Восточная политика расширенного Европейского Союза: политика «соседства» или восточное измерение?

«Центральным пунктом моего срока правления

является достижение успеха европейской

политики ‘соседства’».

(Бенита Ферреро Вальднер, 2004)[195]

 

1 мая 2004 года десять новых государств стали полноправными членами Европейского Союза. Это событие явилось коронацией во всех отношениях успешной восточной политики Европейского Союза по отношению к своим бывшим непосредственным соседям из Восточной Европы. Европейская политика расширения является ярким положительным примером распространяющейся в восточном регионе мощности ЕС, посредством которого ЕС зарекомендовал себя как глобальный ‘актёр’ на мировой политической арене.[196] Данный процесс оказался достаточно лёгким, так как с одной стороны, появились очертания ‘подлинной’ внешней политики ЕС периода 1993-2004гг. по отношению к тем располагающимся на востоке континента государствам, которые не обладают реальными перспективами на вступление. С другой стороны, именно это последнее расширение показало то, что подобный процесс нельзя и невозможно проводить любым способом. Всегда существовали, и будут существовать те государства, которые остаются ‘на улице’ (Штратеншульте, 2003). Таким образом, Европейский Союз стоит перед необходимостью разработать такую восточную политику, которая фундаментально будет отличаться от настоящей существовавшей до сегодняшнего дня внешнеполитической стратегии.

В преддверие последнего расширения на восток ЕС-15 отреагировало на выдвинутое в ноябре 2002 года требование ЕПС. Европейская политика соседства предусматривает обустройство окружения содружественных государств в Средиземноморском регионе и на Востоке Европы.[197] Данное обустройство должно быть достигнуто посредством составления отчетов и планов действий, располагающихся на рассматриваемой территории стран, что указывает на возвращение полюбившегося политического инструмента, кондициональности. Одновременно в так называемой «новой Европе»[198] шлифуются стратегии будущей восточной политики в рамках расширенного Европейского Союза. Понятие «новая Европа» выбрано в этом контексте осознанно, так как фаза планирования новой восточной политики расширенного Союза выпадает в период отчуждения «старой Европы» новой Европой, одной из причин которого стал разгоревшийся в Ираке кризис в начале 2003 года. [199]

Некоторые страны ЦВЕ, а именно, Словакия, Польша, Чехия и Венгрия (V4[200]), а также государства, входящие в Вильнюсскую группу (V10[201]), удивительным образом не принимали участия в концептуализации новой политики соседства ЕС-15, несмотря на то, что это напрямую касалось их интересов и вопреки хорошим данным по рассматриваемому региону, которыми они располагали.[202] Этот факт также указывает на различия между «старой» и «новой» Европой. Размышляя о странах ЦВЕ в первую очередь необходимо упомянуть об инициативе польского министерства иностранных дел[203], выдвинутой в начале 2003 года, и о совместном исследовательском проекте ‘визовых’ государств[204], где бывшие кандидаты на вступление требуют специально разработанного и развитого восточного измерения для стран региона. Государства ВЦЕ (прежде всего Польша) указывают при этом на свои специфические знания в области политики государств бывшего СССР, на слабые содержательные пункты настоящей политики ЕС и на пример Северного измерения, которое было инициировано Финляндией в 1997 году.

Эти две группы в рамках расширенного Союза выступают как объекты будущей восточной политики ЕС на постсоветском пространстве: «новое межъевропейское пространство»[205], государства Белоруссия, Украина и Молдавия, а также Российская Федерация. Это собирательное понятие «промежуточная Европа» может привести к такому недоразумению, что исходное положение всех этих стран будет рассматриваться как равноценное. В действительности эти три государства значительным образом отличаются друг от друга, особенно Белоруссия и Украина. Европейская политика соседства считается с данными различиями, однако, необходимо обратить внимание на западные государства ННГ, и, конечно, на их ‘большого’ соседа Российскую Федерацию, так как Европейский Союз и Россия имеют общие границы. Вышеизложенное означает, что расширенный Союз является для России державой с собственными политическими представлениями относительно рассматриваемого региона. Положение усложняется тем, что Россия, с одной стороны, сама является объектом Европейской политики соседства и Восточного измерения и при этом занимает ключевую позицию в этих моделях, с другой стороны, в рамах «единого экономического пространства» Россия обладает своим собственным планом действий по отношению к двум европейским идеям. «Старую Европу» (ЕС-15), «новую Европу» и Россию связывает один момент, касающийся «промежуточной» Европы. Интересы партнеров в данном случае должны согласовываться с национальными интересами этих «промежуточных» европейцев для того, чтобы обеспечить стабильность, безопасность и демократическое развитие в регионе Восточной Европы.

