Вильгельм фон Гумбольдт

Вильгельм фон Гумбольдт родился 22 июня 1767 года и умер 8 апреля 1835 года в Пруссии. Он был ученым, философом, лингвистом, политическим деятелем и дипломатом, другом Гёте и Шиллера. Учился он в Гетингеннском университете. Гумбольдт был последователем философского учения Иммануила Канта, в политических взглядах – сторонником полной свободы личности. Он много путешествовал. Прибыл в Париж через три недели после взятия Бастилии. Какое-то время он жил в Тюрингии, в течение шести лет официально представлял Пруссию в Риме. По возвращении в Пруссию стал главой департамента просвещения. Он провел реформу школьного образования в Пруссии, а в 1809 году основал Берлинский университет, который в наши дни носит его имя. В. фон Гумбольдт был посланником Пруссии в Вене. Гумбольдт – участник Венского конгресса, на котором были определены границы европейских государств после наполеоновских войн (вместе с канцлером Гарденбергом представлял на нем Пруссию). Затем его направляют посланником в Лондон, откуда он возвращается через год, чтобы занять пост министра по сословным делам. В 1820 году В. фон Гумбольдт подает в отставку и полностью посвящает себя науке. Без преувеличения можно сказать, что Гумбольдт – один из основоположников науки лингвистики, заложившим ее теоретические основы.

Учение о «народном мировидении» и о связи языка и мышления. Саму идею о существовании некоего «народного духа» (Geist) и о его тесной связи с языком Гумбольдт почерпнул у И. Гердера. Этот «народный дух» является, по Гумбольдту, отправной точкой, основной движущей силой, приводящей к возникновению, а затем бесконечному воссозданию языка. При этом язык оказывается одним из главных носителей «народного духа», его главнейшим выражением. Одно из наиболее часто цитируемых высказываний Гумбольдта гласит: «Язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык, и трудно представить себе что-либо более тождественное» (Звегинцев 1960, 71).

Здесь следует сделать одну важную оговорку. «В переводах работ Гумбольдта обычно говорится о «народном духе». Тут следует сделать оговорку. «немецкое слово Geist , которое употребляется в данных случаях, в одинаковой мере означает и "дух, душа" и "ум, мысль, образ мыслей", и недаром в одном переводе произведения В. Гумбольдта говорится об «умственном развитии человеческого рода», а в другом переводе – о «духовном развитии человечества». Иными словами, приведенное предложение вполне допустимо перевести и так: “Язык народа находит свое воплощение в образе мыслей народа, и образ мыслей народа воплощается в его языке – и трудно представить себе что-либо более тождественное”. Но нет надобности прибегать к таким элементарным приемам. <…> Гораздо важнее рассматривать отдельные высказываний в контексте всей системы взглядов В. Гумбольдта, где они обретают свое действительное содержание. Что же касается приведенной цитаты, то она получает свой подлинный смысл, даже если только привести ее вместе с непосредственно предшествующими словами: “Духовное своеобразие и строение языка народа настолько глубоко проникают друг в друга, что, коль скоро существует одно, другое можно вывести из него. Умственная деятельность и язык способствует созданию только таких форм, которые могут удовлетворить их обоих”» (Звегинцев 1984, 358). Вслед за переводчиками Гумбольдта обычно используется слово «дух», однако следует иметь в виду, что это не точный эквивалент слова, которое использовал сам Гумбольдт. Иначе его словами придается несколько иной смысл, поскольку в русском языке «дух» скорее противопоставлен «мысли». Вот еще одна демонстрация действия «лингвистической относительности».

Итак, по Гумбольдту, «до языка» существует «дух народа», который этот язык порождает и не может не порождать, так создание языка – его основное свойство и главная задача. Язык, следовательно, не одна из особых способностей человека, а его сущностное качество. Человек и есть – существо, обладающее Языком. «Создание языка обусловлено внутренней потребностью человечества. Язык — не просто внешнее средство общения людей, поддержания общественных связей, но заложен в самой природе человека и необходим для развития его духовных сил и формирования мировоззрения, а этого человек только тогда сможет достичь, когда свое мышление поставит в связь с общественным мышлением» (Здесь и далее цит. по Гумбольдт 1984).

