Julius Evola. Metaphysique du sexe 15 страница

 

[283]

Тот же символизм перевернутого полового объятия божественных фигур мы можем встретить и у цивилизаций, ориентированных андрократически, но с противоположным смыслом. Среди прочего следует указать, что у исламских народов данное положение считается позорным в соответствии с предписанием: "Да будет проклят всякий, делающий жену Небом, а мужа Землей". Однако у индусов и индо-тибетцев очень часто встречаются скульптурные изображения viparita-maithuna, о которых мы уже говорили, - мужчина на них неподвижен, а женщина - в положении Нут; однако в этой традиции так подчеркивается, напротив, верховенство мужчины. Бог здесь - Шива; его неподвижность выражает неколебимое мужество, которое, как мы уже видели, пробуждает движение у prakrti, "природы", Шакти; это она "кружится", развивая динамику творения. Это, по удачному выражению Т.Буркхарта, и есть "активность статики и пассивность динамики". Тибетские же изображения божественной пары, соединенной таким способом, часто имеют надпись: "бог, обладающий своей матерью".

 

[284]Мы снова обнаруживаем символику инцеста, уже встречавшуюся в восточных традициях с герметико-мистериософскими корнями.2 Совершенно очевидно, что положение viparita-maithuna считается в них священным и ритуальным. Правда, исходя из Кама-Сутры, создается впечатление, что оно не часто использовалось в профанической любви или же, хотя и использовалось, но не имело символического значения: судя же по изображениям и скульптурам, это положение было распространено, но не просто так, а в тайных ритуалах тантрической половой магии, как lata-sadhana или latв-veshtitaka. Мужчина в них воплощал Шиву и, на самом деле, практикуя viparita-maithuna и находясь с женщиной лицом к лицу, играл более активную роль, чем в обычном акте физической близости.

В заключение небезынтересно отметить, что наиболее глубокий смысл неподвижности мужчины в символике пола, на который следует указать, заключается в аналогии ее с иератической или царской неподвижностью, которые обе и есть неотъемлемые черты истинно мужественного.

 

 

36. Phallus и menstruum

 

 

Продолжим наши "штудии" рассмотрением некоторых особых аспектов sacrum пола.

Прежде всего - о "фаллическом культе". Историки религий обычно придают ему чисто натуралистический, если не "непристойный" смысл, сводя к культу плодородия, плодовитой вирильности, многочадия. Но все это

 

[285]- внешнее, выродившееся, простонародное. Изначально фаллический символ выражал принцип трансцендентной, сверхприродной, магической вирильности, что вовсе не тождественно приапизму и "мужской силе". Phallus связан с мистериями восстановления, строительными силами как в прямом, так и в переносном смысле. Фалличным было искусство погребения и создания хробниц, прежде всего в Греции и Риме. Там, среди лепных узоров, мы часто встречаем именно его. Мы уже вспоминали о текстах, в которых итифаллический - то есть с эрегированным фаллосом - бог выступает как образ первоначального бытия, Adamas, "неуничтожимого". О нем же в древнем тексте сказано: 'То, что стояло, стоит и стоять будет". Итифаллический символизм вообще выражает все прямое, правое, побеждающее, противоположное поваленному и поверженному. Метафизически развивая изначально положенное, древние вновь и вновь воспевают "то, что стояло, вздымаясь, полное силой, что стоит неизменно, омываемое потоками Вод"

 

[286]- это сказано об итифаллической статуе Гермеса. В египетской традиции (ее солярных аспектах,противоположных символизму "согнутой богини") итифаллический tjpr Осирис воплощает не плодородие и деторождение - Следствия смерти - и не самое смерть, влажное начало родов и желаний, но, напротив,- восстание из мертвых. "О, бог, рожденный phallus'om, протяни мне руки",- в частности, гласит египетская надпись под изваянием смерти, выходящей из могилы. "О, phallus, внезапно побивающий супротивников солнечного бога! Силою твоего phallusa я сильнее сильных, могущественнее могущественных!"

