ВЛИЯНИЕ ПРОЦЕССА ВВОДА И СТАНОВЛЕНИЯ ЕВРО НА ЕС И МИРОВУЮ ФИНАНСОВУЮ СИСТЕМУ

 

Заменив находившиеся в обращении европейские национальные денежные единицы, евро стала единственным участником денежного рынка стран валютного союза. В силу того, что страны ЕС различались между собой по экономическим показателям, культурно-историческому и политическому развитию, введение единой валюты представляло комплексный процесс, сопровождающийся многочисленными трудностями. Страны, выразившие желание ввести единую европейскую валюту, должны были решить ряд проблем, таких как: структурная перестройка экономики, конвергенция макроэкономических показателей, проведение болезненных реформ для улучшения бюджетных показателей. При этом политические элиты должны были убедить население своих стран не только в необходимости ввода евро, но и экономической эффективности при переходе к евро. Поэтому, изучение процесса введения и становления евро обычно не ограничивается только анализом макроэкономических показателей, так как макроэкономическая конвергенция стран – только одна из сторон этого нового интеграционного этапа в историческом развитии стран ЕС.

В конце ХХ в. сложились общие и специфические условия ввода единой валюты, что ознаменовало новый, качественный этап в европейском интеграционном процессе. Критерии конвергенции стали главной составляющей эффективной экономической и финансовой политики ЕС. Пакт стабильности и роста явился логическим продолжением критериев макроэкономического сближения и стал ключевым документом, определяющим бюджетную политику стран ЕС. Результаты деятельности институтов единой валютной политики, а именно Европейского центрального банка (ЕЦБ) и Европейской системы центральных банков (ЕСЦБ), ставших, согласно нормативным документам ЕС, институциональной базой Экономического и валютного союза позволили судить об эффективности всей создаваемой во второй половине ХХ столетия системы экономической и валютной интеграции на Европейском континенте.

В условиях глобализации финансовых отношений и информационных коммуникаций заметно актуализировалась проблема соотношения категорий «деньги - пространство»1. Деньги делают пространство более прозрачным, создающим меньше барьеров, более ликвидным. В этом контексте единая валюта гомогенизирует это пространство, а результаты ее ввода служат важным индикатором эффективности интеграционной политики. Теория «деньги - пространство» в ЕС действует на всех уровнях: как в сфере финансово-банковских услуг, так и на уровне хозяйствующих субъектов. В 1961 г. профессор Р. Манделл обосновал возможность создания единой европейской валюты, теоретически доказав необходимость и целесообразность отказа группы стран от национальных денежных знаков в пользу единой валюты. В 1973 г. он писал, что «Как США, так и Европа имеют достаточно общих черт, характерных для оптимальных валютных зон, чтобы стремится уменьшить, а не увеличивать масштаб колебания валютных курсов. Для финансов Европы было бы лучше следовать примеру США с их высокой мобильностью капитала и рабочей силы и не препятствовать развитию уже достигнутой в этой области интеграции, к чему, несомненно, ведет использование системы скользящей привязки курса»² . Его теория оптимальной валютной зоны стала базой для обоснования ввода единой денежной единицы в рамках ЕС. При этом брался во внимание эффект процесса становления единой европейской валюты в различных сферах деятельности стран зоны единой валюты. Введение единой валюты должно было в первую очередь позволить странам ЕС при более тесной валютной интеграции наилучшим образом использовать эффект масштаба и свои сравнительные преимущества. При этом Р. Манделл предупреждал, что валютная зона любого типа не способна предотвратить одновременно и инфляцию, и безработицу среди своих членов. И этот недостаток связан не с типом валютной зоны, а с ее масштабом. Оптимальная валютная зона не может также охватывать весь мир³.

К числу экономических выгод трансграничного хождения валют можно было отнести более высокую прозрачность цен, снижение трансакционных издержек, уменьшение неопределенностей для инвесторов, рост конкуренции. Применительно к ЕС Еврокомиссия оценила эти выгоды как достаточно ощутимые – в 0,5% от совокупного ВВП (что составляет около 40 млрд. долларов)⁴.

С самого начала европейские эксперты были уверены, что евро станет не менее сильной валютой, чем немецкая марка, потому что коллективно поддерживаемая евро будет гораздо устойчивее отдельных национальных валют по отношению к возможным колебаниям курсов. Они утверждали, что даже при трудном старте новой валюты и частичной девальвации европейских валют, ориентированные на экспорт европейские экономики только выиграют.

С другой стороны, «европессимисты» (экономисты и ученые США, Германии, Великобритании) были убеждены, что у ЭВС не может быть успешного будущего в ближайшее время. В качестве аргумента они выдвигали то, что главные страны-участницы ЭВС не смогут привести свои экономики в соответствие с критериями конвергенции (практика уже доказала обратное). Высказывалось предположение, что некоторые страны ЕС не пожелают вводить евро, и это нарушит институциональный баланс в ЕС и сведет к минимуму все положительные результаты введения единой валюты. При этом между членами валютного союза в любой момент могут возникнуть неразрешимые противоречия (например, традиционно между Германией и Францией) как внутренние, так и внешние, связанные с желанием стран Центральной и Восточной Европы стать членом ЭВС и многое другое⁵. «Евроскептики» не отрицали даже возможности полного краха валютного альянса. Например, Дж. Сорос был полностью уверен, что у единой европейской денежной единицы нет будущего, а критерии конвергенции, по его мнению, представляют собой ничто иное как «экономическую теорию ошибочного равновесия»⁶. Несмотря на подобного рода отрицательные прогнозы, начиная с 1999 г. международные рынки концентрировались на торговле тремя основными валютами: доллар США, евро и японская йена, конкуренция между которыми, согласно прогнозам экономистов, будет постоянно усиливаться⁷. Оценивая перспективу процесса ввода и становления евро в ЕС, исследователи обращали внимание, как на положительные стороны, так и отрицательные моменты8. Подчеркивая преимущества ввода евро для стран ЕС, обычно анализировались варианты развития событий в определенных сферах деятельности.

В банковском секторе среди европейских банков прогнозировалось обострение конкуренции, так как устранялись барьеры на пути свободного перемещения капиталов, обусловленные наличием нескольких национальных валют, исчезали затраты на перевод за границу. «Прозрачность» ценообразования по услугам, стандартизация продуктов внутри ЕС также способствовали усилению конкуренции в банковском секторе. В ЕС вследствие сокращения числа валют и исчезновения валютных рисков банки лишались возможности получать доход от обмена европейских валют. Но с другой стороны, в силу того, что ненужным становился прежний взаимный обмет банкнот разных стран с уплатой комиссионных, иностранный туризм в еврозоне должен был заметно подешеветь. При последовательном обмене валюты одной страны ЕС на денежные знаки остальных 14 стран первоначальная сумма из-за уплаты комиссионных должна была по подсчетам специалистов сократиться в 2 раза⁹.

Для физических лиц евро также удешевляла кредит, ведение счетов с ценными бумагами. Сокращались валютные риски при размещении личных сбережений. В условиях колебания курсов европейских валют банки, совершая операции с разными валютами, вынуждены были страховаться от валютных потерь и поэтому включали плату за риск в процентные ставки. При замене национальных денег на евро, необходимость в подобных надбавках исчезала. Банкам в течение переходного периода было рекомендовано освобождать от уплаты комиссионных пересчет из национальных валют в евро остатков на счетах клиентов, а также обмен ими старых банкнот и монет на новые в пределах бытовых нужд. Лимиты личных нужд и допустимое число обменов определяли сами банки.

