Дневник Джоя

Теперь мы поем на кухне песню, которую не спели вче­ра. ((Ее звуки живут у меня внутри. Они всплывают на поверхность, а затем соскальзывают назад)), пока мама го­товит завтрак...

Она стоит спиной ко мне, и поэтому не видит. Мама не знает, что я знаю, как это сделать. Я наливаю для нее сливки в кофейную чашку. Она поворачивается и замечает, что я делаю. Ее лицо застывает. ((Может ли умереть ветер, может ли весь мир стать мертвым?))

Вдруг она начинает смеяться. Подходит и обнимает меня, и смотрит прямо в глаза. В ее глазах я вижу удивле­ние. [Глядя мне в глаза, она снова проигрывает всю эту сцену], удивление заполняет ее глаза и лицо второй волной. ((Я погружаюсь еще глубже. Новое течение поднимается из глубины наружу, ее глаза становятся нежнее, гораздо мягче и нежнее.))

Она смеется и возвращает нас назад, сюда.

Я запускаю руку в сахарницу и кладу в мамин кофе один кусочек сахара. Останавливаюсь. Затем кладу еще один... Я не могу удержаться от смеха, потому что знаю, что это правильно — два кусочка.

И она тоже смеется.

И мы вместе смеемся, смеемся и смеемся, ((и мчимся, подхваченные самым свежим и самым приятным, из всех бризов.))

История Джоя

Д.С.: А что было потом?

Джой: За завтраком мы смеялись, и СМЕЯЛИСЬ, и СМЕЯЛИСЬ... потому что это было очень смешно. И мы не переставали смеяться, по­тому что я удивил маму.

Д.С.: Правда?

Джой: Ну да, я положил один кусок сахара в кофе. А мама смотрела. Потом я положил еще один. А она смотрела. Я остановился, пото­му что два кусочка и надо было. И еще я налил в кофе сливки — пока мама не виде­ла. Она повернулась, а все уже было сделано.

Д.С.: А что было еще?

Джой: Ну, ... мы пели вечернюю песню, оставшуюся со вчерашнего вечера, пели даже во время зав­трака... Спеть ее?

Д.С.: Конечно.

Джой: Она поется так:

А в четырех уголках кровати стоят четыре букета цветов.

А в середине кровати течет глубокая река.

Все королевские лошади

смогли бы вместе пить воду там.

И мы могли бы спать там,

и мы могли бы спать там, о да,

до самого конца мира.

Д.С.: Замечательная песня. Джой: Ага.

Д.С.: Вы поете ее каждый вечер?

Джой: Да, мы вместе поем, мама и я. Вчера вечером мы ее не пели.

Д.С.: Понятно. А что же было потом?

Джой: А попом ... потом уже сейчас. Я разговари­ваю с вами.

 

 

Хотя на первый взгляд записи в дневнике Джоя (мир его непосредственного опыта) и рассказанная им история (мир его истории) представляют собой два различных взгляда на одни и те же события его жизни, по сути, это два параллельных мира. Джой переживает и конструиру­ет их по-разному, поскольку каждый из них служит сво­ей цели.

Мир опыта Джоя — это настоящий момент, развора­чивающийся во времени. Его не ухватишь, как невозмож­но заснять на видеопленку сон. Он бесконечно богат от­тенками ощущений, чувств, многообразием мыслей и действий. Он выстраивается в тот момент, когда непосред­ственно проживается. Ум быстро и легко передвигается в пространстве и времени, перескакивает от одного пережи­вания к другому, переходит от реальных событий к вооб­ражаемым. Большинство переживаний включает много процессов одновременно: мы ощущаем, воспринимаем что-то, в то же время мы действуем, думаем и чувствуем. В этом потоке опыта нет остановок. Мы словно принимаем учас­тие в бесконечном представлении, которое разворачивает­ся одновременно на пяти площадках. Однако внимание и сознание фильтруют и структурируют этот непрерывный поток переживаний, чтобы как-то его упорядочить, поэто­му мы ощущаем себя движущимися скорее вдоль единой линии, чем вдоль пяти параллельных линий. Мы восприни­маем свою жизнь не как хаос одновременных пережива­ний и не как перепрыгивание от одной сценической пло­щадки к другой и обратно, но как последовательное, более или менее непрерывное, отчасти согласованное и понятное разворачивание событий во времени.

Работа ума придает смысл переживаниям Джоя и свя­зывает их в единое целое. Сначала создается впечатление, что Джой все время перескакивает с одного на другое. В спаль­не он переходит от солнечного света ко льву из книжки, потом ко льву, изображаемому мамой, к танцу солнечного света на стене и опять к изображаемому мамой льву, затем ко львам в целом, потом ко вчерашнему происшествию, когда он ударил девочку и был отправлен в свою комнату, затем к двум более ранним фрагментам его опыта. После этого Джой возвращается к вчерашнему происшествию, к солнеч­ному пятну и львам.

