СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ВОЗМОЖНОСТИ ТАВТОЛОГИИ

(статья депонирована в ИНИОН РАН, 1999)

 

Предметом рассмотрения в данной статье стало явление тавтологии. Если традиционно, в быту, тавтология понимается как ненужное повторение мысли, идеи, неоправданная избыточность и т.п., то в современной лингвистике этот термин используется в гораздо более широком значении. Исследователи пишут об «экспрессивной тавтологии», «скрытой тавтологии», «псевдо-тавтологии» и т.п., имея в виду намеренное использование тавтологии с целью достижения определенного стилистического эффекта.

Понятие тавтологии существенно расширилось и в плане охвата уровней языковой структуры. В сферу тавтологического повтора оказывается вовлеченным не только повторение единиц смысла (лексем), но и синтаксических единиц. Так, Ю.М. Скребнев в качестве особого стилистического приема (точнее группы приемов) выделяет «синтаксическую тавтологию», к которой относит пролепс, конструкции с предваряющим it и некоторые другие синтаксические стилистические приемы. Очевидно, что в данном случае произошло расширение как самого понятия тавтологии, так и значения соответствующего термина.

Рассмотрим подробнее лингвистический статус тавтологии и стилистические возможности данного языкового явления.

Если исходить из этимологии термина (tauto logos – «то же самое слово»), то тавтологией следует считать повторение слов, однородных по звуковому составу и значению. Именно так трактуется данное понятие в большинстве лингвистических словарей и справочников; в качестве примеров тавтологии здесь приводятся выражения типа «масло-масляное», «день-деньской», «шутки-шутить», «лежмя лежать» и т.п. В специальной литературе повторение однокоренных слов имеет также другое название – «парегменон» (figura etimologica) – и зачастую рассматривается как «усиленная, крайняя форма плеоназма»¹.

В современной стилистике явление тавтологии понимается шире, как повторение слов и выражений, имеющих один смысл. В.В. Виноградов называет тавтологией «содержательную избыточность высказывания, проявляющуюся в смысловом дублировании целого или его части»².

Как видим, в первом случае за основу при определении понятия тавтологии берется форма, то есть критерием служит тождественность материального состава высказывания. Во втором случае привлекается смысловой критерий, то есть за основу берется не форма (точнее, не только форма), но и содержание.

Таким образом, в плане выражения тавтология может быть явной и скрытой. Явная (лексическая тавтология) выражается в повторении тех же или близких по содержанию слов; скрытая (пропозициональная) тавтология может проявляться в смысловой тождественности субъекта и предиката предложения.

По-разному трактуется явление тавтологии и с точки зрения прагматики. По мнению одних лингвистов, тавтология – это повтор, который ничего к содержанию высказывания не добавляет. Так, Ш. Балли пишет: «Мысль может повторяться или, вернее варьироваться в самых различных формах. Иногда это близкие по значению слова и обороты, соседствующие внутри одной фразы, а иногда и целый фразы. Эти повторяющиеся выражения никогда не равны друг другу, что вполне естественно, ибо в противном случае результатом этого являлась бы небрежность, тавтология, ненужный плеоназм»³. Очевидно, что для Ш. Балли тавтология – это нечто избыточное, ненужное. По мнению других исследователей, речь должна идти о двух типах информации: тавтология ничего не добавляет только к логическому содержанию сообщения (к информации первого типа), второй же тип информации (стилистическое содержание высказывания) тавтология передает достаточно эффективно⁴.

В специальной литературе тавтология часто соотносится с понятием плеоназма, поэтому необходимо остановиться несколько подробнее на данном языковом явлении.

Многими исследователями плеоназм трактуется достаточно узко, как пространное выражение того, что может быть выражено короче. При таком понимании плеоназм вполне может быть соотнесен с явлением периссологии и типичен для разговорной сферы, где он служит одной из форм проявления естественной избыточности речи.