Основные выгоды от введения евро получал бизнесЕС, для которого в зоне евро складывалось единое правовое поле денежно-кредитного и валютного регулирования. Для промышленных предприятий и предприятий сферы услуг введение евро означало, прежде всего, сокращение по сравнению с разновалютной средой расходов на расчетное обслуживание операций, что приводило к экономии на накладных расходах и сказывалось на оборотном капитале, обеспечивало снижение стоимости заемного финансирования. Это способствовало оздоровлению финансов предприятий, росту доходности акций, причем менее развитый южный регион еврозоны должен был постепенно подтягиваться по этим показателям к северному. У мелких и средних фирм, как и у крупных, появлялся шанс интернационализировать свои операции в силу того, что исчезали валютные риски, и складывался более крупный и ликвидный рынок.

В то же время, влияние евро на конкретные операции финансово-банковских институтов прогнозировалось далеко не однозначным. Например, первоначально влияние евро на банковский сектор могло быть даже негативным, потому что обострялась конкуренция на рынке, так как большее число клиентов выходило напрямую на денежные рынки и рынки капиталов, поэтому банкам приходилось бороться за привлечение депозитов из-за того, что их движение значительно ускорялось. Кроме того, банкам требовалась «перестройка» своих внутренних бизнес - систем на работу с новой валютой.

С введением евро образовывался единый рынок капитала, более крупный и ликвидный, чем национально- ограниченные рынки. Укрупнение рынка капитала стало основным эффектом становления валютного альянса в среднесрочной перспективе. По мнению специалистов, евро в меньшей степени подвержена негативным воздействиям колебаний доллара, чем та же немецкая марка, что могло привести к переориентации международных потоков капитала, т.е. международные инвесторы могли отдать предпочтение инвестированию в Европе, а европейским инвесторам было бы выгоднее вкладывать свой капитал в Европе.

Однако необходимо отметить, что одно из важнейших изменений, связанных с созданием подлинно единого рынка, - это полная отмена валютного контроля. Переход к единой валюте в рамках стран еврозоны позволял избежать валютных рисков, связанных с взаиморасчетами по торговле и финансовым операциям¹⁰ .

Естественно, полная валютная интеграция для национальных правительств означала утрату возможности проводить независимую монетарную политику, в частности односторонне девальвировать национальную валюту, менять банковский процент. Тем не менее, понимая, что выгоды от объединения несравнимо более ощутимы, правительства стран ЕС соглашались на подобные ограничения национального суверенитета.

Влияние на фондовый рынок обуславливалось тем, что введение единой валюты способствовало выравниванию процентных ставок в странах-участницах. Государства еврозоны расширяли свои конкурентоспособные возможности как эмитенты ценных бумаг благодаря улучшению условий конкуренции между государствами-эмитентами (рейтинг, ликвидность, емкость рынка).

Долгосрочный эффект введения евро специалисты видели исключительно позитивным. Они иллюстрировали его в виде цепочки: макроэкономические характеристики ЭВС – фискальная дисциплина,низкие ставки учетного процента, уменьшенный валютный риск – микроэкономические эффекты на рынке ценных бумаг – низкие операционные издержки, улучшенная эффективность и ликвидность¹¹. Все это должно было стимулировать активность деятельности агентов на рынках ЕС.

В связи с введением евро необходимо особо выделить проблему перелива капитала. «Приливы» и «отливы» спекулятивного капитала в последние десятилетия стали серьезным дестабилизирующим финансовые рынки фактором. С введением евро ЕС становился зоной стабильности, так как единая валюта должна была решить проблему борьбы с подобными переливами капитала, обусловленными игрой на валютных курсах и процентных ставках.

На уровне государственных финансов присоединение к евро связывалось с соблюдением жесткой бюджетной дисциплины. Это позволяло совместно бороться с инфляцией, которая в зоне евро прогнозировалась на уровне 1,5-2% в год. Сама подготовка к введению евро, конкуренция за место в ее зоне существенно стабилизировала государственные финансы первоначальных 11, а затем 12 стран. Валютный союз дисциплинировал национальные правительства, так как вынудил их выполнять критерии конвергенции.

В течение 1993-1997 гг. в целом, по ЕС темпы инфляции упали с 4,1% до 1,9%, долгосрочные процентные ставки с 8,0% до 6,2%. ВВП вырос в 1997 г. на 2,6%, в 1998 г.- на 1,8%. Совокупное потребление на 2,3%, внутренние инвестиции на 4,3%. Дефицит госбюджета членов валютного союза в 1993-1998 гг. в среднем сократился с 9,1 до 2,4% ВВП (в 1999 г. до 2%); объем государственных расходов – с 52,4% до 48,7% ВВП соответственно^{12 .} Данные цифры являются свидетельством того, что, несмотря на жесткие критерии, которым должны были следовать страны ЕС, конвергенция экономик осуществлялась успешно, а также наблюдался стабильный рост экономики.

Именно такая стабилизация экономики и финансов позволила Европе в меньшей степени ощутить последствия финансовых кризисов в Азии, России и Латинской Америке. Именно в Европу бежали капиталы из этих регионов, что вызвало рост притока инвестиций в 1997-1998 гг.

Вместе со стабилизацией государственных финансов при переходе к евро должны были сократиться заемные операции правительств, подешеветь кредит и стимулироваться экономический рост. Предполагалось, что общая сумма евро на рынках возрастет по сравнению с прежней суммой заменяемых ею валют, то есть произойдет переток средств из других валют, доллара и йены, в евро. Внутри «зоны евро» должно увеличиться предложение на денежном рынке и рынке капитала вследствие сокращения уже ненужных в прежних объемах золотовалютных резервов стран-участниц, равно и как снижения потребностей правительств в новых заемных операциях при государственных финансах, стабилизированных по «пропускным критериям». Главным на рынках становится не государство, а частный заемщик, основные инвестиции при этом идут не в государственные обязательства, а в ценные бумаги предприятий, в их акции, что связывает денежно-кредитный рынок ЕС с производством.

Как считали эксперты, учитывая, что вся торговля внутри зоны евро должна стать одновалютной, а это – около 70% общей внешней торговли стран ЕС, «еврогосударства» могли бы также обходиться гораздо меньшей массой необходимых им золотовалютных резервов. Их избыточную часть можно было разблокировать и пустить на развитие, а это 120-150 млрд. евро, в том числе и на инвестиционный оборот.

Евро должна была облегчить для ЕС и налоговую реформу. Пока ЕС разделен на 15 разнорегулируемых налоговых территорий. Ставка НДС варьируется от 15 до 22,5%, взимание НДС регулируется 66 различными нормативными актами плюс 130 исключениями из них. В итоге, накладные расходы предприятий по налоговым расчетам в других станах ЕС в 5-6 раз превышают аналогичные расходы в своем отечестве. Пользуясь разнобоем в налоговых системах, недобросовестные налогоплательщики ежегодно утаивали от обложения доходы на сумму десятков млрд. ЭКЮ.

В условиях единого денежного и валютного пространства ЕС ожидалась либерализация и унификация правил государственного регулирования ряда финансовых операций. Страховые компании и пенсионные фонды получали равные права на инвестирование не только в своих странах, но и во всей “зоне евро”. Это позволяло им избежать существующей концентрации вложений, прежде всего в ценных отечественных государственных бумагах и существенно диверсифицировать свой портфель. Теряли свою национальную привязку и первичные дилеры по размещению ценных государственных бумаг. Предполагалось более свободное размещение внутри “зоны евро” займов под залог недвижимости. В меньшей степени должна была контролироваться деятельность филиалов банков стран-партнеров насвоих территориях национальными правительствами, что ранее объяснялось интересами “национальной денежной политики”. Ускорялся процесс интеграции налоговых систем ЕС.