 

[287]Скульптурный Осирис как бы демонстрирует свой phallus - символ восстановления, прототип ему верный. В Египте существовали фаллические мистерии, и, по свидетельству Диодора Сицилийского, всякий, желавший стать жрецом какого-либо культа, проходил фаллические инициации. А вот свидетельство иной традиции: на берегах Инда phallus-lingam - один из атрибутов Шивы. Аскеты носят на себе амулет с его изображением. Причем не в качестве символа плодовитости, вроде Пана или Диониса, но, напротив, свидетельствуя о скрытой силе vnya активной, аскетической вирильности, преодолевающей условный мир.

Отсюда проистекает уже выродившийся символизм антично-римского мира, когда простолюдины носили изображение phallus'a. Это был талисман от нечистой силы, колдовства и порчи; здесь звучат бесспорно искаженные отголоски древнего знания о светлой вирильности, расточающей и попирающей демонов. Вот почему изображения phallus'a на стенах некоторых храмов (не только Вакха, Венеры, Приапа, но и Юпитера, Аполлона и Гермеса) считались очищающими от скверны и нейтрализующими враждебные человеку силы. Phallus присутствует и в имперском культе - по свидетельству Плиния, император, передвигаясь на триумфальной колеснице, сам держал в руках его изображение. Согласно античной мистике, Юпитер есть светоносно-ураническое начало военной победы. Именно это, а вовсе не натурализм и приапизм, было главным содержанием фаллического культа в традиционном мире.

Не лишено интереса и еще одно обращение к египетской традиции. Согласно известному мифу, Осирис разорван на куски, однако вновь собран и восстановлен. Утерянным остается только его phallus. Воспоминание об этом - символ прохождения мира Единого сквозь количественную раздробленность. Примордиальное бытие ищет восстановления в человеке и через человека. Лишенный phallus'a символически лишен не физической, а трансцендентной вирильности, творческой силы и божественной магичности. Он восстанавливает ее через посвящение, а именно через посвящение Осирису. Тема phallus'a Осириса - лишь один из вариантов всеобщей темы утерянной и должной быть обретенной вещи: тайного и забытого слова, небесного напитка и даже самого святого Грааля.

Мужской аспект sacrum пола обычно так или иначе соприкасается с двусмысленным и даже опасным женским. Не только пуританские и враждебные сексу религии относятся к женщине как к чему-то "нечистому" предписания чистоты как запрета касаться женщины повсеместны. Однако "нечистота" - не моральное понятие. Оно объективно, вцелично и связано с известными сущностными сторонами женской природы. Нетрудно понять, что речь идет о наступлении женской зрелости, о месячных.

Особенно отчетливо это выражено у некоторых "диких" народов, девушки которых с появлением первых признаков созревания изолируются не только от соплеменников, но и от солнца. Утверждают, что девушку "одолела мощная сила… Если не держать ее в узде, она разрушит не только саму девушку, но и всех вокруг." Данное табу относится к таинственной энергии, этически нейтральной, но способной при определенных обстоятельствах оказаться разрушительной. Наступает следующая менструация - и девушку снова изолируют. Доказательство тому, что речь идет о силе именно физической природы, - то, что одежду девушки сжигают.

 

[288]У некоторых народов кровотечение, прикосновение к покойнику и роды как бы одно и то же и в равной степени требует очистительного ритуала: роженица считается нечистой - ее следует изолировать и совершить над ней определенный обряд. Эллинский храм в Теме- носе был предназначен в частности для этого. Многим народам известно об опасности преждевременных родов - из-за выброса накопленной и нерастраченной энергии. В частности, в Римско-католической и Англиканской Церкви (как и в Православной - прим. перев.) существует особый обряд, называемый по-французски "relevailles" (очистительная молитва или благословение после родов), свидетельствующий о сохранившейся древней вере в то, что "женщина, у которой произошел выкидыш, должна быть очищена, но не в медицинском, а в религиозно-духовном смысле. Есть даже народное поверие: если после родов женщина не "получила" очистительной молитвы, ей опасно выходить из храма.

