Казанская лингвистическая школа. Лингвистические взгляды Ивана Александровича Бодуэна де Куртенэ.

Казанская лингвистическая школа объединила учёных, которые с 1875-го по 1883 г. работали в Казанском университете под руководством Ива­на Александровича Бодуэна де Куртенэ: Николай Вячеславович Крушевский (1851 - 1887), Василий Алексеевич Богородицкий (1857 - 1941), Сергей Константинович Булич (1859 - 1921), Александр Иванович Александров (1864 - 1917), Василий Васильевич Радлов (1837 - 1918).
По словам шведского учёного Бьёрна Коллиндера, «моло­дые казанские лингвисты образовали авангард современного струк­турализма». Постулаты Казанской лингвистической школы от­ражены в подробных программах лекций И.А.Бодуэна де Кур­тенэ, в его «Лингвистических заметках и афоризмах» (1903) и в ряде статей разных лет. Основополагающие идеи этой школы изложены в трудах Н.В. Крушевского «Очерк науки о языке» (1883) и «Очерки по языковедению» (1893); В.А.Богородицкого «Очерки по языкознанию и русскому языку» (1901), «Лекции по общему языковедению» (1911).

«Казанцы» достигли серьёзных успехов в разных областях лингвистики, особенно в фонетике и морфологии. Не менее ценными оказались их общетеоретические разработки. Бодуэн де Куртенэ был убеждён, что без обобщения «немыс­лима ни одна настоящая наука». Казанская школа разработала учение о статике и динамике языка, о его системно­сти, о языковом знаке, об относительной хронологии языко­вых изменений, о языковой структуре. «Казанцы» настаивали на строгом разграничении букв и звуков, разработали учение о фонеме и заложили основы фонологии; создали стройную теорию чере­дований звуков и положили начало современной морфоноло­гии. Они провозгласили необходимость изучать живые языки во всём многообразии их проявлений (жаргонном, диалектном, литературном), способствовали становлению диалектологии и социолингвистики. «Казанцы» усовершенствовали терминологический аппарат языкознания. Благодаря им в научный оборот были введены термины фонема, морфема, графема, кинема, лексе­ма, синтагма, морфологизация, семасиологизация.

1. Бодуэн де Куртенэ.

Бодуэн Де Куртенэ Иван Александрович (1845–1929)

Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ (Ян Игнацы Нецислав) был потомком французских дворян, обосновавшихся в Польше в XVIII в. Он родился вблизи Варшавы, в Радзымине - местеч­ке, принадлежавшем в 1845 г. России и считал себя поляком. В 16 лет он поступил на славянское отделение историко-филологического факультета Варшавского университета. В студенческие годы Бодуэн начал заниматься физиологией звуков, санскри­том, литовским языком, славянскими языками; собирал материалы по истории польского языка. После окончания университета Бо­дуэн был командирован за границу, где слушал лекции Августа Шлейхера.

В 1868 г. на немецком языке вышла первая его работа «Некоторые случаи действия аналогии в польском склонении». Здесь Бодуэн де Куртенэ применил принципы исторического развития и изменчивости языка к морфологической структуре слова. Он доказал, что в скло­няемых формах индоевропейские основы подвергаются сокра­щению в пользу окончаний. Причины этих изменений Бо­дуэн усматривал в действии аналогии, вызванной психическими процессами. Этот вывод был настолько необычным, что А. Шлейхер потребовал убрать его из работы.

В 1868 г. Бодуэна направили в Петербургский университет, где он под руководством И.И.Срезневского написал магистерскую диссертацию «О древнепольском языке до XIV столетия». Затем Бодуэн де Куртенэ был отправлен в Австро-Венгрию и в Италию изучать словенс­кие говоры. Там он познакомился с итальянским линг­вистом Грациадио Изаей Асколи, Германом Паулем, Августом Лескином.

