ГЛАВА 19. СВОЕОБРАЗИЕ ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ ВИЗАНТИЙСКОЙ ИМПЕРИИ. МЕСТО ВИЗАНТИИ ВО ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ

Более пятисот лет прошло с той поры, как имя Византийской империи, — в прошлом могущественного средневекового государства, — исчезло с карт мира. И все же след, оставленный Византией в истории человечества, столь глубок, что и по сей день память о ней живет не только на страницах исторических сочинений, но и в произведениях ее духовной и материальной культуры. До сих пор историки и археологи, нумизматы и папирологи, искусствоведы и сфрагисты многих стран с трепетом склоняются над изысканными творениями византийских ювелиров и эмальеров, над извлеченными из земли византийскими золотыми монетами, углубляются в чтение греческих манускриптов, пристально вглядываются в произведения византийских художников, вновь открытые во дворцах и храмах. Они неустанно ищут и собирают все, что может воскресить перед современным человеком этот давно ушедший с исторической арены, но вечно живой мир византийской цивилизации.

В чем же состоял вклад Византии в историю человечества?

Византия отнюдь не была каким-либо историческим феноменом. Она не являла собой пример отклонения от общих закономерностей развития человеческого общества. В течение своей тысячелетней исторической жизни, казалось бы столь длительной, но вместе с тем столь краткой в общем ходе мировой истории, Византия прошла те же основные стадии общественного прогресса, что и многие другие страны средневекового мира. Ей были знакомы крушение рабовладельческого общества, рождение, расцвет и упадок феодального строя.

Но в Византии общественное развитие принимало специфические формы, имело свой неповторимый колорит. В этом ярком своеобразии, отличавшем Византию от соседних с ней государств Европы и Азии, быть может, и таится та притягательная сила, которая влечет к ней исследователей.

Географическое положение Византии, раскинувшей свои владения на двух континентах — в Европе и Азии, а порою простиравшей свою власть и на области Африки, делало империю как бы средостением между Востоком и Западом. Постоянное раздвоение между восточным и западным миром, скрещение азиатских и европейских влияний с преобладанием в отдельные эпохи то одних, то других стало историческим уделом Византии. Смешение греко-римских и восточных традиций наложило отпечаток на общественную жизнь, государственность, религиозно-философские идеи, культуру и искусство византийского общества.

Однако Византия пошла своим историческим путем, во многом отличным от судеб как Востока, так и Запада.

Роль Византии и ее политический престиж, естественно, менялись в течение тысячелетнего существования империи. Византийское государство переживало периоды взлета и падения, расцвета и упадка.

В истории Византийской империи отчетливо вырисовываются три периода в соответствии с ее внутренним развитием и той ролью, которую это государство играло в международной жизни средневековья.

Первый период охватывает три с половиной столетия — с IV до середины VII в. В эту эпоху Византия, непосредственная преемница Римской империи, сохраняет еще ореол мировой державы. Во внутренней жизни византийского государства это было время изживания рабовладельческих, античных порядков, главным оплотом которых являлся полис. Крушение античного полиса в такой же мере отделяло новый, феодальный период от старого, рабовладельческого, как и арабский, славянский и лангобардский натиск.

VII столетие принесло с собой кардинальные сдвиги в истории Византии: упадок полиса-муниципия, временное ослабление государственной власти, перенесение центра общественной жизни в деревню, а культурного центра — в монастырь. Наступило средневековье. Второй период начинается с середины VII и продолжается до начала XIII в. Византия в это время стала по преимуществу греческим, а в XI—XII вв. — греко-славянским государством. Несмотря на территориальные потери, она оставалась одной из могущественных держав Средиземноморского бассейна. Для социально-экономических отношений этой эпохи характерно преобладание деревни в жизни общества. Доминантой общественных процессов стало вызревание вотчинной (сеньориальной) формы эксплуатации крестьянства и формирование феодальных институтов.

Начало последнего периода истории Византии совпадает с латинским завоеванием и раздроблением империи на отдельные государства.

Временное и неполное воссоединение греческих земель после полустолетних войн с латинянами не привело к возрождению былого могущества Византийской державы. Покинутая союзниками, раздираемая внутренними смутами, Византия была отныне обречена на безнадежную, неравную борьбу с могучей Османской империей — борьбу, трагически завершившуюся в середине XV столетия. Третий и последний период византийской истории характеризуется разложением феодальных порядков; робкие ростки предкапиталистических отношений, пробивавшиеся здесь и там, гибли, однако, в условиях торжества феодальной реакции, итальянского экономического засилья и османской военной угрозы.

Своеобразие общественного развития Византии определилось еще в ранний период ее существования. Экономическая жизнеспособность Византии помогла ей не только уцелеть в огне варварских нашествий и сохранить самостоятельность, но и перейти в наступление против варварского мира. В то время как Западная Римская империя лежала в развалинах, Византия сумела, пусть временно, покорить ряд варварских королевств, наводивших ужас на все цивилизованные страны. Этому во многом способствовало то обстоятельство, что в Византийской империи вплоть до VII в. разложение античного полиса привело не к полной аграризации страны и исчезновению крупных городов, а лишь к изменению характера городской экономики. Города из главной цитадели рабовладельческой земельной собственности превращались постепенно в центры ремесла и торговли. Именно богатые города Византии, которым посчастливилось спастись от разорения варварами, оставались экономической опорой центральной власти в ранней Византии.

Византия избежала судьбы Западной Римской империи, она не знала полного завоевания страны варварами и гибели государства. Поселение на ее территории различных народов, в том числе славян, армян, арабов и других племен, хотя и изменило этнический состав населения империи и усилило влияние общественных отношений варваров на внутреннюю жизнь Византийского государства, тем не менее не привело к образованию на исконных землях Византии самостоятельных варварских королевств.

В отличие от Византии на Западе крах рабовладельческого общества происходил в условиях полной победы варваров, что не только ускорило изживание рабства, но и сделало ликвидацию его пережитков более радикальной. В различных странах Западной Европы процесс рождения феодализма происходил, естественно, по-разному: в одних он протекал на основе синтеза романских и германских элементов, в других феодальный строй вырастал непосредственно из разлагающихся родоплеменных отношений варваров. Однако, как правило, на Западе формирование феодального общества сопровождалось уничтожением рабовладения, гибелью римской государственности и права, упадком городов и античной культуры.

Для Византии же характерно спонтанное развитие феодальных отношений внутри разлагающегося рабовладельческого общества. Синтез прораставших в империи элементов феодализма с общественными порядками варваров был менее интенсивным, чем в Западной Европе. Это обусловило и замедленность разложения рабовладельческого строя в Византийском государстве. В Византии феодальное общество складывалось в обстановке длительного изживания рабовладения, существования греко-римской государственности и правосознания, сохранения крупных городов и античной цивилизации.

В дальнейшем ходе истории эти факторы первостепенной важности определили тип византийского феодализма, специфику феодального развития Византийской империи.