В тоже время, перевод банковских систем на новую валюту, модификация компьютерных систем, профессиональная переподготовка служащих, как было подсчитано, исчислялась 12 млрд. ЭКЮ, что равнялось 2% годового объема банковских операций. Адаптация фирм и организаций в новых условиях должна была в 100 тыс. ЭКЮ, а крупных предприятий в 3 млн. ЭКЮ. По другим подсчетам - стоимость приспособления к операциям в евро оценивалась для крупной фирмы ЕС в 30 млн. дол., банка – 50-250 млн. дол., а суммарно этот переход должен был обойтись странам «зоны» в 85-150 млрд. дол., или 1-2% их ВНП.

Многие специалисты считали, что выгоды от введения единой валюты могут распределяться неравномерно между различными слоями населения. Воспользоваться плодами перемен сможет наиболее активная и обеспеченная часть населения- жители крупных городов, граждане, часто осуществляющие зарубежные поездки и ведущие операции в различных валютах. При этом, высшее управленческое звено ЕС гораздо активнее поддерживало планы создания валютного союза, чем население в целом. Как правило, среди первой группы в среднем “за” выступало 85%, среди второй –53%. В Великобритании, Швеции, Финляндии население длительное время в основном было настроено против замены национальных денег на европейские. Среди политической и особенно деловой элиты наблюдалась противоположная точка зрения. Например, учитывая то, что при продолжительном пребывании Великобритании вне ЭВС пальма первенства финансового центра Европы может перейти от лондонского Сити к Франкфурту и Парижу 26% опрошенных в 1998 г. английскихкомпаний и банков выступали за присоединение к ЭВС уже в1999 г¹³.

Кроме того, макроэкономически взаимная фиксация курсов валют в условиях изменяющейся конъюнктуры означала перераспределение национального дохода более развитых стран “зоны евро” в пользу менее развитых. Отсюда – чрезвычайное стремление Италии, Испании, Португалии войти в “зону евро” и опасения Великобритании, Швеции, Германии и других стран с сильной экономикой в этом отношении.

По оценке некоторых критиков, делая упор на стабилизации государственных финансов стран-участниц, еврозона не имеет в своем арсенале резервного органа для преодоления возможных деструктивных воздействий на нее извне, что вполне вероятно при современном обострении финансового кризиса во многих районах мира.

Наряду с выгодами от введения единой валюты и централизованной денежно-кредитной политики неизбежны и некоторые издержки и неопределенности (например, относительно адекватности реакций экономик отдельных стран ЭВС на данные финансовые нововведения). Более того, необходимо сопоставить выгоды от введения единой валюты с происходящей при этом потерей двух высокоэффективных инструментов экономического регулирования – независимой денежной политики и самостоятельного установления обменных курсов.

Приходится также учитывать проблемы, которые неизбежно возникают при действии факторов «асимметричных шоков». При этом теория оптимальной валютной зоны выделяла три их альтернативных разрешения – мобильность рабочей силы (в стране, подвергшейся шоку, работники должны иметь возможность и желание свободно перемещаться в другие страны), гибкость заработной платы и цен (страна должна быть готовой привести их в соответствие с уровнем шока), наличие механизма загрузки финансовых ресурсов в такую страну. Для того чтобы валютная зона имела лучшие шансы на успех, «асимметричные шоки», согласно теории, должны быть достаточно редки. При этом национальным экономикам, вовлеченным в зону необходимо находиться в одинаковой структуры¹⁴ .

Следует учесть и следующее, вслед за сближением национальных цен и процентных ставок сближаются и затраты на труд в расчете на единицу продукции и ставки заработной платы, в том числе при подтягивании показателей Юга еврозоны к ее Северу. Эти изменения также не могут быть истолкованы однозначно, в силу значительной диверсификации вышеуказанных показателей в странах ЕС. С одной стороны, эти изменения - позитивны для стран с традиционно слабой нестабильной экономикой с дешевой рабочей силой (Испания, Италия, Греция, Португалия). К тому же, эти изменения станут очередным шагом к гомогенизации социальной сферы стран ЕС, т.е. построению социальной Европы. С другой стороны, данная гомогенизация ставок заработной платы может быть негативно воспринята в странах с традиционно дорогой рабочей силой (Великобритании, Германии).

Наконец, необходимо отметить действие психологических факторов. Так, например, введение евро позволяет повысить политический и экономический престиж многих стран ЕС с традиционно слабой экономикой и высокими темпами инфляции¹⁵. С другой стороны означает уничтожение той части национальной культуры, которая тесно связана с национальными денежными единицами. Гордость за свою национальную валюту свойственна и Германии, и Франции и уж тем более Великобритании. Данный фактор может существенным образом отрицательно повлиять на лояльность к новой валюте евро в случае экономических и финансовых потрясений.

Но все - таки, преимущества для стран-участниц валютного союза от введения евро существенно превосходят возможные потери от унификации валютного пространства. Несмотря на то, что валютная политика определяется для всех стран ЕС централизованно, каждая страна – уникальна. Экономические и политические особенности стран ЕС наложили отпечаток на сам процесс перехода к евро, создав 15 индивидуальных сценариев введения евро для каждой страны ЕС.

Необходимо учитывать и следующее, создание валютного союза оказало существенное влияние не только на сами страны ЕС, а также и на другие государства мира, так как региональная группировка в Европе не является замкнутым образованием, а активно участвующим в международных отношениях.

Кроме влияния в рамках ЕС, процесс становления евро стал важным для мировых финансов. В международном плане происходит заметная активизации участия стран еврозоны в трансграничном движении (переплетении) капиталов. Их экономические операторы все более становятся не только торговцами, но и инвесторами. Следовательно, прогнозируется новая волна слияния и поглощения, направленная на укрупнение предприятий и банков ЕС до размеров, позволяющих оперировать в масштабах не только всей еврозоны, но и на международных рынках¹⁶ . Длительное время доллар составлял основу существовавшей мировой моновалютной системы. В процессе становления ЭВС происходят определенные изменения в мировой валютной системе, меняется положение доллара в ней.

Успешное осуществление проекта валютного союза означает, что на глобальном рынке появляется новая мировая валюта, которая способна уже в среднесрочной перспективе изменить ситуацию на мировых валютных рынках. Например, в результате ввода и становления евро возникает новый крупнейший финансовый рынок в мире – второй по размеру рынок ценных бумаг. Уже в начале 1999 г. сумма выпущенных в обращение ценных внутренних долговых бумаг в еврозоне составила примерно 54% объема американского рынка и 131% японского¹⁷. Таким образом, можно сделать вывод, что для существующих рынков формируется новая конкурентная среда, что делает неизбежным изменение стратегий со всех секторах мировой экономики.

С переходом к евро ЕС превращается в мощную и консолидированную валютную зону, способную дополнительно стимулировать экономический рост, заметно снизить операционные расходы предприятий и на равных соперничать с американским долларом и йеной. Европейский бизнес, особенно крупный, сразу поддержал новую валюту. По своему хозяйственно-финансовому потенциалу складывающаяся зона евро представляет собой крупнейший рынок в мире. В 1996 г. доля ЕС в совокупном ВВП индустриальных стан мира уже составлял 38,3% против 32,5% у США, 20,5% у Японии.

