Антропологическая модель и собственность

Первый камень в основание того индивидуализма соб­ст­венника, на котором зиждется современное общество, заложила Реформация. Второй «корень» политэкономии — почти слившаяся во времени с Реформацией научная революция XVI—XVII вв. Из этих корней выросла новая антропологическая модель, которая включает в себя несколько мифов и которая изменялась по мере появления более свежего и убедительного материала для мифотвор­чества. Вначале, в эпоху триум­фа ньютоновской картины мира, эта модель базировалась на метафоре механического (даже не химического) атома, подчиняющегося за­ко­нам Ньютона. Концепция индивида, развитая целым поко­ле­нием философов и философствующих ученых, получила как бы естест­вен­но­научное обоснование.

Совре­мен­ное общество основано на концепции чело­века-атома (ин-дивид — на латыни означает «неделимый», то есть по-гречески а-том). Каждый человек является неделимой це­лост­ной частицей человечества, то есть разрываются все чело­ве­ческие связи, в которые раньше он был включен. Происходит атомизация общества, его разделение на пыль свободных индиви­дуумов. Заметим, что в традиционном обществе смысл понятия индивид широкой публике даже неизвестен. Здесь человек в принципе не может быть атомом — он «делим». Так, в России человек представляет собой соборную личность, средоточие множества человеческих связей. Он «разделен» в других и вбирает их в себя. Здесь отсутствует сам дуализм индивид-общество. Здесь человек всегда включен в соли­дар­ные структуры (патриархальной семьи, деревенской и церковной общины, трудового коллектива, пусть даже шайки воров).

Из понятия человека-атома вытекало новое представление о частной собствен­ности как естественном праве. Именно исходное ощущение недели­мо­сти индивида, его превра­ще­ния в обособленный, автономный мир поро­дило глубинное чувство собственности, приложенное прежде всего к собственному телу. Произошло отчуждение те­ла от личности и его пре­вра­щение в собственность. До этого понятие «Я» включало в себя и дух, и тело как неразрывное целое. Теперь стали говорить «мое тело» — это словосочетание появилось в языке недавно, лишь с воз­ник­новением ры­ноч­ной экономики. Заметим, что в миро­ощу­щении русских, которые не пережили такого переворота, этой проб­лемы как будто и не стояло — а на Западе это один из по­сто­янно обсуждаемых вопросов. При­чем, будучи вопросом фун­да­мен­таль­ным, он встает во всех плоско­стях общественной жизни, вплоть до политики. Если мое тело — это моя священная частная собственность, то никого не касается, как я им распоряжаюсь (показательны дискуссии о проституции, гомосексуа­лиз­ме, эвтаназии).

Превращение тела в собственность обосновало возможность свобод­ного контракта и эквивалентного обмена на рынке труда путем превращения рабочей силы в особый товар. Каждый свободный индивид имеет эту частную соб­ственность — собственное тело, и в этом смысле все индивиды равны. И пос­кольку теперь он собственник этого тела (а раньше его тело при­на­д­лежало частично семье, общине, народу), постольку теперь он может ус­тупать его по контракту другому как рабочую силу. Так возник миф о человеке экономическом — homo eсonomiсus, ко­то­рый создал ры­ноч­ную экономику. Американский антрополог Салинс пишет об этой совер­шенно необычной свободе «продавать себя»:

«Полностью ры­ноч­ная система — очень необычный тип общества, как и очень спе­цифический период истории. Он отмечен тем, что Макферсон назы­ва­ет «собствен­ни­ческим индивидуализмом». Собст­вен­нический инди­ви­дуализм включает в себя странную идею — ко­торая есть плата за осво­бождение от феодальных отношений — что люди имеют в соб­ст­венности свое тело, которое имеют право и вынуждены исполь­зовать, продавая его тем, кто контролирует ка­питал... В этой ситуации каждый человек выс­тупает по отношению к другому че­ловеку как собственник. Фактически все общество формируется через акты обмена, посредством которых каж­дый ищет максимально возможную выгоду за счет приобретения собст­венности другого за наименьшую цену».

Превращение человека в атом, обладающий правами и свободами, меняло и идею государства, которое раньше было построено иерархически и обосновывалось, приобре­тало авторитет через божественное откровение. Госу­дар­ст­во было патерналистским и не классовым, а сословным. Лютер легитимировал возникновение классового государства, в котором представителем Бога становится не монарх, а класс богатых. Богатые ста­но­вились но­сителями власти, направленной против бедных. Адам Смит так и определил главную роль государства в гра­ж­данском обществе — охрана частной собственности:

«Приобретение крупной и об­ширной собственности возможно лишь при установлении гражданского правительства. В той мере, в какой оно устанавливается для защиты собственности, оно становится, в действительности, защитой бо­гатых против бедных, защитой тех, кто владеет собственностью, против тех, кто никакой собст­вен­ности не имеет».

Именно капитализм (с его необходимыми компонентами — граж­дан­ским обществом, фабричным производством и рыночной эко­номикой) поро­дил тот тип государства, который английский ученый и философ XVII века Гоббс охарак­те­ри­зовал как Левиафана. Только такой наделенный мощью, бес­страс­тием и авторитетом страж мог ввести в законные рамки конкуренцию — эту войну всех против всех. А. Тойнби подчеркивает: «В за­падном мире... в конце концов последовало появление тоталитарного ти­па госу­дар­ства, сочетаю­ще­го в себе западный гений организации и меха­ни­зации с дья­воль­ской способностью порабощения душ, ко­то­рой могли по­завидовать тираны всех времен и народов... Возрождение покло­нения Ле­виа­фану стало религией, и каждый житель Запада внес в этот процесс свою лепту».