Своеобразие византийского феодализма проявлялось как в формах собственности на землю и рентных отношениях, так и в характере сеньориальной эксплуатации и в особенностях феодальных институтов. В аграрном строе Византийской империи существовало немало черт сходства и различия с аграрными отношениями стран Запада и Востока. В отличие от Западной Европы в Византии гораздо дольше сохранялись разнообразные виды рабовладельческого хозяйства. Но, как и на Западе, на смену им пришла свободная крестьянская община, получившая большое распространение в империи в VIII—IX вв. Византийская община по своей внутренней организации была далека от восточной, подчиненной государству податной общины и ближе стояла к западноевропейской общине-марке. Подобно марке, ей был присущ дуализм — сочетание общинного землевладения с частной собственностью на крестьянские наделы.

Характерной особенностью было длительное сохранение в Византии полной, безусловной частной собственности на землю. Этот вид собственности кристаллизовался как в крупной вотчине, так и в хозяйстве свободных крестьян. Государственная собственность на землю, правда, не достигла в Византии таких масштабов, как в странах Востока, однако в противовес Западу тенденции к складыванию этого типа аграрных отношений в византийской деревне проявлялись достаточно интенсивно.

Иерархическая структура земельной собственности, нашедшая столь яркое и законченное воплощение в феодальном землевладении Западной Европы, в Византии складывалась несколько более медленными темпами. Коренные изменения произошли лишь в XII в., когда наряду с другими видами собственности, довольно широкое распространение получают такие формы условного землевладения, как прения, близкая к западноевропейскому бенефицию, и гоникон, пожалование земли в наследственное владение при условии несения феодалом определенной службы в пользу государства. В Византии, однако, имел значительно меньшее развитие, чем на Западе, процесс субинфеодации. В этом аспекте аграрный строй Византии имеет больше сходства с аграрными отношениями стран Востока.

Вотчинная организация хозяйства сочеталась в Византии с централизованной эксплуатацией крестьянства через развитую, в какой-то мере унаследованную от Рима налоговую систему. Нигде на Западе в раннее и классическое средневековье доля прибавочного продукта, присваиваемая в форме государственного налога, не была так велика, как в Византии. В своих вотчинах византийские феодалы находились под постоянным контролем центральной власти. Государство ограничивало число освобождаемых от налогов крестьян в частных имениях, регулировало размеры взимаемой сеньором ренты и сохраняло за собой право конфискации земли без суда и следствия. Лишь со временем этот контроль стал несколько ослабевать.

По мере развития феодализма в Византии значительно возрастает доля феодальной ренты, уплачиваемой крестьянами непосредственно своему сеньору, и сокращаются размеры централизованной ренты в пользу государства. Это все больше сближает Византию с Западной Европой и отдаляет от Востока, где прочно сохраняются централизованные формы эксплуатации.

Феодальные институты, сложившиеся в Византии: прения, харистикий, экскуссия — типологически были близки соответствующим учреждениям вассально-ленной системы Западной Европы. Однако и эти феодальные институты принимали в Византии своеобразные формы. При значительном распространении централизованной ренты прения порою была связана не только с передачей феодалу земельного владения, но с предоставлением ему права сбора в его пользу определенной квоты налогов, а экскуссия (во всяком случае, до XIII в.) сводилась по преимуществу к податному иммунитету.

В противоположность Западной Европе вассально-ленная система осталась в Византии сравнительно неразвитой: феодальные дружины выступали здесь чаще как свита, а не как вассалы, связанные со своим сеньором личными, поземельными и формально-этическими узами. Многоступенчатая феодальная иерархическая лестница в Византии так и не создалась. И это было вполне закономерно при наличии в Византийской империи сильной центральной власти и развитой бюрократии. Разумеется, элементы чисто западных вассально-ленных связей складывались в Византии, но они утверждались де-факто и никогда и не были признаны государством де-юре.

Начало кризиса феодализма, хронологически совпавшее с последним периодом исторической жизни Византии, было ознаменовано повышением товарности вотчинного хозяйства феодалов, возрастанием удельного веса денежной ренты и появлением в деревне такой новой фигуры, как арендатор-предприниматель, снимавший в долгосрочную аренду землю феодального собственника и возделывавший ее с помощью субарендаторов. В сфере аграрных отношений Византия вплотную подошла к вызреванию раннекапиталистических форм хозяйства, однако в отличие от Западной Европы она так и не перешла этот рубеж поступательного развития средневекового общества.

По-особому складывались судьбы византийского города. Как это ни парадоксально на первый взгляд, своего наивысшего расцвета города Византийской империи достигли не в конце, а в начале истории Византии. В то время, как на Западе многие античные городские центры были смыты волной варварских завоеваний и запустели, Византия на заре своей истории по праву могла называться страной городов.

В ранневизантийский период империя ромеев обгоняла Запад по уровню развития городского ремесла и торговли. В это время произведения византийских мастеров оставались недосягаемым эталоном для ремесленников многих стран, а византийские купцы, особенно сирийцы и египтяне, проникали в отдаленнейшие уголки ойкумены. На востоке они торговали с такими сказочными в представлении европейцев странами, как Цейлон, Индия и Китай. На юге византийцы вели оживленный обмен с африканским континентом, установив торговые связи с изобиловавшей золотом, слоновой костью и благовониями солнечной Эфиопией. На севере корабли византийских мореходов достигали туманных островов Британии и суровых берегов Скандинавии. В торговле же с Западом по Средиземному морю, несмотря на опасные нападения пиратских судов, византийцы долго сохраняли свою гегемонию. Византийские золотые солиды с изображением константинопольских василевсов имели хождение во всех странах и играли роль международной валюты. Никогда в последующее гремя византийская торговля не достигала такого огромного размаха, как в период до арабского завоевания и отторжения от империи ее восточных провинций.

Вместе с тем Византия, подобно Западной Европе, также пережила упадок городов и известное затухание их экономической активности. Однако дезурбанизация, происшедшая в конце VII—VIII в., ощущалась в Византийской империи значительно слабее, чем на Западе. Даже в эти столетия в Византии продолжали существовать крупные города — не только как административные и церковные, но и как торгово-ремесленные центры, очаги культуры и образованности. И первое место среди них по-прежнему принадлежало Константинополю, и тогда сохранившему свое значение «царицы городов».

Различия в общественном строе и внутренней организации античного и феодального города проявлялись в Византии столь же отчетливо, как и в Западной Европе. Однако рождение феодального города в империи происходило в иных, чем на Западе, условиях. Феодальные общественные отношения в городах Византийской империи складывались в обстановке более длительного изживания традиций античного полиса. Это имело как свои положительные, так и отрицательные последствия. Преимуществом Византии в сравнении с другими государствами Европы было сохранение в городах империи унаследованной от античности высокой техники ремесленного производства. Тормозящее же воздействие на развитие новых производственных отношений в городах оказывал применявшийся в значительно больших масштабах, чем на Западе, рабский труд. Все же и в Византии с X—XI вв. основной фигурой в городском ремесленном производстве становится свободный ремесленник, владелец небольшой ремесленной мастерской.

