Повесть временных лет по Лаврентьевскому списку

Се повести времяньнных лет, откуду есть пошла Руская земля кто в Киеве нача первее княжити и откуду Руская земля стала есть.

Се начнем повесть сию.

По потопе трие сынове Ноеви разделиша землю, Сим, Хам, Афет. И яся въсток Симови... Хамови же яся полуденьная страна... Афету же яшася полунощныя страны и западный...

Сим же и Хам и Афет, разделивше землю, жребьи метавше, не преступати никому же в жребий братень, и живяхо кождо в своей части: Бысть язык един. И ум-ножившемъся человеком на земли, и помыслиша создати столп до небесе, в дни Нектана и Фалека. И собрашася на месте Сенар поли здати столп до небесе и град около его Вавилон; и созда столп то за 40 лет, и не исршен бысть. И сниде господь бог видети град и столп, и рече господь: «Се род един и язык един». 11 съмеси Бог языкы, и раздели а 70 и 2 языка, ц расъсея по всей земли. По размешеньи же язык бог истром великим разраши столп, и есть останок его промежю Асюра и Вавилона, и есть в высоту и в ширину локоть 5433 локти, и в лета много храним останок.

Но размешеньи же столпа и по разделеньи язык прияша сынове Симови въсточныя страны, а Хамови сынове полуденьныя страны. Афетови же прияша запад и полунощныя страны. От сих же 70 и 2 языку бысть язык словенеск, от племени Афетова, нарци, еже суть словене

По мнозех же времянех сели суть словени по Дунаеви, где есть ныне Угорьска земля и Болгарьска. И от тех словен разидошася по земле и прозвашася имены своими, где седше на котором месте. Яко пришедше седоша на реце имянем Марава, и прозвашася морава, а друзии чеси нарекошася. А се ти же словени: хорвате белии и серебь и хорутане. Волхом бо нашедшем на словени на дунайския, и седшем в них, и насилящем им, словени же ови пришедше седоша на Висле, и про­звашася Ляхове, а от тех ляхов прозвашася поляне, ляхове друзии лутичи, ини мазовшане, ини поморяне.

Тако же и ти словене пришедше и седоша по Днеп­ру, и нарекошася поляне, а друзии древляне, зане седоша в лесех; а друзии седоша межю Припетью и Двиною и нарекошася дреговичи; инии седоша на Двине и нарекошася полочане, речьки ради, яже втечеть в Двину, имянем Полота, от сея прозвашася полочане. Словени же седоша около езера Илмеря, и про­звашася своим имянем, и сделаша град и нарекоша и Новъгород, а друзии седоша по Десне, и по Семи, по Суде, и нарекошася север. И тако разидеся словеньский язык, тем же и грамота прозвася словеньская.

Поляком же жившим особе по горам сим, бе путь из Варяг в Греки и из Грек по Днепру, и верх Днепра волок до Ловоти, и по Ловоти внити в Ылмерь озеро великое, из него же озера потечеть Волхов и вътечеть в озеро великое Нево, и того озера внидеть устье в море Варяжьское. И по тому морю ити до Рима, а от Рима прити по тому же морю ко Царюгороду, а от Царягорода прити в Понт море, в не же втечет Днепр река. Днепр бо потече из Оковьскаго леса, и потечеть на полъдне, а Двина ис того же леса потечет, а идеть на полунощье и внидеть в море Варяжьское. Ис того же леса потече Волга на въсток, и вътечеть семыодесят жерел в море Хвалисьское. Тем же и из Руси можеть ити по Волзе в Болгары и в Хвалисы, и на въсхок дойти в жребий Симов, а по Двине в Варяги, из Варяг до Рима, от Рима же и до племени Хамова. А Днепр втечеть в Понетьское море жерелом, еже море словеть Руское, по нему же учил снятый Оньдрей, брат Петров, якоже реша.

Оньдрею учащю в Синопии и пришедшю ему в Корсунь, уведе, яко ис Корсуня близь устье Днепрьское, и въсхоте пойти в Рим, и пройде в вустье Днепрьское, и оттоле поиде по Днепру горе. Ипо приключаю приде и ста под горами на березе. И заутра въстав и рече к сущим с ним учеником: «Видите ли горы сия? — яко на сих горах восияеть благодать божья; имать град велик быти и церкви многи бог въздвигнути имать». И въшед на горы сия, благослови я, и постави крест, и помоливъся богу, и сълез с горы сея, иде же послеже бысть Киев, и поиде по Днепру горе. И приде в Словени, идеже ныне Новъгород, и виде ту люди сущая, како есть обычай им, и како ся мыють, и хвощются, и удивися им. И иде в Варяги, и приде в Рим, и исповеда, елико научи и елико виде, и рече им: «Дивно видех Словеньскую землю идучи ми семо. Видех бани древены, и пережьгуть е рамяно, и совлокуться и будуть нази, и облеются квасом усниянымь, и возмуть на ся прутье младое, и бьють ся сами, и того ся добьють, едва слезуть ле живи, и облеются водою студеною, и тако ожиуть. И то творять по вся дни, не мучими никим же, но сами ся мучать, и то творять мовенье собе, а не мученье». Ты слышаще дивляхуся. Оньдрей же, быв в Риме, приде в Синопию.

Полем же жившем особе и володеющем роды свои­ми, иже и до сее братье бяху поляне, и живяху кождо с своим родом и на своих местах, владеюще кождо ро­дом своим. И быша 3 братья: единому имя Кий, а дру­гому Щек, а третьему Хорив, и сестра их Лыбедь. Седя­ше Кий на горе, где же ныне увоз Боричев, а Щек седяше на горе, где же ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, от него же прозвася Хоревица. И створиша град во имя брата своего старейшаго, и нарекоша имя ему Киев. Бяше около града лес и бор велик, и бяху ловяща зверь, бяху мужи мудри и смыслени, нарицахуся поляне, от них же есть поляне в Киеве и до сего дне.

Ини же, не сведуще, рекоша, яко Кий есть перевоз­ник был, у Киева бо бяше перевоз тогда с оноя сторо­ны Днепра, тем глаголаху: на перевоз на Киев. Аще бо бы перевозник Кий, то не бы ходил Царюгороду; но се Кий княжаше в роде своемь, приходившю ему ко царю, якоже сказають, яко велику честь приял от царя, при которомь приходив цари. Идущю же ему вспять, приде к Дунаеви, и възлюбя место, и сруби градок мал, и хо-тяше сести с родом своим, и не даша ему ту близь живущий; еже и доныне наричють дунайци городище Киевець. Киеви же пришедшю в свой град Киев, ту живот свой сконча; и брат его Щек и Хорив и сестра их Лыбедь ту скончашася.

И по сих братьи держати почаша род их княженье в полях, а в деревлях свое, а дреговичи свое, а словени свое в Новегороде, а другое на Полоте, иже полочане. От них же кривичи, иже седять на верх Волги, и на верх Двины и на верх Днепра, их же град есть Смо­ленск; туде бо седять кривичи. Таже север от них. На Белеозере седять весь, а на Ростовыском озере меря, а на Клещине озере меря же... А Радим на Съжю, и про-звашася радимичи", а Вятъко седе с родом своим по Оце, от него же прозвашася вятичи. И живяху в мире поляне, и деревляне, и север, и радимичи, вятичи и хорвате. Дулеби живяху по Бугу, где ныне велыняне, а улучи и тиверьци седяху бо по Днестру, приседяху к Дунаеви. Бе множьство их; седяху бо по Днестру оли до моря, и суть гради их и до сего дне, да то ся зваху от Грек Великая скуфь.

