как положено. – Иван говорит загадками, я его не понимаю. Гил тоже частенько говорил так, а я до сих пор не научился «читать между строк». Я не понимаю их хитрости. В общем, если Россия захочет что-то утаить, то он ответит мне так, что я все равно ничего не пойму.

- Гилберт частенько говорил об Иване, - внезапно раздался голос Франции за спиной, чем застал врасплох парней.

Он все слышал, даже из туалета.

«Точно! Он же чаще всех нас общался как с Россией, так и с Пруссией!» - про себя подумал немец.

Франция встал рядом и загадочно улыбнулся.

- Расскажи мне, что знаешь, - вдруг попросил Людвиг, хотя ему было неудобно. – Для меня любая информация о брате ценна. Только не преувеличивай!

- Хорошо, - улыбнулся Бонфуа и облокотился о спинку кресла, стоящего с краю. – Я познакомился с Иваном, когда мы еще были детьми. Задолго до того, как он был под Татаро-Монгольским Игом. Мне он показался смышленым и милым, и я о нем рассказал Гилберту.

- Рядом с тобой живет такой же мальчик, как и ты, - сказал тогда я.

Если помните, то я старше их обоих.

- Что?! Где? Где живет?! А он сильный? Тогда я его завоюю! – мигом оживился прусс.

Но знакомиться он побежал не сразу. Уж больно был занят войнами и все откладывал. Но как-то мы вместе ушли в разведку: поползли слухи о Монголии и хотели выяснить, что к чему. Помню, мы шли по цветущему полю. И тут нам повстречался Иван…

Он нас не заметил, так как мы пригнулись и затаились в траве.

- Кто это? Монголия? – тихо спросил Пруссия.

- Нет, это же… - я присмотрелся, еще солнце слепило глаза.

Россия еле-еле шел. Весь потрепанный: только что пережил тяжелый бой, судя по всему. Еще пару шагов, и он упал в траву.

- Это же Иван! – я подорвался с места и побежал к нему.

Он же меня не узнал и принял за врага. Стоило мне приблизиться и склониться над ним, так чуть не получил мечом по башке. Слава Богу, Гил вовремя пнул меня под зад, и я мигом выпрямился. Острие меча просвистело прямо перед моим носом. В общем, пока я пришел в себя, уже обнаружил Россию на ногах в боевой позиции.

Но через секунду он, видимо, узнал меня и просто замер в изумлении. Извиниться не успел: Пруссу много не надо, он действует быстрее, чем думает. Воспринял его как врага и налетел на Ивана, как сумасшедший. Уже не припомню, как они там боролись, но Гил повалил русского на землю, и давай они там вдвоем валяться, бить друг друга.

- Стойте! Стойте! Это недоразумение! – я подлетел к ним, а так как они оба коротышками для меня были, то схватил за шиворот того и другого и разнял.

Оба дышали тяжело и, казалось, словно рычали друг на друга, как цепные псы.

- Прус, все в порядке, это не Монголия! Не дерись! – сказал я. – Это Рус!

- Рус? – почему-то удивился Гилберт и подозрительно покосился на него.

Я осторожно отпустил их.

- Вань, что с тобой случилось? Почему такой побитый? – я постарался поменять тему.

- Монголия приходил… - робко ответил он и даже загрустил.

- Ха-ха! Слабак! Тебя уделали!!! – смеялся Прусс, указывая на него пальцем.

Брагинский рассердился. Схватил его за палец, резко дернул на себя и ударился лбом в лоб наглеца. Да еще так мощно, не жалея ни себя, ни его.

- Бл..дь! Сука!!! Как ты посмел?! – Гил снова набросился на него. – Ты хоть знаешь, кто я?!

- Ох… - я отошел.

Ждал, когда они устанут. В ближнем бою Рус ничуть не уступал Пруссии. Такое чувство, что все удары не причиняли ему какой-либо боли. Хоть его движения были неуклюжи, а сам он еле-еле стоял на ногах из-за недавней стычки с Монголией.

Гилберт вышел из себя: еще бы, он тут стоит целехонький, можно казать свеженький, а уложить полутрупа не может! Удар по его самомнению!

- Да падай ты уже! – злился наш Пру-Пру и сильно-сильно толкнул Ивана.

Рус потерял равновесие и распластался по земле.

- Ха-ха! Слабак! Бе-бе-бе!!! – передразнивал его наш забияка и показал язык.

Иван полежал чуть-чуть, затем приподнялся на локтях и сел. Ему, видимо, надоела эта бессмысленная драка.

