Воспоминания студентства 1832—1835 годов.
Оболенский был очень забавен; он был небольшого роста и с весьма важными приемами; голос его, иногда низкий, иногда переходил в очень тонкие ноты. Он переводил с нами Гомерову «Одиссею».
<...>
Трехтысячелетняя речь божественного Гомера раздавалась в Москве, на Моховой, в аудитории Московского университета перед русскими юношами, обращавшими и больше внимания на смешную фигуру профессора, чем на дивные слова «Одиссеи». Обыкновенно профессора наши переводили сами, и переводящему студенту оставалось только искусно повторять слова профессора, чтобы не обратиться в совершенного слушателя.
Странное дело! Профессора преподавали плохо, студенты не учились и скорее забывали, что знали прежде; но души их, не подавленные форменностью, были раскрыты,— и бессмертные слова Гомера, возносясь над профессором и над слушателями, говорившие красноречиво сами за себя,— и полные глубокого значения выражения богословия,— и события исторические, выглядывавшие с своим величием даже из лекций Гастева, и вдохновенные речи Шиллера и Гете, переводимые Герингом,— падали более или менее сознательно, более или менее сильно, в раскрытые души юношей — лишь бы они только не противились впечатлению — нередко не замечавших приобретения ими внутреннего богатства! Впрочем, я собственно давно уже читал поэтов; я прочел еще прежде всю «Илиаду» в переводе Гнедича с невыразимым наслаждением, и думаю, что свобода студенческих моих занятий, не дав мне много сведений положительных, много принесла мне пользы, много просветила меня и способствовала самостоятельной деятельности мысли. Что же было бы, если б, при этой свободе студенческой университетской жизни, было у нас живое, глубокое слово профессора! <...>
Студенты не были точны в посещении лекций. Я помню, что однажды, перед лекцией Оболенского, я ушел из аудитории, оставив ее полною студентов; возвратясь, я нашел ее пустою. Не зная, что это значит, я оставался на своей скамье; на другой стороне был студент Окатов, с которым я почти не был знаком. Вдруг входит Оболенский, потом за ним ректор Двигубский. Увидав только двух студентов, Двигубский рассердился и напал на нас за то, что студенты не ходят на лекции. На другой, кажется, день студенты, собравшись, объявили меня правым, ибо я не был тут, как сговаривались они уйти с лекции Оболенского,— и обвинили Окатова, который тут был и это знал. В этом суждении, под видом товарищества, высказывалась связь общего союза — одна из великих нравственных сил; новая для меня, она живо чувствовалась мною, и я понимал, что хорошо стоять друг за друга и быть как один человек.
Считаясь порядочным эллинистом, я обращал на себя внимание Оболенского, должен был чаще других переводить Гомера и слушать внимательно его объяснения. Однажды на лекции, очень серьезно, я вздумал предложить ему вопрос: каким образом согласить в древних стихах ударение с протяжением, как, скандуя стих, удержать ударение, которое не совпадает с скандовкой? — Оболенский отвечал: «А, это-с лучше всего объясняется пением»,— и запел. Я был не рад, что предложил вопрос. Оболенский запел таким голосом и с такою печально-торжественною миною, что просто не было никакой возможности удержаться от смеха. Смех самый безумный, гомерический, готов был ежеминутно овладеть нами, громко вырваться и огласить всю аудиторию,— и этот-то смех надо было подавлять величайшими усилиями. Студенты, удерживаясь от смеха и мучась, кидали на меня яростные взгляды. Я, вызвавший этот профессорский ответ, должен был и обратить на него больше внимания. Для меня пел Оболенский, каково же мне было? — Я был тогда очень смешлив, и когда Теплов проговорил подле меня шепотом: «Точно колодники под окнами»,— я не знаю, как я удержался. Наконец Оболенский перестал петь; наконец лекция окончилась; профессор ушел. Товарищи напали на меня дружно. «Что тебе вздумалось просить петь Оболенского, что ты с нами наделал?— говорили они со смехом. Я смеялся не меньше их.