Имяху бо обычаи свои, и закон отец своих и преда­нья, кождо свой нрав. Поляне бо своих отец обычай имуть кроток и тих... брачный обычай имяху: не хожа-ше зять по невесту, но приводяху вечер, а завътра при-ношаху по ней что вдадуче. А древляне живяху зве-риньским образом, живуще скотьски: убиваху друг друга, ядяху вся нечисто, и брака у них не бываше, но умыкиваху у воды девиця. И радимичи, и вятичи, и се­вер один обычай имяху. живяху в лесе, яко же и всякий зверь, ядуще все нечисто, и срамословье в них пред отьцы и пред снохами, и браци не бываху в них, но игрища межю селы, схожахуся на игрища, на плясанье и на вся бесовьская песни, и ту умыкаху жены собе, с нею же кто съвещашеся; имяху же по две и по три жены. И аще кто умряше, творяху тризну над ним, и по семь творяху кладу велику, и възложахуть и на кладу, мертвеца сожьжаху, и посемь собравше кости вложаху в судину малу, и поставляху на столпе на путех, еже творять вятичи и ныне. Си же творяху обычая кривичи и прочий погании, не ведуще закона божия, но творяще сами собе закон.

Глаголет Георгий в летописаньи[1]. «Ибо комуждо языку овем исписан закон есть, другим же обычаи, зане закон безаконьником отечьствие мнится...»

Мы же хрестияне, елико земль, иже верують в святую Троицю», и в едино крещенье, в едину веру, закон имам един, елико во Христа крестихомся и во Христа облекохомся.

По сихъ же летех, по смерти братье сея быша оби-димы древлями и инеми околними. И наидоша я коза ре, седящая на горах сих в лесех, и реша козари: «Пла­тите нам дань». Съдумавше же поляне и вдаша от дыма мечь, и несоша козари ко князю своему и к старейшиым своим и реша им: «Се, налезохом дань нову». Они же реша им: «Откуду?» Они же реша: «В лесе на горах над рекою Днепрьскою». Они же реша: «Что суть въдали?». Они же показаша мечь. И реша старци козарьстии: «Не добра дань, княже! Мы ся доискахом оружьемь единою стороною, рекше саблями а сих оружье обоюду остро, рекше мечь. Си, имуть имати дань на нас и на инех странах». Се же сбысться все: не от своея воля рекоша, но от божья повеленья. Яко и при Фаравоне, цари еюпетьстемь, егда приведоша Моисея пред Фаравона, и реша старейшина Фараоня: се хощеть смирити область Еюпетьскую, якоже и бысть: погибоша еюптяне от Моисея, а первое быша работаю­ще им. Тако и си владеша, а послеже самеми владеють; яко же и бысть: володеють ¹бо «озары русьскии князи и до днешнего дне.

Въ лето 6360, индикта, 15 день, наченшю Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руска земля. О семь бо уведахом, яко при семь цари приходиша Русь на Царьгород, яко же пишется въ летописаньи гречьстемь. Тем же отселе почнем и числа положим яко «От Ада­ма до потопа лет 2242; а от потопа до Оврама лет 1000 и 82, а от Аврама до исхоженья Моисеева летъ 430; от исхожениа Моисеева до Давида лет 600 и 1; а от Давида и от начала царства Соломоня до плененья Перусалимля лет 448; а от плененья до Олексанъдра лет 318; а от Олексанъдра до рожества Христова лет 333, а от Христова рождества до Коньстянтина лет 318; " Константина же до Михаила сего лет 542». А от перваго лета Михайлова до перваго лета Олгова, рускаго князя лет 29; а от перваго лета Олгова, понелиже соде и Киеве, до перваго лета Игорева лет 31; а от перваго лета Игорева до перваго лета Святьславля лет 33; а от перваго лета Сватославля до перваго лета Ярополча лет 28; а Ярополк княжи лет 8; а Володимер княжи лет 37; а Ярослав княжи лет 40. Тем же от смерти Святославля до смерти Ярославли лет 85; а от смерти Ярославли до смерти Светополчи лет 60.[2]

Но мы на прежнее возъвратимся и скажем, што ся здея в лета си, яко же преже почали бяхом первое лето Михаилом, а по ряду положим числа.

В лето 6361.

В лето 6362.

В лето 6363.

В лето 6364.

В лето 6365...

В лето 6370. Изгънаша варяги за море, и не даша им дани, и почаша сами в собе володети, и не бе в них правды, и въста род на род, и быша в нихъ усобице, и воевати почаша сами на ся. И реша сами в себе: «Поищем собе князя, иже бы володел нами и судил по праву». И идоша за море к варягом, к руси. Сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии зовутся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гъте, тако и си. Реша русь, чюдь, словени, и кривичи и вси: «Земля наша велика и обилна, а наряда въ ней нет. Да пой­дете княжит и володети нами». И изъбрашаея 3 братья съ роды своими, пояша по собе всю Русь, и придоша; старейший, Рюрик, седе Новегороде, а другий, Синеус, на Белеозере, а третий Изборьсте, Трувор. И от тех варяг прозвася Руская земля, новугородьцы, ти суть людье ноугородьцы от рода варяжьска, преже бо беша словени. По двою же лету Синеус умре и брат его Тру­вор. И прия власть Рюрик, и раздая мужем своим грады, овому Полотеск, овому Ростов, другому Бело-озеро. И по тем городом суть находгощи варязи, а перь-вии насельющи в Новегороде словене, в Полотьски кривичи, в Ростове меря, въ Беле-озере весь, въ Муроме мурома; и теми всеми обладаше Рюрик. И бяста у него

2 мужа, не племени его, но боярина, и та испросистася
ко Царюгороду с родом своим. И поидоста по Днепру,
и идуче мимо и узреста на горе градок. И упрошаста
и реста: «Чий се градок?» Они же реша: «Была суть

3 братья, Кий, Щек, Хорив, иже сделаша градоко
съ и изгибоша, и мы оедим род их платяче дань козаромъ». Аоколд же и Дир астаста в граде семь, и многи варяги съвокуписта, и начаста владети польскою зем­лею, Рюрику же княжащу в Новегороде...

Въ лето 6387. Умершю Рюрикови предасть княженье свое Олгови, от рода ему суща, въдав ему сын свой на руце, Игоря, бе бо детеск вельми.

В лето 6388.

В лето 6389.

В лето 6390. Поиде Олег, поимъ воя многа, варя­ги, чюдь, словени, мерю, весь, кривичи, и приде к Смоленьску с кривичи, и прия град, и посади мужь свои, оттуда поиде вниз, и взя Любець, и посади мужь свои. И придоста к горам х киевьским, и уведа Олег, яко Осколд и Дир княжита, и похорони вой в лодьях, а другия назади остави, а самъ приде, нося Игоря детьска. И приплу под Угорьское, похоронив вой своя, и приела ко Асколду и Дирови, глаголя, яко «Гость есмь, и идем и Греки от Олга и от Игоря княжича. Да придета к нам с родом своим». Асколд же и Дир придоста, и выскакчиа вси прочий из лодья, и рече Олег Асколду и Дирови: «Вы неста князя, ни рода княжа, но аз есмь роду княжа», и вынесоша Игоря: «А се есть сын Рюриков». И убиша Асколда и Дира, и несоша на гору, и погребоша й на горе, еже ся ныне зоветь Угорьское, кде ныне Олъмин двор; на той могиле поставил Олъма церковьсвятого Николу; а Дирова могила за святою Ориною. И седе Олег княжа в Киеве, и рече Олег: «Се буди мати градом русьским». И беша у него варязи и сло­вени и прочи прозвашася русью. Се же Олег нача городы ставити, и устави дани словеном, кривичем и мери, и устави варягом дань даяти от Новагорода гривен 300 на лето, мира деля, еже до смерти Ярославле даяше варягом...

