Моральные принципы и нормы общения.

3. «Дружба» и «любовь» как нравственные категории.

4. Понятие этикета. Основные этикетные нормы поведения людей.

 

1. Общение в моральном измерении. Человеческий мир устроен так, что в нем, в качестве основного «механизма» обмена опытом, профессиональными и бытовыми навыками, переживаниями и мыслями, интимными чувствами, – существует общение. Вряд ли требует доказательств положение о том, что вне общения невозможно полноценное развитие человека как личности и как субъекта деятельности. Так что же такое общение? Каков его моральный статус? Чем обеспечивается полноценная коммуникация между людьми?

Ответ на эти и подобные им вопросы ищут различные науки – психология и семиотика, политология и социология, соционика и лингвистика. Этика то же небезразлична к этому предмету, поскольку в нем, как считал М.М.Бахтин, «раскрывается человек в человеке, как для других, так и для самого себя». Поэтому остановимся на основных концептуальных моментах процесса межличностного общения.

Под общением мы будем понимать универсальный способ человеческой жизнедеятельности и форму межличностных отношений, в рамках которых находит свое удовлетворение потребность в выражении и определении собственно нравственной сущности человека, его глубинного «я». Как коммуникативная деятельность, общение несет «в себе» не просто информационные сгустки, но знания, переживания и проч. насыщенные человеческими оценками, так или иначе «взвешенные» на весах ценностей, отнесенные к идеалу. Процесс общения – это двуединство бытия морального сознания и поведения, обращенного во внешний мир (к другим «я»), и в отраженном виде, на самого себя (к собственному личностному «я»). Субъект морального общения – человек или группа людей – практически всегда заинтересованная в его осуществлении сторона. Но если психофизические кондиции, темперамент, знание языков и традиций составляют важную сторону в «запуске» коммуникации, то регуляция самой коммуникации возможна при наличии нормативных правил.

Какой бы из двух вариантов общения мы не взяли, – собственно моральное, куда чаще всего относят дружбу и любовь, или опосредованное (политическими, производственными, экономическими и др. отношениями), всюду необходимо трезвое отношение к элементам этого процесса.

Общение, дабы быть оформленным и нравственно безущербным должно включать в себя: 1) постановку цели общения или артикуляцию ценностей (напр., передать или подарить материальные предметы, обеспечить взаимодействие при совершении совместного труда, помочь «другому» в решении его психологических или духовно-нравственных проблем и т.д.); 2) выбор партнера, который адекватно воспринимает целевую программу и разделяет ценностные предпочтения (здесь важны не только пол, возраст, психо-эмоциональные и интеллектуальные показатели, но также сфера ценностей и интересов); 3) побудительные мотивы и настроения (спонтанные или устойчивые); 4) формы и способы коммуникации, в которых реализуется общение (вербальное, переписка и телефон, общение в каких либо местах – на природе, в музее или концертном зале, интернет и т.д.); 5) промежуточный и конечный результаты общения, их оценка. Перечисленные элементы структуры процесса общения должны быть известны всякому, кто приступает к этому процессу.

Эти формальные элементы, тем не менее, взаимосвязаны с содержательными моментами, образующими нравственную культуру общения личности. Поскольку в общении происходит презентация внутреннего мира человека, реализация его ценностных представлений, переживаний и эмоций, т.е. осуществляется его самовыражение, – на фоне других людей, – то нужно обратить внимание на само моральное содержание рассматриваемого феномена.

Но прежде чем приступить к этому, сделаем одну методологическую оговорку. В мировой этике, философии и ряде других социогуманитарных дисциплин сложилось особое теоретическое направление – гетерология, изучающее отношения в системе: «я» – «другой». Причем, главный упор здесь делается онтологической и моральной конституции другого. Сейчас можно говорить о том, что вполне оформились: интеррогативная (interrogate - допрашивать) позиция западной мысли, в наиболее разработанном варианте представленная Ж.-П.Сартром, его моделью: «бытие-в-себе» → «бытие-для-себя» → «бытие-для-других»[67]; респонсивная (response – ответ) позиция иудаистской мысли, выраженной М.Бубером, Э.Левинасом и др., и предполагающая формат: «я» → «другой» → «плюралистический мир» → «бесконечность» (Бог)[68]; евхаристическая, славянско-православная позиция, включающая в себя важнейший для конституирования отношений момент кенотизма (κενοσις – умаление), который дает схему: «я-для-себя» → «другой-для-меня» → «я-для-другого» (М.М.Бахтин и его диалогическая концепция).

Эта последняя схема является ничем иным как обобщением процесса «ответа» человека на крестную жертву Христа-Спасителя. На Руси она имела опытный характер (свв. Борис и Глеб), и предполагала жертвенность, которая, в свою очередь, вовлекала в процесс духовного единения всех других, их со-бытия в горизонте кенозиса и любви Христа[69].

Конечно, эти модели не являются голой абстракцией, что подтверждает сама реальная жизнь. Скорее наоборот, они служат рационализацией многовекового опыта коммуникативной интеракции людей, поисков ими наиболее совершенной формы и способа взаимодействия в контексте религиозных и этнических традиций.

Тем не менее, диалогичность процесса общения предполагает ряд содержательных моментов, к рассмотрению которых мы и переходим.