Другим важным условием, оказавшим влияние на формирование феодального города в Византии, была всеобъемлющая государственная регламентация городского ремесла и торговли. Это явление, столь характерное именно для средневековой Византии, также имело свои позитивные и негативные стороны. Покровительство торгово-ремесленным корпорациям со стороны государства стимулировало временный расцвет городского ремесла. Государственная поддержка обеспечивала торговую монополию цехов, защиту ремесленных корпораций от конкуренции внецехового ремесла, обилие заказов императорского двора, армии, константинопольской знати, безопасность на дорогах и в городах империи.

Государственная помощь, однако, покупалась дорогой ценой: цехи теряли свою самостоятельность и попадали под строгий контроль центральной власти. До поры до времени выгоды, извлекаемые торгово-ремесленными корпорациями из подобного рода привилегированного положения, превышали ущерб, наносимый их деятельности докучливой государственной регламентацией. Более того, эти привилегии даже давали византийским корпорациям немаловажные преимущества в сравнении с условиями, в которых рождались ремесленные цехи и купеческие гильдии других стран Европы.

До XII в. экономическое превосходство Византии над другими европейскими странами было бесспорным. Изобретение греческого огня и косого паруса обеспечивало морские успехи империи, а расцвет строительной техники, достижения точных и естественных наук, особенно математики, астрономии и медицины, помогали Византии обогнать в своем развитии многие государства Востока и Запада.

Византийские города, преодолев кризис VII—VIII вв. раньше, чем города Западной Европы, вновь вступили в полосу экономического процветания. Этот подъем, начавшийся еще в IX в., достиг своего апогея в XI—XII вв., причем охватил не только столицу, но распространился на многие провинциальные городские центры. Вплоть до XII в. Константинополь оставался средоточием транзитной торговли между Азией и Европой, поистине «золотым мостом» - по выражению Маркса — между Востоком и Западом. Византийское мореходство и торговля, несмотря на конкуренцию арабов и норманнов, все еще продолжали играть главенствующую роль в бассейне Средиземноморья, а византийская золотая монета высоко котировалась на всех рынках от Евфрата до Гибралтара. Организация византийской морской торговли, морские законы и техника мореплавания византийцев служили объектом заимствования и подражания в странах Юго-Восточной и Западной Европы.

Коренной перелом в поступательном экономическом развитии Византии наступил в XII в. С конца этого столетия экономическое превосходство переходит, и притом окончательно, к государствам Западной Европы. И, пожалуй, решающую роль в этом сыграли различия в судьбах византийских и западноевропейских городов. Именно в XII в. пути общественного развития городов Византийской империи и Западной Европы окончательно разошлись.

В Западной Европе неуклонный рост городских центров привел к кардинальным сдвигам во всей социально-экономической жизни феодального общества, а позднее — к зарождению в наиболее передовых странах того времени, в Италии и Нидерландах, раннекапиталистических отношений. В Византии же расцвет городов оказался недолговечным и не повлек за собой коренной ломки феодальной экономики страны. Более того, поздневизантийская эпоха отмечена постепенным угасанием экономической деятельности городов империи.

Ремесло в городах поздней Византии так и не достигло мануфактурной стадии своего развития. В то время как на Западе разложение цехового строя было связано с переходом к высшей ступени организации производства, в Византии корпоративное устройство стало разлагаться тогда, когда еще не появилось условий для развития мануфактур. Византийское ремесло чахло, будучи не в состоянии выдержать конкуренцию итальянцев, и не только из-за того, что последним в этот период покровительствовало византийское правительство, а главным образом потому, что расцвет мануфактур в Италии того времени обеспечил решающее превосходство итальянского ремесленного производства над византийским. Византия теряла былую монополию в посреднической торговле между Востоком и Западом, переходящую в руки венецианских и гэнуэзских купцов. Этому способствовало и постоянное соперничество между Константинополем и провинциальными городами империи, и ослабление свободных крестьянских общин, которое мешало складыванию византийского внутреннего рынка, и, наконец, феодальные междоусобицы и внешнеполитические неудачи.

Различны были также судьбы византийских и западноевропейских торгово-ремесленных корпораций. Византийские корпорации с течением времени все острее стали ощущать сковывающую их инициативу государственную регламентацию. Взращенное в тепличном климате исключительной привилегированности, византийское ремесло, потеряв в поздней Византии поддержку сильного государства и лишившись прежнего обеспеченного спроса императорского двора и знати, уже не могло соперничать с процветающим итальянским ремесленным производством. С XII в. византийские торгово-ремесленные корпорации приходят в упадок, а в XIII—XIV вв. многие из них исчезают.

В поздней Византии городское торгово-ремесленное население так и не консолидировалось в сплоченное и влиятельное сословие горожан, которое могло бы противостоять наступлению феодалов. Византийское правительство постоянно стремилось внести раскол в среду городского населения, а феодалы захватывали в свои руки не только экономические позиции, но и политическую власть в городах. Они скупали городские земли, заменяли труд свободных ремесленников трудом феодально-зависимых париков, подчиняли себе управление городами.

Иную картину в эти же столетия мы наблюдаем в Западной Европе. Западноевропейские цехи, возникнув позднее, чем византийские корпорации, развивались более интенсивно и не только стимулировали подъем ремесла и торговли, но и помогали политическому сплочению торгово-ремесленного населения городов. А с ростом богатства и политического влияния сословия горожан на Западе расцвел яркий цветок городских коммун. Они не только упорно боролись с феодалами за свои вольности, но и добились освобождения многих городов от власти феодальных сеньоров.

Однако ошибочно было бы полагать, что в Византии совсем не было коммунального движения и борьбы горожан за свои привилегии и свободы. Фессалоникская республика зилотов середины XIV в. — наглядный пример подобного движения. Но именно гибель Фессалоникской республики, задушенной в кольце иноземных войск, призванных феодалами, особенно ясно показывает и экономическую слабость византийского города, и политическую его изолированность. Потеряв поддержку государства, горожане не приобрели новых влиятельных союзников: восстания крестьян оказались слишком стихийными и разрозненными, чтобы оказать реальную помощь городам, а сплоченного сословия рыцарей, которое могло бы, как и на Западе, стать союзником горожан, в Византии так и не сложилось до конца существования империи. Все это объясняет, почему византийские города потерпели неудачу в борьбе с феодалами и не превратились в такую решающую силу прогрессивного развития общества, как города Западной Европы.

Ни в одной сфере общественной жизни отличие Византии от Запада и ее сходство со странами Востока, в частности с Сасанидским Ираном и Арабским халифатом, не бросается так явно в глаза, как в организации государственной власти. Вместе с тем именно в области государственного устройства в Византии были особенно устойчивыми традиции поздней Римской империи. Разумеется, в истории Византии не раз обнаруживались тенденции к политическому разобщению страны, к феодальной раздробленности. Однако, за исключением последнего этапа своего существования, государство ромеев оставалось централизованным.