 

[289]

При этом небезынтересно, что, как это ни покажется странным, двусмысленность и опасность женского существа в меньшей степени связана с афродической ролью женщины, чем с деметрической (материнской). Все традиции связывают женскую "опасность" и "нечистоту" именно с месячными - явлением, относящимся к материнской, а не афродическо-дионисийской природе женщины. От menstruum, от материнства исходит угроза самому ядру вирильности. В Законах Ману говорится, что "мудрость, крепость, сила, мощь и жизненная энергия мужчины при приближении к женщине, у которой происходят месячные, исчезает полностью". Аналогичные верования мы встречаем у северо-амери- канских индейцев, полагающих, что "одно присутствие женщины в этом состоянии способно ослабить мощь даже святого человека".

 

[290]В Риме девственницы-весталки прекращали свои функции на опасное время; в Мидии, Бактрии и Персии в это время женщины не должны были приближаться к святыням, в частности, к огню. У православных греков женщинам на это время запрещается приступать к Причастию и прикладываться к иконам, а во многих районах Японии существуют строгие запреты на посещение храмов и молитвы богам и добрым духам. В Индии, согласно Nitua-Karma и Padma- purana "в этот период женщина не должна думать ни оБоге, ни о солнце, ни о жертвах и молитвах". У древних евреев соитие с женщиной во время менструации каралось смертной казнью; зороастризм считал это грехом, которому нет прощения. Исламский кодекс Sidi Khebil гласит: "Тот, кто наслаждается женщиной во время ее месячных, теряет силу и спокойствие духа". А вот старо-английские стихи, цитируемые Эллисом: "Oh, menstruating women, thou'rt a friend - from whom all nature should be closely screened".

 

[291]

В Индии женщина любой касты на время месячных превращается в парию. По прошествии же "упадка" возвращается в прежнее состояние. Вспомним, что по индийским воззрениям, парии или "неприкасаемые" представляют в обществе "элемент хаоса", демонизма, сдерживаемый высшими по иерархии кастами. Отсюда ясно, что menstruum - негативный аспект плана мистически женского: в особенности он разрушителен при соприкосновении с сакрально-мужским, сверхприродным. И в то же время именно в этом - очарование, магия женщины. В Европе в средние века менструальная кровь использовалась для приготовления специальных микстур для лечения идиотизма и ипохондрии, в некоторых случаях - бешенства и безумия (то есть как раз тех болезней, чьи симптомы в целом совпадают с патологиями пубертатного периода). Смешанная с вином, эта кровь способна погружать в сомнамбулическое состояние влюбленности. Отсюда "предрассудок", согласно которому менструальная кровь определенной женщины, без ведома мужчины нанесенная на его одежду, способна влюбить его в данную особу. Соответствующее отношение у цыган: с одной стороны, добавление этой крови к какому-либо напитку делает человека безумным, почему пить такие напитки не рекомендуется; с другой стороны, женщины, "празднующие" шабаш на "Лунной горе", подписывают свой семилетний пакт с дьяволом именно этой кровью.

 

[292]Все это не предрассудок, а констатация того, что через посредство menstruum женщина напрямую связана с миром ночной, не-апол- лонической магии, со всем, что вызывает безумие, порчу, психические расстройства.

 

[293]Повторяем - сущность женской sacmm относится именно к ее материнскому аспекту.

Естественно, как и все, относящееся к mana, данный предмет двусмыслен. Возможно и положительное использование этой опасной силы. Еще Плиний

 

[294]рассказывал не только об аспекте зла, связанном с menstruum, но и о целебном воздействии этой субстанции на природные явления. Например, о лечении morbus comitalis и эпилепсии. В Getrener Eckarth подчеркиваются магические свойства menstruum virginis primus как субстанции, дарующей силу и освобождение от болезней. У некоторых северных народов, в частности, у финнов и готов, ее употребляли перед битвами, плаванием, ради удачи в игре.

 

[295]Однако в целом в традиции господствует отрицательный аспект Материнских Мистерий - данная эссенция (в магическом смысле) и принцип противоположен выраженному фаллической символикой светоносному началу.

