Академик А.А. Гусейнов о проблеме нормирования жизни

Общественное сознание по отношению к самой идее нормирования жизни настроено равнодушно или даже враждебно. Вспомним, с каким трудом оно вобрало в себя идею Конституции, начиная с тех времен, когда думали, что это жена Великого князя Константина. Показательной является также исключительная пассивность людей к таким вырабатываемым от их имени и юридически достаточно важным документам, как уставы их организаций или коллективные договоры.

Негативное отношение к дополнительному, формально закрепленному, нормированию жизни является особенно сильным, когда речь идет о моральных (этических) нормативных документах (текстах). Последние, несомненно, относятся к тем заимствованиям из современной западной гуманитарной практики, которые плохо приживаются на отечественной почве. И это неслучайно. Нравственность в ее отечественном (национальном и конкретно-историческом) варианте лишена жестких рамок, клишированных схем; она вообще слабо кодифицирована, замкнута на конкретных индивидах и ситуациях. (Об этом свидетельствует отсутствие у нас устоявшихся форм обращения, например, «пан» и «пани» у поляков, «герр» и «фрау» у немцев, «мистер» и «миссис» у англичан и т.д., вместо которых существует их неограниченное множество – «братишка», «друг», «сынок», «мужчина», «девушка» и т.д., – позволяющее человеку каждый раз как индивидуализировать обращение, так и придавать ему тот или иной ценностный оттенок).

Из сказанного не вытекает, будто следует отказаться от попыток этического нормирования профессионально-корпоративных форм жизни как изначально обреченных на неудачу. Вывод должен быть другим – необходимо разработать собственную модель этического кодекса. Особенность такой модели должна состоять в том, чтобы придать кодексу предельно конкретный характер: а) чтобы это был не вообще этический кодекс, а этический кодекс для конкретных учебных заведений; б) чтобы кодекс был в максимально возможной степени лишен этико-моралистической назидательности.