Эта путаница, на самом деле, вовсе не такая уж и пута­ница. Отбором и структурированием переживаний руково­дит эмоциональная связь событий по нескольким горячим тематическим линиям: агрессия-гнев, одиночество-печаль и примирение — все они активированы драматическими со­бытиями вчерашнего вечера, когда Джой ударил девочку и был отправлен в свою комнату. Активные эмоциональные темы отбирают из прошлого и настоящего определенные события, создают воображаемые события (связанные с пер­воначальным, актуализировавшим эмоциональные темы) и соединяют все это в последовательность, логика которой задается исходными темами.

Итак, Джой начинает рассматривать пятно солнечного света. Он непосредственно воспринимает, переживает свет, как делал это уже не раз, начиная с шестинедельного воз­раста (гл. 1). Затем по ассоциации всплывает лев из книж­ки. Очевидная причина этой ассоциации — сходство цвета. Однако переживание солнечного пятна связано еще и с нарастающим возбуждением, которое он сам должен регу­лировать. В какой-то степени это как раз та задача, кото­рую ставят перед Джоем его чувства гнева и печали. Как с ними справиться? Их выражением позже станет лев, а пока еще лев не стал воплощением этой темы, которая все еще ищет себя и свое содержательное наполнение.

Джой переходит ко льву из книжки, вызывает в памя­ти рисунок зверя и сосредотачивается, в конце концов, на его зубах. (Так начинает оформляться тема агрессии.) Затем он вспоминает и прокручивает в воображении, как изображает льва его мать. Ее неторопливые движения вновь запускают часто воспроизводившееся воспоминание о мед­ленном солнечном танце на стене, которое активизирова­лось на мгновение раньше. Он снова подхватывает образ льва, изображаемого матерью. Ее лев мирный и игривый. Тема агрессии угасает. Говоря себе, что мама не настоящий лев, Джой снова воскрешает тему агрессии. Затем усили­вает ее, приводя тот факт, что все звери боятся львов, по­скольку они очень сильные. В этот момент вновь «окреп­шая» тема льва выражает конкретный контекст, мотив и оставшиеся со вчерашнего вечера чувства. Джой вновь проживает вчерашнюю сцену, когда он почувствовал, что окружающие смотрят на него как на плохого и опасного человека. Он еще раз ощущает чувства стыда и отчужден­ности, переживает сцену в своей комнате, где он устроил шумовой оркестр и разбросал игрушки, чтобы выразить гнев и найти себе утешение.

«Музыка», извлекаемая из столбиков кроватки, вызывает в памяти Джоя другую серию очень ранних переживаний: вот он лежит в своей кроватке и смотрит на мир (гл. 2). Возможно, эта ассоциация всплыла благодаря изгнанию Джоя с общей сцены действий и помещению в его ком­нату в качестве пассивного наблюдателя мира, лишенного людей. Джой снова возвращается к вчерашним событи­ям, — к моменту, когда был разгневан «заключением» и разбрасывал повсюду игрушки, устроив бурю. Это, в свою очередь, актуализировало другой кусочек прошлого — со­хранившуюся в памяти бурю голода (гл. 3). Главным в этой связи выступает не голод как таковой, но чувство идущего изнутри расстройства, ощущаемого как пульсирующие, че­редующиеся волны, разлетание и сжимание. Гнев пережи­вается похожим образом. Его волны также взрываются вовне, и в наступающее вслед за этим мгновение тишины печаль и одиночество переполняют его, снова превращаются в гнев, который накапливается и опять взрывается, и все повторяется сначала. Это проживание усиливает тему пе­чали-одиночества, которую он затем связывает со вчераш­ними событиями. Как только тема актуализировалась, Джой возвращается в настоящее. Он начинает справляться с пе­чалью и одиночеством, передавая их льву и затем успока­ивая бедного зверя. В этот момент Джой вспоминает, как мама успокаивает его самого, и принимает на себя роль уте­шителя. Идентифицируясь с матерью, он может сочувство­вать как себе, так и другим.

Таким образом, мир опыта маленького Джоя вовсе не хаотичен. Ребенок непрерывно отбирает те жизненные собы­тия, которыми он непосредственно занят, структурирует и упорядочивает свою действительность. А жизнь преподносит ему новые темы и сюрпризы. Переживания Джоя, с одной стороны, направляются темами, с другой — стремятся найти их. Оба эти процесса формируют текущий опыт ребенка, и он оказывается тщательно отобранным и взаимосвязанным еще до того, как Джой превратит его в историю.