Оценка эффективности и результативности созданной системы без анализа позиций различных стран ЕС по отношению к евро будет не полной, в силу того, что каждое государство Европейского Союза уникально и для каждой страны ЕС переход к евро стал беспрецедентным событием. При этом процесс и механизм принятия решений на уровне стран-членов ЕС, борьба национальных политических сил, а также состояние общественного мнения в государствах Евросоюза определяли не только конкретную позицию той или иной страны, но нередко свидетельствовали об эффективности и успешности становления экономического и валютного союза в целом.

При изучении позиций стран в отношении процесса ввода и становления евро выделились две группы государств-членов ЕС: страны еврозоны (12 стран ЕС) и три страны (Великобритания, Дания, Швеция), которые решили отложить свое вступление в валютный союз на более поздний срок. Страны еврозоны обычно группируются, исходя из различных признаков (размер территории, географическое положение, темпы экономического роста и т.д.). Как показал опыт ЕС при проведении единой политики на уровне Сообщества, а затем союза, страновые характеристики, определяющие национальные интересы, нередко вступали в противоречие с положениями единой политики, и тем самым определяли индивидуальное отношение каждой страны к новой валюте и валютному союзу.

Анализируя позиции стран зоны евро, необходимо учитывать, что, принимая решение о вступлении в валютный союз, руководство каждой страны исходило из реальной экономической ситуации и отношения общества к созданию ЭВС. В 1999 г. только 11 стран ЕС стали членами валютного альянса. В 2001 г. к нему присоединилась Греция. Во многом это было связано с тем, что сложившийся единый рынок пока еще не функционирует в условиях экономического цикла, единого для всех государств.

Страны ЕС, перешедшие на евро, можно сгруппировать, учитывая показатели экономического роста. При этом выделяются страны с наиболее динамично развивающейся экономикой (Ирландия, Финляндия, Нидерланды и др.); страны с не достаточно высокими темпами экономического развития (Германия, Италия), на которые оказали серьезное воздействие финансовые кризисы в Азии и России в 1997-1998 гг.; страны со средними экономическими показателями (например – Франция)¹⁸. Среди государств ЭВС выделяются различные группы стран по размеру территории (большие и малые), по географическому положению (центровое как у Германии и нецентровое как у Португалии), по структуре экономики (с преобладанием промышленности или сельского хозяйства) и т.д. Все эти факторы определяют уникальность страны и являются частью исторического развития, тем самым, составляя основу характеристики процесса становления евро в каждом отдельно взятом государстве. При этом страны ЕС, находящиеся пока вне зоны евро составляют отдельную группу.

Как показал европейский опыт, в силу того, что каждое государство ЕС по-своему специфично, переход к евро по-разному повлиял на экономику каждой страны и неоднозначно воспринимался ее жителями. Во многом это было связано с существованием определенных противоречий между выработкой единой экономической политики для всех участников еврозоны и экономическим состоянием стран в отдельности. Принимая во внимание различия в экономическом положении государств ЕС, серьезные опасения, например, вызывало установление единой процентной ставки. Чтобы процентные ставки сблизились, страны ЭВС вынуждены их фиксировать на таком уровне, который не соответствует их внутренним экономическим потребностям. В Германии и Франции, где высокий уровень безработицы и низкий уровень инфляции, существенное повышение процентных ставок способно остановить экономический подъем. Для государств с более высокими темпами роста, чем у соседей, центральная процентная ставка может оказаться слишком низкой. Так, Нидерландам, Испании, Ирландии, несмотря на признаки перегрева экономики, придется снижать процентные ставки и мириться с высокой инфляцией, либо ужесточать финансовую политику, то есть повышать налоги и сокращать государственные расходы.

После вступления в ЭВС государства вынуждены проводить и далее жесткую финансовую политику. В этих условиях с силу страновых различий членов ЭВС государства должны принять национальные финансовые политики, которые могут быть несовместимыми с провозглашенной в Маастрихтском договоре ориентацией на стабильность цен. Лишившись возможности проводить самостоятельную кредитно-денежную политику, государства-члены, по мнению аналитиков, смогут использовать финансовую политику в качестве основного средства противодействия циклическим колебаниям только при условии, что бюджетные дефициты не превысят 2% ВВП¹⁹.

В целом, отмечалось, что либерализация проводимой в 90-е годы финансовой политики по ряду причин нежелательна для стран ЭВС. Во-первых, дальнейшее сокращение бюджетных дефицитов сопряжено со значительными трудностями, так как увеличение налогов и урезание государственных расходов, прежде всего на социальные программы, крайне непопулярны и вызывают ожесточенное сопротивление профсоюзов и парламентов. Во-вторых, национальные правительства привлекают электорат, реализуя широкомасштабные и дорогостоящие программы. При этом рост цен как результат подобных финансовых мер, призванных стимулировать экономический рост, в пределах большой валютной зоны меньше, чем в отдельно взятой стране, так как бремя распределяется между всеми членами ЭВС. Поскольку и рынок капитала расширяется, заимствования одной из стран-членов также приведут к меньшему росту процентных ставок и, следовательно, к меньшему бремени обслуживания долга.

Таким образом, национальное правительство полностью интернационализирует позитивные эффекты потенциально инфляционной финансовой политики экономического роста. В то же время негативные эффекты (инфляция, рост процентных ставок) частично передаются другим странам. Угроза того, что ЭВС спровоцирует значительные государственные заимствования и, следовательно, ухудшит условия доступа к кредиту частных заемщиков, ослабит инвестиционную активность и экономический рост, представляется весьма реальной. Кроме того, растущий государственный долг в данном случае может подорвать доверие международных инвесторов к евро, что, в свою очередь, приведет к дальнейшему росту процентных ставок и снижению экономических темпов.

Страны ЕС по-прежнему существенно различаются между собой по структуре производства и внешней торговли, уровню и динамике развития, поэтому резкие изменения в спросе и предложении могут иметь асимметричные последствия для отдельных стран ЕС. С созданием ЭВС два важнейших механизма приспособления к межстрановым различиям в тенденциях и изменениям в экономических условиях – гибкость валютных курсов и национальные кредитно-денежные политики – исчезают и, согласно теории оптимальных валютных зон, могут быть заменены механизмами гибких ставок заработной платы и миграции рабочей силы²⁰. Однако, с одной стороны, эти механизмы недостаточно эффективны, а с другой – попытки повысить их эффективность неизбежно приведут к политическим конфликтам, так как социальное измерение ЕС пока еще находится в стадии становления²¹ .

Серьезной проблемой остается положение на рынках труда континентальных стран ЕС, за исключением Нидерландов. Уровень безработицы в Германии, Франции, Италии в 1999 году превышал 11%, в других странах он также был достаточно высоким²². Очевидно, что безработица в ЕС носит не только циклический характер и для ее сокращения необходимы структурные реформы. С 1992 года многим странам удалось добиться значительного сокращения бюджетных дефицитов, однако, государственный долг в странах континентальной Европы по-прежнему велик. К тому же, различия в производительности труда и уровнях заработной платы между странами ЕС весьма значительны, в то время как подвижность заработной платы крайне невелика. В этих условиях наиболее вероятным представляется повышение оплаты труда в экономически менее развитых странах ЭВС до уровня ведущих государств. Однако из-за различий в производительности труда это потребует перевода в отстающие страны значительных средств, а значит, может вызвать повышение налогов в странах-донорах, снижение стимулов к предпринимательству, ослабление экономического роста и политическое противодействие европейской интеграции.

