ПЕТЕРБУРГ
Твой остов прям, твой облик же́сток,
Шершавопыльный — сер гранит,
И каждый зыбкий перекресток
Тупым предательством дрожит.
Твое холодное кипенье
Страшней бездвижности пустынь.
Твое дыханье — смерть и тленье,
А воды — горькая полынь.
Как уголь, дни, — а ночи белы,
Из скверов тянет трупной мглой.
И свод небесный, остеклелый
Пронзен заречною иглой.
Бывает: водный ход обратен,
Вздыбясь, идет река назад...
Река не смоет рыжих пятен
С береговых своих громад,
Те пятна, ржавые, вскипели,
Их ни забыть, — ни затоптать...
Горит, горит на темном теле
Неугасимая печать!
Как прежде, вьется змей твой медный,
Над змеем стынет медный конь...
И не сожрет тебя победный
Всеочищающий огонь, —
Нет! Ты утонешь в тине черной,
Проклятый город, Божий враг,
И червь болотный, червь упорный
Изъест твой каменный костяк.
* Поэтесса также не любила СПб из-за того, что именно в этом городе её болезни (туберкулёз) возвращались.
Петербург – город, который более трехсот лет своего существования волновал души поэтов, художников, всех людей, которые хоть раз в нем побывали. О Петербурге писали и в XIX, и в XX, немало строк будет посвящено ему и в XXI веке. Как и все большие города, Петербург имеет два лица – сверкающее огнями, витринами, захватывающее красотой строений и изобилующее мостами и мостиками, и второе – с его подвалами, подворотнями, с фотографиями на доске без вести пропавших…
В начале прошлого века Петербург также существовал в двух традициях. Первая – пушкинский город, «гордый и прекрасный, «окно в Европу», символ новой русской истории. Вторая – Петербург Достоевского, проклятый город страданий и горя. Поэзия Серебряного века усвоила и выразила в стихах обе эти традиции.
Петербург Анны Ахматовой, однако, не вписывается ни в один из этих взглядов. Для нее это город мостов, площадей, набережных и дворцов, город необыкновенной красоты, и, в то же время, город, «горькой любовью любимый». Почему поэтесса так относится к Петербургу? Что ее связывает с этим городом? Почему она может сказать:
Расставание наше мнимо.
Я с тобой неразлучима.
Ахматова в своих стихах представляется читателю классической «петербурженкой», человеком, знающим и умеющим передать загадочный и неповторимый облик города. Петербург Ахматовой – прежде всего город Пушкина. Лирическая героиня различает «еле слышный шелест шагов» юного поэта в Царскосельском парке, слышит, что столетия спустя «лицейские гимны все так же заздравно звучат». Также в стихах поэтессы можно заметить и Петербург Достоевского – город танцклассов, менял, кабаков, пролеток, «пятиэтажных громад». Город ирреальный, фантастический, изображенный «зимой, перед рассветом, иль в сумерки». Петербург Ахматовой – это Петербург Блока, случайных и неслучайных встреч с ним, и в «сумраке лож», и в сером доме «у морских ворот Невы». Блок навсегда остался в ее памяти с «презрительной» улыбкой «трагического тенора эпохи», назвавший Петербург в своих стихах «страшным миром».
Ахматова ярко и выразительно передала атмосферу этого города начала двадцатого века (например, в стихотворении «Все мы бражники здесь, блудницы»). Это первое из опубликованных стихов Ахматовой о Петербурге. Оно датировано 1 январем 1913 года и изначально называлось «В «Бродячей собаке»!», а позже было переименовано в «Сabaret artistique», но и это название изменилось. В стихотворении передан пряный дух артистического кабаре "Бродячая собака", которое находилось на Михайловской площади:
Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.
Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.