- Не приходи ко мне больше, - сказал Рус, затем встал и побрел прочь.

- Эй-эй! Я тебя еще не отпускал! – разгневался Гилберт и схватил русского за одежды.

Резко рванул на себя и оголил того по пояс. Ужасная картина предстала перед нами: все тело, как решето, дыры от проколов, порой и сквозных, разрезы и кровоподтеки. Некоторые раны вновь закровоточили, так как одежда налипла к ранам и присохла, но когда Гил резко дернул, то отодрал ее.

Прусс так и замер, то ли от ужаса, то ли от изумления.

- Отдай! – Рус вырвал свои вещи. – А-то мне нечем перебинтоваться…

- Ты часто с ним сражаешься? С этим… с Монголией? – вдруг спросил у него Гил.

- Я под его Игом… - неохотно признался Иван.

- Что?! – удивился Пруссия. – Он так жестоко обращается со своими подчиненными?!

- Вообще-то он обычно всех убивает, - вдруг улыбнулся Рус.

А я испугался. Монголия – этот монстр поглощает народ за народом и уже так близко к Европе!

Гил почему-то замолчал, просто стоял и смотрел на него.

- Он уже многих убил. Он не принимает ни чужого языка, ни культуры... – продолжил Иван, все так же улыбаясь.

- Тогда почему ты жив? – спросил Пруссия.

- Не знаю, я его об этом не спрашивал.

- За что он тебя так побил?

- Я не принимаю его.

- В смысле?! – не понял Гил.

- Ну, формально он завоевал меня, но я так не считаю.

- И?

- Каждый раз, когда он приходит за данью, я с ним бьюсь. И сегодня он приходил…

- Ха-ха! Вот ты неудачник! – развеселился Пру-Пру.

- Ладно, мне пора, - Рус отвернулся.

- Подожди, ты куда? Мы только познакомились! Я – Великий Пруссия! – не отпускал его Гил и перегородил путь. – Торопишься, что ли?

- Да, Монголия еще не все города обошел, мне нужно удержать оборону. Некогда мне тут стоять и разговаривать… - хоть он это и сказал, но почему-то ждал, когда Пруссия отойдет.

Гил почему-то внимательно посмотрел на него. Честно, не помню, чтобы он был так сосредоточен на чем-то.

- То есть, когда Монголия ходит по твоим городам, ты в каждом городе устраиваешь блокаду? – ну, Гил любил узнавать военные подробности.

- Чаще да, чем нет. Иногда удается удержать город, но… - Иван вдруг загрустил. – Но еще чаще, в наказание за неповиновение, он сжигает весь город.

- Что?! Как часто он приходит за данью?

- Каждую осень – это точно, его интересует рожь и пшеница. Зимой – за пушниной. Бывает – чаще.

- И ты каждый раз воюешь?!

- А куда мне деваться?

- Как ты успеваешь восстанавливаться, если он каждый раз тебя обчищает и сжигает города?! – кажется, Пруссия уже и забыл, что совсем недавно дрался с ним.

Рус вдруг замолчал и пожал плечами.

- Не проще ли отдать дань и оставить города целыми, раз ты такой слабак, и все равно исход войны ясен? – презренно фыркнул Пру-Пру. – Он тебе не по зубам.

Спокойное и даже относительно дружелюбное выражение лица Ивана вдруг изменилось: глаза яростно загорелись. Он вдруг толкнул Пруссию, да так, что тот приземлился на пятую точку.

- Не дождетесь! Отстань и не мешай! – накричал на него Рус, и надулся от обиды.

Переступил через Гилберта и быстро зашагал прочь. Прусс не ожидал такого взрыва эмоций от только что спокойного человека. Но тут же поднялся и прокричал ему вслед:

- Дурак! Да как ты смеешь со мной так обращаться?! Всё, тебе кранты, сука! Только попадись мне еще, голову оторву! Трепещи!

Иван вдруг остановился, обернулся и показал ему язык.

- Будешь мешать – соснешь ху..ца! – в дело пошел мат. – Отвали, у..бище поганое!

Ха-ха-ха! Вы бы видели, как покраснел Гилберт! Словно пощечину влепили.

- Ах, ты!!! Мракобес! – ругался и он, но я вовремя поймал нашего за шиворот, а иначе бы не миновать очередной драки.

Да и Рус теперь настроился серьезно. Стоял, сжимая рукоять меча, ждал сечи. Если бы я отпустил Гила, то тот бы уже одними пинками не отделался.