Однако в настоящее время существует ряд вопросов, на которые необходимо дать полнозначные ответы: является ли восточная политика ЕС соизмеримой и эффективной? Чем отличается Восточное измерение «новой» Европы? Как связаны эти две модели, с одной стороны, друг с другом, и, с другой стороны, с интересами России? В этой связи на представленные вопросы можно ответить лишь частично. Европейская политика соседства открывает большое количество новых возможностей, но все это требует дополнения некоторых центральных представлений Восточного измерения. Только совместными усилиями Европейской политике соседства и Восточному измерению удастся разработать гибкую и одновременно эффективную политику по отношению к новым соседям на Востоке.

1. Восточная политика ‘старой Европы’ и расширенного Союза: Европейская политика соседства

До 1988 года Восточная политика не имела места ни в рамках Европейского Сообщества, ни внутри Европейского Политического Сотрудничества 1970 года. Эта ситуация изменилась только летом 1989 года, когда Европейская Комиссия начала сотрудничество с организацией финансовой поддержки стран Центральной и Восточной Европы.[206] В основе этого сотрудничества изначально на переднем плане восточно- и центрально-европейское соседство с последующими перспективами на вступление.[207] Только во время разгара воинственных разногласий на территории бывшей Югославии и осознанным пониманием надвигающейся серьезной опасности, вызванной дальнейшим распространением политики соседства, государства ННГ попали в поле зрения.

На договорных основах отношения между ЕС и его новыми соседями на Востоке были урегулированы подписанием Соглашения о партнерстве и сотрудничестве. Внутреннее содержание этих договоров резко отличается в зависимости от страны-партнера. Большинство данных Соглашений вступили в силу во второй половине 1990-ых годов.[208] Таким образом, после расширения на Север в 1997 году, которое было инициировано Финляндией и послужило началом интенсивного сотрудничества в Балтийском пространстве, сотрудничество вышло на новый уровень отношений параллельно процессу ратификации Соглашений о партнерстве и сотрудничестве. Северное измерение послужило также успешным примером надгосударственного подхода. В июне 1999 года в рамках новых внешнеполитических институтов Европейским Союзом была разработана первая Общая стратегия для России.[209] В декабре этого же года была определена Общая стратегия для Украины.[210] В последующие годы работа протекала в русле интенсификации отношений по отношению к России. Кульминацией развития этого предложенного Европейским Союзом ‘стратегического партнерства’ явилась встреча на высшем уровне, которая прошла в мае 2003 года в г. Санкт-Петербург. На этой встрече были приняты решения относительно построения четырех единых пространств[211]. Особое место в данном сотрудничестве по-прежнему занимает энергетический диалог.

В ноябре 2002 года Европейский Совет и министр иностранных дел приняли решение строить отношения с будущими соседними государствами на договорной основе.[212] 11 мая 2003 года Европейская комиссия определила новые рамки отношений ЕС к своим восточным и южным соседям. Европейская политика соседства предусматривает избежание разделительных линий в Европе – построение ‘кольца содружественных государств’, от России через непосредственных соседей в Восточной Европе вплоть до Средиземноморья. Президент Европейской комиссии Романо Проди говорил об «участии в расширении Союза за исключением его институтов» и о возможной интеграции соседних государств в свободное пространство капитала, товаров и услуг.[213] В опубликованных в мае 2004 года документах о внешнеполитических стратегиях речь шла об элементах и инструментах, которыми следует руководствоваться в сотрудничестве с новыми соседями расширенного Союза (Россия, запанные государства ННГ[214], партнеры Европейско-Средиземноморского сотрудничества)[215].