Из государств с наиболее низкими темпами экономического роста или пострадавшими от асимметричных потрясений должна произойти миграция рабочей силы в быстро развивающиеся или не затронутые такими потрясениями страны. Однако полагаться на миграцию как приспособительный механизм невозможно, так как сейчас мобильность рабочей силы в Европе очень невысока и перспективы усиления миграционной активности выглядят достаточно сомнительными. К тому же для ряда государств миграция рабочей силы означает отток молодых и наиболее квалифицированных специалистов, что неизбежно приведет к замедлению темпов экономического развития таких стран.

По мнению американского экономиста М.Фридмена, введение единой валюты имеет не столько экономическое основание, сколько политический замысел²³ . По его убеждению, политический союз должен предшествовать слиянию валют, а не быть его последствием, иначе создание евро приведет к эффекту, обратному желаемому. Именно «асимметричные шоки», обычно сглаживающиеся коррекцией обменных курсов, могут стать причиной политических кризисов между странами-членами. Валютное же единство, навязанное в неблагоприятных условиях, станет препятствием к политическому объединению.

Об опасности социальных и политических конфликтов внутри Евроленда в отсутствии политического союза предупреждали многие – ученые, политики, предприниматели²⁴. Несмотря на все меры, предпринятые государствами-членами ЕС, по сближению макроэкономических показателей и конвергенции экономик, многие экономисты высказывали сомнения относительно способности заложенного в ЭВС механизма адекватно реагировать на различного рода особые и чрезвычайные ситуации. В связи с этим в зарубежной, особенно американской литературе, наряду с влиянием «асимметричных шоков», активно обсуждались проблемы последствий «полиси-микс» – сочетание бюджетной и денежной политик. М.Фридмен, М.Фельдштейн, Р.Дорнбуш, известные американские экономисты, предсказывали образование обширных очагов безработицы, социальные кризисы и подрыв самого фундамента европейского экономического сотрудничества. По мнению М.Фридмена, «общая для нескольких стран валюта может создать как превосходную, так и крайне ущербную денежную систему, в зависимости от обстоятельств»²⁵. В качестве довода приводился тот факт, что Европейский Союз все же представляет собой наднациональное образование и та политика, которая является чрезвычайно эффективной для одной страны, для другой страны в рамках ЕС может оказаться негативной. Для Германии, например, борьба с инфляцией является важной задачей. Проведение же унифицированной финансовой политики в рамках ЕС по снижению инфляции может негативно сказаться на таких странах как Испания и Португалия, где традиционно одним из ключевых направлений политики государства была борьба с безработицей, а, следовательно, инфляция рассматривалась как меньшее зло по сравнению с безработицей. В силу того, что инфляция и безработица – показатели обратно пропорциональные друг другу, политика по снижению инфляции в рамках ЕС вызовет рост безработицы в Испании и Португалии. Страны ЕС еще не достигли необходимого уровня конвергенции и для проведения унифицированной бюджетной политики.

Подобного мнения придерживались не только американские экономисты, которые традиционно являлись евроскептиками, но также и европейские специалисты. Наиболее ярким примером может служить декларация, представленная четырьмя видными немецкими профессорами-экономистами своему правительству в конце февраля 1998 г. накануне окончательного утверждения стран-претендентов в еврозону, и подписанная 160 коллегами. В частности, они подчеркивали, что процесс финансовой консолидации был начат слишком поздно. Механизм Пакта стабильности и роста может не сработать. Если в трудном положении окажется сразу много стран, то в Совете не найдется квалифицированного большинства для принятия решений с целью наложения санкций. В условиях, когда не решены структурные проблемы, наблюдается высокий уровень безработицы, ЕЦБ может оказаться под сильным политическим прессом. Учитывая все это, немецкие экономисты предложили, что на первом этапе наилучшим вариантом стало бы введение евро во Франции, ФРГ и странах Бенилюкса, где наиболее близки макроэкономические показатели.

Большинство экономистов и финансистов, в отличие от политиков, неоднократно подчеркивали, что введение евро произошло преждевременно, переходный период конвергенции был слишком небольшим и социальная цена валютной интеграции может оказаться более значительной, чем экономические выгоды от введения евро. Многие заявляли, что управление ЭВС доверили технократам, а судьба 18 млн. европейских безработных их не волнует²⁶.

К тому же, сложно делать какие-либо прогнозы относительно эффективности функционирования евро, в силу того, что Европейский союз еще не имеет достаточного опыта валютной интеграции, чтобы отработать механизм реагирования в случае кризисных ситуаций, поэтому неизвестно, каким образом и насколько эффективно этот конгломерат стран отреагирует на мировые или региональные экономические потрясения. В частности американские экономисты прогнозировали сценарии различных кризисных ситуаций: рецессий, локальных финансовых кризисов, кризисов в Азии и Латинской Америке и т.д., а также возможные варианты поведения стран ЕС и действий, предпринятых финансовыми институтами ЕС. Результат выхода из этих кризисов виделся им достаточно плачевным, усугубляемым тем фактом, что данные кризисные ситуации должны быть урегулированы не в одной стране, а группе стран, связанных воедино унифицированной экономической и бюджетной политикой.

Таким образом, перед странами еврозоны встала чрезвычайно сложная проблема: как найти решение, приемлемое для всех. Приняв евро, нужно было принимать ее последствия и в первую очередь конъюнктурную гармонизацию, структурную политику, идти к настоящему экономическому правительству в Европе.

Кроме экономических противоречий, которые возникли в связи с выработкой политики, единой для всех стран, отмечалось и различное отношение населения к единой валюте от восторженного принятия, как в малых странах ЕС, например в Голландии, до сдержанной реакции, как в Германии, Дании, Великобритании. Более наглядным примером отношения к процессу становления евро может стать характеристика отношения политических кругов и населения Германии, Италии и Греции.

В Германииидея создания валютного союза, как показали многочисленные наблюдения и анализ, была популярна среди политических кругов, которые единодушно высказывались за присоединение Германии к ЭВС. Причиной этого единодушия стало не только ведущее положение страны в экономике ЕС, географическое положение, но и чувство вины за две мировые войны. Германия сыграла особую роль в процессе построения институтов ЕС, особенно при определении целей, структуры, полномочий ЕЦБ. Ведущая роль Германии была предопределена не только в силу веса германской экономики в экономике ЕС, престижа Бундесбанка, как в Европе, так и в мире, но еще и потому, что страны ЕС хотели распространить «культуру стабильности», присущую экономике Германии, на свои страны²⁷. С другой стороны, через построение ЕЦБ, как наиболее идентичного Бундесбанку, и распространение принципа стабильности цен руководство Германии преследовало и свои цели - обезопасить страну от возможной инфляции. Население Германии еще с денежной реформы 1948 г. испытывало страх перед изменениями, связанными с денежной политикой²⁸ . После второй мировой войны дойчмарка стала не только символом стабильности экономики и экономического роста, но и политическим символом страны в целом и экономического благосостояния населения в частности. Поэтому отношение населения Германии к евро можно было охарактеризовать как довольно сдержанное, так как в 1997 г. накануне введения евро только 40% населения высказывались в поддержку новой европейской валюты, в то время как 45% были против²⁹.

Среди жителей восточных земель, бывшей ГДР, процент высказавшихся против введения евро оказался выше, чем в западных землях. Это легко объяснялось тем, что восточные земли долгое время желали воссоединиться с западными и тем самым войти в зону марки. Переход на евро для них означал отказ от той экономической и политической стабильности, к которой они стремились. Поэтому первоочередной задачей германского руководства стало не только повышение лояльности населения по отношению к евро, но и стремление не вызвать отторжение евро населением. На уровне институтов задачей Германии стала выработка такой финансовой политики, единой для всех стран ЭВС, которая обезопасила бы экономику страны не только от инфляционных тенденций, но и возможной рецессии. При разработке и маастрихтских критериев, Пакта стабильности и роста, институциональных основ ЕЦБ именно Германии принадлежала инициатива введения наиболее жестких вариантов финансовой политики.