Собранные в диалектологических экспедициях материалы Бодуэн проанали­зировал в докторской диссертации «Опыт фонетики резьянских говоров» (по названию местечка в Ита­лии, где проживали словене). Новаторской была сама тема: живые говоры, а не письменные памятники. Новыми были приёмы анализа языкового материала. Автор последо­вательно различал статическое состояние языковой структуры и исторические изменения, предшествовавшие ему. Неизменно подчёркивалось различие между звуками и буква­ми.

Это была последняя крупная научная работа, опублико­ванная Бодуэном. В журналах и сбор­никах он опубликовал позднее около 600 научных статей, но не объединил свои открытия в едином труде.

Бодуэн де Куртенэ видел смысл своей жизни в научно-педа­гогической деятельности. Помимо университетских лекций, Бодуэн устраивал занятия у себя на дому. На этих кружковых занятиях, по словам самого Бодуэна, «господствовало общее воодушевление и горячий интерес к науке. И «руково­дитель», и «руководимые» воздействовали друг на друга и со­здавали настоящую научную атмосферу». Бодуэн щедро делился идеями со своими слушателями. Эти идеи они реализовали в своих моногра­фиях.

Бо­дуэн де Куртенэ поочерёдно работал в пяти университетах: Казанском, Дерптском (Юрьевском, или Тартуском), Краков­ском, Петербургском и Варшавском. Везде вокруг него соби­рались талантливые коллеги и студенты, увлеченные его идея­ми. В своих слушателях он всегда воспитывал смелость мысли, критическое отношение к уста­ревшим догмам, способность к теоретическим обобщениям, любовь к живым языкам и диалектам. Современники осознава­ли масштаб его дарования, видели в нём крупного специалиста по общему и индоевропейскому языкознанию. Он был избран действительным членом Краков­ской Академии наук, членом-корреспондентом Петербургской Академии наук; почётным доктором Казанского, Дерптского, Варшавского университетов; членом Варшавского, Львовско­го, Познанского, Вильнюсского, Гельсингфорсского, Париж­ского научных обществ.

В казанский период (1875 - 1883) Бодуэн занимался проблемами фонетики, морфологией и сравнительной типологией язы­ков.

В Дерпте (1883 - 1893) он изучил высшую математику, армянский, эстонский, арабский, латышский языки.

В Краковском университете (1894 - 1900) Бодуэн чи­тает курсы антропофоники и общей фонетики, сравнительной грамматики славянских, балтийских и германских языков, ведёт семинар по Ригведе. Бодуэн часто выступал в защиту угнетённых малых народностей. Краков в то время входил в состав Австро-Венг­рии. Австро-венгры расценили его диалектологические исследования словац­ких говоров как политическую агитацию. Контракт с ним не был возобновлён по политическим мотивам, и Бодуэн вынужден был вернуться в Россию.

В Петербургском университете (1901 - 1918) Бодуэн занимался проблемами фонетики, грам­матики, лексикологии и лексикографии, готовил к переизда­нию словарь В.И.Даля. В 1913 г. за публикацию брошюры «На­циональный и территориальный признак в автономии» Бодуэна де Куртенэ обвинили в антигосударственной деятельности и приговорили к двум годам тюрьмы. Только по ходатайству научной общественности во главе с А.А.Шахмато­вым через три месяца его освободили из Крестов.

Когда в 1918 г. Польша получила независимость, Бодуэн де Куртенэ уехал на роди­ну и до конца своих дней преподавал в Варшавском университе­те (1918 -1929).