Рассказы Джоя — реконструкция мира опыта, который сам уже является определенной конструкцией. Эта рекон­струкция должна решить множество задач. Прежде всего, она должна быть воспринята другим человеком, т. е. отве­чать требованию доступности для другого, предназначаться для передачи другим, в противовес переживаемому опыту, который не касается никого, кроме ребенка. Поэтому пер­вое, что должен сделать Джой при создании истории — «вывернуть» мир переживаний изнутри наружу. И он де­лает это, превращая внутренние психические состояния во внешние действия и события, которые еще раз смогли бы произойти «на открытой сцене» перед глазами слушателей. Начиная рассказывать свои истории, большинство детей, как и Джой, используют главным образом глаголы действия: «я играл», «он прячется», «он двигается», «он пел и танце­вал», никак не связывая их с эмоциональными состояния­ми. Они почти не упоминают о чувствах. В истории Джоя упоминалось только одно чувство — одиночество льва. В то время как мир переживаний ребенка богат чувствами: на солнечное пятно «приятно смотреть», мама «довольна со­бой», звери «боятся».

Следующая задача Джоя — выбрать главные темы, от­сечь от них лишнее, придать им концентрированное выра­жение. Причем сделать это так тонко, чтобы история не стала опасной, смущающей и не передавала бы слишком много личных подробностей. Для этой деликатной задачи лев Джоя оказался превосходной находкой. В рассказанной дей­ствительности он заменяет Джоя, выражает не только же­лания Джоя быть сильным, но и его опасения оказаться слишком опасным и причинить кому-нибудь вред. Лев со­вершает те действия, которые занимают мысли Джоя: он сражается. И получает такое же наказание: он заперт в клетке, как Джой в своей комнате. В клетке лев пережива­ет сложные чувства: одиночество, гнев, «сильную бурю» — совсем как Джой. Джой также знает, что родители не хо­тят, чтобы он проявлял агрессивность и что ему надо дер­жать ее «запертой», за решеткой. Он усвоил и то, что неко­торыми переживаниями лучше не делиться, — по крайней мере, с родителями. Как тогда, в ситуации с солнечным пятном на полу (гл. 10), когда он, погруженный в непос­редственные переживания, собирался дотронуться до него ли­цом, а мама остановила его резким тоном. Она, пусть нена­меренно, но на время, разрушила невербальный мир Джоя. Тогда он начал понимать, что необходимо заботиться и лаже защищать свой личный мир. Возможно, то, что лев Джоя не поет, когда родители входят в комнату, связано именно с этим ранним открытием. Лев вообще невидим ни для кого, кроме Джоя.

Лев у мальчика выполняет и другую функцию: он ста­новится переходным объектом, в его присутствии Джой может остаться один в комнате, с ним может играть, чтобы облегчить одиночество. Джой в своей истории исполняет роль товарища-наблюдателя по отношению ко льву. Утешая льва, он не только дистанцируется от своего чувства одиночества, но и лучше справляется с ним.

Прелесть такой маскировки заключается в том, что Джой может выразить себя через льва и в то же время быть сво­бодным от ответственности за то, что делает или чувствует лев. Ведь лев-то существует «не на самом деле». В создании своей истории Джой дважды применил волшебный трюк. Во-первых, придумал льва и поместил его на передний план событий. Во-вторых, втайне — в том числе и от себя само­го — наделил льва собственными качествами. В своей исто­рии он распределил себя на две роли, а событие получило абсолютно новую структуру. Джой преобразовал мир своих переживаний в мир истории.

Хороший пример такого же процесса трансформации — история про рыбу-топс. Появление невероятного гибрида топса и рыбы — только самое начало. Эта рыба поистине волшебна: ее нельзя увидеть, нельзя поймать, она плавает как рыба, но еще и прыгает по поверхности воды. Рыба-топс как-то связана и с Джоем (он учится прыгать; он «почти пой­мал» ее), и с его отцом (который такую рыбу «один раз», «может быть», поймал). Поскольку эта рыба не дает себя поймать, то ее нельзя рассмотреть вблизи, отнести к како­му-нибудь виду, т.е. нельзя окончательно идентифицировать и полностью понять. К чему такая магическая неопределен­ность? Джой рассказывает историю про себя, папу и их общий язык, их взаимоотношения настолько ясно, насколь­ко это можно сделать с помощью слов.