Анализируя позицию Италии необходимо отметить, что она всегда поддерживала начинания в ЕС и заслужила репутацию «евро-энтузиаста»³⁰. Италия была одним их шести первых членов ЕЭС. В 1979 г. лира вошла в ЕВС. Поэтому для руководства страны было важным сохранить эту преемственность и со вступлением Италии в ЭВС. На уровне политической элиты не было никакой оппозиции. Только один опытный политик А.Мартино, лидер правоцентристской партии «Форца Италия», попытался публично озвучить свои опасения в отношении евро, хотя все остальные члены партии высказывались в поддержку евро³¹. Р.Проди, будучи премьер-министром, подчеркнул, что, если Италия не станет членом ЭВС в составе первой волны участников, то это негативно скажется на экономике страны³². В то же время, стратегия руководства Италии, прежде всего, заключалась в проведении реформ для оздоровления государственных финансов под знаком ужесточения бюджетной дисциплины в соответствии с маастрихтскими критериями.

Национальное правительство делало все, чтобы расширить налоговую базу и улучшить собираемость налогов. Рассчитывая на безоговорочную поддержку населением перехода страны к евро, проводилась жесткая реструктуризация государственного бюджета и был введен специальный «евроналог», что позволило существенно снизить размер государственного долга. Одновременно шла массированная приватизация госсектора. Италия показала самые впечатляющие результаты: за 1994-1997 гг. ее бюджетный дефицит был сокращен с 9,2 до 2,67%, причем даже профсоюзы не протестовали против таких жестких мер, что подтверждало важность присоединение к зоне евро для всех социальных партнеров³³. Несмотря на жесткие меры, поддержка евро населением была практически безоговорочная. Итальянцы согласились пережить экономически трудный переходный период, чтобы в последствии перейти от слабой лиры к новой стабильной европейской валюте. В 1997-98 гг. накануне введения евро число сторонников новой валюты выросло с 74 до 78%, а число противников снизилось с 15 до 11 % соответственно, что наглядно продемонстрировало практически безоговорочную поддержку вступления страны в валютный союз населением Италии³⁴.

В 1998 г. единственным государством-членом ЕС, экономически неспособным выполнить критерии конвергенции Маастрихтского договора оказалась Греция. Когда в 1996 г. греческий премьер-министр К. Симитис поставил задачу участия своей страны в ЭВС, многим казалось это нереальным, так как даже экономически более успешные страны как Италия и Испания не были уверены в своем успехе перехода к евро. Однако страна, опираясь на поддержку большей части греческого общества и проведя болезненные реформы, добилась успеха. Впервые за последние 20 лет правительству удалось взять под контроль сферу государственных финансов и заметно улучшить экономическую ситуацию в стране, а политическая элита страны рассматривала вступление в ЭВС как крупнейшее событие в послевоенной истории Греции наряду с созданием демократических институтов в середине 70-х годов³⁵.

В 1999 г. Греция прибегла к исключительным мерам для замедления темпов инфляции до 2,2% в среднем за год (что укладывалось в маастрихтские критерии) и для сокращения государственного долга, который хотя и непрерывно снижался с 1996 г., все еще значительно превышал 60%-ный маастрихтский критерий (98,9% в 2001 г.)³⁶. Впервые за последние 30 лет в 2001 г. ожидался бездефицитный бюджет, причем даже с положительным сальдо. Затем на финансовых рынках Греции наблюдался бум, а темпы экономического роста превышали общеевропейские³⁷. В марте 2000 г. Греция подала заявку на вступление в ЭВС и, получив официальное приглашение к вступлению в ЭВС, стала его членом с 1 января 2001 г. Однако, Греции еще предстоит удержать достигнутые показатели и продолжить болезненные реформы, прежде всего структурные. Необходимо реформировать рынок труда, провести реформу пенсионного обеспечения, осуществить либерализацию целых отраслей экономики (энергетики, телекоммуникаций, транспорта).

Согласно опросам, большинство греков без сожаления расставалось с драхмой, одной из старейших денежных единиц Европы, которая у них ассоциировалась с экономическими неурядицами. С евро в Греции связывали экономическое процветание, включение в группу европейских лидеров. Не меньшее влияние на ЕС оказывало и присоединение Греции к зоне евро. Греция – страна, принадлежащая к числу экономически слабых государств по среднеевропейским критериям. Участие Греции в ЭВС добавило 10,5 млн. жителей (3,6% населения зоны евро), в то время как ее вес составлял только 1,9% в общем ВВП³⁸. Поэтому для ЕС особое значение имело успешное функционирование Греции в ЭВС. При этом высказывались различные точки зрения относительно участия Греции в ЭВС. С одной стороны, предполагалось, что с переходом Греции на единую валюту, многие фирмы из других европейских стран начнут переводить в нее производство, так как Греция - страна со сравнительно низкой стоимостью рабочей силы. С другой стороны, высказывались опасения другого рода: подключение Греции к евро, напротив, приведет к размыванию прочности единой европейской валюты.

В целом, страны ЭВС при принятии решения о введении евро руководствовались как политическими, так и экономическими соображениями, но во многом именно экономические выгоды перехода на единую валюту предопределили решение. Следуя стремлению стать частью валютного альянса, учитывая при этом определенные моменты, среди которых - опасения потерять часть своих прерогатив в определении собственной экономической политики, национальные правительства, тем не менее, на первое место ставили экономическую мотивацию, а именно: выгод от вступления в еврозону оказывалось явно больше, чем потерь, связанных с национальным суверенитетом. Поэтому правительства и бизнес согласились на создание единого валютного пространства, регулируемого общими институтами единой валютной системы.

Однако, для ряда стран (Великобритании, Дании, Швеции) политическая осторожностьсыграла ключевую роль, выявляя особое отношение и обеспечивая этим странам вступление в валютный союз в составе второй волны участников. В ходе определения членов ЭВС произошло разделение стран ЕС, исходя не только из экономических показателей, но и политической воли стран-участников Евросоюза. Великобритания, Дания и Швеция по критериям конвергенции могли стать членами ЭВС в составе первой волны, но, заручившись правом вступления в ЭВС, юридически оформленным в Протоколах к Маастрихтскому договору, эти государства предпочли отложить свое вступление на более поздние сроки³⁹ . Во многом это было связано с проблемой соотношения федерализма и национального суверенитета, неизбежно возникшей по мере развития европейской интеграции. Дальнейшее функционирование созданной структуры стало невозможным без расширения круга вопросов, решаемых на национальном уровне, при этом возникла необходимость передача части национального суверенитета органам ЕС. В противном случае структура становилась менее мобильной, плохо реагирующей на изменения окружающей среды и не эффективно управляемой. В Валютном союзе государства-члены передали Европейскому центральному банку полномочия, которые традиционно былисвязаны с понятием государственности и национального суверенитета, вчастности право эмиссии денежных знаков. Проблема суверенитета остро обозначилась еще на стадии подготовки Маастрихтского договора. Именно поэтому Великобритания и Дания отказались связывать себя обязательствами перехода к третьему этапу ЭВС.