Бодуэн де Куртенэ в отличие от большинства лингвистов конца XIX - начала XX в. глубоко интересовался вопросами философии языка. Он постоянно стремился к широким теорети­ческим обобщениям, какие бы частные языковые факты он ни рассматривал. Он считал себя учёным, не следовавшим никакой лингвистической школе. Бодуэн не соглашался со сторонниками субъек­тивного идеализма, позитивизма, натуралистической философии А.Шлейхера. В то же время Бодуэн был прекрасно знаком с работами Геймана Штейнталя, Вильгельма Вундта, Августа Шлейхера, Гуго Шухардта, с исследованиями младограмматиков. Психологизм как ведущий принцип младограмматической школы был для него одним из основных принципов исследования. В языке он видел «одну из функций человеческого организма». «Язык, - писал он, - есть слышимый результат правильного действия мускула и не­рвов». «Язык есть комплекс членораздельных и знаме­нательных звуков и созвучий, соединённых в одно целое чуть­ём известного народа».

Бодуэн принял идеи этнопсихологии В.Вундта и пси­хологии народов Г.Штейнталя. Он постоянно подчёркивал социальную природу языка. В работе «Фонетические законы» (1910) он писал, что «психический мир не может развиваться без мира социального, а социальный мир зависит от коллек­тивного существования психических единиц». Бодуэн де Куртенэ понимал язык как психо-социальную сущность, как явление «коллективно-индивидуальное» или «собиратель­но-психическое».

Философской основой уче­ния Бодуэна де Куртенэ был диалектический материализм, при­знающий первичность материи, объективность её существова­ния. Материалистическое мировоззрение Бодуэна де Куртенэ сформировалось под влиянием трудов основателя русской фи­зиологической школы Ивана Михай­ловича Сеченова, который доказал, что в основе психических явлений лежат физиологические процессы. Боль­шое воздействие на Бодуэна оказали философские взгляды Н.Г.Чер­нышевского.

Бодуэн де Куртенэ вошел в историю языкознания как теоретик общего языкознания:

1) Оценивая достижения созданной им школы, Бодуэн пер­вым назвал «строгое разграничение букв и звуков». Это «элементарное» требование имело важное значение для компаративистики XIX в., которая строи­ла гипотезы на материале письменных памятников, и «даже знаменитые лингвисты не могли сладить с этим различением». Бодуэн приложил немало усилий, чтобы школьная методика преподавания языка учитывала различие между звуковым строем языка и его графическим изображением. Без этого не может быть речи о научном, объективном сопостав­лении и исследовании фактов языка («Казанская лингвисти­ческая школа», 1903).

2) Бодуэн призвал лингви­стов к изучению живых языков. Младограммати­ки тоже изучали живые языки, но они искали в современных языках реликтовые явления, чтобы по ним восстанавливать древние формы. Бодуэн де Куртенэ с котомкой за плечами обошёл Литву, Словению, Латвию, записывая диалектную речь. Он разработал развёрнутую систе­му транскрипции. Ещё до швейцарского учёного Жюля Жильерона читал лекции по лингвистической географии, поощрял у учеников интерес к к социальным жаргонам. Казанцы изучали живые языки, чтобы вскрыть законы их фун­кционирования и описать структуру. Бодуэн говорил: «Только лингвист, изучивший всесторонне живой язык, может позволять себе делать предположения об особенностях языков умерших».

3) Бодуэн де Куртенэ гораздо раньше Ф. де Соссюра обратился к проблеме системности языка. Бодуэн пишет, что язык состоит «из час­тей, это сумма разнородных категорий, находящихся между собой в тесной органической (внутренней) связи». Системность, по мнению Бодуэна де Куртенэ, вносится в язык человеческим разумом и свойственна фонетической, семасиологической и морфологической сторонам языка. В отличие от Соссюра, системность Бодуэн усматривал не только в синхронии, но и в диахронии. Даже изменения в языке он связывал со стремле­нием к системности. «В жизни языка замечается постоянный труд над устранением хаоса, разлада, нестройности и нескладицы, над введением в него порядка и однообразия» («Язык и язы­ки», 1904).