Наибольшего расцвета государственная централизация достигла в ранней Византии. В то время Византия выступала как единственная законная наследница великого Рима и претендовала на то, чтобы быть повелительницей всей цивилизованной ойкумены. И хотя реальная действительность варварских нашествий резко контрастировала с этими притязаниями самонадеянных ромеев, идея всемирной монархии с центром в Константинополе жила не только в самой Византии, но и в варварских королевствах Запада. Вплоть до создания на Западе империи Карла Великого варварские королевства — пусть номинально — все же признавали верховную власть константинопольского императора; варварские короли почитали за честь получать от него высшие имперские титулы и пышные инсигнии своей власти, латинские хронисты зачастую вели летосчисление по годам правления византийских василевсов, а при дворах западных правителей чеканились монеты, имитирующие византийские солиды. Долгое время многие правители Юго-Восточной и Западной Европы стремились не только подражать обычаям и нравам византийского двора, но и использовать систему византийского государственного управления в качестве образца при создании административного аппарата в своих странах.

Несколько ослабевшая в VII в. централизация Византийского государства вновь упрочилась к X в. Именно в это время происходит отчетливая кристаллизация всех форм государственности. Византия в эту эпоху была уже не мировой монархией, а средневековым феодальным государством, правда с сильной центральной властью. Оно управлялось из императорской канцелярии, а провинциальные наместники, получая жалование из казны, зависели от центра. Огромную роль в жизни византийского общества играл централизованный бюрократический аппарат; государственные чиновники объединялись в замкнутую касту, в которой царила строгая иерархия в соответствии с табелью о рангах.

Византийское государство в принципе контролировало всю жизнь страны вплоть до уплаты податей в каждой отдельной деревне, деятельности ремесленных коллегий, строительства дорог, взимания торговых пошлин. Система круговой ответственности за взнос налогов облегчала контроль за выполнением государственных повинностей.

Централизация государства накладывала свой отпечаток и на социально-экономическую структуру Византии. Именно наличие централизованного государства определило такие особенности общественного строя Византийской империи, как существование многочисленных категорий крестьян, подчиненных непосредственно государству, прикрепление крестьян к деревням и налоговому тяглу, довольно широкое применение ренты-налога, государственная регламентация ремесла и торговли. Централизованное государство, блестящий императорский двор не только поддерживались влиятельными кругами столичной придворной аристократии и высшего чиновничества, но, в свою очередь, порождали сплоченность и силу, обеспечивали богатство и привилегии константинопольской знати.

Вместе с тем государственная централизация определила относительную слабость провинциальной феодальной аристократии Византии. В отличие от самовластных феодальных владетелей Европы византийским феодалам так и не удалось расчленить империю на обособленные феодальные мирки.

Все сказанное отнюдь не исключает постоянной борьбы центробежных и центростремительных сил в Византийском государстве, усиливавшейся по мере его феодализации. Недаром вся политическая история Византии наполнена постоянными столкновениями константинопольской чиновной знати с местными феодальными землевладельцами. Соперничество этих социальных группировок, их смена у власти — зерно всей борьбы внутри господствующего класса империи, зачастую, правда, принимавшей форму дворцовых переворотов, бунтов провинциальных феодалов или династических заговоров.

По своей политической структуре Византия представляла собой самодержавную монархию. Власть императора не была ограничена никакими условиями, никаким «общественным договором». Император мог казнить подданных и конфисковать их имущество, назначать и смещать должностных лиц, издавать законы. Он был высшим судьей, руководил внешней политикой и командовал армией; его власть считалась божественной. И все же теоретически беспредельная власть византийского государя нередко оказывалась фактически ограниченной. Она не являлась привилегией того или иного аристократического рода и поэтому не наследовалась сыном императора по закону. Это открывало путь ко всевозможным узурпациям и делало престол шатким. Часто самодержавные василевсы на деле были игрушкой в руках борющихся социальных группировок. Многие византийские государи правили недолго и кончали пострижением в монахи или гибелью от руки наемных убийц.

Тем не менее именно в Византии окончательно сложилось и получило теоретическое обоснование господствующее в средние века учение о монархическом государстве. Своими корнями это учение восходило к политии Платона и неоплатоников, но затем оно претерпело значительную эволюцию. Для неоплатоников, как известно, государство — это как бы микрокосм, отражение иерархической структуры божественных сил. Одновременно оно было союзом самоуправляющихся полисов в рамках единой империи, а органы государственной власти избирались обществом и несли ответственность перед ним.

Хотя с торжеством христианства и упадком полисной системы государство по-прежнему рассматривалось как земное отражение небесной иерархии, во главе которой стоял император, однако василевс потерял облик античного магистрата, делегированного народом, и окончательно превратился в неограниченного монарха. Христианская церковь в Византии обосновала теорию божественного происхождения императорской власти, дав религиозную санкцию неограниченной христианской монархии. В теоретическом оформлении учения об автократии важную роль сыграло унаследованное от Римской империи обожествление личности императора, а также философско-политические концепции абсолютной власти, воспринятые Византией от восточных народов. В средневековой Византии, однако, еще долго сохранялись рудименты античных представлений о верховной власти в виде избрания василевса синклитом и войском и фикция его избрания народом. Со временем власть василевса, скованного торжественным этикетом и рутиной общественных традиций как в теории, так и в жизни, все больше отрывалась от общества, все выше поднималась над народом. Это получило свое теоретическое обоснование в трудах византийских философов, политиков, ученых-богословов, не раз обращавшихся к созданию образа идеального государя.

Политические воззрения византийцев на государство и созданная ими теория божественности власти императора, без сомнения, оказали сильное воздействие на формирование концепций верховной власти в странах Юго-Восточной и Восточной Европы, в частности и на Руси. Довольно широкое распространение они получили также и в Западной Европе.

Особый облик общественной и идейной жизни в Византии придавали специфические черты, присущие восточному христианству и византийской церкви. Между восточной — православной — и западной — католической церквами с самого начала наметились существенные различия. Хотя и та и другая генетически восходили к единой вселенской церковной организации, каждая из них уже с первых столетий их истории пошла своим особым путем.

Номинально церковное единство признавалось и Римом и Константинополем, но фактически в течение столетий между папским престолом и константинопольской патриархией шла никогда не затухавшая то подспудная, то открытая борьба за религиозное и политическое главенство. Эта борьба изобиловала драматическими коллизиями, страстной догматической полемикой. Не раз церковная рознь между Востоком и Западом доходила до жестоких стычек пап и патриархов и привела в середине XI в. к разрыву — схизме. Церковный мир, периодически восстанавливаемый, оказывался столь шатким, что окончательный раскол был неминуем. И он действительно произошел, когда после завоевания Византии крестоносцами католическая церковь попыталась провозгласить папскую супрематию на Востоке, но натолкнулась на решительное сопротивление как греческого духовенства, так и широких масс населения. В последующие столетия церковные разногласия переросли в открытую вражду «схизматиков»-греков и католического Запада, и все попытки заключения церковной унии успеха не имели.