И еще одно. В то время как все телесные запахи женщины и ее выделения привлекательны для мужчины, менструальное вещество - исключение. Случаев, когда оно не отталкивает мужчину, почти не бывает. О метафизическом смысле этого факта надо бы очень глубоко размышлять, имея в виду, что, в то время как афродическое начало в женщине способно к воссоединению, оживлению и экстатическому преодолению конечного, материнское, наиболее резким проявлением которого является менструальный аспект тапа› - чисто природно и не способно к пробуждению высоких сторон мужского эроса. Исключение составляет магическое использование menstruum молодых девушек, но, повторим, только очень молодых.

 

 

37. Мужская и женская психология

 

 

Мы уже указывали, что мифология пола касается не эмпирической психологии мужчины и женщины, но глубинной и коренной. Она рассказывает об основных свойствах природы, душевно-духовного строения и поведения полов по ту сторону случайности и двусмысленности внешнего мира. Мы уже их очертили, хотя и кратко, но достаточно, дабы не потеряться в широте вопроса - насколько позволяет объем этой книги.

Известно, что католические теологи очень долго обсуждали вопрос, обладает ли женщина душой,- его постановка вытекала из слов блаженного Августина "mulier facta поп est da imaginem Dei"

 

[296]; на соборе 1555 года обсуждался тезис mulieres homines поп sunt

 

[297](с поправкой на то, что женщины, конечно, люди, но в другом смысле). В Исламе присутствует аналогичный мотив, а дальневосточная традиция говорит о "Чистой Земле", "Восточном Рае", где вообще не будет женщин; достойные женщины там станут мужчинами. В целом это совпадает с одним из аспектов обсуждения на соборе в Маконе - является ли обязательным для праведниц их превращение в мужчин при Воскресении из мертвых; в конце концов собор пришел к выводу, что нет, не обязательно. Определенная связь между этими идеями и платонизмом ("Тимей") очевидна - согласно Платону, рехрессия мужа, утерявшего в жизни свой интеллектуально-чувственный уранический принцип, проявляется в том, что он вторично рождается на земле в виде женщины.

 

[298]

Все эти концепции не так уж экстравагантны и представляют не только исторический интерес. В наши дни Отто Вейнингер высказывал нечто похожее, приложив положения трансцендентальной философии Канта к своему психологическому анализу поведения двух полов. Попробуем на основе уже изложенного обрисовать более или менее верную картину. Мы помним, что в качестве воплощения вечно женственного, каждая женщина онтологически принадлежит "природному" или, в более широком смысле, "космическому" началу, и вовсе не только на материальном плане. Мужчина же воплощает противоположный принцип - он потенциально за пределами "природы", преодолевает ее, потому-то внутри диады мужское первично. Когда говорят, что у женщины нет души, говорят несколько об ином, чем это может на первый взгляд показаться. Если употреблять слово "душа" в изначальном его смысле, как psychй, или принцип жизни, становится ясно, что женщина действительно не имеет души, так как она сама есть"душа".

 

[299]В той мере, в какой она есть женщина и воплощение "абсолютно-женского", настолько она не есть мужчина - мужчина же не душевен, а духовен (, а не): но только к духовному человеку относится сверхприродный принцип католической теологии о том, что человек есть образ Божий.

 

[300]Потому и сказано: "Духовное в нас - мужской принцип, все чувственное - женское".

 

[301]Женщина - часть "природы" и утверждает природное, в то время как мужчина, существо, рожденное человеком, потенциально - сверхчеловек.

Вейнингер, отрицающий за женщиной не только наличие души, но и личности, "Я", да и самого "существования", кажется слишком радикальным. Все это было бы просто женоненавистничеством, если бы опять-таки не терминологическая ошибка. Говоря о "Я", он вслед за Кантом имеет в виду не психологическое, а ноуменальное или трансцендентальное "Я", превосходящее мир явлений (в метафизической терминологии это "все проявленное", подобно индийскому atma); под бытием же понимает абсолютное бытие, а по отношению к нему все природно-эмпирическое, как по Пармениду, так и по Веданте, действительно есть небытие.