Въ лето 6406. Идоша Угри мимо Киев горою, еже ся зоветь ныне Угорьское, и пришедъше к Днепру сташа вежами: ...«Бе един язык словенеск: словени, иже седяху по Дунаеви, их же прияша угри, и морава, и чеси и ляхове, и поляне, яже ныне зовомая Русь. Сим бо первое преложены книги, мораве, яже прозвася грамота словеньская, яже грамота есть в Руси и в болгарех дунайских...».[3] А словеньскый язык и рускый одно есть, от варяг бо прозвашася Русью, а первое беша словене; аще и поляне звахуся, но словеньскаа речь бе. Полями же прозвани быши, зане в поли седяху, а язык словенски един...

Въ лето 6415. Иде Олег на Грекы, Игоря оставив Киеве, поя же множество варяг, и словен, и чюдь, и словене, и кривичи, и мерю, и деревляны, и радимичи, и поляны, и севере, и вятичи, и хорваты, и дулебы, и тиверци, яже суть толковины: си вой звахуться от грек Ве­ликая скуфь. И съ сими со всеми поиде Олег на конех и иа кораблех, и бе числом кораблей 2000... И повеси щит свой в вратех показуа победу, и поиде от Царяграда... И прозваша Олга — вещий: бяху бо людие погани и невеигласи…

Въ лето 6420. Посла мужи свои Олег построите мира и положити ряд межю Русью и Грекы, и посла глаголя:

«Равно другаго свещания, бывшаго при тех же царьх Лва и Александра. Мы от рода рускаго...[4]»

...И живяше Олег мир имеа ко всем странам, княжа в Киеве. И приспе осень, и помяну Олег конь свой, иже бе поставил кормити и не вседати на нь. Бе бо въпрашал волъхвов и кудесник: «От чего ми есть умрети?» И рече ему кудесник один: «Княже! Конь, его же любиши и ездиши на нем, от того ти умрети». Олег же приим в уме, си рече: «Николи же всяду на нь, ни вижю его боле того». И повеле кормити и и не водити его к нему, и пребы неколико лет не виде его, дондеже на грекы иде. И пришедшу ему Кыеву и пребывьшю 4 лета, на пятое лето помяну конь, отъ него же бяхуть рекли волсви умрети. И призва старейшину конюхом, рече: «Кде есть конь мъй, его же бех поставил кормити и блюсти его?» Он рече: «Умерл есть». Олег же по­смейся и укори кудесника, река: «То ти неправо глаголють волъсви, но все то льжа есть, конь умерл есть, а я жив». И повеле оседлати конь: «А то вижю кости его». И прииде на место, идежа беша лежаще кости его голы и лоб гол, а сседе с коня, и посмеяся рече: «От сего ли лба смьрть было взяти мне?» И въступи ногою на лоб; и выникнувши змиа изо лба, и уклюну в ногу. И с того разболеся и умре. И плакашася людие вси плачем великим, и несоша и погребоша его на горе, еже глаголеться Щековица; есть же могила его и до сего дни, словеть могыла Ольгова...

Въ лето 6453. Присла Роман, и Крнстянтин и Степан слы к Игореви построити мира первого. Игорь же глагола с ними о мире. Посла Игорь муже своя к Ро­ману. Роман же созва боляре и сановники. Приведоша руския слы, и велеша глаголати и псати обоихъ речи на харатье: «Равно другаго свещанья, бывшаго при цари Рамане, и Костянтине и Стефане, христолюбивых владык. Мы от рода рускато съли и гостье...[5]»

...Въ лето 6453. В се же лето рекоша дружина Иго­реви: «Отроци Свеньлъжи изоделися суть оружьемъ и порты, а мы нази. Пойди, княже, с нами в дань, да и ты добудеши и мы». И послуша их Игорь, иде в Де­рева в дань, и примышляше къ первой дани, и наси-ляш-е им и мужи его. Возьемив дань, поиде в град свой. Идущу же ему въспять, размыслив рече дружине сво­ей: «Идете с, данью домови, а я возъвращюся, похожю и еще». Пусти дружину свою домови, с малом же дру­жины возъвратися, желая больша именья. Слышавше же деревляие, яко опять идеть, сдумавше со князем своим Малом: «Аще ся въвадить волк в овце, то выно­сить все стадо, аще не убьють его; тако и се, аще не убьем его, то вся ны погубить». И послаша к нему, глаголюще: «Почто идеши опять? Поймал если всю дань». И не послуша ихъ Игорь, и вышедше из града Йзъкоръетеня деревляне убиша Игоря, и дружину его, бе бо их мало. И погребен бысть Игорь, и есть могила его у Искоръстеня града в Деревех и до сего дне.

Вольга же бяше въ Киеве съ сыном своим съ детьском Святославом, и кормилець его Асмуд, и воевода бе Свенелд,— то же отец Мистишин. Реша же деревляне: «Се князя убихом рускаго; поймем жену его Вольгу и князь свой Мал и Святослава", и створим ему, яко хощем». И послаша древляне лучьшие мужи, числом 20, въ лодьи к Ользе, и присташа подъ Боричевым в лодьи. Бе бо тогда вода текущи въздоле горы Киевьския, и на подольи не седяху людье, но на горе. Градъ же бе Киев, идеже есть ныне двор Гордятин и Никифоров, а двор княжь бяше в городе, идеже есть ныне двор Воротиславль и Чудин, а перевесище бе вне града, и бе вне града двор другый, идеже есть двор демьстиков за святою богородицею; над горою, двор тюрем­ный, бе бо ту терем камен. И поведаша Ользе, яко деревляне прйдоша, и воэва я Ольга къ сабе и рече Им: «Добри гостье прйдоша». И реша деревляне: «Придохом, княгине». И рече имъ Ольга: «Да глаголете, что ради придосте семо?» Реша же деревляне: «Посла ны Дерьвьска земля, рекущи сице: мужа твоего убихом, бяше бо муж твой аки волк восхищая и грабя, а наши князи добри суть, иже распасли суть Деревьску землю, да пойди за князь наш за Мал», бе бо имя ему Мал, князю дерьвьску. Рече же им Ольга: «Люба ми есть речь ваша, уже мне мужа своего не кресити; но хочю вы почтити наутрия пред людьми своими, а ныне идете в лодью свою, и лязите в лодьи величающеся, и аз утро послю по вы, вы же рьцете: не едем на конех, ни пеши идем, но понесете ны в лодье; и възнесуть вы в лодьи», и отпусти я в лодью. Ольга же повеле ископати яму велику и глубоку на дворе теремьстем, вне града. А за­утра Волга, седящи въ тереме, посла по гости, и прй­доша к ним, глаголюще: «Зоветь вы Ольга на честь велику». Они же реша: «Не едем на коних, ни на возех, ни пеши идем, понесете ны в лодьи». Реша же кияне: «Намъ неволя; князь нашь убьен, и княгини наша хо­чет за вашь князь»; и понесоша я в лодьи. Они же седяху в перегъбех в великих сустугах гордящеся. И принесоша я на двор к Олызе, и, несъше, вринуша е в яму и с лодьею. Приникъши Ольга и рече им: «Добра ли вы честь?». Они же реша: «Пуще ны Игоревы смер­ти». И повеле эасыпати я живы, и посыпаша я.

И пославши Ольга к деревляном, рече им: «Да аще мя просите право, то пришлите мужа нарочиты, да в велице чти приду за вашь князь, еда не пустят мене людье киевьстии». Се слышавше деревляне, избраша лучьшие мужи, иже дерьжаху Деревьску землю, и по-слаша по ню. Деревляном же пришедъшим, повеле Ольга мовь створити, рькуще сице: «Измывшеся при­дите ко мне». Они же пережьгоша истопку, и влезоша деревляне, начаша ся мыти; и запроша о них истобъку, и повеле зажечи я от дверий, ту изгореша вси.