Между православной и католической церквами уже очень рано возникли значительные расхождения как социально-политического, так догматического и обрядового характера. Эти расхождения, разумеется, во многом отражали различия в общественной структуре и идейной жизни Византии и Запада.

В Византии церковь не имела той экономической и административной автаркии, какая сложилась в Западной Европе. В империи церкви и монастыри, хотя и были крупными феодальными землевладельцами, но так и не превратились в независимые от государства замкнутые феодальные княжества, подобно церковным вотчинам и аббатствам Запада. Православная церковь и экономически и политически в большей степени, чем католическая, зависела от государства, от императорских пожалований, теснее была связана с централизованной государственной системой.

В Византийской империи православные иерархи, за редким исключением, не претендовали на главенство над могущественной светской властью. Православная церковь в Византии, существовавшая в условиях централизованного государства, не являлась носительницей универсалистских тенденций, а, наоборот, проповедовала единение церкви и государства. В противовес этому в феодально-раздробленной Европе именно папский престол был провозвестником универсалистских идей и стремился стать центром католического мира, независимым от государства и стоящим над ним. Именно римская курия неуклонно отстаивала доктрину о примате духовной власти над светской.

Если на Западе сложилась строго централизованная церковная организация, и только папа пользовался непререкаемым моральным авторитетом и огромной реальной властью, то на востоке в теории господствовала система пентархии — одновременного существования пяти полноправных патриархий в Риме, Константинополе, Александрии, Антиохии и Иерусалиме. Между восточными патриархами не было единства, и они не хотели признавать полного главенства одного из патриарших престолов. Рим и Константинополь постоянно спорили из-за первенства, в ранний же период с подобными притязаниями выступали и другие патриархии. В православной церкви церковные соборы стояли выше патриархов и лишь они являлись создателями церковных канонов. Вместе с тем они сами подчинялись светской власти, в отличие от Запада, где церковные соборы, за редким исключением, выполняли волю папского престола.

Внутренняя организация католической церкви носила более аристократический характер, чем православной. Церковная иерархия была осуществлена на Западе строго последовательно, и корпоративная общность клира оказалась весьма прочной. В странах Западной и Центральной Европы католическая церковь противостояла мирянам, как особая сплоченная привилегированная корпорация. Обособленность католического духовенства от мирян проявлялась, например, в причащении клириков вином и хлебом, а светских лиц только хлебом, в установлении для всех католических священников безбрачия — целибата. В Византии грань между духовенством и мирянами проводилась отнюдь не столь резко: все верующие причащались под обоими видами, безбрачие распространялось только на епископов и монахов. В восточной церкви в несколько меньшей степени ощущалась противоположность между высшим и низшим духовенством.

Подобные различия в структуре церквей были, естественно, связаны и с догматическими разногласиями. На Западе господствовало учение о том, что спасение человека якобы зависит от деятельности особой корпорации — церкви, в руках которой находится и оценка заслуг верующего, и отпущение его грехов. Восточное же христианство отличалось большим индивидуализмом, отводило важную роль в спасении человека индивидуальной молитве и через ее посредство допускало мистическое слияние с божеством. При этом отчетливо давали себя знать идейные традиции обеих церквей: на Западе — влияние юридизма, восходящего к классическому римскому праву, на Востоке — спекулятивной греческой философии, прежде всего неоплатонизма.

Между восточной и западной церквами довольно резко обозначились расхождения, касающиеся церковной обрядности. Эти различия складывались в течение веков и являлись не только результатом догматических несогласий, но и символическим выражением церковных традиций Запада и Востока, на которые в свою очередь оказывали воздействие локальные обычаи, принятые в церковном ритуале той или иной местности. Языковые различия и территориальная разобщенность Запада и Востока, естественно, усугубляли эти литургические расхождения. Споры по вопросам обрядности между католическим и православным духовенством чаще всего втягивали в борьбу широкие народные массы и способствовали углублению церковной розни.

Однако как в католических странах Европы, так и в Византии одновременно с тенденциями к разобщению церквей всегда находились социальные силы, поддерживающее не только экономическое и культурное, но и церковное единение Запада и Востока. Но в эпоху средневековья подобное единство никогда не было достигнуто.

Особый склад общественных отношений в Византии, специфика расстановки классовых сил, государственной и церковной организации и идейно-политической жизни византийского общества во многом определили своеобразие классовой борьбы в Византийской империи. В свою очередь, классовая борьба оказывала постоянное воздействие на самые различные сферы внутренней жизни Византийского государства. Сохранение в ранней Византии социальных и идейных традиций античного полиса, особая организация городского населения по димам, необычайно большая роль зрелищ в жизни шумных, многоязычных и многоликих по этническому составу крупных городов империи породили в византийском обществе такое специфическое явление в истории классовой борьбы, как движение димов и столкновения цирковых партий. Это движение не имеет исторических аналогий и характерно лишь для Византии и отчасти Западной Римской империи. Накакая другая страна Европы и Азии не знал подобных форм социальной борьбы.

В движении димов и факций причудливо переплетались и социальные выступления народных масс, и столкновения политических-притязаний руководящих группировок цирковых партий, и религиозные разномыслия сторонников противоборствующих течений в христианской церкви. Главной же особенностью борьбы вокруг зрелищ являлось то, что участники движения в своих социально-политических целях использовали прочно сложившиеся организации городского населения, выполнявшие политические, военные и религиозные функции. Именно это придавало движению известную сплоченность и согласованность действий и составляло особую опасность для византийского правительства.

Значительно более стихийными и локально-разобщенными были социальные выступления крайне пестрого как в классовом, так и в этническом отношении сельского населения Византии. В ранний период особый облик народным движениям придавали весьма сложные взаимоотношения восстававших народных масс с вторгавшимися в империю варварами. Чаще всего именно сельское население — колоны, рабы, зависимые крестьяне вступали в союз с варварами и объединялись в борьбе против общего врага — византийского правительства и правящих классов империи. Однако, как правило, этот союз был недолговечен и разбивался о грабительскую политику варварской знати. Городские же жители обычно защищали свои города от сокрушительных нападений варварских войск. Варварские вторжения способствовали падению рабовладельческого общества в Византии, но одновременно они несли с собой разорение страны. В Византии, видимо, так и не сложилось в широком масштабе единого фронта народных масс империи и варваров. Это дало возможность византийскому правительству консолидировать свои силы и не только подавить народные восстания, но и отбросить варваров от границ Византийского государства.

Византия, как и Иран, была колыбелью многих ранних народно-еретических движений. Пестрота их необычайна: среди них мы встречаем сторонников множества различных учений от самых радикальных дуалистических сект демократического характера, подобных манихеям, монтанистам, мессалианам, до гораздо более умеренных религиозных течений, не согласных с догматами господствующей церкви, как ариане, несториане или монофиситы. Наибольшее распространение радикальные еретические движения имели среди сельского населения Византии, хотя еретические идеи широко проникали и в среду горожан. К социальным мотивам народно-еретических учений зачастую примешивались самые разнообразные политические интересы различных племен и социальных групп, участвовавших в религиозно-догматической борьбе.