В исходном эпизоде «Топс» (гл. 9) Джой в двадцать месяцев впервые произнес ласковое прозвище, которое придумал ему отец — «Топс», соединив в одной фразе — «Я — Топс» — две разных вещи: (1) как его видит, и что по отношению к нему чувствует отец, и (2) как он сам относится к себе, воспринимаемому таким образом. По сути, это волшебное слияние, начинающее одно из направ­лений его развития. Отец испытывает по отношению к сыну любовь и восхищение, и Джою хочется стать таким, каким, по его представлению, видит его отец, — и мать тоже. Здесь мы имеем дело с одной из наиболее мощных сил, определяющих развитие ребенка — силой любви. Родители любят его таким, какой он есть, таким, каким он был, и таким, каким они надеются увидеть его в буду­щем. И ребенок начинает ощущать себя во всех этих трех перспективах. В этих любопытных взаимоотношениях родителей и ребенка Джоя любят такого, какой он есть, и такого, каким он пока еще не стал. И он ощущает себя тем, кто он есть и одновременно тем, кем он пока не является, но когда-нибудь может стать. Такова же и вол­шебная рыба! Она рыба, и в то же время не рыба, а на­града, к которой мы стремимся, несмотря на то, что она неуловима. Даже если мы и поймаем ее на мгновенье, она вырвется и уплывет, потому что удержать ее невозмож­но. Это та точка времени, где настоящее в своем стрем­лении вперед встречается с будущим. Это — становление самим собой.

Вспомним, что вчера был трудный для Джоя день. Он ударил девочку и был наказан. Ему было действительно пло­хо. Напряжение между ним и родителями в основном было снято вечером, когда его укладывали спать. Однако жизнь пока еще не вернулась к своей обычной легкости. Это и. составляет широкий контекст, определяющий рассказ о «рыбе-топс». Его настоящая тема — это желание полностью примириться с родителями. Сплетая эту историю, Джой снова соединяет себя и своего отца. Как и в ситуации «Я — Топс», в истории о рыбе-топс, Джой и его отец наслажда­ются своим единением, подтвержденным с помощью язы­ка. Это ядро исходного переживания и главная функция выросшей из него истории.

Третья часть утренней истории — рассказ о том, что про­исходило на кухне, где Джой был вместе с мамой, — дает еще несколько очаровательных штрихов к истории, расска­занной ребенком. История должна иметь начало, середину и конец. Мы ждем, что в рассказе из «реальной жизни» пос­ледовательность событий будет отражать тот порядок, в каком они происходили на самом деле. В дневниковой за­писи Джоя мы видим этот «настоящий» порядок, однако, рассказывая мне историю, ребенок меняет его почти на противоположный.

Вот эти последовательности событий, как они появляются в двух мирах Джоя:

Мир переживаний Мир истории

Джой и мама поют песню. Джой и мама вместе

смеются.

Джой наливает сливки Джой удивляет маму, в кофе маме.

Мама поворачивается и Джой кладет два ку
видит Джоя. сочка сахара в чашку

мамы.

Мир переживаний Мир истории

Мама в восторге. Джой наливает сливки

маме в кофе.

Джой кладет два ку Мама поворачивается

сочкасахара в чашку и видит Джоя,
маме.

Джой и мама вместе Джой и мама поют

смеются. песню.

 

 

Несмотря на столь вольное обращение с последователь­ностью событий, Джой рассказывает примерно ту же исто­рию. Он просто поменял местами конец и начало и изме­нил порядок событий в середине.

В мире переживаний Джоя драматическое напряжение нарастает (подобно классическим образцам греческой или шекспировской трагедий) вплоть до кульминационной точ­ки, когда его мать, поняв, что он налил ей в кофе сливки, удивляется и смеется. Пройдя эту высшую точку, напряже­ние начинает спадать. Затем второй пик, пониже, когда мама вместе с Джоем видит, что он знает, что в ее чашку надо положить два куска сахара, и уже умеет это делать.

Когда четырехлетние дети учатся рассказывать истории про самих себя, они используют классическую схему тра­гедии значительно реже, чем взрослые или дети постарше. Маленькие дети предпочитают рассказывать истории, в кон­це которых, как в рассказах Эдгара По и Ги Де Мопасса­на, разрешаются все конфликты, и тем самым снимается напряжение. Или же они помещают драматическое «ядро» в самое начало, а затем говорят о деталях происшедшего, как это сделал Джой в истории «На кухне». Он начинает с главного: «За завтраком мы смеялись, СМЕЯЛИСЬ и СМЕ­ЯЛИСЬ... потому что я ее удивил». Затем он сообщает детали того, что же такого смешного случилось, что созда­ло саму интригу.

Но с описанием действия история Джоя не заканчива­ется. Остается песня, которая возникает, как запоздалая мысль, но наполнена непревзойденной драматической силой. Почему эта песня? Почему она именно таким образом появляется в истории? Чтобы ответить на эти вопросы, я должен вернуться к основным темам рассказа Джоя.

Потребность помириться с матерью после событий вчерашнего вечера столь же сильна у Джоя, как и потреб­ность в примирении с отцом. Фактически, эта история о том, что Джой и мама снова нашли друг друга. Песня здесь — та самая песня, которую они поют каждый ве­чер, когда Джой укладывается спать. Колыбельная песня — это дар, который родители дают, а ребенок принимает, отправляясь спать один в темную ночь. Это ритуал, свя­зывающий их вместе.

