Глава 2

—Ма!— возмущенно закричал Денис.— Где мой зеленый свитер?

Денис Верховой был взрослым парнем 24 лет с короткими светлыми волосами и смешными усиками над верхней губой. Высокий, худощавый, но широкоплечий. Мама, Раиса Ивановна, все считала его мальчишкой, что иногда соответствовало правде. Взрослый, казалось, мужчина, работающий, а все какие-то странные интересы в голове. И на невесту даже ни намека. Хотя, по мнению той же мамы, Денис был завидным женихом. Всем, что касалось «мужских обязанностей», мог заняться с большим пониманием дела. И кран отремонтировать, и розетку починить, даже телевизор старый отремонтировать. Правда, с появлением нового поколения техники такая необходимость, да и сама возможность, отпала. А вот китайские игрушки на батарейках для сестренки приходилось часто чинить. Сестрица Маша была младше брата ровно на десять лет, день в день. Так вот получилось у Раисы Ивановны и Макара Семеновича. Не был бы тогда Макар бухгалтером. Кстати, отец с его бухгалтерским образованием разве что гвоздь в стену мог забить.

Денис внешностью пошел в отца. Макар Семенович был таким же светловолосым, худощавым и высоким мужчиной 52 лет. Только усики не носил. Всегда начисто брился. Он очень гордился своим сыном. Особенно тем, что он пошел по его стопам. Окончив экономический факультет исключительно своими силами и умом, сейчас работал вместе с отцом в одном офисе.

—Мама!— продолжал метаться по дому Денис.— Ты мой свитер не видела?

—Я его кинула в стирку. Сколько можно его носить?

—Я его только пару раз надел.

—Не рассказывай сказки. Ты его уже неделю носишь.

—Ну, мама.

Раиса Ивановна была, так сказать, помешана на чистоте. Конечно, с одной стороны все было хорошо, а с другой — любимые вещи без предупреждения оказывались среди грязного белья, и родне частенько приходилось менять планы по поводу выходного наряда. Раиса — пышная женщина 48 лет с русыми волосами, заплетенными в длинную косу. Подобное редко увидишь у женщин такого возраста, но Раиса Семеновна гордилась своими густыми волосами, чуть подкрашенными против редкой седины, и пока что не намеревалась обрезать свою красоту.

—Надень пиджак,— настаивала мама.

—Да какой пиджак? Я же не на работу.

—Зато на день рождения.

—Что там, приемный банкет? Родные Женьки да я.

—Это не значит, что нужно охламоном идти.

—Ага, хорош видон: в пиджаке и на мотоцикле.

—Да кто тебя увидит? Носишься, как шальной.

Женя — Евгений Присяжный, друг и товарищ Дениса, младше Верхового на год. Женьку и Дениса объединила общая страсть — мотоциклы и радиомоделирование. Чего только они не делали. И мини радиомикрофоны, и усилители для стереосистем, и ФМ-радиоприемник. Даже переговорное устройство между собой из тех самых радиомикрофонов. Выходили на связь, как Юстас со Штирлицем. Разве что переговоры зашифрованы не были. В общем, увлечение занимало большую часть их свободного времени. Сейчас друзья подросли, и все отошло в сторону. Учеба, работа… До девушек очередь не доходила.

Денис с недовольным лицом натягивал пиджак. Верховой догадывался, что мать все специально подстроила, чтобы нарядить его официально, но поделать ничего уже не мог.

—Да, как там Жора с Людой?— спросил Денис у мамы.

—Нормально, Жора пока живет в отцовской квартире вместе с сестрой.

—Да уж, им теперь вместе держаться надо.

—Спрашивали, когда в гости приедешь.

—Да я с радостью, да все некогда. Все, я уехал.

Парень вышел из дома. Цепной пес весело завилял хвостом. Семья Верховых жила в частном газифицированном доме, вдали от города. Когда-то здесь был совхоз: поля, фермы, коровники. А после развала Советского Союза, все это пришло в упадок, не выдержав экономического кризиса. Правда, в наследство поселку осталась действующая железнодорожная станция, от которой без проблем можно добраться до «цивилизации».

Женька тоже жил в совхозе, только почти на краю поселка. Верховой взял мотоцикл, вывел его за калитку и завел мотор. То, что Присяжный празднует день рождения, было слышно издалека. Женька вытащил на улицу свои колонки, подключив к «супер усилителю», который они когда-то паяли собственными руками. Денис подрулил к воротам и зашел во двор, ведя мотоцикл в руках. Поставил его у забора на подножку.