Таким образом, в известном споре, которая из функций языка является первичной – обслуживание коммуникации или формирование мировоззрения (категориального аппарата, необходимого для осуществления мышления) – Гумбольдт эксплицитно высказывается за второе. Без Языка человек не может ни мыслить, ни формировать культуру – а это две основные составляющие сущности бытия человеком. С другой стороны, каждый конкретный индивид воспринимает язык (как и культуру) из социума, через язык он и связан с социумом: «язык поднимается над раздельностью индивидов». Следовательно, язык принадлежит социуму, по Гумбольдту, народу. Он имеет принципиально социальный характер. Гумбольдт особо подчеркивает, что язык «вовсе не продукт ничьей деятельности, а непроизвольная эманация духа, не создание народов, а доставшийся им в удел дар, их внутренняя судьба. Они пользуются им, сами не зная, как они его построили» (1984).

При этом происходит и обратное влияние языка на «дух», они находятся, как мы бы сказали, в диалектической связи.

Гумбольдт рассматривает язык как нечто целостное, как систему, сказали бы мы, говоря современным пост-соссюроским языком. Эта идея тоже принадлежит Гумбольдту. Вследствие этого Гумбольдт отказывается решать вопрос о начале языка, поскольку язык должен был возникнуть внезапно, уже как жизнеспособный организм, он не мог возникать по частям.

При этом язык, единожды возникнув, не является некоторой мертвой материей. Гумбольдт рассматривает Язык как творческий процесс, а не как результат такого процесса. Он пишет: «По своей действительной сущности язык есть нечто постоянное и вместе с тем в каждый данный момент преходящее... Язык есть не продукт деятельности (Ergon), а деятельность (Energeia)... Необходима все повторяющаяся деятельность, чтобы познать сущность живой речи и создать верную картину живого языка» (Гумбольдт 00). Этим объясняются постоянные изменения, происходящие в языке, этим же объясняется и сугубая связь, существующая между языком и мышлением человека. Каждый речевой акт – творческий процесс. Это был совершенно новый подход к языку – до Гумбольдта, да и после него, лингвисты изучали язык прежде всего как результат деятельности: отсюда стремление брать за основу письменные тексты («мумеобразное состояние» по Гумбольдту), а не устную речь. Здесь следует сделать еще одно замечание. В. фонт Гумбольдт занимался и собственно лингвистическими исследованиями, изучая разноструктурные языки (в том числе баскским, языком кави и другими). Он прекрасно понимал методику и возможности «технической» лингвистики, которая должна основываться на фактах конкретного языка (быть индуктивной), а не исходить из общих соображений, которые налагаются на факты языка (зачастую факты подгоняются под общие идеи), что демонстрировала логическая грамматика, использовавшая дедуктивный метод.

Но есть и предел такого рода изучению языка. «В беспорядочном хаосе слов и правил, который мы по привычке именуем языком, наличествуют лишь отдельные элементы, воспроизводимые — и притом неполно — речевой деятельностью; необходима все повторяющаяся деятельность, чтобы можно было познать сущность живой речи и составить верную картину живого языка.

Может показаться, что тезис о творческом характере Языка вступает в противоречие с представлением о его социальной природе. «По своей действительной сущности, – пишет Гумбольдт, – язык есть нечто постоянное и вместе с тем в каждый момент преходящее <…> сущность языка заключается в его воспроизведении» (1960, 73).