Нередко с ними были связаны и соперничество различных группировок господствующего класса и сепаратистские тенденции отдельных провинций. Но несмотря на наличие весьма существенных оттенков и градаций в характере и направленности еретических течений в Византии, в эти движения, разумеется, в разной степени всегда были вовлечены народные массы. Это неизбежно придавало ересям не только религиозную, но и социальную окраску. Некоторые из восточных вероучений, например арианство, получили распространение и в варварских королевствах Запада. Необычайно широкий размах народно-еретических движений характеризует классовую борьбу в Византии в течение всего раннего средневековья.

Религиозная экзальтация, граничащая с мистическим экстазом, жажда мученичества, страстный протест против всех погрязших в пороках земных правителей, бунтарский дух, соединенный с бескомпромиссным аскетизмом, порожденным верой в извечную противоположность добра и зла, духа и плоти, полное отречение от земных радостей — вот черты, отличавшие некоторые наиболее радикальные еретические учения в Византии.

Идейные истоки религиозно-философских и морально-этических представлений, легших в основу догматики подавляющего большинства византийских ересей, следует искать на Востоке. Однако в Византии под влиянием своеобразных общественных условий и чрезвычайно насыщенной духовной жизни самых различных социальных слоев общества, еретические учения, пришедшие с Востока, значительно видоизменялись, принимая зачастую совершенно новые формы. Вместе с тем сама Византия сыграла весьма важную роль посредника в распространении народноеретических учений в Юго-Восточной, а затем и в Западной Европе. Это можно наиболее ясно проследить на примере судеб павликианского движения. Зародившись в Армении, впитав немало восточных философско-этических доктрин, сочетающихся с идеями раннего христианства, павликианство расцвело на византийской почве и постепенно из замкнутой еретической секты превратилось в массовое антифеодальное движение. Позднее учение павликиан распространилось на Балканах и в близких, хотя несколько модифицированных, социальных условиях слилось с богомильством, — одним из самых мощных антифеодальных народноеретических движений, какие только знала Юго-Восточная Европа в эпоху средневековья.

В свою очередь, дуалистические идеи богомильского учения, семена которых были занесены на социально-родственную почву Запада, были восприняты последователями некоторых западноевропейских ересей, в частности катарами (альбигойцами) Южной Франции, Северной Италии и отчасти Германии.

Антифеодальные крестьянские восстания в Византии отнюдь не всегда принимали форму религиозных ересей. Видную роль в них играли наряду с социальными, религиозными и этнические противоречия. В этих восстаниях нередко находила выход ненависть к Византийскому государству со стороны покоренных империей племен и народов, которые, став подданными Византии, все же сохранили в известной мере самобытные черты — свои национальные языки, военную организацию, культуру, быт и нравы. Постоянная борьба этих народов против нивелирующего воздействия империи — характерная особенность истории Византии. Ярким примером ее являются восстания славянского и валашского населения Балкан против византийского господства в XI—XII вв. Можно отметить еще одну специфическую черту, присущую классовой борьбе в Византии. При наличии в Византийской империи сильного государства, разветвленного налогового аппарата и ренты-налога крестьянские выступления в Византии, естественно, часто принимали форму восстаний против гнета налоговых сборщиков. В субъективном представлении крестьянства именно податный сборщик выступал как злейший и наиболее опасный эксплуататор.

Весьма распространенным явлением в Византии, впрочем как и в других странах Востока и Запада, было использование народных движений представителями господствующих классов. Непокорные феодалы, знатные узурпаторы, безвестные самозванцы и просто авантюристы, стремясь к захвату престола византийских василевсов, нередко направляли народное недовольство в русло династической борьбы. При этом они не гнушались призывать на помощь самых злейших внешних врагов империи. Порою все эти социальные, религиозные, этнические, антиналоговые и династические мотивы соединялись в тесно сплетенный клубок в одном и том же народном движении, как это, например, было во время знаменитого восстания Фомы Славянина.

В истории Византии бывали периоды, когда социальная борьба народных масс сочеталась с сопротивлением иноземным завоевателям и приобретала патриотическую окраску. Так случилось во время латинского владычества, когда для зависимых крестьян-греков феодал и франк-завоеватель соединялись в одном лице, а для торгово-ремесленного люда византийских городов главным и притом беспощадным конкурентом стал итальянский купец. К этому присоединились различия в языке, культурных традициях, вероисповедании, и таившаяся подспудно неприязнь к латинянам теперь приобрела характер непримиримой вражды, а народные выступления получили антилатинскую и антикатолическую направленность.

Еще одной характерной особенностью классовой борьбы в Византии является постоянная смена в ее истории ведущей роли то городских, то крестьянских восстаний. Весь ранний период, как уже было сказано, отмечен преобладанием более организованных городских движений, а классическое средневековье наполнено широкими антифеодальными выступлениями крестьянских масс. В этот период восстания горожан вспыхивают лишь отдельными очагами преимущественно в самой столице империи и в ее наиболее крупных городских центрах. В последние же столетия исторической жизни Византийского государства вновь происходит оживление социальной борьбы городских масс Византии. Однако и в кульминационный период своего развития в XIV в. городские движения в Византии так и не достигли социальной консолидации и политического размаха городских восстаний, развернувшихся в Западной Европе, в частности в Италии, в то же столетие. Это объясняется относительной экономической слабостью византийских городов, отсутствием сплоченности среди горожан и политической незрелостью низов городского населения. Даже наиболее мощное городское движение в Византии — Фессалоникская республика зилотов — не нашла себе сильных союзников и погибла потому, что осталась разобщенной внутри и изолированной от внешнего мира извне. Временно возникший союз горожан с восставшими крестьянами быстро распался, в то время как феодалы в борьбе с зилотами не только создали сплоченную лигу, но ради своей победы даже открыли дорогу в глубь византийского государства его непримиримым врагам — туркам-османам.

Своеобразие общественного развития Византии не менее ярко проявилось в области правовых отношений. В Византийской империи в сфере как гражданского, так и уголовного права в большей степени и более длительное время, чем на Западе, сказывалось влияние римских юридических традиций. В отличие от других стран средневекового мира Византия, особенно в ранний период своей истории, оставалась государством, где сохранялось единое кодифицированное и обязательное для всего населения империи действующее право. Среди моря варварских королевств, где господствовало локально-разобщенное, отражающее различные общественные порядки обычное право «Варварских Правд», где римские правовые нормы потеряли силу всеобщего закона, — Византия бесспорно выделялась своей относительной упорядоченностью и единообразием законодательства и судопроизводства.