—Джексон, привет!— поздоровался Денис.

—Привет, Дэн.

Джексон, как называл его Денис, был ниже ростом сантиметров на двадцать, черные густые волосы и усы. Они не виделись до этого дня почти полгода, так как Женька был на учебе в другом городе, и у друзей накопилось много новостей.

—Проходи,— сказал Евгений, подводя к столу, стоявшему прямо во дворе под густым виноградником.— Присаживайся.

—Здравствуй, Денис.— Из дома вышли мама Жени и сестра Кира.

Следом за женщинами вышел муж Киры Руслан с сыном Антошкой. Последнему было без месяца два года. Кстати, Кира была младше своего брата на 3 года, а выскочила замуж первая. Замыкала процессию незнакомая девчонка с миской салата в руках. Она была еще меньше Жени, прямо Дюймовочка. Денис уже боялся предположить, кто она такая. Женя взял у девчонки салат и поцеловал в губы. У Верхового отвисла челюсть. И это тот Джексон, что занимался только радиодеталями и мотоциклами? Женя подвел девушку к Денису.

—Знакомься. Это Аня. Через пару месяцев у нас свадьба.

—Свадьба?— Дэн был в полном ауте.

—Да. Надеюсь, ты согласишься быть дружком?

—Не знаю.

—Да мне все равно больше некого попросить. Согласишься?

—Посмотрим.

День рождения проходил, как говориться, плавно и размеренно. Все разбиты по парам, Женька больше внимания уделял своей невесте, и Денису приходилось составлять пару маме Джексона. У нее, к сожалению, пары уже давно не было. Отец Присяжных давно умер от инфаркта. В общем, поели, потанцевали, снова поели. Но, не смотря на оккупацию Евгения родными, Денис нашел время поговорить с другом. Верховой осторожно задал вопрос, как бы невзначай.

—И как это тебя угораздило?

—Что?

—Говорю, легко что-то тебя женили.

—Почему женили? Сам женюсь.

—Вот я и говорю: «Охомутали».

—Да ладно тебе!— чуточку обиделся Женя.

—Так, где вы познакомились?— не унимал своего любопытства Денис.

—А что, так трудно догадаться? В педагогическом очень много девушек.

Присяжный доучивался в педагогическом университете на «трудовика». В принципе, это у них было почти семейное. Педагогическое училище закончила и его сестра, думая поступить и в университет. Еще и невеста — учитель.

—Что самое интересное,— продолжал Женя,— она тоже из училища. Когда я последний год учился, она только первый. А встретились, когда она поступила в универ.

—Где жить-то будете?— поинтересовался Дэн.

—Не знаю. Может, у меня в общаге, а может, у родителей.

—Нет, с родителями — это не жизнь.

—Да я вообще-то хотел бы сюда переехать,— мечтательно проговорил Евгений.

—Так она же из города, дитя асфальта, наверное, и огороды полоть не умеет.

—Что есть, то есть. Может, все-таки удастся уговорить.

—Но получится, что все равно с родителями.

—Зато места больше. Дом наш попросторнее их двухкомнатной квартиры будет.

—Все равно вам решать.

В общем, праздник удался и плавно подходил к завершению. На улице уже стемнело, Верховой попрощался, завел мотоцикл и поехал домой.

Чуть ли не с порога Раиса Ивановна начала расспросы:

—Как праздник прошел?

—Да нормально. Представляешь, Женька женится.

—Правда?— обрадовалась мама.— Молодец, и тебе пора.

—Мама,— протяжно запротестовал Денис.

—Что «мама»?

—Да когда мне?

—Женька же нашел время.

—Ой,— только махнул рукой Денис и пошел в свою комнату.

 

* * *

Савина выписали из больницы через две недели после аварии. Слава Богу, трагедия сильно не повлияла на здоровье журналиста, но Людмила все равно забрала его к себе, а вернее в родительскую квартиру, в которой они родились и выросли. Да и сам Георгий не хотел пока возвращаться в свое жилье. Теперь там пусто без Иришки и одиноко.