 

2. Моральные принципы и нормы общения. Всякий, кто ценит общение и расположен к пониманию вовлеченных в него субъектов, должен обладать соответствующей нравственной культурой. Под нравственной культурой общения нужно понимать совокупность внутренних и внешних норм, принципов и правил поведения, выступающих в качестве фундамента стратегии и тактики поведения. Говоря о нравственной культуре поведения, мы должны четко представлять факт их взаимной увязанности и взаимодополнительности. Человек должен не просто отличатся хорошими манерами, они должны быть органичны его внутреннему пониманию поведенческих моделей в обществе. Иначе говоря, внутренняя культура находит свое проявление во внешней, и играет по отношению к ней ведущую, определяющую роль[70]. Поэтому, нравственные принципы первичнее этикетных форм поведения.

Основу внутренней культуры образуют принципы, определяющие тип и характер реализации нравственного отношения человека к миру. К моральным принципам общения относят нам уже известные моральные принципы и их антиподы: гуманизм/ человеконенавистничество, индивидуализм/ коллективизм, эгоизм/ альтруизм, аскетизм, требовательность, героизм, гедонизм, утилитаризм, стоицизм, формализм, ригоризм, конформизм и некоторые другие. Наряду с ними, в базис общения должны быть включены следующие принципы: сочувствия, доверия, милосердия, уважения, толерантности, умения слушать/ слышать (другую сторону), тактичность, деликатность, вежливость. Разумеется, всякий человек желает, чтобы общение с ним протекало под аккомпанемент этих принципов, которые рано или поздно трансформируются (в социуме) в нормы общения. Если вычеркнуть эти последние и опереться в поведении на эгоизм, корысть, месть, ненависть, то такое общение нужно отнести к классу аморального.

Кратко охарактеризуем моральные принципы общения. Сочувствие – это умение реагировать на изменения во внутреннем мире человека (причем, не обязательно близкого), «вживаться» в него и сопереживая, сделать шаги в сторону исправления ситуации. Доверие – отношение к поступкам «другого» и к нему самому, которое основывается на убежденности в его правоте (в том числе, принципов, которые отстаивает «другой»), верности, честности и искренности. Важно то, что доверие возникает поверх частных интересов и вызывает в жизни социальной системы, работу «механизма» взаимных обязательств. Милосердие – это участливое, заинтересованное желание помочь каждому, кто имеет потребность в помощи. И в религиозной, и в светской этике милосердие рассматривается в качестве добродетели: либо для спасения собственной души, либо для поддержания нуждающихся и обездоленных. И в том, и в другом случае, милосердие является высокой этической ценностью, проявлением морального здоровья конкретной личности и общества. Уважение – такое требование морали, которое предполагает в качестве главнейшего основания построения отношений между людьми, - принцип достоинства личности. Последний раскрывается через набор этико-правовых гарантий: справедливость, равенство прав и возможностей, удовлетворение естественных интересов, свобод, взглядов и убеждений. Толерантность (от лат. tolero – несу, терплю, выдерживаю) – это максимально терпимое отношение к «другому», признание за ним права жить, мыслить и действовать по-своему. Причем, в самых различных социально-экономических и политико-идеологических условиях. Как полагает известный отечественный этик В.А.Малахов[71], толерантное отношение состоит в обеспечении возможности людям жить вместе даже тогда, когда в обществе отсутствуют высокие моральные факторы. То есть толерантность – это общий знаменатель бытия людей различных религиозных убеждений, политических взглядов и культурных традиций. Ныне он – ключевой принцип гражданского общества. Вежливость – это моральное качество, характеризующее поведение человека, для которого уважение к другим, - поведенческая норма. Тактичность (от фр. tact – прикосновение, чувство, осязание) – это чувство меры, подсказывающее человеку правильное отношение, подход к кому-либо, в какой-либо ситуации, событии или процессе. Кроме того, такт связан с умением «держать» себя подобающим образом в том месте, где человек находится. Деликатность – навык уважения к человеку (кем бы он ни был, какое бы место в обществе он ни занимал), умение ставить себя на его место и строить с ним корректные отношения. По настоящему деликатный человек знает, как обойти «острые углы», в какое время и в каком месте, - что сказать, а где промолчать. Наконец, умение слышать в разговоре другого проистекает из общей нравственной культуры, из неравнодушия как к самому собеседнику, так и к той информации, с которой он хочет нас познакомить. К сожалению, отсутствие этого качества нередко списывают на психологические особенности человека, что по большому счету, - неверно, поскольку общение, на то и общение, что это нравственно санкционированный диалог равных, и при том, заинтересованных сторон.

Как видим, структурирование и оформление отношений является не столь простой задачей. Оно требует того, что философы называют рефлексивностью, или способностью к рациональной организации общения, его форм и целей. Но люди как правило не рефлексивны, в т.ч. в областях применения своих сокровенных чувств и мыслей. Тем более, когда речь заходит о дружбе и любви как двух наиболее характерных формах межличностного диалога.

 

3. Дружба и любовь как нравственные категории. Межличностное общение имеет свой особый колорит и направленность, когда речь заходит о дружбе и любви. Эти избирательно-личностные отношения в людской среде не редки, но в отличие от иных, характеризуются полным взаимным признанием, эмоциональной окрашенностью, доверительностью, жертвенностью и заботой. В этико-нормативном плане правомерно говорить об этих отношениях, как об эталонных. История культуры и этики богата массой убедительных примеров дружественных и любовных уз, возвышающих, окрыляющих людей, подводящих их к заветной грани абсолютного. Вместе с тем, в понимании дружбы и любви царит плюрализм, который несколько ослабевает при ценностной рефлексии этих феноменов.