Центральным пунктом этого шага является предложение различных услуг в этом дифференцированном пространстве, которое должно считаться с отдельными достижениями соседних государств. Европейская политика соседства состоит в стандартизации билатеральных отношений между ЕС и государствами региона. Здесь следует выделить три основных пункта: а) за исключением России[216] развитие так называемых мониторингов и предусмотренных вместе с тем планов действий, все это должно определить приоритеты двусторонней повестки. «Планы действий представляют опорные рамки для программирования помощи рассматриваемым государствам».[217] Здесь мы снова сталкиваемся с нежным средством – кодициональность. Это кажется многообещающим возвратом к отчетом о достижениях (1998-2002). Первые мониторинги были проведены параллельно опубликованию документации о стратегии в мае 2004 года (Украина, Молдавия), первые планы действий вышли в декабре 2004 года; б) создание одного единственного все охватывающего инструмента для того, чтобы финансировать все программы и инициативы. Такие программы как Tacis и Meda должны быть введены в инструменты Европейской политики соседства; в) Комиссия акцептирует внимание на том, что необходимо вырабатывать единую ответственность за этот процесс, это значит, что ЕС не собирается диктовать своим партнерам никаких приоритетов и условий.[218] Другими словами, это означает отступ от принципа кондициональности, который повлиял как на процесс расширения, так и на Барселонский процесс. В целом Европейская политика соседства не касается каких-либо соглашений и договоров между ЕС и его соседями.

В настоящий момент необходимо также рассмотреть попытку критической инвентаризации восточной политики ЕС-15. Действительно многое подвергается критике со стороны стран ВЦЕ и России.[219] Во-первых, будущее полноправное членство окончательно не исключено, напротив возможность перспективы на вступление осознано не отвергается.[220] Кажется, что Европейская Комиссия не научилась на опыте собственных ошибок во время разрешения вопроса с Турцией. Так как основополагающим моментом Европейской политики соседства является на сегодняшний день то, что к способности на интеграцию предъявляются чрезмерные требования. Комиссар Крис Паттен сказал как-то на пресс-конференции о Европейской политике соседства следующее: «Согласие на членство в ЕС стало за прошедшие 10 лет без всяких сомнений самым успешным внешнеполитическим инструментом, и это стало прочным концептом.»[221]

Во-вторых, старые инструменты Соглашений о партнерстве и сотрудничестве, общие стратегии, а также планы действий Европейской политики соседства зачастую являются пустыми по содержанию и представляют собой просто декларативные документы, которые не могут быть достаточно последовательно применены. В настоящих Соглашениях о партнерстве и сотрудничестве многие абзацы безнадежно устарели, некоторые не дополняются ни с одной, ни с другой стороны. Принятые ЕС и Россией, а также Украиной в 1999 году стратегические документы о двусторонних отношениях, и здесь следует отдать должное российскому политологу Надежде Арбатовой, вообще не являются стратегиями, а представляют собой чисто декларативные документы без какой-либо субстанции.[222] Также перспективное создание единых Европейских пространств в рамках стратегического партнерства между ЕС и Россией является в настоящее время ‘модным словом’ без какой-либо материи. Основанием для подобного утверждения является то, что не называются ни одни временные сроки или какие-либо условия. В последующем, как нам представляется, эти идеи не принесут никакой динамики в отношения между ЕС и Россией.[223]