Как считали сторонники необходимости создания политического союза и приоритетности такого союза, проблему создавала не только излишне доминантная роль руководства Европейского союза, но и недостаток его власти. Отсюда вытекала несостоятельность ЭВС из-за отсутствия политического союза стран ЕС и неспособность ЕЦБ противостоять тем же «ассиметричным шокам». В тоже время по мере развития интеграции рос риск отрыва руководства ЕС от рядовых граждан Союза, чрезмерная бюрократизация аппарата управления ЕС. Например, программу ЭВС и мотивы создания и функционирования было трудно понять на обыденном уровне. Полной неожиданностью для Брюсселя и многих национальных правительств стал тот факт, что при ратификации Маастрихтского договора в ряде стран значительная часть населения выступила против ЕС и единой валюты. В Дании потребовалось проведения второго референдума, а во Франции сторонники Маастрихта получили небольшой перевес.

Великобритания, Дания и Швеция представляли в ходе функционирования третьего этапа ЭВС особый интерес в силу того, что все три находились вне еврозоны, нарушая тем самым работу ЕС как оптимальной валютной структуры. К тому же, будучи экономически связанными со всеми государствами ЕС, эти страны, оставаясь вне еврозоны, рисковали потерять свои позиции в экономике ЕС. Наиболее ярким и противоречивым примером среди этих стран стала Великобритания, которая в начале 90-х гг. в законодательном порядке закрепила за собой право не участвовать в работе третьего этапа ЭВС, включающего введение единой европейской валюты. Специальный протокол к Маастрихтскому договору предусматривал переход Великобритании к этапу введения евро, когда будет принято соответствующее решение парламентом и правительством Великобритании⁴⁰.

С тех пор страна разделилась на два лагеря – сторонников и противников перехода к евро. Сторонниками вступления Великобритании в ЭВС стали различные политические силы, включающие руководство правящей лейбористской партии, Британский конгресс тред-юнионов, Шотландскую национальную партию. Им противостояли партия консерваторов, лидер которой У.Хейг обвинял лейбористов в ликвидации 1000-летней независимости Великобритании, а также группы «Бизнес - за фунт стерлингов», «Новая Европа» и разного рода традиционалисты. Они ссылались на негативный опыт участия страны в Европейской валютной системе в 1992 г. и опирались на поддержку общественного мнения. Однако надо отметить, что хотя на парламентских выборах в июне 2001 г. партия консерваторов шла под лозунгом «Сохраним фунт стерлингов!», она все равно потерпела поражение. Во многом, это было признаком того, что в Великобритании с каждым годом росло число сторонников присоединения к ЭВС.

Наряду с этим, необходимо было считаться с заметным различием в экономическом положении Великобритании и странами континентальной Европы, особенно во второй половине 90-х гг., и соответственно иметь в виду стоящие перед национальными правительствами задачи. В Великобритании после девальвации фунта в 1992 г. произошел устойчивый экономический подъем. Прирост ВВП в 1996 г. равнялся 2,3% по сравнению с 1995 г. В 1997 г. этот показатель составил 3%. Безработица в 1997 г. равнялась 5,3%. В связи с необходимостью ослабления инфляционного давления банк Великобритании повысил процентную ставку до 7%. Государственный долг и дефицит государственного бюджета стали самыми низкими среди основных стан ЕС. Экономический спрос в Великобритании поддерживался внутренними факторами, в частности высоким внутренним спросом, а степень загруженности производственных мощностей была очень высокой. Экономический цикл Великобритании не синхронизировался с циклами деловой активности в странах континентальной Европы.

В отличие от Великобритании в большинстве стран континентальной Европы экономический подъем начался несколько позже. Экономический рост на континенте поддерживался экспортом, а не внутренними факторами, причем загруженность производственных мощностей оставалась ниже, чем в Великобритании. С началом коррекции валютных курсов летом 1995 г. и наступлением продолжительного периода кредитно-денежной и финансовой политики, направленной на увеличение денежной массы, объемы продаж и прибылей начали улучшаться, а склонность к инвестированию возросла.

В результате политики стабильности, уровень цен практически был неизменен, поэтому банковские процентные ставки почти не росли. Частный и государственный спрос оставались низкими. Опирающийся на экспорт экономический подъем, незначительно сказывался на внутреннем спросе, в результате чего экономический рост на континенте был не устойчив. За исключением Голландии на континенте острой оставалась проблема занятости. Уровень безработицы в Германии, Франции и Италии составлял более 10 %. В Германии безработица составляла 11,7% , а уровень инфляции – 1,8%. Во Франции уровень безработицы составлял12,5%, инфляция – 1,5%⁴¹.

Таким образом, причин для вступления в ЭВС с точки зрения экономических преимуществ у консервативных англичан действительно не было. Состояние государственных финансов в Великобритании было гораздо лучше, чем в большинстве стран зоны евро. Британскую денежную систему МВФ называл образцом для всех европейских государств⁴². Финансовые рынки разделяли уверенность МВФ в макроэкономической стабильности страны, так как с 1995 г. фунт стерлингов являлся второй по надежности валютой в мире, и процентные ставки по государственным ценным бумагам в Великобритании были ниже, чем в Германии и США. Кроме того, по оценкам аналитиков Банка Англии, членство Великобритании в ЭВС будет стоить стране ежегодно 9 млрд. долл. и подстегнет инфляцию, которая в последние 2 года была вдвое ниже прогнозируемой правительством. Определенные проблемы вызывали и различия процентных ставок Банка Англии и ЕЦБ⁴³ .

Консерваторы выдвигали еще один чрезвычайно весомый аргумент против вступления Великобритании в ЭВС. По их мнению, заявлениям лейбористского правительства о необходимости широкомасштабно подготовить страну к вступлению в ЭВС противоречит фактическое развитие экономики Великобритании, так как она всегда традиционно ориентировалась на США. В 90-е гг. Великобритания получала из США в два раза больше инвестиций, чем из стран ЕС. Одновременно Великобритания занимала ведущие позиции среди европейских партнеров Америки, поскольку 70% капиталовложений в экономику США из Европы – британские. Согласно данным Евростата, официального статистического агентства Европейского союза, Великобритания - самый значительный европейский инвестор и самый крупный объект иностранных капиталовложений, но при этом у нее доля товарооборота со странами Европы в общем товарообороте самая низкая среди стран ЕС⁴⁴.

В конце 1996 г. перед выборами в Британский парламент ни одна из ведущих партий страны не была готова дать определенного ответа о будущем Великобритании в ЭВС. Именно на этих выборах консервативная партия после 17-летнего беспрецедентного правления потерпела поражение и уступила место лейбористам⁴⁵.

Д. Мейджор поддержал сторонников ЭВС, но его правление не стало решающим в вопросе о месте Великобритании в еврозоне. Т. Блэр, следуя тактике консерваторов, тактике ожидания, после победы лейбористов на выборах в 1997 г. пообещал созвать референдум по вопросу вступления Великобритании в ЭВС только после того, как экономический цикл страны совпадет с экономическим циклом континентальной Европы. В феврале 1999 г. премьер-министр Т. Блэр, которого называли самым про- европейски настроенным британским премьером за последние 30 лет, решился выступить в парламенте с изложением национальной программы вступления Великобритании в ЭВС. Он подчеркнул, что решение будет принято только в том случае, если вступление в ЭВС положительно скажется на привлечении иностранных инвестиций и на сфере занятости⁴⁶ . Также он заявил, что Великобритания является влиятельным членом ЕС и для нее важна защита национальных интересов, а часть этих интересов связана с тем, чтобы быть конструктивным членом ЕС⁴⁷.