Вчера все были расстроены и песню не спели. Теперь, уже утром, Джой и его мама восстанавливают нарушенный ритуал. Исполнение песни во время завтрака полностью возвращает их отношения в нормальное русло. В реальнос­ти совместное пение предшествовало сюрпризам с кофе и смеху и, вероятно, должна существовать какая-то причина, по которой Джой начал историю с другого события. Наи­более сильное и значимое эмоциональное действие на самом деле произошло первым, когда Джой и мама пели песню. Это действие — их воссоединение. Всё, что случилось по­том — забавные события, связанные с кофе — воспроизво­дит их воссоединение, но на меньшем уровне драматичес­кого напряжения, «легко». На деле, именно пение песни и всё, что за этим стоит, позволило им позднее повеселиться, создав для этого подходящие условия.

В истории Джой сдвинул начальную точку кульминации с пения на сливки в чашке для кофе. И, несмотря на нару­шение реального хода событий, он абсолютно прав с точки зрения эмоционально-драматической последовательности. Введение песни в самом конце истории и его готовность, точнее даже предложение спеть её, создаёт вторую драма­тическую кульминацию в конце. Песня была заменена в начале истории, но, так или иначе, появилась в её конце. Её роль в утренних событиях была настолько значительна, что она никак не могла остаться в тени.

Песня Джоя — старая французская любовная песня. Прекрасно и таинственно, в ней поётся о глубокой бли­зости между людьми. Она существует сотни лет и прошла через жизни множества людей. Важно то, что теперь и Джой может обращаться к культурному наследию, «вытя­нуть» оттуда великолепную нить и вплести её в свою соб­ственную жизнь. Новая способность мальчика рассказы­вать истории позволяет ему осуществлять контакт со своей культурой невозможным ранее способом, он делает куль­туру частью себя и сам становится её частью, ещё одним из бесчисленных ее носителей.

И, наконец, заключительные слова Джоя: «Л потом. ... а потом уже сейчас. Я разговариваю с вами» — это яс­ная граница, знак, указывающий мне, что история закон­чилась. Внутренне Джой выходит из событий, о которых говорил. Он возвращается в непосредственное настоящее и хочет вернуть в него и меня. Он показывает мне, что прошлое теперь догнало настоящее. Джой не только мо­жет рассказать историю, он уже осознаёт, что события, о которых идёт речь, существуют в другом времени — в прошлом, — и ином межличностном пространстве, куда входят и откуда выходят, пользуясь взаимно принятыми знаками и условностями. Джой становится рассказчиком своей жизни. Теперь в его власти интерпретировать свою жизнь, пересматривать и менять эти интерпретации. И об­ладая теперь контролем над собственным прошлым, он может гораздо лучше контролировать своё настоящее и будущее.

А значит, он может создавать свой собственный днев­ник, для начала, устный. Я в роли интерпретатора больше ему не нужен и спокойно могу уходить. Отныне он сам будет говорить с вами.

 

Поскольку эта книга — не академическое издание, я не ставил своей задачей привести полную библио­графию по проблеме раннего детства, (а научных публикаций по этой теме очень много). По этой причине я не приводил сноски на разнообразные исследования, которые использова­лись для создания дневника. С другой стороны, поскольку су­ществует дефицит соответствующей литературы для широкого круга интересующихся читателей, я решил пойти на компро­мисс и сделать подборку из различных книг. В некоторых из них освещается широкий спектр вопросов, другие посвяще­ны более глубокой разработке какой-либо одной проблемы.

Литература подобрана и расположена в соответствии с темами, затрагиваемыми в соответствующих главах дневни­ка. Я надеюсь, что читатели, заинтересованные в углублении знаний о раннем детстве, смогут получить первое представ­ление об этом периоде. Вполне возможно, что после знаком­ства с этими книгами у вас возникнут некоторые сомнения и появится желание усовершенствовать изобретенный мной дневник. А может быть, вы создадите свой улучшенный вариант для ребенка, которого вы лично знаете.

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Во введении я пишу о революционном перевороте в области возрастной психологии и пытаюсь описать, как мы осуществляем исследования и каким образом приходим к тем или иным предположениям о способностях и знаниях младенца. Книги, которые я предлагаю (и, прежде всего, те главы, которые относятся к раннему детству), помогут вам получить общее представление об этих проблемах: P. Mussen, ed., Carmichaei's Manual of Child Psychology (New York: John Wiley, 1970) и W. Kessen, ed., Mussen's Handbook of Child Psychology, Vol. I (New York: John Wiley, 1983).