В-третьих, старая и актуальная Восточная политика Союза содержит целый ряд бросающихся в глаза разногласий. Например, а) ни в Амстердамском договоре (1997), ни в документах о стратегиях Европейской политики соседства (2004) не указываются общие ценности в первую очередь в области правовой государственности, не говорится об ответственности и соблюдении прав человека, включая права меньшинств.[224] Однако, следует заметить, что ценностная политика противоречит, зачастую, исходным положениям ‘хорошего правления.’[225] Денежные средства, поступающие из фонда Tacis, способствуют, как правило, государственной бюрократии, которая представляет собой основополагающий инструмент президентской системы. И это несмотря на то, что ценностные приоритеты были связаны по своему содержанию в 1999 году. Трудно представить, что эти бюрократы порождают демократические, открытые и плюралистские общества, следующие заявленной цели Единой стратегии и Европейской политики соседства. Без соответствующих политических инструментов требование и прагматическое применение находятся в противоречии друг с другом.[226] Б) Существование двух отдельных стратегий для России и Украины является противоречивым и не соответствует имеющимся требованиям. Этот факт все больше и больше привлекает внимание, так как третья Единая стратегия ЕС объединяет под своим началом 12 стран Средиземноморского региона.[227] Это невежество препятствует соразмерному обращению с требованиями, которые возникают из треугольника отношений: Россия-Белоруссия-Украина. При этом как в рамках Единой стратегии, так и в рамках Европейской политики соседства независимая Украина рассматривается как ключевой элемент стабильности и безопасности Европы. Одновременно существует мнение, что Украина препятствует экономическому и политическому влиянию России.[228] Почему же в таком случае ЕС руководствуется двумя стратегиями и в рамках Европейской политики соседства Россия исключена из планов действий. С) Успешный инструмент кондициональности учреждается в рамках Европейской политики соседства посредством планов действий, однако это противоречит требованию ‘Единой общей ответственности’, где отрицается диктование каких-либо условий.

В-четвертых, старая и настоящая Восточная политика ЕС рассматривает Россию с достаточной долей прагматизма.[229] Растущая автократия российской политической системы последовательно дифрагматируется.[230] В противовес этому стоит обратить внимание на отношение ЕС к другим демократическим системам.[231] Отношения с Белоруссией заморозились еще в 1997 году, в качестве следующего примера можно привести политику ЕС по отношению к Словакии в правление Мечаира (1994-1998) или по отношению к бывшей Югославии в период правления Милошевича. Различная оценка политических систем России и Украины до настоящего времени также бросается в глаза. Оценка России также говорит о ‘политической стабильности’, в то время как ситуация в Украине описывается как ‘слабая и небезопасная’. Россия определяется как консолидированная ‘президентская демократия’, в то время как конституция Украины расценивается как ‘чрезмерно президентская’.[232] Однако, оба государства разделяют супрапрезидентские режимные системы. Копенгагенские критерии от июля 1993 года должны быть одинаково применимы ко всем соседним государствам.

Европейская политика соседства, как и Восточная политика ЕС, обладает своими сильными и слабыми сторонами. Все вышеперечисленное действительно представляет собой множество противоречий и носит зачастую абсолютно декларативный характер без какой-либо субстанции, также как и политика ЕС-15 в отношении России, где по большому счету используется слепой прагматизм.[233] Поэтому на ряду в правильно определенным подходом к каждому отдельному государству должна иметь место единая целостная стратегия для региона Восточной Европы. Параллельное рассмотрение обоих регионов (Восточная Европа и Средиземноморье), начало которому было положено на встрече на высшем уровне в Лиссабоне в 1992 году, должно быть прекращено для обоюдной пользы.[234] Здесь можно согласиться со следующей оценкой: «Несмотря на содержательные договоры ЕС до сих пор неудается, найти для стран Средиземноморского региона привлекательный, а для ЕС реалистичный подход для будущей Европейской политики соседства» (Кемпе/ Мюрс 2003: 1149).

2. Обнадеживающая Восточная политика новой Европы в рамках расширенного Союза: Восточное измерение

Новые государства-члены восточноевропейского региона (Польша, Словакия, Чехия, Венгрия, Литва, Латвия, Эстония, Словения) обладают повышенным интересом к плодотворному сотрудничеству в рамках Восточной политики ЕС. Во-первых, вдоль их собственных границ проходит новая граница ЕС. Во-вторых, они должны участвовать в создании Общих стратегий и в процессе принятия решений в рамках Европейской политики соседства. Кроме того, эти страны обладают особым пониманием внутренних и внешнеполитических механизмов в этом регионе. Шенген, как полагается, повлияет на их отношения к своим восточным соседям радикальным образом. Стратегический интерес этих стран по отношению к России отличается от интереса ЕС-15. В настоящее время уже стартовало Северное измерение, инициированное Финляндией, а когда же начнется Восточное измерение?[235] Под вопросом остается также и то, насколько велико будет его влияние. Результаты анализов расходятся между принятием последующих изменений в рамках Европейской политики соседства[236] и закатом Восточного измерения ЕС, так как Европейская политика соседства следует своей собственной институциональной логике, и исключает, таким образом, важные восточно- и центрально-европейские представления.[237] Истина находится посередине, некоторые изменения Европейской политики соседства происходят на глазах,[238] но Восточное измерение по примеру Северного до сих пор отсутствует. Однако этот факт не должен стоять в центре данных рассуждений.