4) Через все работы Бодуэна де Куртенэ проходит последова­тельное разграничение статики (синхронии) и динамики (диа­хронии) языка. Эта антиномия, включенная в «Курс общей лин­гвистики» Ф. де Соссюра, стала затем одной из основных идей, взятых на вооружение структуралистами. Бодуэн исходил из того, что в языке постоянно происходят изменения, соверша­ющиеся в известном направлении. «В языке, как и вообще в природе, всё движется, всё изменяется. Спокойствие, остановка, застой - явление кажущееся. Статика языка есть только частный случай его динамики». Учёные Казанской лингвистической школы, в отличие от Сос­сюра, считали статику и динамику разными аспектами изуче­ния одного и того же языка, которые тесно связаны между собой. Бодуэн полагал, что в языке в каждый данный момент, с одной сто­роны, есть формы, унаследованные от прошлого, и, с другой стороны, явления, предвещающие будущее состояние данного языка.

Именно поэтому Бодуэн ставит перед статической фонетикой задачу изучения законов и условий жизни зву­ков в один данный момент, а перед истори­ческой фонетикой - изучение законов и условий развития зву­ков во времени.

5) Бодуэн де Куртенэ зало­жил основы современной фонологии и морфонологии. Бодуэн выделил кратчайшие языковые единицы, обладающие смыслоразличительной функцией, которые нельзя отождествлять со звуками. Он назвал их фонема­ми, позаимствовав этот термин у Ф. де Соссюра, но вложил в него совсем иное содержание. Понятие фонемы возникло на ос­нове чёткого противопоставления фонетического и психического элемента в языке.

В казанский период Бодуэн разработал учение о фонеме в динамическом (диахроническом) аспекте. Фонема определялась как звуковой узел этимологически родственных морфем. Фонема - это фонетический тип, отвлечённость, результат обобщения, очищенный от свойств действительного существования, но связанный со смыслом этимологически родственных морфем («Подроб­ная программа лекций в 1876—1877 уч. г.»). Определение фонемы в результате получило этимолого-морфологический характер. «Фо­немы – это составные части морфем», а фонетика - это «история фонем в отношении мор­фологии». Идея тесной связи фонемы с морфемой получила дальнейшее развитие в трудах пражских структуралистов, которые заложили основы морфонологии. Кроме того, учение о фонеме как о звуковом узле этимологически родственных морфем легло в основу концепции Московской фонологической школы.

В позднейших работах Бодуэн занялся разработкой фонемы применительно к статике (син­хронии) языка. В «Опыт теории фонети­ческих альтернаций» (1895), Бодуэн пишет о фонеме как о психическом единстве, как образе памяти, который рассматривается независимо от морфем. «Это единые, непреходящие представления звуков языка», «Фоне­ма - это психический эквивалент звука». Учение о фонеме в статическом понимании Бодуэн назвал психофонетикой, учение о звуках, реально проявляющихся в речевом потоке, - антропофоникой. Это понимание фонемы лежит в основе концепции ЛФШ.

6) Бодуэн де Куртенэ видел причины языковых изменений в пси­хической и социальной сфере. Поскольку язык - психо-социальная сущность, то существуют общие психические причины его изменений: а) привычка, бессознательная память; б) стремление к удобству; в) бессоз­нательное забвение; г) бессознательное обобщение, аперцепция; д) бессознательная абстракцию; е) «стремление к экономии сил».

Бодуэн не назвал уни­версальных языковых законов. Общее состояние лингвистики не было ещё готово к таким открытиям. Но он вскрыл ряд законо­мерностей, или тенденций, истинность которых подтвердилась спустя несколько десятилетий:

- Он установил, что развитие славянской звуковой системы идёт по пути сокращения количе­ства гласных и увеличения количества согласных. Смыслоразличительная функция гласных снижается, а смыслоразличительная функция согласных увеличивается.

- Ему же принадлежит открытие закономерности, по которой в индоевропейских язы­ках действует тенденция «сокращения основ в пользу оконча­ний».