<...>
Не могу не рассказать про один смешной случай, бывший на лекции у Надеждина. Он как-то вздумал сделать репетицию и стал нас спрашивать, спросил и Бодянского, сидевшего на задней лавке. Бодянский поднялся и стал отвечать, как по книге, и при этом беспрестанно опускал глаза на стол. Студенты засмеялись. «Он по книге читает»,— заметили они друг другу. Надеждин, вероятно, услыхал это и, сам заметя книжный слог ответа, сказал, несмотря на свою деликатность: «Извините, г. Бодянский, мне кажется, вы по книге читаете». «Нет»,— отвечал Бодянский и спокойно продолжал свой ответ. Надеждин, смотря на его опускающиеся глаза и слыша постоянно ровный книжный язык, сказал: «Извините меня, г. Бодянский, пожалуйте к кафедре». Бодянский замолчал, послышался стук и топот: это Бодянский приближался к кафедре, стал перед нею и с невозмутимым спокойствием продолжал свой ответ, точь-в-точь как на задней лавке. «Сделайте милость, извините меня,— сказал Надеждин,— прекрасно, прекрасно!»
Бодянский был одним из самых дельных студентов, серьезно занимался историей и теперь занимает в области науки всем известное почетное место.
* В доступном мне экземпляре книги этих материалов нет. Мне неизвестно были ли они напечатаны в издании 1884 г. на самом деле или это дефект конкретного экземпляра книги. Мною в электронное издание добавлены комментарии к «Хронографии» Феофана, взятые из книги: И. С. Чичуров. Византийские исторические сочинения: “Хронография” Феофана, “Бревиарий” Никифора. /Текст, пер., комм. М., 1980. В книге И. С. Чичурова перевод (его собственный) дан в отрывках, поэтому и комментарии неполные.— Ю. Ш.
* Феофан в своей «Летописи» использует александрийскую эру от сотворения мира, по которой считалось, что Рождество Христово произошло в 5501 г., а не в 5508 г., как это принято по византийской эре, распространенной в Византии (и на Руси) в более поздние века. В переводе В. И. Оболенского и Ф. А. Терновского даты от Р. Х. пересчитаны исходя именно из числа 5501. Как пишут в литературе, фактически необходимо отнимать 5492 (или 5493, т. к. год в Византии начинался 1 сентября). — Ю. Ш.
** Восьмикнижие, — о подвигах и хвалах мучеников, — сочинение отдельное от Церковной истории.
* Не родного, а усыновленного.
* Так напечатано. Видимо, надо читать истреблен.— Ю. Ш.
* Слич. стих Гомера:
Αρες, άρες, βροτολοίγε, μιαιφόνε, τειχεσιπλτα.
** Слич. летописи Барония под 324 год. 56 и след.
*** Современные авторы называют отцом Юлиана Отступника Юлия Констанция, который был сыном Констанция Великого (Хлора) — на приведенной схеме он находится в верхнем левом углу (Назван: Констанций, отец Галла. Галл — брат Юлиана Отступника).— См. Е. В. Федорова. Люди императорского Рима. М., 1990.— Ю. Ш.
* О причине этого прозвища см. у Феодорита кн. 4, гл. 14 и у Созомена кн. 4, гл. 9.
* Обычай бесплатной раздачи хлеба жителям столицы от правительства продолжался от времен Константина I до Ираклия.
* Плац-парад.
** Т. е. октября.
* В оригинале написано: «... при Константiђ.» Возможно здесь пропущена буква «н», т. е. следует читать: «... при Константiнђ». Константин Великий, как известно, видел подобное знамение креста в 312 г. во время битвы с Максенцием. После этого знамения были прекращены гонения на христиан и издан в 313 г. эдикт о веротерпимости. — Ю. Ш.
* Κυνήγκον — собственно псарня. Так назывался также амфитеатр для травли людей и зверей.
* π γραμματικν άντιγραφες.
* Εμινοκον,— галерея, прикрытая от дождя и непогоды.
* Αιθμον,— определенное количество.
** Так напечатано. Может быть надо читать гота (по старой орфографии имена народов писались с заглавной буквы).— Ю. Ш.
* Εβδομον — предместье Византии называвшееся седьмым, с храмом Предтечи.
** Δυρς — Дуб, так называлось великолепное поместье префекта Руфина на азиатском берегу Босфора.
* Ошибка. Аркадий умер 1 мая 408.
* Т. е. к старшей свояченице Пульхерии, которая воспитывала царя Феодосия и в малолетстве была ему вместо матери.
* Так называемая Халкопратия прежде со времен великого Константина была обиталищем иудеев. Там они жили 132 года и продавали медную посуду. Феодосий младший изгнал их оттуда и, очистив место, воздвиг храм Богоматери. Храм был разрушен от землетрясения и возобновлен Юстином II Курокалатом.
** По свидетельству Паперригопуло древние византийцы считали в литре злата 72 номисмы, а в номисме 17 драхм (=17 франков). След. литра = 1224 франкам или 306 металлических рублей.