Понятие «дружба» (в древнегреческом языке дружба маркировалась термином filia, который имел следующий спектр значений: привязанность, расположение, соединение) прошло некоторую эволюцию, отражавшую эволюцию самого института человеческой дружбы. Пифагор, например, обозначал словом «дружба» принцип единения всего со всем; Геродот называл «дружбой» мирный договор между государствами; у Аристотеля, выразившего общеантичные представления: «дружба» была символом возвышенных человеческих отношений, одной из добродетелей, показателем мудрости человека; Эпикур, напомним, выставлял «дружбу» в качестве необходимого условия счастья; Цицерон полагал, что дружба, как особый тип отношений, возможна между стойкими, мужественными, верными и честными людьми. Хотя бы из этих древних представлений явствует, что дружба – это важная социально-нравственная ценность, распространяющаяся и на отдельных людей, и на целые народы.

В анализе дружбы учитывают инструментальный (практическая взаимопомощь, выручка) и эмоционально-экспрессивный (доброжелательность, сочувствие, взаимопонимание) аспекты. От Аристотеля берет начало традиция системного рассмотрения феномена дружбы. Во-первых, ценностно-мотивационной ее составляющей. Отвечая на вопрос: зачем люди дружат, он пришел к заключению о том, что в основе дружбы лежат три ценностных ориентации и соответствующих им переживаний. Первый, - утилитарный, связанный с пользой (выгодой), вступающих в дружественные взаимоотношения; второй, - гедонистический, продиктованный желанием получать удовольствия; третий, - собственно нравственный вариант дружбы, служащий благу дружащих, укрепляющий их прекрасные качества. Во-вторых, Аристотель обратил внимание на типы людей, вступающих в партнерские (дружеские) отношения. Он различал дружбу юношей и стариков, домочадцев и родственников, супругов и любовников, гостей и гостеприимцев. В-третьих, уроженец Стагиры обратил внимание на возможность равных и неравных отношений. Его собственный взгляд на дружбу таков, что он включает в себя: идею благодетельства «другого»; идею ценностного понимания другого (в трактате «Никомахова этика» находим такую сентенцию: «к другу относятся, как к самому себе (потому что друг – это иной [я сам])»[72]); идею совместного проведения времени или жизни сообща; идею взаимного наслаждения от общения.

Говоря о дружбе нужно учесть ее сходство и отличие с иными социальными институтами. Например, существует дружба «сливающаяся» с родовыми и семейными отношениями; дружба может служить своеобразным компенсаторным механизмом при потере личностью каких-либо социальных ролей (потеря родственников, близких активизирует поиск друзей, партнеров); дружба выступает в роли «дополнительного» института к базисным (живя в семье, человек может дружить со сверстниками, сослуживцами); наконец, дружба является антитезой существующим институтам – семье, трудовому или учебному коллективу.

В свою очередь, целесообразно отличать дружбу от любви, которая, как считается, во многом ей подобна. Известный британский писатель и теолог К.С.Льюис предложил достаточно тонкую процедуру их сопоставления. С одной стороны, о чем говорят примеры отношений исторических и литературных персонажей – Тристана и Изольды, Антония и Клеопатры, Ромео и Джульетты, - дружба может совпадать с любовью. Но они и отличны. Дело в том, что дружба – это естественное по своей природе чувство, опирающееся на единство взглядов людей, не схожа с любовью по ряду моментов: 1) «Влюбленные ищут уединения. Друзьям его искать не надо, они и так отделены стеной от толпы»[73]; 2) «в отличие от влюбленных друзья не смотрят друг на друга… смотрят они на что-то третье, но это не значит, что они друг друга не видят и не любят»[74]; 3) несмотря на духовность дружбы, она – ограничена в сравнении с любовью, поскольку почти у каждого дружеского круга есть своя «болезнь» - глухота к окружающим, вызывающая ответную реакцию у людей – зависть; 4) наконец, Св.Писание не ставит знак равенства между любовью Бога к человеку, хотя в Евангелии от Иоанна Иисус Христос и называет апостолов друзьями.

Вообще, дружба справедливо расценивается как школа порока и добродетелей, недаром говорится: «Хорошего человека она сделает лучше, плохого – хуже». Все зависит от качества избираемых ценностей («что-то третье») и расположенности людей к общению посредством этих ценностей.

Принципиально иное, внутреннее единение субъектов, мы встречаем в любви. Причем именно любви, а не симпатии или влюбленности. Перед тем, как охарактеризовать нравственное содержание категории «любовь», укажем на широкое и узкое толкование самого термина. В первом случае, под любовью подразумевают отношение к кому-либо или к чему-либо как безусловно ценному, объединение и соединенность с кем (чем) воспринимается как благо (одна из высших ценностей). Во втором, любовь – это именно отношение к другой личности[75]. В «качестве» этого отношения и заложена тайна, и притягательная сила любви, равно как и специфика ее суррогатов. Иначе бы, зачем поэт В.Маяковский сказал: «Есть любовь, есть любовишка и любовище»?

Осмысление феномена любви следует начать с указания на сложносоставную «материю» любви, где сфокусированы противоположности биологического и духовного, личностного и социального, интимного и общезначимого. В свою очередь эти противоположности «снимаются» в некоторых относительно удачных вариантах формулы любви. Разумеется, носящей нормативный статус (вспомним хотя бы приведенный выше «гимн» любви св. апостола Павла или определение любви А. де Сент-Экзюпери: «любовь – это обретение божества»[76]).