Обосновывая свое решение написать «автобиографичес­кий» дневник младенца, я уделяю много внимания потреб­ностям родителей и любых взрослых иметь собственное пред­ставление о внутренней жизни ребенка. Рекомендую ряд книг, рассматривающих различные аспекты детского развития. Kenneth Кауе, The Mental and Social Life of Babies (Chicago: University of Chicago Press, 1982). С клинической и психо­аналитической точки зрения написаны книги S. Fraiberg, Clinical Studies in Infant Mental Health: The First Year of Life (New York: Basic Books, 1980) и D. Winnicott, Playing and Reality (New York: Basic Books, 1971).

Возможностям младенческой памяти посвящены книги: М. Moscovitch, ed., Infant Memory (New York: Plenum Press, 1984); R. C. Shank, Dynamic Memory: A Theory of Reminding and Learning in Computers and People (New York: Cambridge University Press, 1982); G. M. Edelman, The Remembered Present: A Biological Theory of Consciousness (New York: Basic

Books, 1990); Е. Tulving and W. Donaldson, Organization of Memory (New York: Academic Press, 1972). Эти книги ока­зали на меня сильное влияние.

Одно из очень важных направлений исследований свя­зано с изучением способности младенца организовывать свой опыт — образовывать категории и представления.

Сошлюсь на классические труды Жана Пиаже, а также: L. Weiskrantz, ed., Thought Without Language (Oxford: Clarendon, 1988); E. Rosch and В. B. Floyd, eds., Cognition and Categorization (Hillsdale, N.J.: Lawrence Erlbaum, 1978); G. Butterworth, ed.. Infancy and Epistemology (London: Harvester Press, 1981).

Природе детского опыта в более широком биологическом, эволюционном контексте посвящены следующие книги: М. Hofer, The Roots of Human Behavior (San Francisco: W. H. Freeman, 1980); R. Hinde, Towards Understanding Relationships (London: Academic Press, 1979).

 

I. МИР чувств

Книги об эмоциях в младенчестве: М. Lewis and L. Rosenblum, eds., The Development of Affect (New York: Plenum Press, 1978); M. Lewis and L. Rosenblum, eds., The Origins of Fear (New York: John Wiley, 1974); J. Dunn, Distress and Comfort (Cambridge: Harvard University Press, 1976); R. Pluchik and H. Kellerman, eds., Emotion: Theory, Research and Experience, Vol. II (New York: Academic Press, 1983); J. D. Call, E. Galenson, and R. L. Tyson, eds., Frontiers of Infant Psychiatry, Vol. II (New York: Basic Books, 1985).

Большой интерес вызвали у меня следующие теоретичес­кие работы: S. Tomkins, Affect, Imagery and Consciousness, Vol. I, The Positive Affects (New York: Springer, 1962); S. Langer, Mind: An Essay on Human Feeling, Vol. I (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1967).

 

В этой главе также затрагиваются вопросы восприя­тия младенцем объектов и пространства в целом. Хоро­шим отправным пунктом для изучения этой проблемы может стать книга L. В. Cohen and P. Salapatek, eds., Infant Perception: From Sensation to Cognition, Vol. II (New York: Academic Press, 1975), а также Т. G. R. Bower, The Per­ceptual World of the Child (Cambridge: Harvard University Press, 1976).

 

II. МИР НЕПОСРЕДСТВЕННОГО ОБЩЕНИЯ

 

О человеке как объекте интереса младенца и ранних формах контакта между ребенком и этим особенным «со­циальным объектом» речь пойдет в следующих книгах: М. Lewis and L. Rosenblum, eds., The Effect of the Infant on Its Caregiver (New York: John Wiley, 1974); D. Stern, The First Relationship: Infant and Mother (Cambridge: Harvard University Press, 1977); H. R. Schaffer, ed., Studies in Mother-Infant Interaction (New York: Academic Press, 1977); E. Thoman, ed., Origins of the Infant's Social Responsiveness (Hillsdale, N.J.: Lawrence Erlbaum, 1978); M. M. Bullowa, ed., before Speech: Тhе beginning of Interpersonal Communication (New York: Cambridge University Press, 1979); E. Tronick, ed., Social Interchange in Infancy (Baltimore: University Park Press, 1982); T. Field and N. Fox, eds., Social Perception in Infants (Norwood, N.J.: Ablex, 1986).

Что касается роли активного самостоятельного пере­движения в организации восприятия пространства, (как это описано в эпизоде, когда отец несет Джоя), инфор­мацию по этой проблеме вы найдете в книге Е. Rovee-Collier, ed., Advances in Infancy Research (Norwood, N.J.: Ablex, 1990), особенно подробно она рассматривается в статье В. Bertenthal и J. Campos.