При этом Гумбольдт последовательно проводит различие между Языком и конкретными языками. «Язык самодеятелен, самосоздан и божественно свободен, а языки скованы и зависимы от народов, которым принадлежат» (1984). Языки – это разные способы воплощения «духовной силы». Конкретный язык – это «сугубо индивидуальный способ, посредством которого народ выражает в языке мысли и чувства» (1960, 74). Каждый язык – несет в себе особое языковое знание. В древние эпохи при отсутствии письменности язык оказывался «единственным произведением интеллектуальной творческой силы», следовательно, «каждый язык наследует свой материал из недоступных нам периодов доистории» (1984). Опираясь на разработанную братьями Фр. и А. Шлегелями типологическую классификацию языков, в соответствии с идеями своего времени, Гумбольдт ранжирует языки на те, которые с большей или меньшей силой выражают «созидательный дух». «Причину различия языков можно видеть в большем или меньшем успехе того порыва, с каким прокладывает себе путь общечеловеческая способность к созданию речи, чему национальный духовный склад может благоприятствовать, но может и мешать» (1984). Гумбольдт считает, что разные языки представляют собой как бы ступени к общечеловеческой цели – созданию наилучшего языка, который наиболее полно будет выражать «созидающий дух». При этом имеется в виду не словарный запас языка, это оговаривается специально, а именно тип грамматического устройства. При этом наивысшим оказывается флективный строй, а низшим – изолирующий. С такой точкой спорил впоследствии Э. Сепир (см. выше),

Подчеркивая вторичность языка по отношению к «созидающему духу» Гумбольдт предостерегает от «недоразумения», которое может привести к выводу о том, что «язык превращается в создателя народа» (1960, 74). Тем самым Гумбольдт видит опасность создания теории лингвистического детерминизма, что и было сделано Б. Уорфом. Несмотря на существующую обратную связь между языком и «духовной силой», последняя является первичной. Она определяет не только язык, но и «действия, образ мысли, художественное изображение, формирование характера» народа. «Образ мысли и мироощущение народа, придающие … окраску и характер его языку, с самого начала воздействуют на этот последний» (1984).

В идее «созидательной духовной силы» многое заимствовано из философских идей того времени, в первую очередь из философии Иммануила Канта. Гумбольдт говорит о том, что «духовная сила» непостижима разумом, она «не позволяет вникнуть в свою сущность и предугадать образ своих действий». В ней «в ней скрыто чувство, порыв, мысль, решение, речь и поступок. Но, соприкасаясь с миром, внутреннее начало деятельно развертывает себя вовне и оставляет свой особенный след на всей прочей внутренней и внешней деятельности» (1984). Язык же «тесно переплетен с духовным развитием человечества и сопутствует ему на каждой ступени его локального прогресса или регресса, отражая в себе каждую стадию культуры» (1984). Заметим, что язык связан именно с «духовным развитием», а не с прогрессом соответствующего народа в области технологии или общественного устройства.

Когда Гумбольдт говорит о «волшебном круге», описываемом вокруг человека его языком, он вовсе не имеет в виду того, что этот круг создан именно языком. Круг создан культурой, частью которой и во многом выражением которой язык является. Выйти из него можно лишь изучив иной язык, и следовательно, познакомившись с иной культурой, усвоить иную картину мира, иное мировоззрение. Скорее дело происходит так, что язык, будучи воплощением «народного созидательного духа», не может выйти из предначертанного национального волшебного круга. Этому не способствует ни развитие его словарного запаса, ни успехи народа в области технологии и общественного устройства. Однако язык это способ приобщиться ко всей области духовной жизни какого-то народа. Гумбольдт пишет в своем исследовании «О кантабрском или баскском языке»: «Меня бесконечно привлекает внутренняя, удивительно таинственная связь всех языков и прежде всего высшее наслаждение – с каждым новым языком приобщаться к новой системе мыслей и чувств. … Разные языки – это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее» (1984).

Я не ставлю своей задачей охватить весь спектр идей В. фон Гумбольдта, однако хочу процитировать Я.В. Лоя: «Лингвистические теории Гумбольдта необычайно широки, всеобъемлющи. Поэтому от Гумбольдта идут нити идейного влияния во все стороны» (Лоя 1968, 53) Это и делает возможным ситуацию, когда два казалось бы противоположных направлений лингвистики – учитывающего обратное влияние конкретного языка на мышление и культуру и отрицающего такое влияние – считают Гумбольдта своим предшественником.