Для адекватности восприятия столь универсального явления жизни, нужно сказать несколько слов о его архитектонике. Любовь предполагает субъекта, наделенного чувствами, сознанием и волей, объекта, или уже – предмет любви: Бога, мир, Родину, человека, идею, вещь… Объектом любви может быть и другой субъект, такой как Бог или человек. Форма и характер отношения между субъектом и объектом вытекают из основного признака любви – внутренней потребности в соединении с объектом. Причем, по сценарию: а) полного «растворения» в нем; б) с сохранением онтологической самостоятельности – на фоне превалирования объекта; в) взаимопроникновения, достигаемого при встречном (заинтересованном) движении субъектов.

В обширнейшей литературе, посвященной теме любви и любовных отношений, кристаллизовалось несколько типических вариантов – «канонов любви». Античная культура подарила нам эстетико-нравственное понимание любви, в котором смысловая акцентация сделана на erws-е (страстном желании обладания любимым существом), и на fili-и (дружбе по выбору). В государствах Древнего Востока превалировало чувственное понимание любви, служащей, как считалочсь, мостиком к божественному. Отсюда – всевозможные эротические кодексы, напр. Камасутра. Иное дело – Запад и цивилизации порожденные ближневосточным религиозно-культурным импульсом.

Так, христианство вынесло за скобки телесный элемент любви, считая его грязным и отягощающим душу. Оно провозгласило исключительно духовное понимание любви, любви – жертвенной самоотдачи. Ведь Бог – есть любовь, любовь не знающая границ в своем излиянии на человечество. Наряду с таким пониманием любви, в т.н. «карнавальной» культуре европейского средневековья сложился культ удовлетворения чувственных потребностей. Благодаря трубадурам и рыцарскому поклонению «прекрасной даме» возникает «куртуазная любовь». Она – средоточие эмоций во взаимоотношениях мужчины и женщины. Данте и Петрарка «возрождают» т.н. платоническую любовь, любовь к небесной красоте их избранниц, – Беатриче и Лауры. Сентиментализм стоял у истоков «несчастной любви», для которой характерно страдание из-за отсутствия взаимности, встречных чувств (Вертер у И.-В.Гете).

В романтизме вообще любовь возводится на уровень рока или откровения свыше, поскольку считается, что в таком виде она открывает истинную сущность человека. Далее, к этим сюжетам примыкают те, которые возникают в недрах западной индустриальной и постиндустриальной цивилизации (варианты их описания мы встречаем у З.Фрейда, Г.Маркузе, М.Фуко и ряда современных писателей). Впрочем, они отрицают канонические представления, а значит выходят за рамки этической нормативности.

Существующее разнообразие «канонов» можно представить через этико-психологические критерии. В таком случае, можно говорить[77] о наиболее распространенных вариантах этого феномена, о «шести цветах любви»: 1) эросе – страстной, исключительной любви-увлечении, стремлении к полному физическому обладанию; 2) людусе – гедонистической любви-игре, не отличающейся глубиной чувств и допускающей возможность измены; 3) сторге – спокойной, теплой и надежной любви-дружбе; 4) прагме – рассудочной, легко поддающейся сознательному контролю любви по расчету (совмещение людуса и сторге); 5) мании – иррациональной любви-одержимости, для которой характерна зависимость от объекта влечения; 6) агапэ – бескорыстная любовь-самоотдача, синтез эроса и сторге.

Однако, для этики или философии морали, ищущей прежде всего абсолютные смыслы, инвариантную суть феноменов, такого понимания недостаточно. Поэтому, мы встречаем ряд оригинальных подходов, раскрывающих сущность любви, - из указанной выше ее «структуры».

Вл.Соловьев, например, полагал, что предмет истинной любви не прост, а двойственен. Мы любим, во-первых, идеальное существо (не в отвлеченном смысле, а в смысле положительного отношения к высшей сфере бытия[78]), которое необходимо ввести в наш реальный материальный мир; во-вторых, то природное человеческое существо, которое дает живой личный материал для реализации жизненности высшего существа в мире. В свою очередь, полное и окончательное воплощение любви мыслитель усматривал в соединенном человечестве, в т.н. всемирной сизигии (от греч. sizugws - сочетание, согласование).

Сама любовь, по учению немецкого философа М.Шелера, помогает раскрыться и состояться человеческой сущности. Человек не столько ens cogitas (вещь мыслящая или рациональная) и ens volens (вещь волящая), как о том учила вся новоевропейская метафизика, сколько ens amans (вещь любящая). Разум обезличивает людей, воля их «распыляет», а любовь максимально выявляет смысл бытия вообще, и человеческого, в частности. В этой связи Макс Шелер формулирует два закона: 1) закон примата любви над ненавистью (ненависть суживает шкалу ценностей, а любовь – расширяет); 2) закон примата любви над познанием (любовь выше познания, поскольку она обращена с вопросом к миру, на который мир рано или поздно даст свой ответ, «открыв» себя). Более того, философ заявляет о том, что в структуре мироздания, наряду с неорганическим, органическим и социальным порядками, существует ordo amoris (порядок любви). Он проходит через человеческие сердца, но ни у всех людей он гармонично сочетаем с разумом и волей. Чаще всего разум и воля подавляют «логику сердца», «душат» т.н. эмоциональное a priori. И только подлинные гении, у которых любовь (к миру, к людям, к Богу) является ведущей способностью сопряжения с бытием, демонстрируют духовно-созидающее начало жизни.