Вместе с тем само римско-византийское право той переходной эпохи отличалось крайней сложностью и противоречивостью: прогрессивные черты сочетались в нем с реакционными воззрениями рабовладельческого общества, — новое противоборствовало старому. С одной стороны, это право несло на себе немало родимых пятен рабовладельческого мира и по своей классовой направленности было даже более суровым в отношении народных масс, чем обычное право рождающегося феодального общества. С другой стороны, в основу законодательства ранневизантийского времени были положены лучшие достижения римской юридической мысли: в нем была завершена разработка римской теории права, получили окончательное оформление такие теоретические понятия юриспруденции, как право, закон, обычай, уточнено различие между частным и публичным правом, определены нормы уголовного права и процесса, заложены основы регулирования международных отношений.

Недаром в памяти потомков Византия навсегда останется страной, где была осуществлена знаменитая Юстинианова кодификация римского права. Именно благодаря ей сокровища римской юридической науки смогли стать достоянием юристов средних веков и нового времени.

Юридическая наука ранней Византии не ограничивалась только кодификацией римского права. Она значительно обогатилась, впитав в себя философско-правовые идеи греческих философов, религиозно-этические представления восточных народов, а также христианства. Все это помогло оформлению теории «естественного права», понятий «гуманности» и равенства человека перед законом. Произошел как бы взаимный обмен правовыми и этическими ценностями, созданными греко-римским и восточным мирами.

В противовес средневековой Европе именно Византия являлась страной, где в действующем гражданском праве получил юридическую санкцию принцип полной частной собственности. Это не могло не иметь значительных последствий: защита прав частной собственности стимулировала развитие товарно-денежных отношений, особенно в городах Византии.

Вместе с тем юридическая санкция принципа частной собственности, регулирование торгово-ростовщических операций, прав наследования и других институтов римско-византийского законодательства оказали бесспорное влияние на развитие юридической мысли в Западной и Восточной Европе и породили рецепцию Юстинианова права в буржуазном обществе.

Однако сохранением для будущих поколений высших достижений римского права отнюдь не ограничивается историческая значимость византийского законодательства. Несмотря на то, что важным отличием Византии от других стран средневекового мира было преобладание в византийской юриспруденции на всем протяжении существования империи римских правовых норм, было бы ошибочным представлять византийское законодательство как нечто раз и навсегда застывшее и лишь повторяющее на разные лады основы ранневизантийского права. Право феодальной Византии постепенно видоизменялось, развивалось, воссоздавая в новых юридических узаконениях многообразие социально-экономической и политической жизни византийского общества. Не столь блестящее, как римское право, с точки зрения разработки теоретических положений юриспруденции, византийское законодательство классического средневековья все же отражало эволюцию форм собственности и эксплуатации, изменения общественных связей, преобразование структуры классов, государства, церкви, налогового обложения, появление новых форм классовой борьбы. В большей или меньшей степени эта эволюция обнаруживается в большинстве памятников византийского, светского и канонического права той эпохи.

Правда, следует подчеркнуть, что сквозь плотный покров римской юридической терминологии порой бывает трудно прощупать вызревание новых общественных институтов. Оформлению феодального права собственности в Византии, например, во многом препятствовало сохранение римских правовых традиций с их последовательно проведенным принципом частной собственности. Новые отношения — там, где они зарождались, — оформлялись в категориях безусловной частной собственности, феодальные по своему существу связи зачастую принимали облик римского вещного права или римских договорных отношений. Если феодальная терминология для отношений крестьянской зависимости в Византии была создана, то особой терминологии для отношений феодальной собственности на землю византийское право по существу так и не знало.

Сохранявшееся еще в поздней Византии классическое римско-византийское право в известной мере препятствовало правовому оформлению условной иерархической феодальной собственности. А при сравнительно слабом вызревании элементов раннекапиталистического строя оно еще не могло быть применено для юридической санкции новых общественных отношений. В этом кроется причина того, на первый взгляд парадоксального явления, что классическое римско-византийское право получило импульсы качественно нового развития не в самой Византийской империи, а на почве Западной Европы. На Западе, где более интенсивно зарождались раннекапиталистические отношения, это право, основанное на частной собственности, было использовано применительно к новым социально-политическим условиям жизни. Рецепция римско-византийского права стимулировала, в свою очередь, дальнейшее оформление правовых институтов буржуазного общества в Западной Европе.

Выдающуюся роль играло Византийское государство и в международной жизни средневекового общества. Удельный вес Византии на международной арене, разумеется, изменялся: Византийская империя знала и периоды расцвета своего внешнего могущества, и тяжелые годины военных поражений и дипломатических неудач. Но всегда Византия сохраняла самые разветвленные внешнеполитические связи, всегда стремилась оказывать влияние на ход международных событий не только в Европе, но и в Азии, а временами даже и в Африке.

В течение веков не раз менялись главные враги Византии, менялись и ее союзники. В раннее средневековье основная опасность грозила империи с востока и севера. Сперва ей приходилось отбивать удары закованных в броню сасанидских воинов и грозных, хотя и беспорядочных полчищ варваров-гуннов, готов, авар, славян. Позднее их сменили удачливые завоеватели — арабы, которым, однако, так и не удалось сломить мощь Византии. Не раз под стенами Константинополя появлялись ладьи храбрых руссов и войска болгар. Нередко сама Византия переходила в наступление на своих соседей, нанося им чувствительные поражения. С XI в., несмотря на продолжающуюся борьбу на Востоке, которая велась на этот раз с турками-сельджуками, основная опасность для Византии переместилась на Латинский Запад. Именно оттуда появились и кичливые норманны и расчетливые итальянцы, и первые завоеватели Константинополя — грабительские армии крестоносных рыцарей.

В последние столетия существования Византийского государства наибольшая, на этот раз смертельная, опасность вновь надвинулась с Востока, откуда хлынули и смяли империю войска турок-османов. Гибели Византийской державы способствовало и вероломное попустительство Запада, и постоянные столкновения со славянскими государствами Балканского полуострова, ослабившие перед лицом общего врага как Византию, так и славян.

Только после падения Византии ошеломленная Европа в какой-то мере осознала ту историческую роль, которую долгие годы играла эта страна в международной политике средневековья.

Византийская империя, подобно Древней Руси, на протяжении столетий служила как бы барьером для Западной Европы, о который разбивались многочисленные тюркские и монгольские орды, двигавшиеся с Востока.

Византийское государство в течение всей своей истории находилось в центре сложной внешнеполитической борьбы. Быть может, именно тяжелая международная обстановка и выковала столь искусную и изощренную византийскую дипломатию. Внешняя политика Византии прославилась умением комбинировать тайную дипломатическую игру с меткими военными ударами. Особенно искусно умели византийские правители разбить сильного врага чужим оружием, хитрыми интригами, натравив на него его же союзников.

Окруженная опасностями, Византия постоянно старалась избежать одновременной борьбы на два фронта. И всегда, когда ей это удавалось, она выходила победительницей из самых острых коллизий.

