I. СКАНДАЛЬНАЯ СИТУАЦИЯ С СОЦИАЛЬНЫМ МЫШЛЕНИЕМ

Мы часто слышим, что хорошая наука должна начинаться с выдвижения ясных и четко определенных понятий. В действительности же ни одна наука, даже наиболее точная, так не поступает. Она начинается с собирания, упорядочивания, распознавания феноменов, которые удивляют всех либо своей беспорядочностью, либо экзотичностью, либо, наконец, просто скандальностью. Немного, однако, существует вещей столь скандальных для нашей культуры, заявляющей о своей приверженности науке и разуму, как парад верований, суеверий, предрассудков, которые разделяются миллионами людей. В этот ряд входят и идеологические шоу (по Марксу, это собрание, химер, догм, плодов воображения), которые скрывают истинные детерминанты человеческих отношений и подлинные движущие силы человеческого поведения. Мы сегодня стали более терпимы к религиозным верованиям, предполагающим бессмертие души, реинкарнацию, действенность молитвы, хотя эти идеи исключаются нашими знаниями о человеке и природе. Но достаточно мимолетного взгляда на публикации, выходящие огромными тиражами, чтобы удивиться, как много людей в нашем обществе доверяют гороскопу, обращаются к целителям или лечатся чудодейственными снадобьями. Мы наблюдаем, с какой интенсивностью практикуется магия во многих кругах, вплоть до университетских. Те, кто к ней прибегают, вовсе не социально дезадаптированные субъекты из необразованных слоев, как нам хотели бы внушить, а ученые, инженеры и даже врачи. Я не говорю, уже о предприятиях "высоких технологий", которые отбирают кадры на основе графологического и астрологического тестирования. Не скрываясь, большинство практиков магии выступают по телевидению и публикуют книги, у которых больше читателей, чем у работ ученых. Эта странная и беспокоящая ситуация позволяет нам кое-что понять о том, как и о чем люди думают. Возьмем для примера что-нибудь недостаточно познанное и опасное, скажем, СПИД. Поглощенная этой темой пресса немедленно определила его как болезнь общества вседозволенности, приговор "дегенеративному поведению", наказание "сексуальной безответственности". А конференция бразильских епископов восстала против кампании в пользу презервативов, квалифицируя СПИД как "следствие морального разложения", "божью кару" или "месть природы". Была серия публикаций, где утверждалось, что этот вирус был изготовлен ЦРУ для уничтожения нежелательного населения и т.п. Это пример того, как часто пущенные в оборот немыслимые, угрожающие идеи не имеют в своем основании ни логики, ни здравого смысла. Естественно, такого рода умственная деятельность утверждающая иррациональность, породила множество исследований. И здесь мы можем приступить к главному.
В общем виде их результаты, к нашему немалому удивлению, показывают, что большинство людей склонны предпочитать идеи расхожие идеям научным, делать обманчивые сопоставления, некорректируемые объективными данными. Они вообще не принимают в расчет статистику, играющую такую громадную роль в наших каждодневных решениях и рассуждениях. Они искажают поступающую к ним информацию. Впрочем, как говорилось и повторялось, люди особенно охотно принимают факты или усваивают поведение, подтверждающие их привычные убеждения, и это пока еще не опровергнуто. Даже если опыт говорит им: это ложно, а рассудок - это абсурдно. Нужно ли принимать подобную ситуацию легко, провозгласив, что люди являются жертвами предрассудков, что они обмануты какой-то идеологией или принуждены властью? Нет, это факт слишком распространенный, чтобы удовлетвориться такими констатациями и не испытать беспокойства, видя, до какой степени homo sapiens, единственное разумное существо, оказывается неразумным.
Повторяю, все это можно понять, но никак не забывая о том, что такие явления имеют некоторые следствия в отношениях между людьми; в политических предпочтениях, в установках к другим группам и вообще в повседневной жизни. Я мог бы продолжить, вспомнив расизм, этнические войны, массовидные явления и т.п. Итак, самый насущный вопрос заключается в следующем: почему же люди думают нелогично и нерационально? Тревожный, очень тревожный вопрос. И он, несомненно, в компетенции социальной психологии. Я хотел бы кратко пояснить, почему.
Возьмем индивида. По Декарту, он обладает способностью верно рассуждать об очевидном, которое преподносит ему внешний мир. С одной стороны, индивид в состоянии сам различать поступающую информацию, с другой - умеет извлекать определенные заключения из совокупности соответствующих посылок. Можно предположить: он делает это, следуя логическим правилам, что важнее всего - без противоречий. Пока его суждения и выводы кажутся верными, можно думать, что способ применения этих логических правил и процедур обеспечивает наилучшую экспликацию бытующих знаний и убеждений. Но с того момента, когда начинает наблюдаться отклонение этих суждений и ошибочность выводов, необходимо искать другие причины неверного применения правил, причины нелогического свойства, объясняющие, почему же люди ошибаются. Среди этих причин в первую очередь обращают на себя внимание эффективные помехи, но особенно - влияния социального порядка. Именно они подчиняют психический аппарат внешним воздействиям; это они побуждают людей, формировать привычки или отворачиваться от событий внешнего мира для того, чтобы поддаться иллюзиям или удовлетворить свою потребность в фантазии.