 

III. МИР МЫСЛЕЙ

 

В этой части две основные темы: «Привязанность» и «Интерсубъективность». Информацию по теме «Привязан­ность» вы найдете в книгах: J. Bowlby, Attachment and Loss, Vol. I (New York: Basic Books, 1969) и Vol. Ii»V(New York: Basic Boob, 1973); M. D. S. Ainsworth, M. C. Blehar, E. Waters, and S. Wall, Patterns of Attachment (Hillsdale, N.J.: Lawrence Erlbaum, 1978). Новые данные приведены в следующих из­даниях: Bretherton I., Waters Е., Growing Points of Attachment Theory and Research. Monographs of the Society for Research in Child Development (Chicago: University of Chicago Press, 1986).

Тема «Интерсубъективность» представлена в книгах: М. Е. Lamb and L.R. Sherrod eds., Infant Social Cognition (Hillsdale, N.J.: Lawrence Erlbaum, 1981); D. Stern, The Interpersonal World of the Infant: A View from Psy­choanalysis and Developmental Psychology (New York: Basic Books, 1985); A. Lock, ed., Action, Gesture and Symbol (New York: Academic Press, 1978); T. Mischel, ed., Understanding Other Persons (Oxford: Blackwell, 1974);

В книге A. Sameroff and R. Emde, eds., Relationship Disturbances in Early Childhood (New York: Basic Books, 1989) представлены клинические аспекты привязанности.

 

IV. МИР СЛОВ

 

Обе части главы имеют дело с овладением ребенком речью и влиянием речи на опыт ребенка и его способность к саморефлексии. Отправной точкой в изучении этих про­блем могут послужить следующие книги: М. Lewis and J. Brooks-Gunn, Social Cognition and the Acquisition of Self (New York: Plenum Press, 1979); J. Kagan, The Second Year of Life:

 

Избранная библиография

 

The Emergence of Self Awareness (Cambridge: Harvard University Press, 1981).

Процесс овладения языком и связанное с ним переструк­турирование реальности освещены в книгах: Е. Bates, ed., The Emergence of Symbols: Cognition and Communication in Infancy (New York: Academic Press, 1979); J. S. Bruner, Chud 's Talk: Learning to Use Language (New York: W. W. Norton, 1983); R. Gollenkoff, ed., The Transitions from Prelinguistic to Linguistic Communications (Hillsdale, N.J.: Lawrence Erlbaum, 1983); L. S. Vygotsky, Thought and Language, E. Kaufmann и

G. Vakar, eds. and trans. (Cambridge: M.I.T. Press, 1962);H. Werner и В. Kaplan, Symbol Formation: An Organismic Developmental Approach to Language and Expression of Thought
(New York: John Wiley, 1963).

 

V. МИР ИСТОРИЙ

 

Исследования детского способа создавать рассказ: W. Chafe, ed., The Pear Stones (Norwood, N.J.: Ablex, 1980); С. Peterson and A. McCabe, Developmental Psycholinguistics: Three Ways of Looking at a Chud 's Narrative (New York: Plenum, 1983); K. Nelson, Event Knowledge: Structure and Function in Development (Hillsdale, N.J.: Lawrence Erlbaum, 1986); J. S. Bruner, Actual Minds, Possible Worlds (Cambridge: Harvard University Press, 1986); K. Nelson, ed., Narratives from the Crib (Cambridge: Harvard University Press, 1987).

Социологический ракурс проблемы: W. Labow, Socio-linguistic Patterns (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1972). Историческая, клиническая и психоаналитичес­кая перспектива проблемы: W. J. Т. Mitchell, On Narrative (Chicago: University of Chicago Press, 1981).

 

Основным источником вдохновения для меня при созда­нии этой книги стали мои дети — Элис, Адриан, Кайа, Мария и Майкл (в порядке увеличения возраста). Майкл, Мария и Кайа, уже достаточно взрослые, чтобы прочитать рукопись книги, сделали ряд бесценных замечаний, опираясь на свой опыт и знание отца.

Некоторые моменты дневника Джоя основаны на собы­тиях раннего детства моих детей. Это они побудили меня, как родителя, создать книгу о том, кем они были, и что, как мне казалось, переживали. С этим дневником я постоянно сверялся, пытаясь стать хорошим родителем. В определён­ном смысле дневник Джоя — это уже шестой изобретён­ный мной такой дневник.

Главный источник материала для книги — общение с младенцами и родителями, с которыми я имел возможность сотрудничать в качестве психотерапевта или исследователя. Хочу поблагодарить всех за неоценимый вклад.

Во многом я опирался на результаты исследований, по­священных периоду младенчества. Предложенная библиография является признанием заслуг многих исследователей, которые участвовали в получении этих результатов.