Вот что пишет англоязычная Википедия: «Считается, что он был первым европейским лингвистом, который определил человеческий язык как систему правил, а не просто набор слов и словосочетаний связанных с определенными значениями. Эта идея была одним из оснований теории языка Н. Хомского. Хомский часто цитирует описание Гумбольдтом языка как системы, которая способна «бесконечно использовать конечный набор средств», имея в виду, что при помощи конечного набора грамматических правил может быть построено бесконечное число предложений. Однако такое использование Хомским идей Гумбольдта не раз критиковалось как вводящее в заблуждение.

В последнее время Гумбольдт также называется среди создателей гипотезы лингвистической относительности (более известной как гипотеза Сепира-Уорфа), хотя Гумбольдт жил почти столетием ранее Э. Сепира и Б. Уорфа, однако его взгляд на различие между языками был более тонким и менее непреклонным». По этому поводу замечу, что последнее относится только в Б. Уорфу, но не к Э. Сепиру.

В. фон Гумбольдт действительно высказал немало новых идей. И это важно, поскольку «Человек всегда опирается на то, что уже есть в наличии. Взяв любую идею, чье открытие или осуществление придает человеческим порывам новых размах, вдумчивое и кропотливое исследование способно показать, что она уже и раньше, постепенно укореняясь, присутствовала в умах» (1984).

 

Неогумбольтианство и Франц Боас

Чрезвычайно разнообразное и богатое наследие В. фон Гумбольдта дало начало самым разным направлениям в лингвистике, языкознании и гуманитарных науках вообще. Некоторые направления в философии и языкознании получили название неогумбольдтианства. Такое обозначение указывает на то, что представители этих направлений следуют взглядам на язык и его природу, которые были высказаны В. фон Гумбольдтом.

Неогумбольдтианство предполагает «антропологический» подход к языку, иными словами, учёт того факта, что на языке говорит человек, являющийся с одной стороны индивидом, с другом – членом социума. Язык исследуется в его связи с сознанием и мышлением индивида, и как часть культуры социума. Надо заметить, что разные направления акцентируют различные стороны учения Гумбольдта. Среди тех, кто может считаться последователем В. фон Гумбольдта был и антрополог Франц Боас.

Франц Боас был непосредственным учителем Э. Сепира, обратившим внимание последнего на необходимость сбора материалов по языкам и культурам коренного населения Америки и определившего в многом методику этих исследований.

Э. Сепир не только последовал этому призыву, но и воспринял многие теоретические представления Боаса. Боас был не лингвистом, а антропологом в самом широком смысле. Он занимался физической и культурной антропологией, положил начало изучению этнопсихологии. Он принадлежал поколению этнологов рубежа XIX-XX веков, куда входили Б. Малиновский, а в России В.Г. Богораз, Йохельсон, Пилсудский и другие вырающиеся ученые. Их исследования знаменовали собой совершенно новый этап в науке о этносах и культурах. эти люди так высоко подняли планку научныфх исследований, что их работы по сию пору оказываются не просто не утратившими научной значимости, а непревзойденными образцами по детальности и точности исследования. К этому поколению принадлежал и Франц Боас, который был, возможно, одним из самых значительных его представителей. Для лингвистов важно, что одним из важнейших требований, которые ставили эти ученые к исследованию этнической культуры было непременное изучение языка исследуемого народа.

Имеет смысл поэтому остановиться на теоретических основах работы Франца Боаса, поскольку они оказали решающее влияние на формирование идей не только Эдварда Сепира, но и многих других лингвистов – прежде всего этнолингвистов – и антропологов – его учениками были также крупнейшие ученые, такие как Альфред Крёбер, Рут Бенедикт, Маргарет Мид. Боас на многие десятилетия определил направление и методы исследований в области этнологии и этнографии в США.

Боас родился и учился в Вестфалии (Германия), учился в Гейдельбергском университете, а затем в университете города Киля (многие свои работы он писал по-немецки). Его непосредственные учителя и товарищи находились под значительным влиянием идей Гумбольдта, который, как мы знаем, призывал к созданию новой сравнительной антропологии, которая показала бы, как видят (или как строят) мир разные народы. Поэтому Боас в полной мере может быть назван последователем Гумбольдта.

