Гераклит
Гераклит был эфесцем из знатного рода, современником Парменида ; согласно Аполлодору , его рождение приходится на 544/0.1 Ум строгий и глубокомысленный, исполненный презрения к делам и мнениям людей и неудовлетворенный даже самыми прославленными мудрецами своего времени и народа, он в изысканиях шел своим собственным путем [«я вопрошал самого себя»] ; [«один для меня — мириада, если он есть наилучший»]. Итоги своих размышлений он изложил в своем сочинении [«о природе»] в ярких, образных изречениях, без более точного обоснования; эти размышления похожи на изречения оракула и часто до непонятности кратки. Благодаря такому способу изложения он получил прозвание «темного» (первый след которого встречается у Ливия, XXIII, 39); ему самому казалось, что эта форма изложения соответствует значительности предмета; нам же она дает верную картину его мышления, которое движется более в наглядных образах, чем в понятиях, и направлено более на сочетание, чем на разграничение многообразного.1
Подобно Ксенофану и Пармениду, Гераклит также исходит из размышлений о природе, и природу он также понимает как единое целое, которое, как таковое, никогда возникло и не погибнет. Но, тогда как указанные мыслители настолько исключительно сосредоточились на устойчивости субстанции, что в итоге множественность и изменение явлений превратились для них в простую видимость, — на Гераклита, напротив, постоянное изменение вещей, неустойчивость всего единичного производят столь сильное впечатление, что именно в этом он усматривает всеобщий мировой закон, и он может представлять себе мир лишь в состоянии непрерывного изменения, как нечто, вечно принимающее все новые формы. Все течет и ничто не имеет устойчивости,2 «мы не можем дважды войти в один и тот же поток» ; все постоянно переходит в иное, и именно этим обнаруживается, что есть единая сущность, которая принимает противоположные формы, проходит через самые многообразные состояния, что «все становится из единого, и единое из всего» : «Бог есть день и ночь, лето и зима, война и мир, насыщение и голод» .
Эта сущность всех вещей есть, по Гераклиту, огонь: «Этот мир, единый для всех, не создан никем из богов и людей, но всегда был, есть и будет вечно живущий огонь». Основание этого допущения лежит в последнем счете в том, что, по представлению философа, огонь из всех веществ обладает наименьшей устойчивостью и не терпит устойчивости других веществ; и в силу этого под огнем он разумел не только пламя, но и теплое вообще, почему он и обозначал его так же, как «испарение» и «дуновенье» . Из огня, через превращение его в иные вещества, возникают вещи, и тем же путем они вновь возвращаются в огонь: «Все обменивается на огонь, и огонь — на все, подобно тому как товары обмениваются на золото, и золото —на товары» . Но так как этот процесс превращения никогда не останавливается, то никогда не создаются устойчивые творения, а все находится постоянно в состоянии перехода в противоположное, и потому одновременно обладает противоположными чертами, между которыми оно колеблется: «Борьба есть правда мира, отец и царь всех вещей»; * «противодействующее укрепляет друг друга , расходящееся идет совместно» ; «на противоположном напряжении основана гармония мира, подобно лире и луку». Поэтому Гераклит говорил о Зевсе-По-лемосе и порицал Гомера за то, что последний осуждал раздор. Но не менее сильно он подчеркивал и то, что «тайная гармония» природы вечно сызнова воссоздает согласие из противоположностей, что божественный закон, Дике, рок, мудрость , общий разум , Зевс или Божество правит всем, что первосущность по твердым законам преобразуется во все вещи и снова изъемлет себя из них.
В своем превращении первовещество проходит через три основные формы: из огня возникает вода, из воды — земля; в обратном направлении из земли — вода, из воды — огонь. Первое есть путь вниз, последнее — путь вверх, и что оба проходят одинаковые этапы, высказывается в суждении: «путь вниз и вверх — единый путь» . Все вещи неустанно подлежат этому изменению; но они с виду остаются теми же, пока к ним с одной стороны притекает столько же вещества, столько утекает от них — с другой. Характерный пример такого изменения представляет вошедшее в поговорку мнение Гераклита, что Солнце ежедневно обновляется, так как скопленное в солнечном челне пламя вечером потухает и в течение ночи вновь восстанавливается из морских испарений. Но с той же точки зрения философ смотрел (примыкая к Анаксимандру и Анаксимену) и на мироздание в целом: мир, происходя из огня, должен, по окончании мирового года, вновь вернуться в него через сожжение, и по истечении определенного времени вновь возникнуть из него; и история мира периодически (мировой год объемлет 10 800 солнечных лет) проходит в бесконечной смене между состоянием разделенного бытия и состоянием единства всех вещей в исконном огне . Если Шлейермахер, Гегель и Лассаль полагают, что у Гераклита нет этого учения, то это мнение не только противоречит свидетельствам древних, начиная с Аристотеля, но и собственным изречениям Гераклита, и оно не находит также подкрепления у Платона .
Часть божественного огня есть душа человека; чем чище этот огонь, тем совершеннее душа: «сухая душа — мудрейшая и лучшая». Но так как огонь души также подлежит неустанному изменению, то он должен восстанавливаться через восприятия и дыхание из света и воздуха вне нас. При выходе души из тела огонь не потухает, а продолжает существовать индивидуально; Гераклит учил (вместе с орфиками и пифагорейцами), что души из этой жизни переходят в высшую жизнь, — хотя это учение не согласуеся с его физикой. Напротив, вполне последовательно наш философ, признающий в смене единичных вещей постоянным лишь всеобщий закон, признавал ценность лишь за разумным познанием, направленным на общее , и объявлял глаза и уши неразумных «плохими свидетелями» . Точно так же для практического поведения он устанавливает принцип: «все человеческие законы питаются единым, божественным» ; поэтому надлежит следовать этому божественному закону и, напротив, «гасить своеволие более, чем пожар» . Из доверия к божественному миропорядку вытекает та удовлетворенность , которую Гераклит, по-видимому, признавал высшим благом; по его убеждению, счастье человека зависит от него самого:«нрав для человека — его божество» . На законности основано благо общества: «народ должен бороться за свой закон, как за свою стену» . Но по мысли аристократического философа, следовать совету отдельного лица есть тоже закон ; и против демократии, изгнавшей его друга Гермодора, он направляет жесточайшие укоры . Со столь же резкой независимостью он относился и к религиозным мнениям и обрядам народа, сурово осуждая не только дионисийские оргии, но и почитание изображений и кровавые жертвы. Что на него самого, как думает Э. Пфлейдерер, мистерии оказали влияние, определившее всю систему, — это совершенно недоказуемо и невероятно.
Школа Гераклита не только удержалась на своей родине до начала четвертого века, но нашла отклик и в Афинах; к ней принадлежал учитель Платона К ρ а т и л. Но эти позднейшие гераклитовцы, и в частности также Кратил, отличались такой неметодичностью и исступленностью, и впали в такие преувеличения, что как Платон, так и Аристотель отзываются о них крайне пренебрежительно.
Гераклит не признавал личного бессмертия, а признавал лишь растворение души в вечно-едином, в мировом огне, — вряд ли может быть оправдано при. непредвзятой проверке источников; правда, с физическим учением Гераклита такое воззрение вполне согласовалось бы.