Многие...

 

Но поскольку не одно и то же и является и кажется наилучшим естеством и

складом [души], то и удовольствие все ищут не одно и то же, хотя все ищут

удовольствие. А может быть, люди ищут и не то удовольствие, которое думают,

[что ищут], и не то, что могли бы назвать, но [в основе] одно и то же. Ведь

от природы все заключают в себе что-то божественное. Телесные же

удовольствия захватили имя "удовольствия" из-за того, во-первых, что люди

очень часто к ним "причаливают", и, во-вторых, все к ним причастны; таким

образом, из-за того, что хорошо знакомы только эти удовольствия, думают, что

только они и существуют.

Понятно и то, что если удовольствие, т. е. [беспрепятственное]

деятельное проявление [склада души], не есть благо, то счастливый не сможет

получать удовольствия от жизни, ибо зачем понадобится ему удовольствие, раз

оно не является благом, а [счастливо] можно жить и страдая? Действительно,

страдание не будет ни злом, ни благом, коль скоро не является благом

удовольствие. А тогда зачем избегать страдания? Так что получится, что жизнь

добропорядочного человека доставляет ему удовольствий не больше, [чем жизнь

обычных людей], раз не доставляют их [больше обычного] деятельные проявления

его [душевного склада].

XIV. Если считать, что по крайней мере некоторые удовольствия весьма

заслуживают избрания, скажем нравственно прекрасные, а не телесные и не те,

к каким [имеет склонность] распущенный, то нужно внимательно рассмотреть

[вопрос] о телесных удовольствиях.

Почему, в самом деле, плохи удовольствия, которые противоположны

страданиям? Ведь злу противоположно благо. Необходимые удовольствия являются

благими в том смысле, что благо уже то, что не есть зло, или они благие до

определенного предела, ибо когда состояния, (т. е. склады], и движения

[души] таковы, что невозможен избыток в сторону лучшего, избыток

удовольствия также невозможен, а [когда состояния и движения души таковы],

что избыток возможен, избыток удовольствия тоже возможен. А возможен избыток

в телесных благах, и дурной человек является таким потому, что ищет избытка,

а не необходимых удовольствий; ведь все каким-то образом наслаждаются и

кушаньями, и вином, и любовными утехами, но не [всегда] так, как следует. А

со страданием все наоборот, ибо дурной человек избегает не чрезмерного, но

вообще страдания, ведь только для ищущего чрезмерных удовольствий страданием

будет уже отсутствие (enantia) чрезмерности.

 

15. Поскольку надо не только установить истину, но также и причину

заблуждения (это ведь способствует уверенности, а именно: когда хорошо

обосновано, отчего истиной кажется, что истиной не является, такое

заставляет верить истине), постольку нужно определить, почему телесные

удовольствия кажутся более достойными избрания.

Прежде всего, конечно, потому, что вытесняют страдание: и при

чрезмерных страданиях люди ищут чрезмерного удовольствия и вообще телесного

удовольствия, полагая, что оно исцеляет. [Удовольствия] оказываются

сильнодействующими [лекарствами), недаром за ними охотятся: рядом со [своей]

противоположностью (удовольствие особенно] заметно. Действительно,

удовольствие, как уже было сказано, считается [делом] не добропорядочным по

двум [причинам]: одни удовольствия представляют собою действия дурного

естества (или от рождения, как у зверей, или от привычки, как у дурных

людей), другие - это лекарства для нуждающегося (естества); между тем, иметь

[совершенное естество] лучше, чем приобретать. Эти [удовольствия-лекарства]

возникают только при обретении совершенного [состояния], а значит, они

хороши (spoydaiai) лишь привходящим образом.

Добавим, что телесных удовольствий, как сильнодействующих, ищут те, кто

не способен наслаждаться иными: эти люди, конечно, сами создают себе своего

рода жажду; но когда такие [удовольствия] безвредны, они не ставятся в вину,

а когда вредоносны - это дурно. И ведь у этих людей нет ничего иного, чем бы

они наслаждались, а для большинства отсутствие [удовольствия и страдания

равносильно] страданию: это заложено в [самом] естестве. Действительно,

живое существо постоянно напрягается, как заявляют природоведы, повторяя,

что видеть и слышать равносильно страданию, только мы, согласно их

утверждению, с этим уже свыклись.

Соответственно в молодости благодаря росту чувствуют себя как

опьяненные вином, и молодость доставляет удовольствие. А возбудимые от

естества всегда нуждаются в лечении, ведь из-за [особого] состава [естества]

тело у них постоянно пребывает уязвленным и они всегда охвачены сильным

стремлением. Удовольствие же изгоняет страдание, противоположно ли оно как

раз данному страданию, или это первое подавшееся удовольствие, будь оно

только [достаточно] сильным. Вот почему становятся распущенными и дурными.

А в удовольствиях, которые не сопряжены со страданием, не бывает

избытка, ибо все они относятся к естественным удовольствиям и не обусловлены

случайными обстоятельствами. Под удовольствиями по случайности я имею в виду

те, что исцеляют. Действительно, исцеление, кажется, потому доставляет

удовольствие, что оно происходит, когда в нас часть, оставшаяся здоровой,

производит известные действия, а естественное удовольствие - это то, что

заставляет действовать так, как свойственно данному естеству.

Одно и то же не доставляет удовольствия постоянно, ибо естество наше не

просто (me haple), а присутствует в нас и нечто другое. В силу этого мы

бренны (phthartoi). Так что, когда одна из [частей в нас] делает что-либо,

для другого [нашего] естества это противоестественно, а когда достигается

равновесие, кажется, будто действие не доставляет ни страдания, ни

удовольствия. Если естество просто, наивысшее удовольствие всегда доставит

одно и то же действие. Поэтому бог всегда наслаждается одним и простым

удовольствием, ведь не только для изменчивого возможна деятельность, но и

для неизменности, а удовольствие в спокойствии возможно скорее, чем в

движении. Однако "перемена всего слаще" (как говорит поэт), в силу известной

"подлости" [естества], ведь подобно тому, как подлый человек склонен к

перемене, так и естество, нуждающееся в перемене, - [подлое], ибо оно и не

простое, и не доброе.

Итак, сказано о воздержности и невоздержности, об удовольствии и

страдании: что они собою представляют по отдельности и в каком смысле часть

из них относится к благу, [или добродетели], а часть - ко злу, [или пороку];

еще нам осталось сказать о дружественности [и дружбе].