Важным обстоятельством, как мне кажется, является то, что Боас по образованию был физиком. Во второй половине XIX века физика переживала «теоретический кризиз». В тот период в недрах физики, возникло понятие «картины мира» человека. Физики хотели понять как соотноcится реальный «объективный» мир и его субъективное восприятие человеком. Это были необходимо, чтобы понять, насколько эмпирические впечатления способны дать адекватное представление о строении мира. Боас, еще будучи студентом, стал интересоваться вопросом соотношения реальной действительности и миром мысли. Эти интересы привели его к изучению географии. Его интересовало то, как природные условия влияют на мышление человека.

После окончания университета Боас отправился на Баффинову Землю[10], населенную эскимосами, имея в виду изучить влияние природной среды на культуру и мышление людей. Он пробыл среди эскимосов около года. Это была трудная экспедиция. В тяжелых полярных условиях Боас целиком и полностью зависел от эскимосов – он жил в их домах и питался тем, что добывали они. Эскимосы были проводниками в его поездках и помощниками в его работе.

Однаджы в разгар полярной ночи, передвигаясь в непроглядной полярной тьме, Боас и его проводник-эскимос потеряли дорогу и вынуждены были без остановки ехать на нартах через ледник и глубокий снег двадцать шесть часов, причем температура упала до -46. В конце концов им удалось дойти до жилища, причем они были полуживы от холода и голода. На следующий день Боас записал в дневнике: «Я часто спрашиваю себя, какие преимущества имеет наше «хорошее общество» перед этими «дикарями»? Чем больше я наблюдаю их обычаи, тем больше убеждаюсь в том, что мы не имеем права смотреть на них сверху вниз… Мы не имеем права порицать их обычаи и их предубеждения, которые могут казаться нам нелепыми. Мы «высокообразованные люди» оказываемся в этом отношении гораздо хуже них».

После экспедиции к эскимосам Боас стал антропологом, он получил место в Берлинском королевском этнологическом музее, защитил докторскую диссертацию, стал заниматься коренным населением Америки, конкретно – индейцами канадской провинции Британская Колумбия. В 1887 году Боасу предложили стать соредактором американского журнала «Science », Боас переехал (или остался) в США.

К этому времени идейно он во многом отошел от своих германских коллег. Так, Боас категорически выступал против дарвинизма в этнологии. Идеи эволюции в этой области часто понимались как основание для расистских построений – существовало представление о том, что одни народы ушли в эволюции дальше, чем другие. Более того, вследствие «приспособления видов» к природным условиям, народы также оказываются не равны между собой. Боас настаивал на «антропологическом (физическом) единстве человечества». Он вообще был против эволюционных объяснений в этнологии, так он решительно отказался от метода восстановления древнего состояния путём исследования «пережитков» в культуре, которым использовались до него Морган[11] и Тейлор.

Так физик и математик от изучения географии перешел к изучению культур, при этом Боаса особенно интересовало то, как думают представители разных народов. Он начал построение новой этнологии. Боас поставил этнологию – до него науку одновременно спекулятивную и описательную – на существенно более прочный фундамент. Так, Боас требовал значительно большей точности и качества при сборе этнографического материала, предъявлял больше требования к доказательности при интерпретации этих материалов. Он ввел применение статистики при обработке материалов антропологии. Боас настаивал на комплексном и контекстном изучении культуры сообщества. Комплексное изучение – это изучение не отдельно истории, или природно-климатических условий, или быта, или языка, или обрядов данного сообщества, а изучение этих сторон культуры в неразрывной связи с другими. Так, он считал обязательным условием – изучение языка исследуемого народа. Он рассматривал культуру – как единое целое, и, соответственно, ее отдельные части должны изучаться как части этого целого, а не сами по себе. Вследствие этого Боас требовал, чтобы при изучении какой-то культуры исследователь не исходил из общих схем, а изучал культуру по ее законам. Только так можно в конце концов нащупать действительные общие законы человеческой Культуры.