Далее, необходимо упомянуть оригинальную концепцию любви Э.Фромма, в которой отстаивается мысль, чуждая большинству: любовь определяется не содержанием чувственного опыта (который по большей части случаен и паталогичен), а развитостью человеческих качеств любящего. К сожалению, в человеческой среде бытует мнение о том, что любовь зависит от объекта (любви). Оно опровергается следующим образом: мужчина, как и женщина может всю жизнь подыскивать (под себя) нужный объект, по ходу «забраковав» тысячи претендентов. Трагедия этих людей не в том, что их принц или принцесса так и не выйдут на сцену жизни. Она в непонимании того факта, что любовь на самом деле определяется развитостью сил души, расположенностью к созидательному чувству, навыком и умением любить. В противном случае, люди обречены на реализацию принципа, гласящего: нужно чтобы любили меня, «я» же любить не обязан. Возникает индивидуальный, а затем и общественный нарциссизм. Выход из ситуации разложения любви в современном обществе Фромм видит в том, чтобы привить большинству идею любви как искусства, которое требует максимума нравственных усилий человека над собой, собственной душой и характером. Овладев этим искусством, как музыкант владеет скрипкой, живописец кистью и т.д. люди поднимуться на ступень подлинной любви. Прислушаемся к ее дефиниции: «Любовь это деятельное проникновение в другое существо, в котором моя жажда познания утоляется путем соединения… Только любя, отдавая себя другому и проникая в него, я нахожу себя, я открываю себя, я открываю нас обоих, я открываю человека»[79].

В несколько ином, - аксиологическом ключе, - развернул категорию любви известный философ и теолог Дитрих фон Гильдебранд. В его фундаментальном труде «Метафизика любви» утверждается, что любовь – это ценностный ответ человека на ценностное (таки) бытие «другого», иной личности, будь то Бог, ребенок или женщина. При этом, любовь такой ответ, который принципиально отличен от всех прочих ценностных ответов человека, связывающих его с сущим. Это отличие лежит в эмоциональной плоскости, в настроенности сердца на предмет любви, в принесении своего сердца в дар любимому. Однако, человеку может быть доступна целая иерархия любовных актов: от естественной – до трансцендирующей любови (любви к Богу). Полнота же «счастья любви» дается в тройственном опыте: нашей собственной любви; любви, обращенной к нам и осознании чужой любви[80].

Тема любви будет слишком радужной, если не вспомнить о драмах, с нею связанных. Настоящая любовь, что общеизвестно, не обязательно обоюдная, а значит, счастливая. Существует ситуации неразделенного, непринятого другой стороной чувства. Не секрет также, что любовь «граничит» с ненавистью. Эти сюжеты темы любви к сожалению остаются на втором плане, но о них много пишут и спорят. Так, болгарский автор Кирилл Василев обращает внимание на трагизм любви: «Любовные трагедии представляют собой особую форму эмоциональной и социальной коллизии, глубокого конфликта между возвышенным стремлением человека и противодействующей ему внешней силой, тем или иным значительным объективным препятствием. Этим препятствием может быть либо равнодушие любимого человека, либо неблагоприятное воздействие конкретной исторической ситуации»[81]. Но если первый случай связан с интимными психологическими, эстетико-ценностными моментами, то второй, - с социальными. Действительно, общество – время от времени – переживает кризисные явления, распространяющиеся на такую тонкую «материю» как любовь и ее социальный коррелят, - семью. В наше время тенденция, говорящая о «девальвации» института семьи, на фоне популярности т.н. «гражданского брака», - слишком красноречива. Не менее красноречивы факты нравственного одичания людей, их одиночества и отчужденности от собственной сущности, одним из репрезентантов которой является любовь.

Незащищенность и уязвимость любви, проистекает вследствие подмены ее существа (всегда жертвенной, духовно-нравственной, т.е. аскетической фактуры), - «самоцельностью чувственных радостей человеческого бытия», растворению ее в «сексе и анонимных влечениях плоти»[82]. Избежать подобного кризиса человеческих отношений можно, если придерживаться фундаментального положения о том, что любовь – это «ответственность Я за Ты» (М.Бубер). То есть, воспринимать любовь в свете нравственно совершенного, гармонизирующего обоих опыта.

Институализация любовных отношений связана с браком и семьей. Брак – это исторически обусловленный и санкционированный обществом союз между мужчиной и женщиной, предполагающий взаимные права и обязанности. Союз добровольный, поскольку в его основе должны лежать[83] любовь, уважение, признание равных прав мужчины и женщины. В свою очередь, семья – это малая социальная группа, члены которой связаны союзом и кровным родством, общим бытом, ведением хозяйства и моральной ответственностью друг перед другом, перед детьми, внуками и т.д. Семья существует как институт, призванный регулировать половые отношения. Несмотря на важность экономических и правовых основ брачно-семейных отношений, именно любовь как нравственный фундамент (взаимопомощи, взаимопонимания, доверия, ответственности и взаимоуважения), гарантирует их устойчивость и длительность. Кроме того, нравственный пример, даваемый любящими родителями - детям, помогает их воспитанию (социализации), а значит укреплению морального климата в обществе.

 

4. Понятие этикета. Основные этикетные нормы поведения людей. Как указывалось ранее, помимо внутренней нравственной культуры, человеку необходима внешняя составляющая. Этикет (от фр. etiqeette – ярлык, этикетка), - это совокупность правил поведения, обеспечивающих поддержание существующих в обществе конкретного типа представлений о подобающем. Будучи безличной формой обхождения людей друг с другом, – по поводу тех или иных вещей, – этикет регламентирует поведение в конкретной ситуации, задавая одобряемую обществом модель общения (взаимодействия).