И посла к деревляном, рькущи сице: «Се уже иду к вам, да пристройте меды многи въ граде, иде же убисте мужа моего, да поплачюся над гробом его, и створю трызну мужу своему». Они же, то слышавше, съвезоша меды многи зело, и възвариша. Ольга же, поимши мало дружины, легъко идущи преде к гробу его, и плакася по мужи своем. И повеле людем своимъ съсути могилу велику, и яко соспоша, и повеле трызну шорити. Посем еедоша деревляне нити, и повеле Ольга «проком своим служити пред ними. И реша деревляне к Ользе: «Кде суть дружина наша, их же послахом по тя?» Она же рече: «Идуть по мне с дружиною мужа моего». И яко упишася деревляне, повеле отроком своим нити на ня, а сама отъиде кроме, и повеле дружине своей сечи деревляны; и исекоша их 5000. А Ольга иозъвратися Киеву, и пристрой вой на отрок их...

Въ лето 6454. Ольга с сыном своим Святославом гобра вой многи и храбры, а иде на Деревьску землю. И изидоша деревляне противу. И сънемъшемася обема полкома на свупь, суну копьем Святославе на деревляны, и копье лете сквозе уши коневи, и удари в ноги коневи, бс бо детеск. И рече Свенелд и Асмолд: «Князь уже почал; потягаете, дружина, по князе». И победита де-ревляньг Деревляне же побегоша и затворишася в градех своихъ. Ольга же устремися с сыном своим на Искоростень град, яко тее бяху убили мужа ея, и ста около града с сыном своим, а деревляне затворишася в граде и боряхуся крепко из града, ведеху бо, яко сами убили князя и на что ся предати. И стоя Ольга лето, и не можаше взята града, и умысли сице: посла ко граду, глаголюще: «Что хочете доседети? А вси гра-ди ваши предашася мне, и ялися по дань, и делають нивы своя и земле своя; а вы хочете изъмерети гладом, не имучеся по дань». Деревляне же рекоша: «Ради ся быхом яли по дань, но хощеши мыцати мужа своего». Рече же им Ольга яко «Аз мьстила уже обиду мужа своего когда прйдоша Киеву, второе, и третье, когда творих трызну мужеви своему. А уеж не хощю мъщатя, но хощю дань имати помалу, и смирившися с вами по­йду опять». Рекоша же деревляне: «Што хощеши у нас? Ради даем медом и скорою». Она же рече им: «Ныне у васъ несть меду, ни скоры, но мало у вас прошю: дадите ми от двора по 3 голуби да по 3 воробьи. Аз бо не хощю тяжьки дани възложити яко же и мужъ мой, сего прошю у вас мало. Вы бо есте изънемогли в осаде, да сего у вас прошю мала». Деревляне же ради бывше, и собраша от двора по 3 голуби и по 3 воробьи, и послаша к Ользе с поклоном, Вольга же рече им: «Се уже есте покорилися мне и моему детяти, а идете в град, а я заутра отступлю от града и пойду в град свой». Деревляне же ради бывше внидоша в град, и поведаша людем, и обрадовашася людье в граде. Вольга же раздая всем по голуби кому ждо, а другим но поробьеви, и повеле к коемуждо голуби и к воробъеви привязывати церь, обертывающе в планки малы, нитъкою поверзывающе къ коемуждо их. И повеле Ольга, яко смерчеся, пустити голуби и воробьи воем своим. Голуби же и Воробьеве полетеша в гнезда своя, голуби в голубники, врабьеве же под стрехи; и тако въгарахуся голубьницы, ово клети, ово веже, ово ли одрины, и не бе двора, идеже не горяще и не бе льзе гасити, вси бо двори възгорешася. И побегоша людье из града, и повеле Ольга воем своим имати, а, яко взя град и пожьже и; старейшины же града изънима, и про­чая люди овых изби, а другая работе предасть мужем своим, а прок их остави платити дань.

И възложиша на ня дань тяжьку; 2 части дани идет а Киеву, а третья Вышегороду к Ользе; бе бо Вы-шегород град Вользин. И иде Вольга до Дерьвьстей земли с сыном своим и с дружиною, уставляющи уста­вы и уроки; и суть становища ее и ловища...

...Въ лето 6472. Князю Святославу възрастъшю и възмужавшю, нача вои совкупляти многи и храбры, и легъко ходя, аки пардус, войны многи творяше. Хотя воз по собе не возяще, ни котьла, ни мясь варя, но потонку изрезав конину ли, зверину ли или говядину на углех испек ядяше, ни шатра имяше, но подъклад постлав и седло в головах; тако же и прочий вои его вси бяху. И посылайте к странам, глаголя: «Хочю на вы ити»...

Въ лето 6479. ...И посла слы ко цареви в Деревьстр, бо бе ту царь, рька сипе: «Хочу имети мир с тобою тверд и любовь»...

...Царь же рад бысть и повеле писцю писати вся речи Святославля на харатью. Нача глаголати сол вся речи, и нача писець писати. Глагола сице: «Равно другаго свещанья, бывшаго при Святославе, велицем кня­зи рустем...»[6]

...Въ лето 6485. Поиде Ярополк на Олга, брата сво­его, на Деревьску землю. И изиде противу его Олег, и ополчистася. Ратившемаоя полкома, победи Ярополк Ольга. Побегылю же Ольгу с вои своими в град, рекомый Вручий, бяше черес гроблю мост ко вратом градным тесничеся друг друга пихаху в гроблю. И спехнуша им Ольга с мосту в дебрь. Падаху людье мнози, и удавиша кони человеци. И въшед Ярополк в град Одьгов, перея власть его, и посла искат брата своего; и искавъше его не обретоша. И рече един деревлянин «Аз видех, яко вчера спехнуша с мосту». И посла Яро­полк искать брата, и влачиша трупье из гробли от утра и до полудне, и налезоша и Ольга высподи трупья, вынесоша и, положиша и на ковре. И приде Ярополк, и над нем плакася, и рече Свеналду: «Вижь, сего ты еси хотел! И погребоша Ольга на месте у города Вручога, и есть могила его и до сего дне у Вручего...»

...Посемь же приелаша гръци к Володимеру философа, глаголюще сице…[7]

Въ лето 6496, иде Володимер с вой на Корсунь, град гречьский... и повеле хрестити ся...