После победы лейбористов на выборах 2001 г., проведение референдума было опять отложено до следующих парламентских выборов, так как число проголосовавших за введение евро на тот момент составило бы, по предварительным расчетам, менее 50%. Согласно официальной статистике Комиссии ЕС, только 25% британцев отдали бы свой голос за введение евро, в то время как число противников составило бы 57%⁴⁸. Таким образом, несмотря на то, что правительство и рекомендовало проведение референдума в 2002 г., национального консенсуса достичь так и не удалось. Большинство специалистов склонны считать, что, несмотря на все попытки руководства страны приблизить дату референдума, скорее всего он не будет проведен ранее 2005 г., а возможные назначенные ранее даты референдумов могут быть опять отложены на более поздний срок⁴⁹ .

Несмотря на все это, руководство страны все эти годы осознавало неизбежность вступления Великобритании в ЭВС. Примером тому может служить «Положение о Центральном банке Великобритании» 1997 г., согласно которому Банк Англии, долгое время находившийся под строгим контролем правительства, приобрел большую свободу в осуществлении текущей деятельности⁵⁰. Хотя эти изменения далеки от полной независимости Центрального банка, а точнее независимости при определении целей, как у Бундесбанка, для консервативной Великобритании даже подобное небольшое изменение является существенным шагом к вступлению в валютный союз. Многие эксперты, в том числе и британские считали, что успешное функционирование евро может стать стимулом для скорейшего присоединения страны к еврозоне, а число противников евро в силу требований экономики неуклонно будет снижаться⁵¹.

Между тем, британское общественное мнение было настроено не в пользу последние восемь лет доля противников евро колебалась в пределах 50-64%⁵². Противники евро создали специальный фонд «Антиевро» для проведения информационной кампании при подготовке к референдуму по введению евро. Регулярные опросы общественного мнения, проводимые агентством «Мори» демонстрировало постепенное снижение количества сторонников вступления Великобритании в валютный союз⁵³.

Более того, в начале 2000 г. разногласия между Великобританией и ЕС обострились сразу по нескольким направлениям. Во-первых, Т. Блэр высказался против гармонизации налоговой политики в рамках ЕС, поскольку планы распространения унифицированной практики по налогообложению на проценты по банковским вкладам могли поставить под угрозу лондонский рынок евробондов. В случае принятия нового законодательства ЕС наносится удар по позиции Лондона как крупного финансового центра Европы, вследствие чего теряются огромные средства инвесторов. Во-вторых, политическую бурю в Великобритании вызвало решение французского правительства сохранить эмбарго на импорт британской говядины вопреки решениям ЕС, в результате чего Великобритания подала на Францию в Европейский суд. В-третьих, многих англичан насторожил демарш ЕС против Австрии. На парламентских выборах 1999 г. Австрийская партия свободы получила 27,2% голосов избирателей, установив рекорд Европы, поскольку за последние 60 лет ни в одной европейской стране крайне правым не удавалось добиться такого результата. Таким образом, была создана возможность формирования первого в послевоенный период в Европе правительства с участием ультраправых, вследствие чего партнеры Австрии по ЕС объявили ей дипломатический бойкот.

Именно эти события создали неблагоприятный фон для общественного мнения Великобритании по вопросу вступления в валютный союз, и доля противников евро в феврале 2000 г. в Великобритании достигла 69%⁵⁴ .

Особую позицию в отношении вступления в ЭВС занимала также Дания. Эту страну с полным правом можно назвать поляризованным обществом, страной двух противостоящих крайностей. Дания была первой страной европейского Севера, которая вошла в ЕС. Будучи же внутри Союза, она не поддерживала намерений по его упрочнению, в том числе и замену на единую европейскую валюту национальной валюты.

Традиционно экономика Дании развивалась медленнее (чем в среднем по ЕС), но находилась в состоянии достаточной стабильности и характеризовалась высокими показателями. Средние показатели безработицы были меньше. Уровень инфляции – выше, но находился под контролем и даже снижался (в целом по ЕС отмечен ее рост)⁵⁵ . По итогам референдумов 1992-1993 гг. в Дании было принято решение не участвовать в валютном союзе, а Маастрихтский договор был дополнен специальным протоколом о присоединении Дании к ЭВС⁵⁶. Ее вступление в ЭВС напрямую связывалось с результатами референдума, намеченного на 2000 г.

В 1998 г., когда был окончательно определен круг участников ЭВС, Дания не вошла в его состав, однако, заявила о привязке кроны к евро, а центральный банк страны повысил официальную ставку до 4,25% годовых. Неучастие кроны в ЭВС делало ее более уязвимой в случае потрясений на международных финансовых рынках. 31 декабря 1998 г. Совет ЕС по согласованию с министром финансов и Центральным банком Дании установил средний курс датской кроны к евро и определил коридор колебаний плюс-минус 2,25% от среднего курса. С этого времени Центральный банк Дании изменял свои процентные ставки одновременно с ЕЦБ. С сентября 1999 г. наблюдалась незначительная девальвация кроны, что свидетельствовало об уверенности инвесторов в том, что Дания вступит в валютный союз⁵⁷ .

В случае положительного результата референдума для приведения финансовой и законодательной системы Дании в соответствие с нормами ЭВС потребовалось бы около года и, по мнению специалистов, вероятный срок вступления Дании в ЭВС можно было бы прогнозировать на 2002-2003 гг. Но Дания отвергла единую европейскую валюту на референдуме 2000 г. 53% голосов. Согласно мнению министра иностранных дел Дании Петерсона, результаты голосования следовало бы рассматривать с точки зрения психологии, а не экономики, так как почти 90% пришедших на референдум жителей Дании решали для себя скорее вопрос не о евро, а о Европе. Экономически Дания всегда была близко связана с остальной континентальной Европой и присоединение в действительности мало, что изменило бы. На этот раз политические факторы перевесили экономические⁵⁸. Попытки доказать определенную экономическую выгоду для Дании от введения евро оказались неудачными. Во многом это было связано с позицией, что ее присоединение к ЭВС может привести к потере суверенитета, уникальной системы социальной защиты и к зависимости государства от Брюсселя.

Именно на примере Дании наиболее отчетливо прослеживалась тенденция, чем более скептически нация относится к Европе и ко всему тому, что там происходит, тем большую роль играют политические факторы. В частности проблема сохранения национального суверенитета. При этом, очевидно, большими следует быть экономическим выгодам, чтобы компенсировать некоторую несамостоятельность национальной политики.

В 1997 г. шведские и иностранные эксперты, изучавшие по заказу правительства вероятные последствия введения евро для экономики Швеции, пришли к выводу, что негативные для Швеции экономические и политические факторы будут несколько сильнее, чем позитивные. С учетом этих выводов и скептического отношения к евро общественного мнения страны, правительство заняло выжидательную позицию, тем более что темпы экономического роста Швеции превышали средние показатели по странам зоны евро. Прирост ВВП в Швеции в 1999 г. составил 3,7%, в то время как в зоне евро – 2,2%; темпы инфляции в Швеции равнялись 0,6%, в зоне евро – 1,1%; уровень безработицы в Швеции составлял 6,6%, в зоне евро – 9,6% (по данным Евростата).

В то же время премьер-министр Швеции Й. Перссон был убежден, что у Швеции нет другого пути, кроме вступления в зону евро, и это должно произойти в ближайшие пять лет⁵⁹ . Большая часть шведских промышленников призывала к скорейшему вступлению в зону евро. В январе 2000 г. произошел заметный сдвиг и в правящей социал-демократической рабочей партии. Если раньше валютный союз рассматривался как потенциальная угроза демократии и независимости страны, то з