Однако возникает вопрос, где берут начало концепты «новой Европы»? В целом данные концепты подкармливаются из двух источников: геополитика, ее положением в восточном регионе ЕС и вторым источником служит история и ее опыт в отношениях с восточными соседями. По словам бывшего комиссара по расширению Гюнтера Ферхойгена, они не хотят оставаться в промежуточном европейском пространстве между Западом и Востоком, где они выступают ‘мячами’ для игры различных интересов.[239] Оба названных фактора включают в себя консервативное понимание политики безопасности (которое включает также обычные угрозы), и которое ведет к политике НАТО[240] и к ярко выраженному атлантицизму.[241] В сущности все государства новой Европы заинтересованы в продолжающемся присутствии США в Европе. Опасность трансатлантического союза не является однодневной, а представляет собой твердое и крепкое мышление в области безопасности. Вышеперечисленные два фактора включают в себя также другое понимание и иной стратегический подход по отношению к России в отличие от ЕС-15. Напротив, они скорее противостоят своей старой системе ‘защиты’ (Балтийские Республики, Венгрия и Польша). Такие моменты, безусловно, влияют на требование более жесткого и единого стратегического курса по отношению к России, в котором должны быть разработаны и представлены более четкие требования.[242] В последующем были отданы предпочтения гарантии полноправной независимости стран ННГ.

Особенно четко эти различия выступили во время кризиса в Ираке в начале 2003 года, Подписи граждан ЦВЕ в ‘письме восьмерки’ и в ‘Вильнюсском письме’ явились ярким примером этого разделения. В нескольких словах должны быть представлены только главные идеи ‘новой Европы’ в рамках задуманного Восточного измерения.

Следующие пункты являются кратким изложением некоторых элементов документации польского министерства иностранных дел,[243] речь министра иностранных дел Польши Влоджимира Симошевича от 20 февраля 2003 года и общего исследовательского проекта ‘Восточная политика расширенного Союза’[244], которые являются очертаниями Восточного измерения ЕС. Во-первых, так же как и в Европейской политике соседства, здесь акцептируется тот факт, что новые разделительные линии не должны возникать в Европе. Прежде всего, должны быть достигнуты и разработаны четкие критерии на вступление. Это предложение далеко выходит за рамки настоящих планов действий. Во-вторых, в пределах этого менеджмента необходимо учесть две стороны: новейшую пограничную инфраструктуру и открытый визовый режим. В-третьих, действующие программы финансирования должны быть расширены, здесь следует предусмотреть совместную деятельность на внешних границах (открытие так называемой интеррегиональной программы Европейской политики соседства). В-четвертых, необходимо в рамках гражданского диалога между неправительственными организациями сильнее поддерживать местных авторитетов. Здесь следует возвратиться к опыту польских неправительственных организаций. В-пятых, создание коммуникационных и транспортных дорог вдоль внешней границы должно быть особо поддержано.

В земельных стратегиях для России это значит, что демократическим дефицитам должно быть уделено особое внимание. Инструмент кондициональности в конечном счете должен равномерно применяться. Так называемые ‘горячие точки’ заслуживают особого внимания, это область Калининграда, Чечни и Транснистрии. Этого пространства вполне достаточно для того, чтобы разрешить наконец-то данную проблему. Вместе с тем, продолжается сотрудничество в рамках энергетического диалога. Однако, Россия должна быть непременно включена в состав Европейских структур, а не находиться в тени, как это было до сих пор.[245] Для стран ‘новой промежуточной Европы’ необходимо заключить ассоциативные соглашения, в рамках которых должно быть предусмотрено последующее полноправное членство в ЕС. Этот продолжительный процесс управляется инструментом кондициональности. Украина должна быть укреплена и поставлена в равное положение с Россией. В соответствие с этим ориентир Украины на Европу необходимо наконец-то эффективно поддержать как на внутренней, так и на внешней политической арене. Белоруссии, ‘забытому соседу’, с высоким потенциалом развития следует задуматься о своем будущем положении и о своих позициях. Вместо изолированной политики ‘замораживания’ отношений стоит подумать о других формах сотрудничества между ЕС и Белоруссией. Новые демократические неправительственные организации требуют наиболее сильной поддержки. Молдавия должна четко осознать, что она является частью Европы, а не зависимым от России государством. При этом Европейский Союз должен оказать всю необходимую помощь в разрешении конфликта в Транснистрии.