При широком понимании, плеоназм определяется как избыточность выразительных средств, используемых для передачи лексического и грамматического смысла высказывания. Он может проявляться в повторении или синонимическом дублировании лексем и грамматических форм и быть обязательным (обусловленным системой или языковой нормой) или факультативным/стилистическим (обусловленным экспрессивными целями высказывания). Плеонастические эпитеты и сравнения широко представлены в языке устной народной поэзии («грусть-тоска», «путь-дорога», нежданно-негаданно, и т.п.).

Нижеследующая схема, составленная на основе анализа различных точек зрения и подходов, отображает типы плеоназма в зависимости от его природы (I) или формы, в которой он реализуется (II).

 

 

ПЛЕОНАЗМ

 

I обязательный факультативный периссология

(императивный) (стилистический) (многословие)

 

 

II грамматический лексический

 

 

Таким образом, при определенной смежности анализируемых явлений, понятие плеоназма представляется более широким, чем понятие тавтологии. То, что исследователи относят к обязательному грамматическому плеоназму, тавтологией не является; в остальном же данные понятия можно считать совпадающими, а соответствующие термины синонимичными.

В процессе языковой коммуникации говорящий неизменно получает возможность замещения некоторого уже упоминавшегося языкового элемента каким-то другим знаком, способным передать приблизительно ту же самую информацию, существенную в данных контекстно-ситуативных условиях. Подобная субституируемость языковых единиц при их совместной встречаемости в речевой цепи лежит в основе многих явлений синтаксиса, объединенных в рамках реитерации или воспроизведения в речевой цепи в неизменном или преобразованном виде сегментов, имеющих тождественную предметную отнесенность. Данное явление было подробно проанализировано в диссертационном исследовании Б.П. Грибковой ⁵.

Очевидно, что при наличии определенной смежности между явлениями реитерации (как любого повтора) и тавтологии (как специфической разновидности повтора) эти понятия пересекаются лишь частично. Явление реитерации значительно шире тавтологии. Например, конструкции с контекстуально обусловленной эквивалентной реитерацией, в которых нет отношений семантического тождества между реитеративами (контекстуально-синонимический, метафорический, метонимический, перифрастический повторы) не являются тавтологическими, так как контекстуальная эквивалентность единиц далеких по значению в рамках реитеративных конструкций обусловлена их кореферентностью и позволяет им выполнять наряду с основной (интенсифицирующей) широкий спектр других функций, от экспликации (уточнения) до квалификации (оценки).

Значительно ближе к тавтологическому повтору конструкции с кореференциальной реитерацией, в которых наблюдаются отношения семантического тождества . При этом чем меньше семантическое расстояние (семантический остаток) между реитеративами, тем ближе такой повтор к тавтологическому. Максимально к тавтологическому повтору приближаются конструкции с изонимической реитерацией (термин Б.П. Грибковой), основанной на отношениях абсолютного тождества между реитеративами (повтор дословный и корневой). Функция изонимической реитерации сводится к эмфатическому выделению дублируемого содержания, экспрессивной и эмоциональной окраске высказывания. Ср: New scum, of course, has risen to take place of the old, but the oldest scum, the thickest scum, and the scummiest scum has come from across the ocean” (E. Hemingway).

Вместе с тем отождествлять изонимическую реитерацию (или то, что в стилистике именуют простым повтором) с тавтологией вряд ли целесообразно. У этих двух явлений свои «ниши» в системе языка, и, несмотря на очевидную смежность, кореферентными они не являются. Можно сказать, что термин «тавтология» прагматически ориентирован: основным, определяющим признаком тавтологии является бесполезность, ненужность повторения какого-то содержания. Термин «повтор» чужд прагматике, он отражает формальную сущность соответствующего явления, то есть тот факт, что определенный сегмент повторно воспроизведен в речи. Импликация ненужности здесь не присутствует.

При определении понятия тавтологии, как уже отмечалось, за основу берется не только формальный, но и содержательный аспект: тавтология трактуется не только с позиций изонимии (лексемной близости), но и изосемии (смысловой повтор). Исходя из этого, к тавтологическому повтору, на первый взгляд, можно было бы отнести также конструкции с отношениями семантического тождества, не имеющие в своем составе материально тождественных элементов, в частности, синонимический повтор. Тем более, что как в отечественной, так и в зарубежной литературе имеются упоминания о «тавтологической, тривиальной синонимии», вызванной вербальной несостоятельностью говорящего и «экспрессивной синонимической тавтологии»⁶.