Этикет берет свои истоки в ритуальной практике многих народов, но его институционализация «привязана» к моменту выделения индивидуального способа бытия из некоторой социальной структуры. В античном мире этикет – это правила обхождения с представителями различных социальных слоев, плюс «внутри» самих социальных групп. В средние века, в Европе оформились придворный, рыцарский, монашеский и производственно-цеховой варианты этикета. Наиболее известный, рыцарский этикет включал в себя определенные «правила игры» на ратном поле (или турнире) и предписания, касающиеся почитания «дамы сердца». Примерно с XV века в Англии начинает оформляться комплекс представлений об эталоне поведения сыновей благороднорожденных граждан – джентельменов. Этим людям вменялось быть образованными, отважными и щедрыми, занимать соответствующие их статусу государственные (общественные) должности, носить подобающий наряд. Но главное, чем они отличались от большинства сограждан, так это собственным, аристократическим «кодексом чести». Его требования хотя и элементарны, но предполагают немало усилий. Так, джентельмену запрещалось пользоваться слабостями противника, или, в случае охоты, стрелять в сидящую птицу. Галантны эти люди во взаимоотношениях с женщинами. В дальнейшем нормы этикета становятся более утилитарными, ибо буржуазный мир не просто стирал грани между сословиями, он постепенно нивелировал саму поведенческую их разницу. Утонченность и детализация уступили место простым и понятным большинству поведенческим стереотипам.

Этикет современного общества – это, прежде всего, форма отношений между людьми в их повседневной жизни, негласный договор о том, что приемлемо, а что нет. При этом сохраняется деление на каждодневный и этикет «торжественных случаев». Кодификация поведения людей присуща также профессиональным сообществам (напр. воинский, дипломатический, спортивный и этикет работников научной сферы), национальным и религиозным общинам.

Существование этикета тесным образом связано с содержанием норм и принципов морального сознания (индивидуального и общественного), ими определяется и закрепляет ту или иную нравственную перспективу. Поэтому изучение конкретных этикетных форм – важная задача для каждого, кто стремится к гармоничным отношениям с окружающими.

 

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОКОНТРОЛЯ:

Что такое нравственное общение?

Какие принципы и нормы общения Вы знаете?

Может ли эгоист и интроверт быть общительным человеком?

Почему, на Ваш взгляд, люди страдают от избытка или недостатка общения?

Что значит быть вежливым?

Как Вы понимаете толерантность?

Дайте определение понятия «дружба».

Какому из трех видов дружбы, описанных Аристотелем, Вы бы отдали предпочтение? Объясните: почему?

Существует ли приемлемое для всех определение любви?

В чем заключается нравственный смысл любви?

Какой из «шести цветов любви» Вам кажется наиболее моральным? Обоснуйте свою точку зрения.

Что такое этикет, и в чем состоит смысл этикетных предписаний?

Литература

1. Бахтин М.М. Из записей 1970-1971 годов / М.М. Бахтин // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества – М.: Искусство, 1979 – С. 351 - 352.

2. Каган М.С. Мир общения. Проблема межсубъективных отношений / М.С. Каган. – М. Политиздат, 1988.

3. Кон И.С. Дружба. Этико-психологический очерк. 3-е изд. – М.: Политиздат, 1989.

4. Алешина Л.Г. О вежливости, о такте, о деликатности / Л.Г. Алешина. – Л.: Лениздат, 1990.

5. Фромм Э. Искусство любить // Фромм Э. Душа человека - М.: Республика, 1992. – С. 109 - 178.

6. Волченко Л.Б. Гуманность, деликатность, вежливость и этикет. Ценности культуры и морали / Л.Б. Волченко. – М.: МГУ, 1992.

7. Батищев Г.С. Особенности культуры глубинного общения // Вопросы философии – 1995 – № 3 – С. 109 - 129.

8. Янушкявичус Р.В., Янушкявичене О.Л. Основы нравственности: Учебное пособие для школьников и студентов. 3-е изд., испр. и доп. / Р.В. Янушкявичус, О.Л. Янушкявичене. – М.: ПРО-ПРЕСС, 2000. – C. 318 - 366.

9. Малахов В.А. Етика: Курс лекцiй. Навч. посiбник / В.А. Малахов. – К. Либiдь, 2001. – С. 306 - 364.

10. Poceнко М.Н. и др. Основы этических знаний. Изд. 2-е, испр. и доп. – СПб.: Лань, 2002. – С. 171 - 192.

11. Етика: Навч. посіб. / За ред. проф. В.О.Лозового. – К.: Юрінком Інтер, 2002. – С. 171 - 182, 183 - 196.

12. Малахов В.А. Уязвимость любви / В.А. Малахов // Малахов В.А. Уязвимость любви. – К.: Дух і Літера, 2005. – С. 229 - 241.

13. Яннарас Х. Вариации на Песнь Песней// Яннарас Х. Избранное: Личность и Эрос. – М.: РОССПЭН, 2005. – С. 401 - 464.

14. Малахов В.А. Етика спілкування: Навч. посібник / В.А. Малахов. – К.: Либідь, 2006.

15. Дружба: ее формы, испытания и дары / Сост. К.Б.Сигов. – К.: ДУХ І ЛІТЕРА, 2008.

16. Апресян Р.Г. Этикет // Этика. Энциклопедический словарь. – М.: Гардарики, 2001. – С. 597 - 598.

17. Философия любви в 2 ч./ Под общ. Ред. Д.П.Горского. – М.: Политиздат, 1990.

18. Фукс Н. Иллюстрированная история нравов. – М.: Республика, 1993 – 1994 (Античность, Средние века, Новое время).

ТЕМА 6. ПРОБЛЕМЫ ПРИКЛАДНОЙ ЭТИКИ

 

1. Понятие профессиональной этики. Виды профессиональной этики.

2. Этические нормы профессиональных сообществ.