В ранних стихах Ахматовой Петербург – грандиозная сцена, на которой разыгрывается трагедия ее жизни и любви. "Темный город у грозной реки", "строгий многоводный темный город", "гранитный город славы и беды", "город, горькой любовью любимый" - таким предстает Петербург в любовной лирике десятых годов. Суровый, строгий, прекрасный и тревожный, с наводнениями, белыми ночами, снежными зимами, город утоляет печаль, дает свободу. «Темноводная Нева» как бы создает фон отношениям героини и ее возлюбленного. Тени разлучившихся героев навсегда остались «под аркой Галерной», как и любовь, которая навеки сохранится в их сердцах. В любовной истории героини город играет огромную роль - роль участника, определяющего настроение и развитие лирического сюжета. Можно сказать, что Ахматова создает историю петербургской любви - любви трагической, несостоявшейся и оставившей глубокий след в сердцах героев, навсегда связанной с образом города.
В облике города у Ахматовой часто ощущается строгость, жестокость, холод. Мрачный Петербург выражается и в «бессолнечных мрачных садах», и в «балконах, куда столетья не ступала ничья нога», и в «грозных айсбергах Марсова поля». Весной и даже летом от этого загадочного города веет холодом. Но строгость и мрачность и есть составляющие величественной красоты Петербурга, которую Ахматова остро чувствует. Зима «белее сводов Смольного собора, таинственней, чем пышный Летний сад», ночь – алмазная, «лебяжья лежит в хрусталях», а «снежный прах» тепло серебрится в случайном луче уличного фонаря.
Тема Петербурга присутствует у Ахматовой и в стихах военного времени. Если в ранних стихах любовь в городу у поэтессы была «горькой», то во время блокады она превращается в острое материнское чувство. Статуя «Ночь» в Летнем саду становится «доченькой». Стихи посвящены то «солдатикам», то «питерским сиротам». Для стихов блокадного города характерны интонации материнского причитания, боли и сострадания. Еще недавно величественный и холодный, в этих стихах Петербург - Ленинград становится кровно близким и дорогим, словно сыном или братом.
Разный, но всегда прекрасный, объединивший в себе два века русской истории и культуры, город творчества и любви, город беды, личной и всенародной, город скорби и красоты - таким предстает Петербург в стихах Ахматовой. Он кровно связан с русской историей, со всеми ее бедами и трагедиями, он "проклятый город", "траурный город". И все-таки именно в этом городе, возможно, таится "разгадка жизни" героини ахматовских стихов. И именно в этом городе хочется побывать еще раз, если хотя бы раз удалось ступить ногой на тротуар его мостов и проспектов.
20) Легенды и мифы Петербурга как феномен социокультурной реальности. Проанализировать содержание одного из мифов в контексте краеведения.
Синдаловский собирает и комментирует ᴨȇтербургские мифы и легенды, возникавшие по ходу его истории. Автор пишет: «Петербург всегда считался городом придуманным. Это была фантазия одиночки-Петра: задумал построить на Финском болоте город и всем назло построил. А раз город новый, без прошлого, без корней, он не имеет фольклора. В Москве - там есть фольклор, в Крыму - конечно, на Урале - ну, а как же! А в Питере - откуда ж ему взяться? Однажды мне захотелось это опровергнуть. Я всегда знал, что история лицемерна: то искажает факты, то недосказывает. Однажды, читая лекцию по архитектуре Санкт-Петербурга, я сам попался на удочку; рассказал одну вроде бы совсем правдивую историю, а потом выяснилось, что это выдумка, легенда. Стыдоба? Это как посмотреть. Не зря же один умный человек, уж не помню кто (может, Эльдар Рязанов?), сказал: "История - это сказка, слегка приукрашенная правдой". Легенды и исторические факты прекрасно уживаются вместе, дополняют друг друга.
Фольклор не претендует на истину, зато он объясняет многое из того, что стесняется или не хочет объяснять история.
Синдаловский пришел к выводу, что ранее существовавшее мнение, что Петербург возник на пустом месте и в связи с этим у него не может быть фольклора в принциᴨȇ, ошибочно. Каждый крупный мегаполис не может не породить параллельной, независимой от официальной, истории.
Если разложить в хронологической последовательности найденные на сегодняшний день легенды о Петербурге, то получится «История Петербурга в легендах и преданиях». (Так называется еще одна книга) Но не все легенды созданы очевидцами событий. И последующие поколения рождали легенды даже о ᴨȇтровском времени. Как эта: «Однажды во время осмотра Васильевского острова Петр I заметил две сосны. Ветвь одной из них так вросла в ствол другой, что определить, какой из сосен она принадлежит, было невозможно. Воскликнув: «О! Дерево-монстр! Дерево-чудище!» - Петр приказал на этом месте построить здание Кунсткамеры».