Обладает ли конкретный мужчина таковым "Я" - иной вопрос. Для большинства всего этого просто как бы не существует. Однако онтологически мужчина связан с этим абсолютным и внеположенным принципом; поэтому дальневосточная традиция и утверждает, что мужчина рожден "Небом" - это является определяющим фактом мужской психологии и дает возможност ь всякому мужчине стать таковым; чаще всего, однако, он не использует этой возможности. Абсолютная женщина не только не обладает таковым "Я", но и не знает о его существовании и не способна его понимать; более того, будь оно у нее, оно бы только стесняло женщину, мешало бы проявлению ее глубинных свойств.

Увы, этот онтологический статус никогда, и особенно в наши дни, не мешал женщинам проявлять иные амбиции: они научились искусственно конструировать "интеллектуальное Я" и скрывать свою глубинную сущность. В мешанине современной цивилизации "природный" характер женщины не мешает ее потугам на сакральные функции в полном соответствии с призывами феминисток. Никогда никакие Материнские Мистерии не могли отменить положенный женщине "космический" предел. Сегодня же, среди всеобщего смешения, очень трудно разглядеть эту фундаментальную черту онтологии полов. Все сверхприродное из мира исчезло. Исчез и тип абсолютного мужчины. В условиях духовного "разрыхления" пределы, ранее отчетливо видимые, растворились.

Символизм Вод и изменчиво-лунная природа - главные черты женского архетипа, "ключ к уразумению" женской психологии. Все это не касается отношения к "чертам характера" или "моральному облику" какой-либо конкретной женщины. Речь идет об объективных им- персональных свойствах, относящихся к "химическому

составу" женской "субстанции". Это более или менее точные и постоянные параметры "собственно сути", и здесь - еще раз подчеркнем - нет места чувствам, оценкам, разговорам о "хорошем" или "плохом".

Конечно, общей чертой является болтливость, изменчивость и непостоянство характера женщин (да и мужчин тоже, которые часто "хуже бабы") как свойства "влажной" ("водной") или "лунной" природы женского начала. Некоторые средневековые авторы связывают это напрямую. Секко д'Асколи, объясняя отсутствие у женщин твердости характера и цельности души, которая "как ветер,- сегодня здесь, завтра там", писал: "Каждая из них влажна, а влажное не хранит формы". И делал вывод, который часто делаем все мы: "Это в ее природе - ей нельзя верить".

 

[302]

В целом мы можем представить себе более или менее ясную картину женских эмоций и предрасположены остей, их пассивной, "лунной", неясно-переменчи- вой природы. Очень часто и выражение лица женщины оказывается просто маской, под которой ничего нет. Движению черт лица женщин свойственны волнообраз- ность, отсутствие однозначного выражения, присущего мужчинам; и при этом сильная нервно-мускульная подвижность - при господстве своеобразного "оран- жево-красного тона", особенно в улыбке. Вот почему из всех искусств для женщины важнейшим является театр, и в каждом актере всегда есть нечто женское.

 

[303]

В самом широком смысле космическо-женское - внешний, а не внутренний аспект любой субстанции (natura naturata versus natura signata). В психологии это прежде всего пластичность, условность и приспосабливаемость женской психики, способность воспринимать и впитывать идеи, и формы извне и в то же время конформизм и верность привычкам, также связанные с пассивностью восприятия. Вот почему, несмотря на изменчивость и подвижность природы, в социально-политической жизни женщины чаще всего предпочитают нео-фобию и консерватизм.

 

[304]В мифологии блюстительницы закона - правда, не высшего, небесно-ураническо го, но закона "крови и почвы" - всегда женские богини де- метрического и теллурического типов. То же самое - в биологии. Еще Дарвин отмечал у самок склонность к сохранению рода и подавлению индивидуальных особенностей, в то время как самцы проявляют большее психо-анатомическое разнообразие. Вообще существуют два типа изменчивости. Первый тип - женский, тип пластической материи, перетекающий в инерционный, статичный после того, как материя "получила форму". Здесь взаимодействуют оба аспекта - афродический и деметрический. Второй тип - мужская, творчески-оплодотворяющая изменчивость, принцип активности, ясного смысла, свободы. Что же до противоречия между двумя аспектами женской природы и их проявлениями - изменчивостью и консерватизмом, то ясно, что это "противоречие" - мнимое.