Препятствуя объединению врагов, византийское правительство не брезговало для достижения своих целей любыми средствами. Чаще всего в ход пускались подкуп иноземных правителей, интриги при иностранных дворах, натравливание одних народов на другие, разжигание среди соседей племенной или религиозной розни. Византийская дипломатия являлась своего рода кодексом вероломства: ее девизом по-прежнему оставался испытанный принцип политики римлян — «Разделяй и властвуй!». Коварство и изворотливость, умение плести самые хитроумные козни, разыгрывать дипломатические комбинации, как шахматную партию, — были основным нервом византийской дипломатической системы. Византийские дипломаты были великими мастерами склонять к измене самых лучших друзей своих противников, разъединять своих врагов, покупать за золото и высокие имперские титулы союзников. Широко использовались и династические браки иноземных правителей с византийскими принцессами для подчинения соседних государств влиянию Византии.

Вместе с тем византийской дипломатии были присущи и некоторые особые черты, отличающие ее от дипломатии других феодальных государств Европы. Прежде всего византийская дипломатия носила централизованный характер. Вся внешнеполитическая деятельность византийских дипломатов руководилась из единого центра — императорского дворца и находилась под неустанным строжайшим контролем государства. Текли столетия, чередовались у власти социальные группировки господствующего класса, приходили и уходили с исторической арены византийские императоры и их логофеты, менялись в зависимости от внутренних и внешних причин цели и задачи внешней политики Византии, но сохранялась централизация византийской дипломатической системы, совершенствовались ее методы и приемы.

В сравнении с неупорядоченной, распыленной, зачастую действующей несогласованно дипломатией варварских королевств или феодальных княжеств раздробленной на замкнутые мирки Европы, централизованная, твердо направляемая государством византийская дипломатия имела свои бесспорные преимущества. Византийское государство, используя традиции Поздней Римской империи, сумело создать необычайно разветвленную дипломатическую систему. Византийская империя обладала огромным штатом высоко образованных дипломатов и массой переводчиков, обученных языкам почти всех известных тогда народов мира.

Заслугой византийской дипломатии является разработка правил посольского дела: порядка приема и отправления посольств, определения прав и обязанностей послов и других дипломатов. В положении византийского посла при иноземном дворе наблюдалась драматическая двойственность: с одной стороны, Византия чрезвычайно заботилась о поддержании высочайшего престижа посла великого государства, с другой — посол всегда оставался лишь исполнителем воли императора и мог принимать серьезные решения только с его санкции. Для охраны своих дипломатов Византия ввела в международное право принцип неприкосновенности личности посла; этот принцип позднее получил широкое распространение в странах Западной и Восточной Европы. Византийской дипломатией была введена процедура заключения и расторжения договоров с иностранными державами, созданы формуляры международных договоров, составляемых обычно на языках обеих договаривающихся сторон, установлен церемониал их подписания. Византийские дипломаты применили систему верительных грамот для послов и определили многие другие формальности дипломатического ритуала. Пышный церемониал приема иностранных послов в императорском дворце Константинополя должен был своим блеском ослепить варваров, внушить им представление о силе Византийского государства, скрыть от них все его слабости. Задачей византийской дипломатии было очаровать и одновременно запугать чужеземных послов, чтобы тем легче их обмануть. Иностранные послы при византийском дворе жили фактически на положении почетных пленников, которых стремились полностью отгородить от населения империи. Их то одаривали роскошными подарками, то в случае неуступчивости унижали и грозили убить. Все чужеземные дипломаты, приезжавшие в Византию, были опутаны хитроумной сетью неусыпного надзора.

Византийская дипломатия умело использовала во внешнеполитических интересах византийского правительства торговые, религиозные и культурные связи империи с самыми различными странами и народами. Византийский купец, миссионер и дипломат в большинстве случаев действовали единодушно, способствуя распространению влияния Византийского государства далеко за его пределами. Порою же купец и миссионер одновременно выполняли и дипломатические функции, проникая раньше послов в самые отдаленные и неведомые страны.

Византийские дипломаты, купцы и миссионеры неустанно собирали в интересах своего правительства многообразные сведения о всех государствах, где им довелось побывать, о политической атмосфере, царящей при дворах правителей иноземных королевств, о военном деле, торговле, нравах и обычаях различных народов. Иногда на основе этих наблюдений впоследствии рождались интереснейшие описания самых экзотических стран, являющиеся превосходным историческим источником. Вместе с тем сами торговые и церковные интересы Византии, в свою очередь, зачастую направляли деятельность византийской дипломатии.

Особенно крупная роль во внешней политике Византии принадлежала церкви и церковным миссиям. Распространение христианства являлось важнейшим дипломатическим орудием Византии на протяжении многих столетий. Гибкость и изворотливость византийской дипломатии были в равной степени присущи и миссионерской деятельности православной церкви. Стремясь скрыть истинные политические цели под маской благожелательности, стремясь привлечь на свою сторону симпатии новообращенных народов, Константинопольская патриархия применяла более гибкие методы миссионерской деятельности, чем папский престол. Византийские миссионеры вели проповедь христианства и вводили богослужение на местных языках, они переводили на эти языки священное писание, в то время как католический Рим сурово искоренял литургию на национальных языках. Такая гибкая политика православной церкви во многом способствовала успеху византийской дипломатии, утверждению византийского политического и идейного влияния в христианизированных странах.

Византийская дипломатия оказала глубокое влияние на организацию дипломатического дела в других средневековых государствах и долгое время оставалась своего рода эталоном для многочисленных варварских народов. Организационные принципы и внешние формы дипломатического этикета византийской дипломатии легли в основу европейской дипломатии феодальной эпохи. По своей целенаправленности и четкой централизации с византийской дипломатической системой в Европе может сравниться лишь дипломатия католического престола и Венецианской республики. Но, кстати сказать, именно венецианские дожи и папская курия особенно много заимствовали в своей дипломатической деятельности от византийской дипломатической школы, а многие их агенты были учениками и последователями византийских дипломатов.

Сама византийская дипломатия, в свою очередь, немало позаимствовала от дипломатической организации восточных монархий, в частности Сасанидского Ирана и особенно Арабского халифата. Несмотря на длительные войны с персами и арабами Византия поддерживала постоянные тесные связи с восточным миром, что, естественно, привело к взаимному усвоению обеими сторонами приемов и методов дипломатии другой страны. Этому способствовало и то, что дипломатическая система Ирана и Арабского халифата тоже во многом носила централизованный характер, направлялась правительством шахов и халифов и тем самым была более близка к византийской дипломатии, чем дипломатическая организация феодальных княжеств и королевств Европы.

В истории мировой культуры византийской цивилизации, поражавшей современников не только своей торжественной пышностью, но и внутренним благородством, изяществом форм и глубиной мысли, принадлежит особое небесспорно выдающееся место. В течение всего своего тысячелетнего существования Византийская империя — эта прямая наследница греко-римского мира и эллинистического Востока — оставалась центром своеобразной и поистине блестящей культуры. Более того, вплоть до XIII в. Византия по уровню развития образованности, по напряженности духовной жизни и красочному сверканию материальной культуры, бесспорно, стояла впереди всех стран средневековой Европы.