Савин часто гулял по городу, дыша свежим вечерним воздухом, иногда, даже, очищенным теплым дождиком. И теперь он не шел в каком-то определенном направлении. Он просто шел, покуривая сигарету. Ему хотелось прогуляться в одиночестве и ужасно не хотелось, чтобы на пути встретился какой-нибудь знакомый. Все соболезнования и справки о здоровье стояли журналисту поперек горла. Мысли роились в голове у Георгия надоедливыми мухами. Он с горечью вспоминал счастливые моменты, которые они прожили с Ириной. А почему с горечью? Да потому, что их теперь не вернешь. Ира любила устраивать мини-праздники по вечерам, не по поводу, а просто так, чтобы жизнь не казалась пресной. В такие дни на столе появлялось какое-нибудь новое блюдо, горящие свечи и затем просто чудесная ночь. Вместе с Людой семья любила выбираться на пикники с шашлыками, песнями под гитару и бамбинтоном в виде развлечения. Георгий всегда поражался тому, как его жена относилась к Люде, а именно — просто замечательно относилась. Они были лучшими подружками.

Теперь это все остановилось, разрушилось. Теперь Савин не мог себя представить рядом с другой женщиной. Георгий слишком сильно любил Иру, чтобы вот так ее вычеркнуть из своей жизни, как судьба вычеркнула Иришку из мира живых. Он пытался себя уговорить жить дальше, но почему-то слишком неубедительно получалось. Сейчас он жил лишь теми снами, в которых ему являлась его жена, жива и здорова. Вот только после этих снов становилось еще тяжелее, возвращалось понимание того, что ничего уже не вернуть.

Сколько времени уже прошло? Георгий не хотел считать. Лето для него прошло незаметно, в каком-то забвении. Хоть Савин и вернулся на работу в свое телевидение, но справлялся со своими обязанностями кое-как. Просто работа перестала приносить радость. Каждую неделю он не мог дождаться выходных, чтобы снова остаться в одиночестве со своим горем. Он каждый вечер субботы и воскресенья гулял по городу, проводя время в воспоминаниях. Вот и сегодня он медленно брел вдоль улиц. Георгий сам не замечал, каким маршрутом он шел. Погода была как раз солнечная и по-осеннему теплая, не смотря на прошедший утром дождь. Этой ночью ему приснился необычный сон, в котором была та самая бабушка.

—Сегодня ты откроешь свой дар,— сказала она.— Сегодня ты поймешь, что делать. Ищи черный цвет.

«Ищи черный цвет. Ищи черный цвет». Что старушка хотела этим сказать? Может аура? Аура человека имеет цвет. Но он особо не верил в это… Каждая вещь, каждое живое существо излучает энергию. И эта энергия имеет свой цвет. И что? Он сможет видеть эту энергию, как теплочувствительный прибор? Савин шел в глубоких раздумьях, не замечая вокруг себя никого и ничего. Он не замечал, куда идет.

Вдруг с ним стало происходить что-то непонятное. У него появилось чувство, будто голова закружилась. Он остановился, но лучше не стало. Георгий подумал, что упадет в обморок, но вместо этого… Все вдруг исчезло. Нет, не совсем. Все изменилось, стало таким интересным, будто написанным маслом, и засветилось радужными цветами, даже люди. Кто-то светился розовым и желтым цветом, кто-то синим и фиолетовым с зеленым, кто-то голубым с примесью красного. Среди всего этого разнообразия красок он увидел черный цвет. Он увидел человека, окруженного черной дымкой. Неужели это тот самый черный цвет, о котором говорила бабушка? Георгий просто пошел за ним. Практически на ощупь, интуитивно, потому что кроме радуги цветов он ничего не видел. Он сталкивался с людьми, иногда шел вдоль стены, держась за нее, чтобы не упасть. Позже краски постепенно рассеялись, снова открыв взору реальность, но журналист продолжал идти за черным цветом. Этот цвет уже приобрел свой образ — девушку с русыми волосами, маленькую, хрупенькую и беззащитную. Она зашла в подъезд девятиэтажного дома и начала подниматься вверх пешком. Георгий пошел за ней, а девушка поднялась на последний этаж, открыла дверь на чердак, а оттуда вышла на крышу дома. Савин не отставал. Девушка подошла к краю.

Неужели она хочет спрыгнуть с крыши? Он вспомнил слова той бабушки: «Ищи черный цвет!» «Неужели это оно?— подумал Савин.— Это и есть тот дар? Я, тот, который сам не хотел жить, теперь должен спасать других, кто хочет уйти? Как им объяснить, что они должны жить? Я сам до сих пор не уверен, что распрощался с мыслью о самоубийстве. Я не справлюсь… Что же толкает эту девушку на такой шаг? Какие мотивы для жизни найти для нее?»