О. Вейнингер был первым и единственным из пишущих на эти темы, кто поднялся над банальностями. Потому нам снова придется к нему вернуться. Прежде всего, Вейнингер установил связь между памятью, логикой и этикой, которые все вместе составляют 'Трансцендентное Я". Это триединство и есть "абсолютно мужское". "Бытие" стремится сохранить свою целостность в мире становлений - в этом задача памяти. Память - это противостояние распаду сознания среди множественности и изменчивости феноменов. В интеллектуальной сфере ту же роль гарает логика с ее основным принципом А=А и подчинением множества единству. Память плюс логика формируют этику, орудие сопротивления самоидентичного бытия внешнему и внутреннему разрушению. Согласно Вейнингеру, "абсолютная женщина" потому лишена "бытия", что памяти, логики и этики для нее не существует; она не ведает императивов, причинности и строгого интеллектуального декретизма - всего того, что составляет сущность мужского характера.

 

[305]Уточним. Бергсон указывал на существование двух форм памяти. Первая - "витальная", связанная с категорией "длительности", со всем пережитым опытом; эта форма существует в подсознании, и лишь в кризисные, например, при угрозе смерти, моменты, всплывает и изменяет все содержание существования. Другая форма - организованная, определенная, находящаяся под управлением разума. Именно эта, вторая, и отсутствует у женщин по причине их "флювдной" и "лунной" природы, но вот что касается первой, "витальной", памяти, то с этим у женщин обстоит дело даже лучше, чем у мужчин. Именно наличие такой памяти, вне этического смысла и всего высокого, свидетельствует об отсутствии "трансцендентального Я".

Логика тоже бывает двух видов. Нас не волнует обыденная житейская логика, которой женщины, конечно, умеют пользоваться как инструментом, особенно тогда, когда ей нужно вести "партизанскую войну, полемику, софистически отстаивать свои, чаще всего низменные интересы. Только логика, как проявление любви к чистой правде и истине, внутренним смыслам, ведущим к строгим и внеличным нравственным императивам, заслуживает внимания. Женщина не просто неспособна к такой логике - она ее не интересует. Ей нет места в мире флюидов, в области yin - в отличие от мира мужских интеллектуальных принципов, четких, часто сухих форм, светоносному, аполлоническому миру, где господствует и logos.

Утверждение Вейнингера о том, что абсолютная женщина игнорирует этический императив, справедливо. Этику в ее категориальном смысле, закон как таковой, свободный от эмпирики, чувственности, эвдемонизма и слезливости, женщина игнорирует полностью и всегда. Остатки этики, которые она еще как-то способна воспринять, неотделимы от инстинктов, сентиментов и сексуальности: то есть от "жизни". Но все это не имеет ничего общего с "чистым бытием". Это или просто природные инстинкты, или их сублимация, что мы и видели на примере типов "матери" и "любовницы". Максимум женского восприятия - не этика, а мораль, всегда поверхностная, заимствованная у "мужского мира", полная конформизма. Невозможно даже помыслить о женском понимании чести, "добродетели" и других проявлений "социальной этики", если это именно этика, а не следование обычаям, которые женщины деметрического типа, впрочем, склонны оберегать. Женщина может иногда позаимствовать у мужчины кое-какие качества, обладающие этической ценностью, - редко чувство справедливости, еще реже героизм, волю к власти и принятию решений, почти никогда - аскетические установки. Но даже если это случается, то носит поверхностный характер, связанный с подражанием сексуально привлекательному для данной женщины мужчине. И опять-таки сексоцентризм женского поведения налицо.

Народная мудрость всегда и везде гласила: основная черта женской натуры -¦ лживость. Вейнингер объясняет это отсутствием "бытия" у "абсолютной женщины". Это связано с изначальной бесформенностью, состоянием "первоматерии",, что, согласно Платону и Аристотелю есть принцип "другого", неидентичного, двоящегося и "упадочного". Вейнингер замечал, что на обычный вопрос мужчины: "Зачем ты лжешь?" женщина, как бы не понимая вопроса, или "успокаивает" его улыбкой, или чаще всего кидается в слезы.