В лето 6505. Володимеру же шедшю Новугороду по верховьние вое на Печенега, бе бо рать велика бес перестани, в се же время уведеша печенези, яко князя нету, и придоша и сташа около Белагорода. И не дадяху вылести из города, и бысть глад велик в городе, и не бе лзе Володимеру помочи, не бе бо вой у него, печенег же множьство много. И удолжися остоя в го­роде, и бе глад велик. И створиша вече в городе и реша: «Се уже хочем померети от глада, а от князя помочи нету. Да луче ли ны померети? Въдадимся поченегом, да кого живять, кого ли умертвять; уже помираем от глада». И тако совет створиша. Бе же един старец не был на вечи том, и въпрашаше: «Что ради вече было?» И людье поведаша ему, яко утро хотят ся людье передати печенегом. Се слышав, посла по старейшины градьскыя, и рече им: «Слышах, яко хочете ся передати печенегом». Они же реша: «Не стерпять людье глада». И рече им: «Послушайте мене не передайтеся за 3 дни, и я вы что велю, створите». Они же, ради обещашася послушати. И рече им: «Сберете аче и по горсти овса, или пшенице, ли отруб». Они же шедше ради снискаша. И повеле женам створити цежь, в нем же варять кисель, и повеле ископати колодязь, и вставити тамо кадь, и нальяти цежа кадь. И повеле другый колодязь ископати, и вставити тамо кадь кадь, и повеле искати меду. Они же шедше, взяша меду лукно, бе бо погребено в княжи медуши. И повеле росытити велми и въльяти в кадь в друзей колодязи. Утро же повеле послати по печенегы. И горожане же реша, шедше к печенегом: «Поимете к собе таль нашь, а вы пойдете до 10 мужь в град, да видите, что ся дееть в граде нашем». Печенези же ради бывше, мняще, яко предатися хотять, пояша у них тали, а сами избраша лучьшие мужи в родех и послаша в град, да розглядають в городе, что ся дееть. И придоша в город, и рекоша им людье: «Почто губите себе? Коли можете престояти нас? Аще стоите за 10 лет, что можете створити нам? Имеемъ бо кормлю от земле. Аще ли не веруете, да узрите своима очима». И приведоша я к кладязю, идеже цежь, и почерпоша ведромь и льяша в латки. И яко свариша кисель, и поимше придоша с ними к другому клядязю, и почерпоша сыты, и почаша ясти сами первое, потом же печенези. И удивишася, и рекоша: «Не имуть веры наши князи, аще не ядять сами». Людье же нальяша корчагу цежа и сыты от колодязя, и вдаша печенегом. Они же пришедше поведаша вся бывшая. И варивше яша князи печенезьстии, и подиви-шася. И поимше тали своя и онех пустивше, въсташа от града, въсвояси идоша.

В лето 6506.

В лето 6507.

В лето 6508. Преставися Малъфредь. В се же лето преставися и Рогънедь, мати Ярославля.

В лето 6509. Преставися Изяслав, отець Брячиславль, сын Володимерь.

В лето 6510.

В лето 6511. Преставися Всеслав, сын Изяславль, внукъ Володимерь.

В лето 6512.

В лето 6513.

В лето 6515. Пренесени святил в святую Богородицю. В лето 6516. В лето 6517. В лето 6518.

В лето 6519. Преставися цариця Володимеряя Анна.

В лето 6521...

В лето 6522. Ярославу же сущю Новегороде, и уро­ком дающю Кыеву две тысяче гривен от года до года, а тысячю Новегороде гридем раздаваху. И тако даяху вси посадници новъгородьстии, а Ярослав сего не даяше Кыеву отцю своему. И рече Володимер: «Требите путь и мостите мость»,— хотяшеть бо на Ярослава ити, на сына своего, но разболеся...

В лето 6523 се есть новый Констянтин великого Рима, иже крестивъся сам и люди своя: тако и сь створи подобно ему....[8]

О убьеньи Борисове. Святополк же седе Кыеве по отци своем, и съзва кыяны, и нача даяти им именье. Они же приимаху, и не бе сердце ихъ к ним, яко братья их беша с Борисом…[9]

Въ лето 6552. Выгребоша 2 князя, Ярополка и Ольга, сына Святославля, и крестиша кости ею, и положиша я въ церкви святыя Богородица. В се же лето умре Брячислав, сын Изяславль, внук Володимерь, отец Всеславль, и Всеслав, сын его, седе на столе его, его же роди мати отъ вълхвованья. Матери бо родивши его, бысть ему язвено на главе его, рекоша бо волсви матери его: «Се язвено навяжи на нь, да носить е до живота своего», еже носить Всеслав и де сего дне на собе; сего ради немилостив есть на кровыпролитье...

Въ лето 6559. Постави Ярослав Лариона митропо­литом русина в святей Софьи, собрав епископы.

И се да скажем, чего ради прозвася Печерьскый монастырь.[10] Феодосьеви же живущю в манастыри, и правящю добродетелное житье и чернечьское правило, и приимающю всякого приходящаго к нему, к нему же и аз придох худый и недостойный раб, и приять мя лет ми сущю 17 оть роженья моего.[11] Се же написах и положих, в кое лето почал быти манастырь, и что ради зоветься Печерьскый. А о Феодосьеве житьи паки скажем...

В лето 6568. Преставися Игорь, сын Ярославль. В семь же лете Изяслав, и Святослав, и Всеволод, и Всеслав совокупиша вои бещислены, и поидоша на коних и в лодьях, бещислено множьство, на торкы. Се слышавще торци, убояшася, пробегоша и до сего дне, и помроша бегаючи, божьимь гневомь гоними, ови от зимы, друзии же гладомь, ини же мором и судом божь­им. Тако бог избави хрестьяны от поганых.

Въ лето 6569. Придоша половци первое на Русьскую землю воеват; Всеволод же изиде противу им, месяца февраля в 2 день. И бившимъся им, победиша Всево­лода, и воевавше отъидоша. Се бысть первое зло от поганых и безбожных враг. Бысть же князь ихъ. Искал...

В лето 6572. Бежа Ростислав Тмутороканю, сын Володимерь, внук Ярославль, и с нимъ бежа Порей и Вышата, сын Остромирь "воеводы Новгородьского. И пришед выгна Глеба из Тмуторокана, а сам седе в не­го место...

Въ лето 6573. Иде Святослав на Ростислава к Тмутороканю, Ростислав же отступи кроме из града, не убоявъся его, но не хотя противу стрыеви своему оружья взяти. Святослав же пришед Тмутороканю, посади сына своего пакы Глеба, и възратися опять. Ростислав же пришед, пакы выгна Глеба, и приде Глеб к отцю своему, Ростислав же седе Тмуторокани. В се же лето Всеслав рать почал.

В си же времена бысть знаменье на западе, звезда превелика, луче имущи акы кровавы, въсходящи с ве­чера по заходе солнечней, и пребысть за 7 дней. Се же проявляше не на добро, посем бо быша усобице многы и нашествие поганых на Русьскую землю, си бо звезда бе акы кровава, проявляющи крови пролитье... В си же времена бысть детищь вверьжен в Сетомль; сего же детища выволокоша рыболове в неводе, его же позоровахом до вечера, и пакы ввергоша и в воду... Зна­менья бо в небеси, или звездах, ли солнци, ли птица­ми, ли етером чим, не на благо бывають...

В лето 6574. Ростиславу сущю Тмуторокани и емлющю дань у касог и у инех стран, сего же убоявшеся грьци, послаша с лестью котопана. Оному ж пришедшю к Ростиславу и вверившюся ему, чтяшеть и Ростислав. Единою же пьющю Ростиславу с дружиною своею, рече котопан: «Княже! Хочю на тя пити». Оному же рекшю: «Пий». Он же испив половину, а половину дасть князю пити, достиснувъся палцемь в чашю, бе бо имея под ногтем растворенье смертное, и вдасть князю, урек смерть до дне семаго. Оному же испившю, котопан же пришед Корсуню поведаше, яко в сий день умреть Ростислав, яко же и бысть. Сего же котопана побиша каменьемь корсуньстии людье. Бе же Ростислав муж добль, ратен, взрастомь же леп и красен лицемь, и ми­лостив убогым. И умре месяца февраля в 3 день, и тамо положен бысть в церкви святыя Богородица...

В лето 6576. Придоша иноплеменьници на Русьску землю, половьци мнози. Изяслав же, и Святослав и Всеволод изидоша противу имь на Льто. И бывши нощи, подъидоша противу собе. Грех же ради наших пусти бог на ны поганыя, и побегоша русьскыи князи, и победиша половыци.

Наводить бо бог по гневу своему инюплеменьникы па землю, и тако скрушеным им въспомянутся к богу; усобная же рать бываеть от соблажненья дьявола. Бог бо не хощеть зла человеком но блага; а дьявол раду­ется злому убийству и крови пролитью, подвизая свары и зависти, братоненавиденье, клеветы. Земли же согре­шивши который любо, «казнить бог смертью, ли гладом, ли наведеньем поганых, ли ведром, ли гусеницею, ли инеми казньми, аще ли покаявшеся будем, в нем же ны бог велить жити, глаголеть бо пророком нам: «Обратитеся ко мне всем сердцемъ вашим, постом и пла­чем...»