- Иван, иди куда шел! – уже я прогонял его. – Прости нас, и спасибо за сведения! Это как раз было нашим заданием, - теперь я покосился на Прусса, и продолжил сквозь зубы. – Не так ли, Гил? Ты же помнишь, зачем мы тут? А теперь пошли домой...

- Отпусти! – пыхтел тот.

В общем, Брагинскому было не до нас, и он ушел. Мы же отправились домой, а Пру-Пру вдруг стал тише. Дулся на что-то, злился, бубнил под нос что-то нечленораздельное. Одно ясно – из головы не уходила эта встреча. Тогда я думал, что тот был зол за неуважение к своей персоне, но уже сейчас, вспоминая их дальнейшие отношения – дело не только в этом…

- А в чем же? – перебил его Романо.

- Пруссия – в его жизни были, как и победы, так и провалы. Но он не признавал себя побежденным, оправдываясь всеми вероятными и невероятными причинами. То ему не так уж и важна была победа, якобы она не принесла бы наживы, то еще что-то…

- А зачем воевать, если нет наживы? – говорил он.

Хотя, стоило ему победить в любой из войн, то тут же говорил, какой он великий и прекрасный. Он не терпит слабых.

Могу предположить, что Рус задел его гордыню. Иван показал ему только часть своей силы, и дал отпор, а ведь он под Игом, а, значит, – слабый. Это взбесило Гилберта. А ведь Брагинский не мог бить в полную силу, так как уже измотался, да еще твердит, что ему некогда – нужно воевать. Видимо, Гил задался вопросом: а какова его полная сила?

Слабаком он его называл из-за показушности, хотя чувствовал, что тот силен. И очень силен. Его это так задело. Почувствовал соперника. Но с другой стороны – Рус его впечатлил. Прусс нашел себе достойного противника. И это его сильно обрадовало.

Чуть позже я снова повстречал Брагинского. Он выглядел уставшим, и я просто поприветствовал его. Он чуть улыбнулся мне, помахал рукой и снова ушел в свои мысли. Тогда я подсел к нему.

- Чего грустим? Опять Монголия достает? – спросил я.

- Тот пока отстал на некоторое время, но теперь этот пацан заколебал меня… - злился он.

- Какой пацан? – спросил я.

- Да Пруссия! Преследует, но не показывается, а если показывается, то стреляет в меня из лука, ржет, как конь, и убегает! – негодовал он, и пнул камень.

Я не удержался и рассмеялся.

- Прости, но он такой и есть, - я погладил его по голове.

Затем я пришел к Пру-Пру и поинтересовался, мол, чем занят, чего пристал к Русу.

- Ха-ха! Ты бы видел, как я пригвоздил его стрелой к дереву! – хвастался он. – Я попал прямо в горло! Это был божественный выстрел! Кстати, мне арбалет подарили. Завтра пойду учиться из него стрелять. Угадай на ком? Ха-ха!

- Ясно… - я не стал с ним спорить.

В общем, Рус уже не знал, кого он ненавидел больше: Пруссию или Монголию. Правда, Гил сильно огреб, когда всерьез решился завоевать его. Хотя, чего я рассказываю, вы и так знаете. Такого глубоководного провала он не ожидал. Да и чуть позже Иван освободился от Ига и Прусс как-то остепенился. А я же захотел приучить русского к западной цивилизации, раз он стал свободен. Решил пригласить его на праздник. Не помню уже какой, но согласился он не сразу. В обществе он робкий и неуверенный, особенно тогда.

- Все будет хорошо! – уверял его я. – Я очень расстроюсь, если не придешь…

Кстати, тогда он уже вырос в красивого краснощекого юношу, и у меня были на него… хм… некоторые планы. Хе-хе…

Все заметили, как у Франциска от воспоминаний потекла слюна по подбородку, но решили промолчать.

- Ладно, о чем это я? Так вот. Прусс больше не общался с Иваном, после того Ледяного Позора. Но я решил понаблюдать за ним. Стало интересно, как он ответит на встречу с русским. Уже на балу я стоял с Венгрией и Австрией.

- Так вот, упыри светского посола, если не спать три дня, то на четвертый начинаются видения… - трындел Прусс, и эта фраза мне особо запомнилась.

Тут за спиной Гилберта я увидел Руса – он был одет хорошо, но скромно. Он нас не сразу заметил. Прошел и чуть не столкнулся со слугой-подавальщиком.

- Вина? – тут же предложил слуга.