3. Проблема прогресса морали и моральные вызовы современности.

 

1. Понятие профессиональной этики. Виды профессиональной этики. Если общая этика изучает общие закономерности функционирования морали, моделируя мир человека через обобщающие нормы и принципы, при этом, пытаясь дать обоснование ценностям и нравственному идеалу, то прикладная этика нацелена на применение этих же нормативно-значимых структур – в конкретной области деятельности, с учетом характера этой деятельности. Из всего объема «прикладных этик», куда входят профессиональная этика, социальная этика (политическая, этика бизнеса и социальной работы), биоэтика, экологическая этика и ряд других[84], особого внимания заслуживает профиль под названием «профессиональная этика».

Профессиональная этика является составной частью общечеловеческой морали. Она призвана регулировать нравственные отношения в основной сфере общественной жизни – в рамках трудовой деятельности. Трудовая деятельность человека, если брать классическое представление о ней, помимо своей целесообразности (ибо, только трудясь, человек может создать предметы, необходимые для удовлетворения собственных потребностей), включает в себя и моральную компоненту. В моральном плане труд обладает ценностью в той мере, в какой его процесс (и результаты) способны гармонизировать межличностные отношения. Понятно, что труд, направленный на достижение эгоистических целей, подчиненный духу стяжательства и сребролюбия, не тождественен труду, несущему общее благо. Положительное нравственное его значение раскрывается в перспективе возвышенных целей (сочетании цели общего блага и цели самореализации), с обязательным этико-эстетическим моментом, т.е. переживанием удовольствия (удовлетворения) от красоты совершаемого трудового действия.

Для прояснения специфики профессиональной этики представляется важным сделать несколько важных замечаний. Они будут касаться понятия профессионализма. Нередко профессионализм отождествляют только с профессиональными знаниями. На самом деле это неверно, чему опровержением служит следующая аргументация. Она подразумевает экспликацию понятия «профессиональная культура». В ней, несомненно, ключевую роль играют профессиональные знания. Но, кроме того, в профессиональную культуру входит определенная методологическая культура специалиста, позволяющая использовать – из всего реестра существующих – только оптимальные методы. Третий, весьма важный признак профессионализма, это образ жизни человека, его труд, связанный со всеми другими формами и видами деятельности, включая повседневную. Далее, следует сказать о способности профессионала быть транслятором полученного знания. Кроме того, подлинный профессионал обнаруживает себя как субъект рациональной культуры, дающей возможность не только алгоритмически правильно решать задачи, но формулировать их, видеть перспективы и тупики в развитии той или иной предметной области.

Существует также мнение[85], что профессионал обязан обладать специфической волей и быть харизматиком, т.е. человеком, с экстраординарными способностями. Но в большинстве своем люди таковыми не являются, о чем свидетельствует морально-психологическая диагностика человеческих характеров предложенная Р.Кэттером[86]. В ней имеет место 16 независимых факторов (обособленность, низкий интеллект, слабость «я», конформность, слабость «сверх-Я», робость и т.д.) ломающих привычную картинку. На этом основании можно сделать вывод о том, что настоящий профессионал (носитель профессиональной культуры) – это человек, пребывающий в поиске оптимума, сомневающийся, раздираемый муками сомнений. Для психологии – это предмет анализа, а для этики – факт неудовлетворенности собой и желания продвижения вперед.

Конечно, здесь речь идет о целой системе: о субъекте труда, о замысле, процессе и его результатах. Как и всякий сложносоставной процесс, труд должен быть организован и внутренне отрегулирован. Помимо сугубо организационно-административных методов оптимизации производственной деятельности, она подвержена внутренней нравственной стимуляции и нормативной самокоррекции. Совокупность моральных норм и предписаний, определяющих отношение людей к своему профессиональному долгу, а посредством его – к другим людям, с которыми они связаны в силу специфики своей профессии, равно как и к обществу в целом, называется профессиональной этикой. Ее содержательный потенциал двухслоен: он включает сами нормы деятельности и способы их обоснования для конкретного типа профессионального труда. Но прежде чем говорить о нормах профессиональной этики мы должны себе представлять внутреннюю организацию самого процесса коллективного труда. Он может быть представлен посредством развернутой структуры. В нее войдут следующие элементы:

а) отношение человека к труду (напр. заинтересованное, враждебное или нейтральное), и опосредованно, - к другим людям;

б) мотивация трудовой деятельности (напр. ради добычи средств к существованию, ради обогащения, ради удовлетворения интереса, ради выполнения долга, ради удовольствия от этого вида труда и т.д.);

в) управленчески-производственная регламентация трудовых обязанностей (цели и ресурсы деятельности, организация рабочего времени и времени отдыха, поощрение и наказание работников и пр.);

г) средства реализации производственных целей (система профессиональной подготовки и переподготовки, наставничества и воспитания);

д) теоретическая разработка вопросов профессиональной этики (и этикета) для конкретной специальности.

Указанная структура сохраняет свою определенность, несмотря на множество профессий и специальностей. В ходе эволюции человеческой деятельности произошла дифференциация профессиональных сфер и соответствующих требований к работникам, в них занятых. Однако не все профессии в равной мере морально «нагружены», т.к. не везде к субъекту труда обращены жесткие требования морали и санкции. Ряд сфер профессиональной деятельности связан с повышенными рисками, прежде всего с безопасностью, физическим и психическим здоровьем, благополучием работников (их семей), как и других членов общества. Проще говоря, производственные процессы, куда вовлечен человек в качестве объекта, являются антропологически и социально небезопасными. К этим профессиям предъявляются повышенные моральные требования.