В лето 6579. Беси бо подътокше на зло вводять; посем же насмисаются вверхгъше и в пропасть смертную, научивше глаголати. Яко же се скажем бесовьское на­ущенье и действо.

Бывши бо единою скудости в Ростовьстей области, встатста два волъхва отъ Ярославя, глаголюща яко «Ве свеве, кто обилье держить». И поидоета по Волзе, кде приидуча в погост, ту же нарекаста лучьшие жены, глаголюща, яко си жито держить, а си мед, а си рыбы, а си скору. И привожаху к нима сестры своя, матере и жены своя. Она же в мечте прорезавша за плечем, вынимаста любо жито, любо рыбу, и убивашета многы жены, и именье их отъимашета собе. И придоста на Белоозеро и бе у нею людий инехъ 300. В се же время приключися прити от Святослава дань емлющю Яневи, сыну Вышатину...

Въ лето 6582. Феодосии игумен печерьскый, преставися. Скажем же о успеньи его мало...

Разболевшю бо ся ему и болевшю дний 5, посемь, бывшю вечеру, повеле изнести ся на двор; братья же, вземше й на сани, поставите и прямо церкви. Он же повеле звати братью всю, братья же ударивше в било, и собрашася вси. Он же рече им: «Братья моя, и отци мои, и чада моя! Се аз отхожю от вас, яко же яви ми господь в постное время, в печере сущю ми, изити от света сего. Вы же кого хощете игуменом имети собе, да и аз благословенье подал бых ему?» Они же рекоша ему: «Ты еси нам всем отец, да его же изволиши сам, то нам буди отец и игумен, и послушаем его, яко и тобе». Отец же нашь Феодосий рече: «Шедше кроме мене нарьцете, его же хощете, кроме двою брату, Николы и Игната; в прочих кого хощете, от старейших и до менших». Они послушавше его, отступиша мало к церкви, сдумавше, послаша брата два, глаголюще сице: «Его же изволить бог и твоя честная молитва, его же тобе любо, того нарци». Феодосии же рече им: «Да аще от мене хощете игумена прияти, то аз створю вам не по своему изволенью, но по божью строенью»; и нарече им Иякова презвитера. Братьи же нелюбо бысть глаголюще яко «Не зде есть постриган». Бе бо Ияков пришел с Летьца с братом своим Паулом. И начаша братья просити Стефана деместника, суща тогда ученика Феодосьева, глаголюще, яко «Сесь взросл есть под рукою твоею, и у тобе послушил есть; сего ны вдай». Рече же им Феодосии: «Се аз, по божью пове­ленью, нарекл бях Иякова; се же вы свою волю створити хощете». И послушав их, предаст им Стефана, да будет им игумен. И благослови Стефана, и рече ему: «Чадо! Се предаю ти манастырь, блюди со опастеньемь его, и яже устроих в службах, то держи. Преданья манастырьская и устава не изменяй, но твори вся по закону и по чину манастырьску». И посем, вземше и братья, несоша в келью и положиша на одре. И шес­тому дни неставшю, болну сущю велми, приде к нему Святослав с сыном своим Глебом; и седяшема има у него, рече ему Феодосии; «Се отхожю света сего, и се предаю ти манастырь на сблюденье, еда будет что смятенье в немь. И се поручаю игуменьство Стефану, не дай его в обиду». Князь же целовав его, и обещася пещися манастырем, и иде от него. Семому же дни пришедшю, призва Стефана и братью, уже изнемагающю, и нача им глаголати сице: «Аще по моем отшествии света сего, аще буду богу угодил и приял мя будеть бог, то по моем ошествии манастырь ся начнет строити и прибывати в нем: то вежьте, яко приял мя есть бог. Аще ли, по моей смерти оскудевати начнеть манастырь черноризци и потребами манастырьсками, то ведуще будете, яко не угодил есм богу». И се ему глаголющю, плакахуся братья, глаголюще: «Отче! Молися за ны к богу; веми бо, яко бог труда твоего не презрить». И преседящи братье нощь ту у него, и наставшю дни осмому, в 2-ю суботу по Пасце, в час 2 дне, предасть душю в руце божии, месяца мая в 3 день, индикта в 11 лето. Плакашася по нем братья. Бе же Феодосии заповедал положити ся в печере, иде же показа труды многы, рек сице: «В ночь похороните тело мое», яко же и створиша. Вечеру бо приспевшю, братья вземше тело его, и положит а и в печере, проводивше с песньми, с свещами, честно, на хвалу богу нашему Иисусу Христу...

Въ лето 6588. Заратишася торци переяславьстии на Русь, Всеволод же посла на ня сына своего Володимера. Володимер же шед победи търкы...

Въ лето 6599. Игумен и черноризци съвет створше, реша: «Не добро есть лежати отцю нашему Феодосьеви кроме манастыря и церкве своея, понеже той есть основал церковь и черноризци совокупил». Совет створше, повелеша устроити место, иде же положити моще его. И приспевшю празднику Успенья Богородице треми деньми, повеле игумен рушити кде лежать моще его, отца нашего Феодосья, его же повеленью бых аз греш­ный первое самовидець[12], еже скажю, не слухом бо слышав, но сам о сем начальник. Пришедшю же игуме­ну ко мне и рекшю ми: «Поидеве в печеру к Феодосье­ви». Аз же пришед и со игуменом, не сведущю никому же, разглядавша, куде копати, и знаменавша место, кде копати кроме устья. Рече же ко мне игумень: «Не мози поведати никому же от братьи, да не уведаеть никто же; но пойми, его же хошеши, да ти поможеть». Аз же пристроих семь дний рогалие, ими же копати. И в втор-никъ, вечер в суморок, поях с собою 2 брата, не ведущю никому же, лридох в печеру и отпев псалмы, по­чах копати. И утрудився вдах другому брату, копахом до полуночья, трудихомся, и не могуче ся докопати, начах тужити, еда како на страну копаем. Аз же взем рогалью начах копати рамено, и другу моему опочиващю перед пещерою, и рече ми: «Удариша в било». И аз в то чин прокопах на моще Феодосьевы. Оному глаголющю ко мне: «Удариша въ било»; мне же рекущю: «Прокопах уже». Егда же прокопах, обдержашеть мя ужасть, в начах звати: «Господи помилуй!» О се чинь же седяста 2 брата в манастыри, еда игумен, утаивъся, не с кым пренесть его отай, к печере зряща. Егда ударища в било, видеста 3 столпы, ако дугы зарны, и стоявше придоша над верх церкве, иде же поло­жен бысть Феодосии. В се же время виде Стефан, иже бысть в него место игумен,— в се же время бысть епископ,— виде в своемь манастыри чрез поле зарю велику над печерою; мнев, яко несуть Феодосья, бе бо ему възвещено преже днемь единем, и сжаливъси, яко без него преносять и, веед на конь вборзе поеха, поим с собою Климента его же игумена постави на свое место. И идяста, видуче зарю велику. И яко придоста близь, видеста свеще многы над печерою, и придоста к печере, не видеста ничто же, и придоста дну в печеру, нам седящем у мощий его. Егда бо прокопах, по­слах к игумену: «Приди да вынемемъ и». Игумен же приде с двема братом; и прокопах велми, и влезохом, и видехом лежащь мощьми, но состави не распалися беша, и власи главнии притяскли бяху. И возложьше и на вариманътыю, и вземше на рамо вынесоша и пред пещеру. На другый же день собрашася епископи, Ефрем Переяелавьскый, Стефан Володимерьскый, Иоан Черниговьскый, Марин Гурьгевьский, игумени от всех манастырев с черноризци; придоша и людье благовернии, и взяша моще Феодосьевы с темьяном и е свещами. И принесше положиша и в церкви своей ему, в притво­ре на десней стране, месяца августа въ 14 день, въ день четвертък, в часъ 1 дне, индикта 14, лета... И праздноваша светло в т день... Аз же грешный твой раб и ученикъ недоумею, чимь похвалити добраго твоего житья и въздержанья... Молися эа мя, отче честный, избавлену быти от сети неприязнины, и от противника врага со­блюди мя твоими молитвами...