Мы обнаруживаем таким образом двойственность, лежащую в основе большинства объяснений. Короче говоря, наши индивидуальные способности восприятия и наблюдения внешнего мира продуцируют верное знание, тогда как социальные факторы провоцируют искажения и отклонения в наших убеждениях и знаниях о мире. Не останавливаясь сейчас на причинах этой двойственности, рассмотрим три варианта ее выражения. Во-первых, в той идее, что подходить к настоящим познавательным процессам можно, лишь рассматривая человека независимо от его культурной среды и, в сущности, от всякой культуры. В этом смысле "культура, - как пишет Геллнер, - этот общий набор идей, утверждающий свою валидность всего лишь тем, что они представляют собой объединенные концептуальные хранилища обычаев жизнедеятельности группы, отвергнута. Отвергнута, потому что это - культура. Ее фатальным пороком является происхождение из обычаев" [28, с. 18].
Во-вторых, в уверенности, выражаемой особенно психологией масс, что люди, собравшиеся в группу, меняют свои психические качества, утрачивая одни и приобретая другие. Можно сказать и определеннее: люди отдельно друг от друга ведут себя нравственным и разумным образом, но они же становятся безнравственными и неразумными, когда собираются вместе [49]. Наконец, недавно, согласно исследованиям, о которых я упоминал выше, обыкновенный человек, "профан". в повседневной жизни, имеет тенденцию пренебрегать поступающей информацией, он мыслит стереотипным образом и не учитывает совершаемых им - ошибок. Другими словами - это когнитивный скряга.
Вот не слишком лестная картина того, как люди думают и действуют, когда они образуют свое общество. И я не считаю ментальным увечьем то, что проявляет себя как набор расхожих мнений, как удивляющие и шокирующие искажения и отклонения в наших знаниях о мире. Но фактически они слывут симптомами психопатологии социального происхождения. Следует добавить, что это не метафора: долгое время социальная психология была в некотором смысле приравнена к патологической психологии. Это отразилось даже в названии известного американского журнала "Journal of Abnormal and Social Psychology" ["Журнал психопатологии и социальной психологии"].
Надо вспомнить и то, что такие психологи, как Фрейд, Юнг, Жане, внесшие большой вклад в психопатологию, посвятили свои значительные труды коллективной психологии. Очевидно, нормальное мышление групп для этих и для многих других авторов соотносится с умственной аномалией. Это можно сказать о массах цивилизованных людей, об обществах, называемых примитивными или об экзотических религиях. Хотя об этом не говорится открыто или не осознается вполне, такая связь между коллективным мышлением и мышлением патологическим не перестает быть менее отчетливой в наших методах наблюдения и в наших теориях. Она означает, что в конечном счете разум и общество (культура) являются антитезами. Из нее также следует, что тотальная автократическая индивидуальность - это норма, тогда как объединение людей в социальную общность оказывается ситуацией отклоняющейся, зависимой от окружающей среды, которая видоизменяет эту норму в позитивном или негативном смысле.
Однако по ходу этой дискуссии некоторые соображения вынуждают нас к дополнительным замечаниям. Мы не принимаем как само собой разумеющуюся двойственность форм несоциального мышления и форм общественного мышления и убеждений. Мы к тому же предполагаем, что понятия и законы первых являются референтными для вторых. "Аргумент таков, что процессы, участвующие в когнитивной обработке, несоциальных событий, проще и концептуально более фундаментальны, чем процессы, связанные с социальными событиями. Исследование когнитивной работы в контексте несоциальной стимуляции обеспечивает основу, на которой могут строиться более сложные когнитивные социальные принципы", - писали Вайер и Срудл в 1984 г. Однако это допущение, будучи очень искусственным, а кроме того, необоснованным, нуждается в пересмотре. Во всяком случае только в контексте какой-то другой психологии мы сможем прояснить значение данных проявлений духа.
По правде говоря, взгляды постепенно меняются. Все отчетливее осознается первостепенность социального в области эпистемологии языка и в социальной психологии. Я лично убежден, что именно эта тенденция будет углубляться. Между тем я бы воздержался от написания этой работы, если бы не был умерен, что недостаточно понять первостепенность социального лишь, как представляющего собой объект консенсуса и как "приложение к душе". Нам нужно отыскать теоретическую основу, проясняющую эти удивительные феномены, как нормальную сторону нашей культуры и нашей обшей жизни. Таким образом, речь здесь идет о переформулировании полярности индивид общее и во в более важных и четко определенных терминах.