Следует указать на то, что Восточное измерение ни в коем случае не является конкуренцией Северному измерению, оно должно рассматриваться отдельно.

Этот концепт расширит и содержательно углубит обсуждаемое между Россией и Европейским Союзом построение Единого экономического и социального пространства вокруг Украины, Молдавии и Белоруссии.[246] Сильная сторона концепта Восточного измерения заключается в целостном подходе с учетом индивидуальных государственных стратегий и настоящих проблем стран этого региона в отличие от Европейской политики соседства.

Исходя из вышеизложенного следует, что проводимая Европейским Союзом политика по отношению к России и достойная оценка положения ‘новой промежуточной Европы’ является важным и единственно правильным требованием этого концепта. Слабая сторона рассматриваемой идеи заключается в применении имеющегося концепта критериев на вступление для государств ‘новой промежуточной Европы’, так как данный факт, с одной стороны, растягивает институциональные рамки ЕС и, с другой стороны, способствует разрушению продуктивного сотрудничества с Россией. Здесь следует все-таки считаться со сферой интересов России. Государства ННГ, однако, не должны рассматриваться как зависимые от своего партнерства с Россией страны. Это было бы признанием доминирования московских представлений, а здесь речь, в первую очередь, должна идти о развитии интересов всех участников.

 

3. Сотрудничество между Россией и Европейским Союзом

С российской точки зрения стратегия соседства со стороны ЕС обладает некоторыми недостатками. «Пространство восточнее ЕС необходимо рассматривать как единое целое. России должно отводиться особое место, так как её ресурсы имеют большое значение для всей Европы. Кроме того, европейская безопасность немыслима без участия России.»[247]

Если будет недостаточно того, что Европейская полтика соседства усилит дифференцированный подход и выделит Россию в рамках стратегического сотрудничества[248], то отношения между Россией и Европейским Союзом строятся неправильно. Так, это четко проявляется в параллельности построения Единых европейских пространств с одной стороны, и, в создании охватывающего Россию, Белоруссию, Украину и Казахстан Единого экономического пространства с другой стороны. Так как данная модель в истории интеграции Москвы является прямой противоположностью модели интеграции ЕС.[249]

Политика Европы относится традиционно к внешнеполитическим приоритетам России, в этой области интересы России и Европейского Союза значительно расходятся. Европейский Союз хочет закрепить в России западные нормы, Россия, в свою очередь, желает участвовать в европейских процессах принятия решений, но не хочет участвовать при этом в европейской интеграции. Поэтому в данном случае оба государства должны разработать подходящие друг для друга стратегии сотрудничества.[250] Европейский Союз должен осознанно принять все представления и интерпретации российской стороны, и в соответствие с этим реагировать. Существовавшая до сегодняшнего дня стратегия отчуждения реалий приводит к проблеме ясной долгосрочной институциональной перспективы в отношениях между рассматриваемыми сторонами.

Русские не стремятся стать членами Европейского Союза, и они видят четкое различие между понятиями «Европейское пространство» и «Европейские институты». Россия хочет членства в Европейском пространстве, однако не желает нарушать суверенитета Европейского Союза своим вступлением в Европейские институты. Поэтому, как и прежде, на переднем плане для России находятся двусторонние отношения с Европейским Союзом.