Если между синонимами, входящими в реитеративные конструкции, имеется семантическое расстояние (семантический остаток), то они способны выполнять функцию уточнения: реитератив несет новую, дополнительную информацию о референте. Ср.: Joe was a mild, good-natured, sweet-tempered, easy-going foolish dear fellow (Dickens). Здесь речь вряд ли может идти о тавтологическом повторе. Однако исследователи отмечают, что повышенная эмоциональность, неофициальность разговорной речи оказывает нивелирующее влияние на семантические различия синонимов, приводит к нейтрализации различий между ними. Тем самым функция синонимов преобразуется из уточняющей, изобразительной в усиливающую, интенсифицирующую. Такая экспрессивность реализуется при помощи конструкций, который могут состоять из практически равноценных в смысловом и стилистическом отношении элементов. Синонимический повтор приближается здесь к тавтологическому, и все же не сливается с ним ввиду отсутствия смысловой тождественности реитеративов: “… Chance was the finest, nicest, sweetest boy in St. Cloud.” (Williams).

Синонимические вариации, реализующие функцию замещения, тоже вряд ли можно отнести к тавтологии в силу по крайней мере двух причин.

Во-первых, и здесь есть семантический остаток. Даже там, где он стремится к нулю (например, при употреблении аллонимов), он все-таки есть.

Кроме того, стилистической функцией данного вида повтора традиционно считается стремление избежать монотонного повторения одних и тех же лексических единиц, то есть по сути стремление избежать изонимии, другими словами, тавтологии в узком понимании данного слова. Было бы абсурдным относить к сфере тавтологии прием, направленный на то, чтобы избежать тавтологии.

Очевидно, анализируя понятие тавтологии и определяя статус данного явления, помимо уже введенных критериев формальной и смысловой тождественности целесообразно ввести критерий стилистической интенции (намерения говорящего). Таким образом, тавтология будет иметь место

· при ненамеренном употреблении тождественных в смысловом или формальном плане единиц (традиционное понимание тавтологии, тавтология в узком смысле), а также

· при намеренном употреблении тождественных или близких по смыслу или форме единиц. В последнем случае следует учитывать характер этого намерения.

Если, как в случае синонимического повтора, стилистическая интенция говорящего прямо противоположна тавтологии, то есть говорящий использует близкие по смыслу единицы с целью избежать тавтологии (заменители) или дополнить информацию (уточнители), то такой повтор не является тавтологическим. Когда же говорящий намеренно добивается тавтологического или псевдо-тавтологического эффекта (ср.: enough is enough, business is business), правомерно говорить о стилистическом использовании тавтологии, так как несмотря на смысловую нетождественность повторяемых единиц, их формальная тождественность обыгрывается намеренно.

Таким образом, можно говорить, с одной стороны, о собственно тавтологии как лингвистическом явлении, обладающем определенным статусом в системе языка, а с другой стороны, о тавтологии как стилистическом приеме, точнее о стилистических приемах, построенных на эффекте тавтологии. Стилистическое использование тавтологии относится преимущественно к сфере семантики и синтаксиса. Наиболее полно и системно оно отражено в работах Ю.М. Скребнева ⁷.

Семантическая тавтология представлена двумя разновидностями. Иллюстрацией первой могут служить многие поговорки и крылатые фразы, основанные на лексической тождественности темы и ремы высказывания: «на войне как на войне», «приказ есть приказ», или известная строчка Р. Киплинга «For East is East, and West is West…». Предложения этого типа, на первый взгляд, лишены всякой информативности. Однако при более пристальном рассмотрении становится очевидным, что считать подобные выражения лишенными смысла ни в коем случае нельзя. Выполняя функцию темы, рекуррентная лексема выступает как дейктический элемент; в позиции ремы она становится информативной в силу заключенных в ней импликаций и не требует дальнейших пояснений. Ср.: A joke is a joke (Parker). Предполагается, что собеседник знает, что имплицирует понятие joke. При лексической тождественности налицо расхождение в семантическом объеме понятий, поэтому данное явление целесообразно назвать «псевдо-тавтологией» (ср. термин Ю.М. Скребнева «tautology pretended»).