В течение многих лет Франц Боас преподавал в Колумбийском университете два курса: «Языки и культуры коренного населения Америки» и «Статистику».

Боас стоял на позициях, которые принято называть культурным плюрализмом. Нет «примитивны» или «низких» культур, культура индейского племени не менее сложна, чем культура европейской нации. Сложной культуры никак не коррелирует с развитием технологии и европоцентристским понимаем «прогресса». Здесь можно провести аналогию со степень. сложности языка и наличия письменности. Наличие письменности у какого-то европейского народа является лишь одной из черт его культуры. При этом строй этого европейского языка может быть значительно проще и с фонологической, и с морфосинтаксической точки зрения, чем строй какого-то индейского языка, не имеющего письменности.

Боас запимался всеми областями антропологии, однако наиболее пристальное внимание он уделял этнопсихологии, особенносям мышления того или иного народа. Он был основателем особого психологического направления в антропологии. Говоря языком Гумбольдта, его интересовали конкретные воплощения «духа» у каждого конкретного народа: или проявления «человеческого ума» в его самых разных вариантах и формах проявлениях. При этом он утверждает, что помимо индивидуальной психологии существует Volkerpsychologie «этническая психология» – "это теми психическими акциями, которые имеют место в каждом индивиде как социальной единице"

Важнейшим вкладом Боаса в развитие этнологии и лингвистики был отказ от «европоцентризма», т.е. с рассмотрения культур и языков неевропейских народов через призму хорошо знакомых и изученных европейских языков и культур. К нему же восходит окончательных отказ от представления о существовании «примитивных» языков. Из всего сказанного видно, что Франц Боас, хотя и был по преимуществу антропологом, внес значительный вклад в развитие лингвистики, как дескриптивной, так этнолингвистики.

 

 

Литература

Звегинцев

 

[1] Природа языкового знака настолько не очевидна наивному носителю, что существование значения у слова становилось темой научной работы. Так, А.И. Смирницкий в статье «Значение слова» пишет: «значение слова не есть сам обозначаемый словом предмет или явление или хотя бы только отношение или связь между словом и таким предметом или явлением… » (Смирницкий 1955, 81). Значение слова связано с представлением или понятием, то есть с ментальными единицами, а не с предметами или явлениями реального мира.

[2] Приведу несколько примеров из практики преподавания английского языка: русская студентка перевела фразу You know what I mean как «Ты знаешь, что я подлый»; а при попытке перевести на английский язык предложение «У меня есть книга», задавала вопрос: «А как по-английски “у”?».

[3] Малые языки – языки, существующих в окружении крупных (доминирующих) языков, чаще всего не имеющие никакого официального статуса.

[4] Вообще существование особого «первобытного мышления» или «первобытного менталитета» является очень сомнительным (см. гл. «Язык и мышление»). Все черты, которые Леви-Брюль считает характерными для «первобытного менталитета» можно найти и в мышлении современного европейца.

[5] «На всех улицах и площадях и при встречах в частных домах образованные люди живо обсуждали вопрос о том, на чем основаны имена – на природе или на законе» (H. Steinthal, Geschichte der Sprachwissenschaft – цит. по: Перельмутер 1980а, 129-130).

[6] Анализу диалога Платона «Кратил» посвящена гигантская литература, см. (Перельмутер 1980b).

[7] Онтология (от греч. ón, род. падеж óntos — сущее и -логия), раздел философии, в котором рассматриваются всеобщие основы, принципы бытия, его структура и закономерности (БСЭ).

[8] Тут совпадение с учением Хомского даже терминологическое (у Хомского – принципы и параметры).

[9] Подобно тому как соверменные учебники перестали давать грамматику в последовательноиом изложении, поскольку задача овладения языком практически для нелингвиста – должна включать совершенноинеы методики.

[10] Баффинова Земля – крупнейший остров Канадского Арктического архипелага, расположенный между Гренландией и заливом Гудзон (территория Канады).

[11] Поскольку работы Моргана легли в основу этнологического труда Ф. Энгельса «Происхождение частной собственности, семьи и государства», этот подход достаточно долго жил в советской этнографии.