В лето 6601... В се время поидоша половци на Русьскую землю; слышавше, яко умерл есть Всеволод, послаша слы к Святополку о мире. Святополк же, не здумав с болшею дружиною отнею и стрыя своего, со­веть створи с пришедшими с ним, и изъимав слы, всажа и в истобъку. Слышавше же се половци, почаша воевати. И придоша половци мнози, и оступиша Торцийскый град. Святополк же пусти слы половецьскые, хотя мира. И не всхотеша половци мира, и ступиша половцы воюючи. Святополк же поча сбирати вое, хотя на ня. И реша ему мужи смыслении: «Не кушайся противу им, яко мало имаши вой». Он же рече: «Имею отрок своихъ 700, иже могуть противу им стати». На­чата же дузии несмыслении. глаголати: «Пойди, княже». Смыслении же глаголаху: «Аще бы их пристроил и 8 тысячь, не лихо ти есть; наша земля оскудела есть от рати и от продаж. Но послися к брату своему Володимеру, да бы ти помогл». Святополк же, послушав их, посла к Володимеру, да бы помогл ему. Володимер же собра вси свои и посла по Ростислава, брата своего, Переяславлю, веля ему помагати Святополку. Володимеру же пришедшю Киеву, совокупистася у святаго Михаила, и взяста межи собою распря и которы, и уладившася, целоваста крест межи собою, половцем воюю­щим по земли, и реша има мужи смыслении: «Почто вы распря имата межи собою? А погании губять землю Русьскую. Последи ся уладита, а ноне поидита про­тиву поганым любо с миром, любо ратью». Володимер хотяша мира, Святополк же хотяше рати... И поиде Святополк, и Володимер, и Ростислав к Треполю, и придоша къ Стугие. Святополк же, и Володимер и Ростислав созваша дружину свою на совет, хотяче поступити черес реку, и начаша думати. И глаголаше Володимер, яко «Сде стояче черес реку, в грозе сей, створим мир с ними». И пристояху совету сему смыс­лении мужи, Янь и прочии...

Се бо ны ны бог попусти поганыя, не яко милуя их, но нас кажа, да быхом ся востягнули от злых дел. Сим казнить ны нахоженьем поганыхъ; се бо есть батог его, да негли встягнувшеся вспомянемъся от злаго пути своего. Сего ради в праздникы бог нам наводить сетованье, яко же ся створи в се лето первое зло на Възнесенье господне, еже у Трьполя, второе же в праздник Бориса и Глеба, еже есть праздник новый Русьскыя земля...

Половци воеваша много, и възвратишася къ Торцьскому, и изнемогоша людье въ граде гладом, и предашася ратным. Половци же, приимше град, запалиша и огнем, и люди разделиша, и ведоша в веже к сердо болем своим и сродником своим; мъного роду хрестьяньска: стражюще печални, мучими, зимою оцепляеми, в алчи и в жажи и в беде, опустневше лици, почерневше телесы; незнаемою страною, языком испаленым, нази ходяще и боси, ногы имуще сбодены тернем; со слезами отвещеваху друг к другу, глаголюще: «Аз бех сего города», и други: «Яз сея вся»; тако съупрашаются со слезами, род свой поведающе и въздышюче, очи озводяще на небо к вышнему, сведущему тайныя.

Да никто же дерзнеть рещи, яко ненавидими богом есмы! Да не будеть. Кого бо тако Бог любить, яко же ны взлюбил есть? Кого тако почел есть, яко же ны прославил есть и възнесл? Никого же! Им же паче ярость свою въздвиже на ны, яко паче всех почтени бывше, горее всех сдеяхом грехи. Якже паче всех просвещи бывше, владычню волю ведуще, и презревше, в лепоту паче инех казними есмы. Се бо аз грешный и много и часто бога прогневаю, и часть согрешаю по вся дни...

В лето 6000 и 604... И въ 20 того же месяца, в пя­ток, 1 час дне, приде второе Боняк безбожный, шелу­дивый, отай, хыщник, к Кыеву внезапу, и мало в град не въехаша половци, и зажгоша болонье около града, и възвратишася на манастырь, и въжгоша Стефанов ма­настырь, и деревне, и Герьманы. И придоша на манас­тырь Печерьский, нам сущим по кельям почивающим по заутрени, и кликнуша около манастыря, и поставиша стяга два пред враты манастырьскыми, нам же бе-жащим задом манастыря, а другим взбегшим на пола­ти. Безбожные же сынове Иэмаилеви вьвсекоша врата манастырю, и поидоша ко кельям, высекающе двери, и изношаху аще что обретаху в кельи...

Ищьли бо суть си отъ пустыня Етривьскыя, межю вето ком и севером; ишьли же суть их коленъ 4: торкмене и печенези, торци, половци. Мефодий же свидетельствуеть о них, яко 8 колен пробегай суть, егда и сече Гедеон, да 8 их бежа в пустыню, а 4 исече. Друзии же глаголють: сыны Амоновы; се же несть тако: сынове бо Моавли хвалиси, а сынове Аммонови болгаре, а срацини от Измаила творятся Сарини, и прозваша имя собе саракыне, рекше: сарини есмы. Тем же хвалиси и болгаре суть от дочерю Логову, а Измаил роди 12 сы­на, от них же суть торкъмени, и печенези, и торци и кумани, рекше половци, иже исходять отъ пустыне. И по сих 8 колен к кончине века изидуть заклепении и горе Алаксандромъ Македоньскым нечистая человекы.

Поученье. Аз худый дедом своим Ярославом, благославеным, славным, наречный в крещении Василий, русьскым именем Володимир, отцем възлюбленым и матерью своею Мьномахы...[13]

Се же хощю сказати, яже слышах преже сих 4 лет, яже сказа ми Гюрятя Роговичь новгородець, глаголя сице «яко послах отрок свой в Печеру, люди, иже суть дань дающе Новугороду; и пришедшю отроку моему к ним, и оттуду иде въ Югру. Югра же людье есть язык нем, и соседять с Самоядью на полунощных стра­нах». Югра же рекоша отроку моему: «Дивьно мы находихом чюдо, его же несмы слышали преже сих лет, се же третьее лето поча быти; суть горы заидуче в луку моря, им же высота ако до небесе, и в горах тех кличь велик и говор, и секуть гору, хотяще высечися; и в горе той просечено оконце мало, и туде молвять, и есть не разумети языку их, но кажють на железо, и помавають рукою, просяще железа; и аще кто дасть им нож ли, ли секиру, и они дають скорою противу. Есть же путь до гор тех непроходим пропастьми, снегом и лесом, тем же не доходим их всегда; есть же и подаль на полунощи». Мне же рекшю к Гюряте: «Си суть людье заклепении Александром Македоньскым царем», яко же сказаеть о них Мефодий Патарийскый, глаголя: «Александр царь Макидоньский взыде на всточныя страны до моря, наричемое Солнче место, и виде ту человекы нечистыя отъ племене Афетова, их же нечистоту видев: ядяху скверну всяку, комары, и мухы, коткы, змие, и мертвец не погребаху, но ядяху, и женьскыя изворогы и скоты вся нечистая. То видев Александр убояся, еда како умножаться и осквернять землю, и загна их на полуношныя страны в горы высокия; богу повелевшю сступишася о них горы великия, токмо не ступишася о них горы на на 12 локот и ту створишася врата медяна, и помазашася сунклитом; и аще хотять взяти, не възмогуть, ни огнем могуть ижещи; вещь бо сунклитова сица есть: ни огнь можеть вжещи его, ни железо его приметь. В последняя же дни по сих изи дуть 8 колен от пустыня Етривьскыя, изидуть и си сквернии языци, иже суть в горах полунощных, по повеленью божию.