Полной противоположностью являются высказывания, которые по-разному выражают одно и то же содержание. Лексическое наполнение при этом может быть совершенно различным и, более того, намеренно завуалированным. Это своего рода скрытая тавтология или, по Скребневу, tautology disguised: Make yourself an honest man and then you may be sure there is one rascal less in the world (Carlyle). Очевидно, что новизна мысли здесь только кажущаяся; вторая часть высказывания - это всего лишь перифраз предыдущей мысли.

Несмотря на различие описываемых явлений (повторение идентичных форм, обладающих разным значением vs выражение идентичного значения посредством разных форм), оба они обладают очевидным сходством, поскольку построены по принципу тавтологии.

Понятие синтаксической тавтологии было введено в лингвистический обиход Ю.М. Скребневым для обозначения группы стилистических приемов, сущность которых состоит в достижении экспрессивного эффекта путем повторения определенных синтаксических элементов высказывания. К ней можно отнести несколько явлений. Рассмотрим их подробнее.

Пролепс определяется в стилистике как повторение члена предложения (обычно подлежащего), выраженного существительным в форме местоимения. Стилистическая функция этой конструкции состоит в эмфатическом подчеркивании предмета речи: существительное, отделенное от последующей части предложения безударным местоимением, как бы обособляется. Употребление тавтологического подлежащего – характерная черта просторечия и поэтому используется в художественной литературе для речевой характеристики действующих лиц. Ср.: “The Widow Douglas, she took me for her son, and allowed she would civilize me…” (Twain). Тавтологическое подлежащее часто встречается в фольклоре, например, в детских рифмовках (“Little Miss Muffet, she sat on a tuffet…”), а также в стихотворениях, написанных в форме народных баллад: «The scipper, he blew a whiff from his pipe, And a scornful laugh laughed he.” (Longfellow).

Иногда синтаксическая тавтология выступает в форме прямо противоположной рассмотренной – как повторение члена предложения, выраженного местоимением в виде уточнения. Иногда данный вид повтора отождествляют с пролепсом. Так, Б.П. Грибкова относит конструкции типа “She was sort of cute, the blond one” к собственно пролептическим, основанным на механизме катафоры (антиципации, предвосхищения предмета сообщения). В стилистике данный прием чаще называют парцелляцией. Ср.: «She has developed power, this woman – this wife of his” (Galsworthy). Стилистическое значение таких конструкций состоит в подчеркивании всей предицируемой части, в усилении ее смысловой весомости.

Характерная для английского синтаксиса разновидность синтаксической тавтологии основана на известной тенденции английского языка к употреблению глаголов заменителей. Речь идет о конструкциях, в которых синтаксическая структура предложения повторяется в схематизированном виде: “I know what the like of you are, I do.” (Shaw) Употребление таких повторов осуждается в нормативных грамматиках, как черта свойственная просторечию. Однако отнюдь не всегда они являются таковыми. Часто тавтологические конструкции данного типа служат признаком эмоциональной речи; обычно они употребляются в обиходно-бытовой сфере, где чувства говорящего не сдерживаются рамками официальности.

Широкое распространение в английском языке имеет прием эмфатического подчеркивания одного из членов предложения путем превращения его в предикатив главного предложения с формальным подлежащим it. При этом в качестве придаточного оформляется вся остальная часть предложения, член которого выделяется таким образом. Таким способом может быть выделено подлежащее, дополнение или обстоятельство. Данная разновидность синтаксической тавтологии именуется эмфатическим выделением ремы. Ср: “It was a country cousin that Harris took in.” (Jerome K. Jerome). Как видим, синтаксическая избыточность тавтологического характера используется, как правило, с целью усиления, эмфазы.

Таким образом, эффект тавтологии может лежать в основе создания широкой гаммы дополнительных стилистических смыслов – от эмфатического подчеркивания до комических коннотаций.