- Гораздо раньше младограмматиков Бодуэн описал тенден­цию к аналогии, подчеркивая, что аналогия действует параллельно с фонетическими закономерностями и её причина кроется в психической природе языка, в стремлении к обобще­нию и упрощению. Результатом взаимодействия фонетических закономерностей и аналогии следует считать упрощение системы склонения и системы спряжения в индоев­ропейских языках.

- Бодуэн считал, что развитие языка идёт в определённом направлении, в сторону упо­рядочения, системности.

- В отличие от большинства своих совре­менников, он допускал возможность сознательного вмешательства в язык. Язык «не неприкосновенный идол», он «орудие и дея­тельность», а потому социальный долг человека - улучшать своё орудие или заменять его другим, лучшим, если в этом возник­ла необходимость.

2. Николай Вячеславович Крушевский.

Н. В. Крушевский (1851 - 1887) - российский учёный польского происхождения. Он был выпускником Варшавского университета и работал учителем в Троицке на Юж­ном Урале. Благодаря самооб­разованию и общению с Бодуэном де Куртенэ он получил глубокие философские и лин­гвистические знания. Вопреки тяжёлым жизненным обстоятельствам и болезням за семь лет научной деятель­ности после переезда в Казань Крушев­ский сумел защитить вначале магистерскую, затем докторскую диссертации и внести существенный вклад в историю отечественного языкознания. Самой сильной его стороной была способность к теоретическим обобщениям.

В «Очерке науки о языке» (1883) Крушевский излагает своё видение философии языка. Основополагающим для теории языка он признаёт выдвинутый Бодуэном де Куртенэ постулат о сис­темности языка. Как и древнегреческие философы, Крушевский считал, что «слово есть знак вещи». Он, намного опередив Соссюра, гово­рил о языке как система знаков. Крушевский утверждал, что всякое слово связано с другими словами ассоциациями по сход­ству и ассоциациями по смежности. На основании этих связей слова «укладываются в нашем уме в системы или гнёзда». Так, слова «ведение, водить, вождение» образуют гнездо однокоренных слов, благодаря ассоциациям по сходству первой морфемы. Слова «ведёт, несёт, плетёт», благодаря ассоциации по сходству их окончаний, образуют систему форм третьего лица ед. числа настоящего времени глагола. На основании ассо­циаций по смежности «со своими спутниками во всевозмож­ных фразах» слова строятся в ряды. Напри­мер, слово «собака» ассоциируется по смежности со словом «ла­ять», слово «лошадь» - со словом «ржать», «одержать» - «победу», «нанести» - «оскорбление». «Это нам объясняет ту лёгкость, с которой мы запоминаем и вспоминаем слова».

Вслед за Бодуэном Крушевский говорит о том, что систем­ность языка проявляется как в статике, так и в динамике, и связывает это положение с учением об ассоциациях. Он утвер­ждает, что всё старое в языке основано на ассоциациях по смежности, а всё новое - на ассоциациях по сходству, и дела­ет вывод: «Процесс развития языка - вечный антагонизм между прогрессивной силой, обусловливаемой ассоциациями по сходству, и консервативной, обусловливаемой ассоциациями по смежности».

Крушевский Николай Вячеславович (Николай Хабданк) (1851 - 1887)

Крушевский питал слабость к языковым законам («сыпал ими как из рукава», - шутил по этому поводу Бодуэн). Он писал о фонетических, морфологи­ческих и других законах. Основным законом развития языка он считал «соответствие мира слов миру мыслей». «Если язык есть не что иное, как система знаков, то идеальное состояние языка будет то, при котором между системой знаков и тем, что она обозначает, будет полное соответствие. Мы уви­дим, что всё развитие языка есть вечное стремление к этому идеалу». В этом выводе можно легко обнаружить талантливую трансформацию идеи Бодуэна де Куртенэ о развитии языка как преодолении хаоса, как движении к большей системности.