Особую благодарность хочу выразить тем, кто помогал мне написать книгу: Наде Стерн-Брушвайлер, которая про­сматривала рукопись, начиная с самых первых набросков. Будучи одновременно мамой и детским психиатром, она воодушевляла, поддерживала меня и помогла придать книге окончательную форму. Роанна Барнетт помогала мне свои­ми ясными, разумными и конструктивными советами на заключительной стадии.

Я пришёл к выводу, что Джо Энн Миллер, редактор «Basic Books» — своего рода книжным маг. Когда дневник Джоя казался уплывающим от меня, она всегда вовремя возвращала меня к работе. А Феб Хосс, редактора моей рукописи, я хочу поблагодарить за ее искусство одним рос­черком карандаша превращать скучное в яркое и живое.

Хочу также выразить благодарность Хайме Шуберт и Виржинии Софиос за подготовку рукописи.

Пока я писал эту книгу, мою исследовательскую работу поддерживали следующие организации: «Уорнер Комьюни-кейшнс, Инк.», Национальный фонд исследований Швейца­рии; МакАртур Фаундейшн и Центр детского развития Сак-дер — Лефкур. Спасибо им.

 

Женева, март 1990

 

 

Сведение об авторе

 

Дэниэл Н. Стерн — доктор медицины, профессор пси­хологии Женевского университета, профессор психиатрии Медицинского центра Корнельского университета. Автор ряда известных монографий, посвященных проблемам материнства и детства: «Первое взаимоотношение» (The First Relationship, 1977), «Межличностный мир младенца» (The Interpersonal World of the Infant, 1985), «Констелляции материнства» (Motherhood Constellations, 1995), «Рождение матери» (Birth of Mother, 2000). Он — отец пятерых де­тей, младшему из которых на момент написания книги было два года, а старшему — двадцать шесть. В 1999 году Дэни­эл Стерн награжден премией имени 3. Фрейда, учрежден­ной правительством Австрии и Европейской Ассоциацией психотерапевтов и присуждаемой за наиболее значимый вклад в развитие психотерапии.

Дэниэл Стерн — один из самых известных современ­ных исследователей в области психологии развития.

 

ДНЕВНИК МЛАДЕНЦА:

Что видит, чувствует и переживает ваш малыш

 

Даниэль Н. Стерн

 

Перевод с английского: Е.Ю. Патяева, А.В. Локтионова Научный редактор А.В. Локтионова Редакторы О.В. Сафуанова, В.Н. Жмакина Художник СВ. Герасимов

Дизайн и верстка В. А. Солодков

 

ЛР №064979 от 5 февраля 1997 г. Издательство ЦСПА «Генезис» 123298, Москва, ул. Ген. Берзарина, 16 тел. 203-04-07, факс 202-66-77 e-mail: genesis@dol.ru www.genesis.ru

 

Формат 60x84 1/16. Подписано в печать 13.07.2001 г. Печать офсетная. Гарнитура Кудряшов. Бумага офсетная.Усл. печ. л. 11,16. Тираж 5000 экз. Заказ № 2514.

 

Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленных диапозитивов на ГИПП «Вятка». 610033, г. Киров, ул. Московская, 122.

 

Крюкова СВ., Слободяник Н.П. Удивляюсь, злюсь, боюсь, хвастаюсь и радуюсь. Программы эмоционального развития детей дошкольного и младшего школьного возраста.

Кривцова СВ. Тренинг «Учитель и проблемы дисциплины».

Лютова Е.К., Монина Г.Б. Шпаргалка для взрослых: психо-коррекционная работа с гиперактивными, агрессивными, тревожными и аутичными детьми.

Менделл Дж. Г., Дамон Л. Психотерапевтическая и групповая работа с детьми» пережившими сексуальное насилие.

 

Резанкина Г.В. Я и моя профессия: Программа профессионального самоопределения для подростков.

 

Смид Р. Групповая работа с детьми и подростками.

Солдатова Г.В., Шайгсрова Л .А., Шарова О.Д. Жить в мире с собой и другими: Тренинг толерантности для подростков.

 

Сирота Н.А. и др. Профилактика наркомании у подростков: от теории к практике.

 

Фопель К. Психологические группы. Рабочие материалы для ведущею.

 

Фопель К. Как научить детей сотрудничать? Психологические игры и упражнения. Практическое пособие для педагога и психолога. В 4-х частях.

 

 

Фопель К. Энергия паузы. Психологические игры и упражнения.

Хухлаева О.В. Тропинка к своему Я: программа формирования психологического здоровья у младших школьников.

 

Приобрести или заказать книги вы сможете по адресу: 121069, Москва. Трубниковский пер. д. 22. стр. 2 тел. (095) 203-04-07; Факс 202-66-77; E-mail: genesis@dol.ru. Internet: http://www.genesis.ru

 

Издательство УСПА «Генезис» приглашает к сотрудничеству авторов и авторские коллективы