* Фраза не ясна. Видимо в издании допущен пропуск нескольких слов.— Ю. Ш.
** Так напечатано.— Ю. Ш.
* Так напечатано. Должно быть Чермного, т. е. Красного.— Ю. Ш.
* В квадратные скобки здесь и далее помещен текст, отсутствующий в переводе В. И. Оболенского — Ф. А. Терновского, но имеющийся в переводе и комментариях И. С. Чичурова.
* Так напечатано в издании-оригинале. Видимо следует читать — литр.— Ю. Ш.
* В книге Н. В. Пигулевской «Арабы у границ Византии и Ирана в IV—VI вв.» дается такое пояснение о наименовании «Индия» византийскими историками: «Известно, что Индика, Индия у Малалы, у других византийских авторов этого времени обозначала не собственно Индию, а области Аравийского полуострова, часто Южную Аравию.»— Ю. Ш.
* А. А. Чекалова в книге «Константинополь в VI веке. Восстание Ника», М., «Наука», 1986 г. дает следующий комментарий к этому месту знаменитого диалога прасинов с Юстинианом: «Император сам не разговаривал с народом, чтобы не умалять своего достоинства. От его лица, как бы его устами, говорил особый чиновник — мандатор».
В английском издании этот чиновник назван “Herald”, т. е. герольд, глашатай. В. И. Оболенский и Ф. А. Терновский перевели «Следователь».— Ю. Ш.
* В издании 1884 г. напечатано — Ливонию.— Ю. Ш.
* В оригинале здесь опечатка: ... было тогда 137-е лето царствования Юстинианова.— Ю. Ш.
* Так напечатано. Видимо опечатка, должно быть «Магну Лепту». Магна Лептис — город на средиземноморском побережье (в районе современного ливийского города Триполи).— Ю. Ш.
* Так напечатано. Далее везде называется Кутциною.— Ю. Ш.
* Имеется в виду селение Европ на берегу Евфрата, где у Велизария находилась ставка.— Ю. Ш.
* См. примечание к стр. 139.— Ю. Ш.
** Др.-греч. колония (затем византийский город) Одессос (Одесс) на территории современного города Варны в Болгарии.— Ю. Ш.
* Екскубиторы (экскувиторы) — дворцовая стража.— Ю. Ш.
** Так напечатано.— Ю. Ш.
* Т. е. Золотого рога, в нынешней Галате.
** έπ σεκρέτοϋ, т. е. вероятно без торжественной церемонии.
* ’Εν γενεθμάκω θεωρίφ,— вероятно по случаю обновления Царьграда 11 мая.
* Надворные и вообще передние части здания.
* По прежнему обычаю, отмененному Юстинианом. Обычай состоял в том, что новый год обозначался именем снова назначенного консула, каким в последнее время бывал большею частью сам император. От имени нового консула раздавались народу подарки.
* Т. е. жители Химъяра — страны в Южной Аравии.— Ю. Ш.
* Приходящееся на другой день 11 мая.
* В книге-оригинале нумерация страниц с №224 по №232 неправильная. Вместо №224 поставлен №242 и т. д. Здесь и далее по №232 в знаменателе дроби проставлены эти неправильные №№ страниц издания-оригинала. Со страницы №233 в издании 1884 г. восстанавливается правильная нумерация.— Ю. Ш.
* Так напечатано.— Ю. Ш.
* Sic— Ю. Ш.
* Так напечатано. Обычно пишут Ганзак (Канзак) — город в персидской провинции Атропатена.— Ю. Ш.
* Так напечатано.— Ю. Ш.
* Так напечатано. Должно быть Кефалинию.— Ю. Ш.
* Видимо имеется в виду Пруса — город в Вифинии.— Ю. Ш.
* Здесь имеется в виду миро (мνро) — вещество, употребляемое христианской церковью в таинстве миропомазания.— Ю. Ш.
* Комментарии, библиография и отрывок из главы, касающейся личности Феофана Исповедника и значения его «Хронографии» взяты из книги: И. С. Чичуров. Византийские исторические сочинения: «Хронография» Феофана, «Бревиарий» Никифора /Текст, пер., комм. М., 1980 г.
Все библиографические описания даны в сокращениях, раскрытых Библиографией в конце настоящей книги. В ссылках на настоящее издание даются название сочинения («Хронография» или «Бревиарий»), год события или номер комментария.
* Библиография учитывает лишь издания, использованные в комментарии к текстам. В квадратные скобки заключены те части библиографического описания, которые не приводятся в ссылках комментария.