Как было указано ранее, не только нефть и газ связывают эти две ассиметричные хозяйственные системы, Европейский Союз и Россию, и эту ситуацию не в силах изменить ни Соглашение о партнерстве и сотрудничестве (СПС), ни Единая стратегия, или постоянные встречи на высшем уровне между Россией и Европейским Союзом.[251] Расширенный Союз обладает двумя стратегическими возможностями: либо он действует как раньше и в результате этого никаких существенных изменений в рамках стратегического партнерства и Европейской политики соседства с последствиями ‘слабой’ доли риска в системе безопасности и оттягивании процесса трансформации России, либо Европейский Союз развивает эффективную и постоянную новую стратегию. В рамках этой новой стратегии необходимо будет уточнить демократические и экономические требования и предусмотреть конкретные временные рамки для их выполнения. Инструмент кондициональности, при этом, должен быть применен соответствующим образом.[252]

Расширенный Союз должен осознанно воспринимать столкновения в сферах влияния на территории ‘новой промежуточной Европы’. Так как, по словам В.В. Путина, Запад стремительно проникает в традиционную сферу влияния России. После распада в 1991 году последовала потеря влияния на Балканах. Как следствие теракта 11 сентября 2001 года США разместили свои военные базы на юге ННГ (Центральная Азия) и в Афганистане. В 2002 году Россия потеряла свое влияние в Молдавии из-за произошедшего там конфликта в Транснистрии и в Грузии (‘Розовая революция’). Более новым примером является ‘оранжевая революция’, как следствие президентских выборов в Украине в ноябре 2004 года. С полной потерей Украины особенно ее восточных областей очертания исторической России размываются.

Немецкий эксперт Александр Рар пишет: «Россия почти в сомнении», это свидетельствует, по его мнению, о риске безопасности, что не может быть не в интересах западных и европейских государств.[253] Однако не следует понимать эти замечания как аргумент для продолжения старой политики по отношению к России, также как и государства ‘новой промежуточной Европы’ не должны рассматриваться как зависимые от своих отношений с Россией страны. Неверным является также и рассмотрение этих стран за пределами конфронтации с Россией,[254] как полагают некоторые политики ‘новой Европы’.

Подводя итог, следует сказать, что Европейская политика соседства Европейского Союза – это шаг в правильном направлении. Целостное рассмотрение должно уступить дифференцированному подходу и индивидуальному рассмотрению каждого государства, и прежде всего это касается России, Украины, Белоруссии и Молдавии, так как именно эти государства являются важнейшими составляющими Европейской политики соседства. Кроме того, следует четко разделять между Южным и Восточным измерением. Именно после осуществления этих идей и после внедрения новой непраматичной политики по отношению к России, а также после правильной оценки государств ‘новой промежуточной Европы’. Восточная политика расширенного Союза сможет превратиться в гибкую, эффективную и концентрированную силу в этом важном для безопасности и стабильности Европы регионе. Краткосрочные альянсы в рамках Европейской Восточной политики, как и кризисный менеджмент в декабре 2004 года в Украине[255] являются существенными доказательствами улучшения Европейской политики соседства. Немецкая пресса также освещает ‘немецко-польское разделение труда‘ в качестве положительного примера Восточной политики Европейского Союза.[256]

В интересах трех давних партнеров (ЕС, государства ННГ, Россия) проводить Восточную политику четко и эффективно. Только соединение политики соседства и Восточного измерения может привести к успеху, о котором говорила в своем выступлении комиссар по внешним связям Бенита Ферреро Вальднер.

 

 

SUMMARY

The last enlargement of the European Union has been the conclusion of a quite successful Eastern Policy towards its neighbours in East Central Europe. Now, after the accession of ten new member states EUrope faces the necessity to elaborate an Eastern Policy towards the New Neighbours in the East, which differs fundamentally from the previous accession- and pre-accession strategy. Further enlargement would overstretch the Union’s current abilities. The member states have responded to this challenge with the so called European Neighbourhood Policy (ENP), but also the new members in East Central Europe have proposed their own concept – the Eastern Dimension. This article evaluates these two initiatives and the needs of the region Eastern Europe. It seems that only the combination of elements of both policies promises an effective and yet flexible Eastern Policy of the European Union.

 

Европа

 

О. Шотт

Центральный Европейский университет, Будапешт, Венгрия