 

[306]Не понимая этики, трансцендентной по отношению ко "лжи" как простой изменчивости явлений, женщина именно ложь воспринимает как подлинное "бытие". А это в древнем Иране воспринималось как грех, более тяжелый, чем убийство. Высшая глупость - представление, будто бы женская ложь - выработанное веками естественное средство защиты" женщины от ее притеснений в обществе. Правда в другом: "чистая женщина" склонна ко лжи сама по себе, это ее "вторая", а точнее, первая, глубинная натура. "Абсолютная женщина" и не считает ложь за грех, для нее - в отличие от мужчины - ложь просто естественное внутреннее самоподчинение. Это проявление ее "пластичности" и "флкщдности". Как писал д'Орвильи, "женщина творит ложь вместо правды просто, естественно и без аффектации". Абсурдно ее обличать и осуждать по законам поведения мужчины, "абсолютного мужчины". Не надо "насиловать" женщину - какую бы "гадость" она ни сделала, она все равно будет искренне верить, что не сделала ничего плохого.

 

 

38. Женщина как мать и как любовница

 

 

Мы уже говорили, что господство проявления и "природы" мужского начала и "дополнительность" женского точно выражает первичное и вторичное внутри диады. На человеческом плане это означает, что все существующее внутри диады имеет для женщины сущностный и выражающий естественный закон ее бытия характер; но для мужчины это не так, если он, конечно, действительно мужчина. Его роль в сексуальных отношениях жестко связана с тем, как он ведет себя с матерью. Совсем не бессмысленно, что в любой высокой цивилизации мужчина не считается мужчиной, если он в подчинении у матери и жены, если его существование всецело к ним привязано. Мы уже говорили, что ритуалы мужской инициации, совершавшиеся в традиционных обществах над достигшими зрелости юношами, связанные с приемом в "мужское общество", всегда были так или иначе связаны с расставанием с этой природной стихией. Библейская Рахиль говорит: "Дай мне сына, или я умру". Буддийские тексты рассказывают о "непреклонности" женщин в их привязанности к материнству и сексуальности, которыми они "никогда не будут сыты".

 

[307]И с точки зрения метафизики совершенно не важно, какого типа женщина стремится надеть на мужчину ярмо.

Об отношении мужчин и женщин к сексу О.Вейнингер писал, что женщина "только сексуальна, в то время как мужчина сексуален плюс еще что-то. Есть глубокий символический смысл в том, что половые органы мужчины ограничены в пространстве и отделены от остального тела, в то время как у женщины они составляют самую глубокую, спрятанную внутри тела сферу. Именно потому, что мужчина сам по себе находится на некоторой внутренней дистанции от сексуальности, он ее "признает", в то время как женщина, которая сама не есть что-либо иное кроме сексуальности, отрицает, "отпирается" от нее.

 

[308]Индийское слово, обозначающее женщину, - kamini, то есть "сотканная из желания", что соответствует древнему западному tota mulier sexus. Среди всего прочего, это подтверждается тем "провокативным" характером, который без всякого к тому намерения выказывают очень молодые и "невинные" женщины, почти девочки. У них, среди разных особенностей поведения, мы можем наблюдать особый, почти бессознательный "нарциссизм", присущий каждой женщине: это чувство потенциального удовольствия, которое она может доставить мужчине и которое она как бы смакует, даже едва предчувствуя, - и не имеет значения, что у нее еще и речи нет о реальных сексуальных отношениях. Между тем Эллис прав, говоря, что ради сексуальности и материнства она расцветает и выказывает свое бытие, и совершенно не важно, ради какого конкретного мужчины (добавим: кроме случаев, когда она участвует в каком- либо из проявлений более или менее высоких измерений любовного опыта). При всем том тайной целью, о которой мы поговорим ниже, неизменно будет лишение мужчины в той или иной степени его мужества.