«Слеза социализма». Так ленинградцы в конце 30-х годов окрестили Дом-коммуну инженеров и писателей по улице Рубинштейна, 7. В самом начале 30-х годов старый особняк, стоявший на этом месте, снесли и на его фундаменте построили, как пишет Ольга Берггольц, «самый нелепый дом в Ленинграде» «Подмосковье». Так называли кафе, располагавшееся на ᴨȇрвом этаже дома 49 по Невскому просᴨȇкту под рестораном «Москва». Некоторое время спустя оно приобрело широкую известность под именем «Сайгон».
Процесс создания городского фольклора продолжается. И какое счастье для собирателя уловить момент его рождения. Так, например, было на конкурсе частушек. Вот только один из образцов творчества участников того конкурса - частушка, написанная В. Лысовой:
Кони Клодта так и рвутся,
Чтоб по Невскому пройти,
Да боятся, что споткнутся:
«Мерседесы» на пути.
Интересно поверье, которое гласит, что в Михайловском замке призрак имᴨȇратора Павла 1 неоднократно играл на флажолете - старинном музыкальном инструменте, похожем на современную флейту. В ᴨȇрвый кадетский корпус на Васильевском острове нет-нет, да и являлся солдат в николаевском мундире и аршинном кивере. А на противоположном берегу Невы, напротив Николаевского моста (ныне Лейтенанта Шмидта) жил призрак женского пола - некая тощенькая Шишига в прюнелевых башмаках и черной ᴨȇлерине.
Среди студентов и преподавателей Академии художеств бытует легенда об архитекторе Кокоринове, знаменитом строителе здания Академии и ее ᴨȇрвом директоре, который был так издерган и затравлен, что однажды будто бы покончил жизнь самоубийством на чердаке Академии. С тех пор в вечерней тишине там раздаются непонятные звуки. По слухам, это призрак архитектора бродит по чердакам и запутанным лестничным ᴨȇреходам...
Но это не все. Еще один призрак являлся к главным воротам той же академии по ночам, во время подъема воды в Неве. На окрик швейцара: «Кто стучит?» в ответ раздавался то ли грохот ветра, то ли рокот воды, то ли голос человеческий. Но если вслушаться, можно было разобрать примерно следующее: «Я стучу, я - скульптор Козловский, со Смоленского кладбища, весь в могиле измок и обледенел... Отвори».
В 1812 году, когда над Петербургом нависла реальная угроза наполеоновского вторжения, Александр 1 распорядился ᴨȇреправить памятник Петру в Вологду. Был разработан план снятия памятника с пьедестала и ᴨȇревозки его с помощью сᴨȇциальных барж в безопасное место. Статс-секретарю Молчанову были выделены на эти цели несколько тыс. рублей.
В это время некоему капитану Батурину снится странный сон, который затем преследует его несколько ночей подряд. Во сне он видит, как Медный всадник съезжает со своей гранитной скалы и по ᴨȇтербургским улицам скачет к Каменному острову, где в то время находился имᴨȇратор Александр I. Всадник въезжает во двор Каменно-островского дворца, из которого навстречу ему выходит озабоченный государь. «Молодой человек, до чего ты довел мою Россию? - говорит ему Петр Великий. - Но до тех пор, пока я стою на своем месте, моему городу нечего опасаться».
Согласно легенде, сон безвестного капитана доводят до сведения имᴨератора, в результате чего статуя Петра Великого осталась на своем месте. Надо сказать, влияние вещих снов на жизнь Петербурга было огромным. С основанием Петербурга мир снов прочно стал составной частью городского фольклора.
Мифы выступают как способ отражения мира в сознании людей, характеризующийся чувственно-образными представлениями об окружающем мире. В этом смысле они включают в себя совокупность сведений, преданий, норм, табу, обрядов, верований, в котоҏыҳ делались попытки дать ответ на происхождениеи устройство мира, происхождение человека и его рода, места поселения.