Крушевский поддержал призыв Бодуэна изучать живые языки. Он охарактери­зовал лингвистику XIX в. как «археологическую» и осуждал её за пренебрежение к новым языкам. «Только изу­чение новых языков может способствовать открытию разнооб­разных законов языка, теперь неизвестных потому, что в язы­ках мёртвых их или совсем нельзя открыть, или гораздо труд­нее открыть, нежели в языках новых». Как и Бодуэн, Крушевский считал, что лингвистика XIX в. слишком увлеклась восстанов­лением праязыка, что она строит классификацию языков на случайных признаках и напрасно сосредоточила усилия на методе сравнения, ибо сравнение - обычный при­ём, применяемый любой наукой. А потому не лучше ли при­знать лингвистику чисто индуктивной наукой, ибо сведения, добытые индуктивным путём, могут быть использованы для дедуктивных обобщений.

3. Василий Алексеевич Богородицкий.

Василий Алексеевич Богородицкий (1857 - 1941), один из первых фонетистов-экспериментаторов, специалист в области сравни­тельно-исторического языкознания. В работе «К хронологии и диалектологии фонетических процессов в языках ариоевропейского семейства» (1900) он успешно применил предложенный Бодуэном де Куртенэ метод относительной хронологии. Он показал историю диалектного членения в области фонетики у отдель­ных ветвей индоевропейской семьи языков в доисторический период. Богородицкий опи­сал словообразовательные процессы в истории славянских языков, которые были вызваны принципом экономии и удобства.

Он выявил закономерности в изменении морфемной структуры слов. Морфологические преобразования, в ходе ко­торых происходят как смысловые, так и звуковые изменения, Богородицкий свёл к четырём процессам:

Богородицкий Василий Алексеевич (1857-1941)

1) опрощение - утрата основой своей из­начальной разложимости: воздух, запад, конец, начало. Причиной опрощения Бого­родицкий считает стремление говорящих к экономии и удобству в мыслительно-речевой деятельности;

2) переразложе­ние - перемещение мор­фологической границы аффиксов. Например, в словах рыб-ax, рыб-ам, рыб-ами темати­ческий суффикс «а» переместился из основы в окончание. Переразложение Бого­родицкий рас­сматривает как сложный процесс, вызванный комплексом причин, в том числе фонетическими закономерностями и действием тен­денции сокращения основ в пользу окончаний;

3) аналогия (включая народную этимологию). Процесс аналогии заключается в том, что значение, ассоциированное с двумя знаками, из которых теснее связано с одним, вызывает этот последний также и вме­сто второго: играют, пишут и ходют; пеку и пекёт, берегу и берегёт.

4) диф­ференциация. Процесс дифференциации состоит в том, что разновид­ности той или другой морфологической части не вытесняются действием аналогии, но сохраняются, получая различие в от­тенках значения: цвет снега - много снегу намело.

Богородицкий уделял большое внимание проблемам прак­тической лингвистики, принимал участие в языковом строи­тельстве, в выработке языковой политики СССР.

В целом Казанская лингвистическая школа оказала огром­ное влияние на развитие отечественного языкознания и подня­ла российскую лингвистику на мировой уровень. Мно­гие идеи Бодуэна де Куртенэ нашли воплощение в трудах учё­ных XX столетия. Указав на смешанный характер ряда языков мира, он предвосхитил учение о языковых союзах Н.С.Трубецкого. Замечания Бодуэна об отклонениях в речевой способности по­будили Р.О.Якобсона заняться изучением языковых расстройств (афазий). Сбылись предсказания Бодуэна о математизации лин­гвистики и о том, что лингвистика XX в. займётся по преиму­ществу изучением живых языков. То, что достижения Бодуэна де Куртенэ долгое время не получали должного признания вне пределов России и Польши, можно объяснить отсутстви­ем объединяющего фундаментального труда, где все его гениальные открытия были бы изложены не разрозненно, а в системе, и недоступностью для большинства лингвистов Европы и Америки его научных работ.