Рус уже покачал головой, но вдруг передумал и взял бокал. Тут же опустошил его и вернул. Меня это так развеселило. Робкий юноша волнуется и пьет для смелости! Милашка, одним словом.

- Чего ржешь?! – разозлился на меня Гилберт, кстати, он тоже мне очень нравился.

Всегда такой заводной, суетливый – везде успевает, а взгляд долго не задерживался на месте. Ну, и болтает без умолка…

- Я тут рассказываю, как я на спор не спал, а ты! – он потыкал в меня пальцем.

- Кстати, твоя старая любовь пришла, хе-хе… - подковырнул его я.

- Что?! Где? Где?! – засуетился он и посмотрел по сторонам. – И какая еще любовь? Венгрия же вроде здесь стоит!

- Да оглянись! – я схватил его за голову и развернул.

Тут он заметил Ивана и даже открыл рот в изумлении. Я отпустил его.

- Боже, дикое животное на потеху публики… – слева от меня появился язвительный Керкленд; он наблюдал за русским, но потом выразительно посмотрел на меня. – Нахрена ты позвал его сюда?

Я вдруг заметил, как Гил… нахмурился. Странно, обычно он улыбался британскому остроумию, и даже язву в свой адрес от Артура не воспринимал болезненно.

- Он уже освободился от Ига, пора его приучать к светским манерам и к нам, - ответил я.

- Его?! С ума сошел? – возразил Англия и даже шарахнулся от меня. – Как бы он ни был одет, его звериные повадки налицо!

Сказал слишком громко. Рус услышал его. Он и так чувствовал себя, как не в своей тарелке, так еще этот урод подливал масла в огонь. Были бы мы в другом, не таком официальном месте, Иван бы сказал ему пару ласковых. Но здесь не его территория – смолчал, сделал вид, что не услышал. Приветливо помахал мне и отошел.

- Эй-эй! Подожди! – Гил вдруг рванул к нему, да так, словно боялся, что тот исчезнет.

Я подумал, что он схватит его и потащит за локоть к нам. Но нет, почему-то замер перед ним. Кстати, на то время Гил был выше Ивана. Рус потом вытянулся и перегнал его в росте. Но тогда Брагинский даже опешил, когда на него бежал этот лось. Хотя, когда они поравнялись, Пру-Пру всего-то на полголовы выше оказался.

Как мне потом рассказывал сам Россия: ему сильно поплохело от обилия людей, духоты, парфюма, приторного запаха множества свечей, еды и вина. Голова пошла кругом: шум, музыка, смех – все перемешалось. А еще нервы… нервы не к черту!

- Да я помню! – вдруг перебил его Испания и рассмеялся. – Я там был! Россия, бедолага, в обморок грохнулся!

- Да, это тот случай, - кивнул Франциск и продолжил рассказ. – Знаете, он привык к походам, просторам, свободе не только дикой природной, но и к общественной. Он любит живое открытое общение, в котором нет границ и строгого кодекса этики. Он привык к своим шумным, но свободным приемам. Даже на царском пиру всегда присутствует некая домашняя обстановка.

Когда же Рус попал сюда, то стал задыхаться от узких границ, строгих правил, непонятных ему фальшивых манер. А еще он боялся показаться глупым, а слова Англии его выбили из колеи быстрее, чем удар меча. Да и Пруссия тут еще собственной персоной.

Одно легло на другое, и он просто упал без чувств у ног Прусса.

- Ха-ха! Дикарь не переносит цивилизации! – злорадствовал Керкленд.

- Нет, это я разил его своим великолепием! – подшутил и Гил.

- Здесь душно, откройте окна! Что вы за «человеки» такие? – возмутилась Венгрия. – Попляшите еще!

- Музыку! – подхватил Керкленд и рассмеялся, но под суровым венгерским взглядом успокоился и добавил. – Окна открыты.

- Здесь много людей, не успевает проветриваться, - Пруссия взял Ивана на руки и понес к выходу.

Я же украдкой пошел следить, мало ли чего…

Он вынес его в сад и уложил на скамейку. Вечерняя прохлада освежала и отрезвляла.

- Слабак! И как ты только уничтожил Золотую Орду, если падаешь, как нежная барышня? – негодовал Пруссия. – Ума не приложу!

- Ты – дурак, раз ругаешь бессознательного – все равно он тебя не слышит… - спокойно ответил Иван, а только потом открыл глаза и неторопливо сел.

Гилберт лишь фыркнул, но взял да присел рядом с ним и покосился.

- Зачем пришел сюда? – спокойно сказал он. – Тебя тут живьем съедят.