Но мы на предняя возвратимся, яко же бяхом преже глаголали...

Въ лето 6605. Придоша Святополк и Володимер, и Давыд Игоревичь, и Василко Ростиславичь, и Давыд Святославичь, и брать его Олег, и сняшася Любячи на устроенье мира, и глаголаша к собе, рекуще[14]. «Почто губим Русьскую землю, сами на ся которую деюще? а половци землю нашю несуть розно, и ради суть, оже межю нами рати; да ноне отселе имейся в едино серд­це, и блюдем Рускые земли, кождо до держить отчину свою: Святополк Кыев Изяславлю, Володимерь Всеволожю, Давид и Олег и Ярослав Овятославлю, а им же роздаял Всеволод городы: Давыду Володимерь, Ростиславичема Перемышьль Володареви, Теребовль Василкови». И на том целоваша кресты «да аще кто отселе на кого будеть, то на того будем вси и кресть чест­ный». Рекоша вси: «да будеть на нь хрест честный и вся земля Русьская»: и целовавшеся поидоша в свояси...

Василкови же сущю Володимери, на прежереченем месте, и яко приближися пост великый, и мне ту сущю, Володимери, в едину нощь приела по мя князь Давыд. И придох в нему, и седяху около его дружина, и поса­див мя и рече ми: «Се молвил Василко си ночи к Ула-нови и Колчи, рекл тако: се слышю, оже идеть Воло­димер и Святополк на Давыда, да же бы мене Давыд послушал, да бых послаль муж свой к Володимеру воротиться, веде бо ся с ним что молвил, и не поидеть. Да се, Василю, шлю тя, иди к Василкови, тезу своему, с сима отрокома, и молви ему тако: Оже хощеши послати муж свой, и воротится Володимер, то вдамъ ти которой ти город люб, любо Вееволожь, любо Шеполь, любо Перемяль». Аз же идох к Василкови, и поведах ему вся речи Давыдовы. Он же рече: «Сего есм не молвил, но нэдеюся на бог. Пошлю к Володимеру, да быта не прольяли мене ради крови; но сему ми дивно, даеть ми город свой, а мой Теребовль, моя власть, пождавши и ныне»; яко же и бысть, вскоре бо прия власть свою. Мне же рече: «Иди к Давидови и рци ему: Пришли мы Кульмея, то пошлю к Володимеру». И не послуша его Давыд, а посла мя пакы река: «Нету Кулмея». И рече ми Василко: «Поседи мало». И повеле слузе своему ити вон, и седе со мною, и нача ми глаголати...

...А на 2-е лето Овятополк, Володимерь, Давыд и Олег привабиша Давыда Игоревича, я не даша ему Володимеря, но даше ему Дорогобужь, в немъ же и ум-ре; а Святополк перея Володимерь, и посади в немъ сына своего Ярослава.

Въ лето 6606. Приде Володимер, и Давыд, и Олег на Святополка, и сташа у Города, и створиша мир, якоже и в прежнее лето сказах.

Въ лето 6607. Изиде Святополк на Давыда к Володимерю и прогна Давыда в Ляхы. В се же лето побьени угри у Перемышля. В се же лето убьен Мстислав, сынъ Святополчь в Володимери, месяца июня в 12 день...

В лето 6609. Преставися Всеслав, полоцкий князь, месяца априля въ 14 день, в 9 час дне, в среду."

В лето 6610... Того же месяца в 7. день бысть зна­менье в солнци: огородилося бяше солнце в три дугы, и быша другыя дугы хребты к собе. И сия видяще знаменья благовернии человеци со въздыханьем моляхуся к богу и со слезами, дабы бог обратил знаменья си на добро: знаменья бо бывають ова на зло, ова ли на добро. На придущее лето вложи бог мысль добру в русьскые князи: умыслиша дерзнути на половце и по­йти в землю их, еже и бысть, яко же скажем послеже в пришедшее лето.

В лето 6611. Бог вложи в сердце князем рускым Святополку и Володимеру, и снястася думати на Долобьске. И седе Святополк с своею дружиною, а Володимер с своею в едином шатре. И почаша думати и глаголати дружина Святополча, яко «Негодно ныне весне ити, хочем погубити смерды, и ролью их». И рече Володимер: «Дивно ми, дружино, оже лошадий жалуе­те, ею же кто ореть; а сего чему не промыслите, оже то начнеть орати смерд, и приехав половчин ударить и стрелою, а лошадь его поиметь, а в село ему ехав иметь жену его и дети его, и все его именье? То лоша­ди жаль, а самого не жаль ли?» И не могоша отвещати дружина Святополча. И рече Святополк: «Се яз готов уже». И вста Святополк, и рече ему Володимер, «То ти, брате, велико добро створиши земле Русскей».

В лето 6614. Воеваша половци около Заречьска, и посла по них Святополк Яня и Иванка Захарьича, Козарива; и угониша половце, и полон отяша. В се же лето преставися Янь, старець добрый, жив лет 90, в старости мастите; жив по закону божью, не хужий бе первых праведник. От него же и аз многа словеса слышах, еже и вписах в летописаньи семь, от него же слышах.

Въ лето 6618. Идоша весне на половце Святополк, и Володимер, и Давыд. И дошедше Воиня, и воротишася. Том же лете бысть знаменье въ Печерьстем монастыре в 11 день февраля месяца: явися столп огнен от земля до небеси, а молнья осветиша всю землю, и в небеси погреме в чась I нощи; и весь мир виде. Сей же столп первее ста на трапезници каменей, яко не видети бысть креста, и постояв мало, съступи на церковь и ста над гробом Феодосьевым, и потом ступи на верх акы ко встоку лицем, и потом невидим бысть. Се же беаше не огненый столп, но вид ангелеск: ангел бо сице является, аво столпом огненым, ово же пла­менем. Яко же рече Давыд: «Творя ангелы своя духы и слугы своя огнь палящь; и шлеми суть повелением божьим, амо же хощеть владыка и творец всех. Ангел бо приходить, кде благая места и молитвении домове, и ту показаеть нечто мало видения своего, яко мощно видети человеком, не мощно бо зрети человеком естьства ангельскаго, яко и Моиси великый не взможе виде­ти ангельскаго естьства; водяшеть бо я в день столп облачен, а в ноши столп огнен, то се не столп водяше их, но ангел идяше пред ними в нощи и в дне. Тако и се явленье некоторое показьшаше, ему же бе быти, еже и бысть на 2-е бо лето не сь ли ангел вожь бысть на иноплеменникы и супостаты, яко же рече: «Ангел предь тобою предвидеть», и пакы: «Ангел твой буди с тобою?».

Игумен Селивестр святаго Михаила цаписах книгы си Летописец, надеяся от бога милость прияти, при князи Володимере, княжащю ему Кыеве, а мне в то время игуменящу у святаго Михаила, въ 6624, индик­та 9 лета; а иже чтеть книгы сия, то буди ми в молит­вах.

Повесть временных лет. Подг. текста Д. С. Лихачева / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.—Л., 1950, т. I.