Особенность данного блока профессий состоит в том, что они, - по мере эмансипации от религиозно-культовой опеки, т.е. внешней регуляции деятельности, - сумели выработать правила внутренней моральной регуляции, обязательные для представителя цеха. Так, медицина, бурно развивавшаяся у нескольких народов древности (вавилонян, египтян, иудеев, китайцев, греков и римлян), выделилась в самостоятельную область именно у греков, нашедших внутреннюю «точку опоры» в виде врачебных кодексов или профессиональных стандартов деятельности. Последние, что хорошо известно, морально кодифицированы.

В настоящий момент, среди профессий с повышенными требованиями значатся: военно-космические и инженерные профессии, профессия врача и юриста, журналиста и педагога, политика и ученого. Все они членятся на виды и подвиды. Например, инженерная профессия распадается на инженерию по индустриальному типу (строитель, металлург, горняк и пр.) и постиндустриальному типу (атомщик, программист, электронщик и пр.). Юридическая – на судебную, адвокатскую и прокурорскую. Педагогическая – на педагогику дошкольную, этику педагогов общеобразовательных учреждений и высшего образования. Разумеется, каждый из видов (и подвидов) обладает собственной спецификой, но все они подчинены универсальным моральным требованиям, сложившимся в едином нормативном поле профессии.

 

2. Этические нормы профессиональных сообществ. Итак, профессиональные сообщества заинтересованы в адекватном, – с этической точки зрения, – поведении его членов. Спрашивается: какие именно нормы реализуются в перечисленных выше профессиях? Кратко ответим на поставленный вопрос. Универсальным требованием для всех видов и подвидов профессий выступает требование «быть профессионалом в своей области». Оно подразумевает не только высокий уровень квалификации работника (теоретические знания и практические навыки), но и желание превзойти этот уровень, - в пользу более высокой квалификации (необходимой и индивиду, и обществу). Что означает: быть максимально требовательным к себе как представителю конкретной профессии, ведь работник NN – в своих действиях и их результатах, – представляет все профессиональное сообщество. Поэтому, вторым универсальным требованием, предъявляемым к представителям большинства профессий, выступает требование ответственного отношения к целям, процессу и результатам собственного труда, а также возможным его последствиям для общества.

В данном контексте профессиональных акций и интеракций, – ответственность – это категория метаэтики, характеризующая деятельность (и ее результаты) личности или профессионального коллективного субъекта, с точки зрения выполнения ими кодифицированных (или нет) моральных норм, и выражающая степень заинтересованности личности или группы в сохранении «лица» профессионального сообщества, плюс поддержании высокой степени социальной безопасности и общего блага. Например, для инженерного труда принципиально именно ответственное отношение, проявляющееся в том, что инженер обязан руководствоваться в своих действиях безопасностью, здоровьем и благополучием общества. В таком случае, сама деятельность подвергается ограничению, поскольку ее зримо-осязаемая созидательная фактура, может иметь некалькулируемые самими инженерно-техническими работниками, негативные социальные последствия. Настоятельным требованием современного производства-и-потребления является то, что ноу-хау в сфере техники и технологии должны подвергаться моральной экспертизе. Иначе говоря, внедрению в массовое производство того же ультра-модной модели мобильного телефона или компьютера «нового поколения», предшествует всесторонний анализ-прогноз их безущербной эксплуатации. Сами же работники, помимо норм-ограничений, в процессе труда используют нормы-обязанности и нормы-долженствования[87]. То есть их сознательная деятельность кроме «внешнего» или социального масштаба измерения, предусматривает «внутренний», цеховой. Говоря об этической стороне самого инженерного дела следует учесть: ролевые обязанности инженера реализуются на фоне общих моральных и правовых регулятивов. Приоритет общественного благополучия и безопасности, и здесь накладывает рамки на любое действие инженера, каким бы инновационно привлекательным оно не выглядело. В свою очередь, за процесс и результаты труда инженер несет индивидуальную (ролевую) ответственность, которая часто дополняется коллективной (групповой) ответственностью работников цеха, предприятия и т.д., интегрированных в общую логику производства вещей, людей и самой социальности. В этой связи показателен случай с катастрофой космического челнока «Челленджер» (США) в 1986 году. Инженеры фирмы «Мортон Тикол», проводившей испытания и эксплуатацию ракеты, накануне старта предупреждали руководство NASA об неудовлетворительном состоянии уплотнителей, находящихся между ступенями корабля. Кроме того, температура воздуха в день старта (- 8°С) была значительно ниже проектной (для тех же уплотнительных колец). 14 инженеров и руководство компании просили руководство NASA отложить пуск, но четыре старших администратора, пытаясь выполнить график полетов (проводимых с отставанием), приняли роковое решение. В дальнейшем, президентская комиссия вынесла не вполне оправданный вердикт по этому делу, полагая, что именно инженеры были недостаточно квалифицированы и настойчивы.

Свой специфический профессиональный статус присущ ученым. Он определяется целями и результатами познавательной деятельности, но не в меньшей степени, - нормативными основаниями научного творчества. Эти основания понятийно отражены в этике науки. Этика науки представляет собой совокупность моральных норм, регулирующих поведение ученых по отношению к: 1) научному знанию (когнитивная свобода и ответственность); 2) друг к другу (коммуникативная свобода и ответственность); 3) обществу и государству (социальная свобода и ответственность); 4) самому себе (экзистенциальная свобода и ответственность)[88]. Нормативное поле науки ставит ученого в совершенно особое положение: по отношению к истине (заблуждению); по отношению к коллегам, с которыми возможно не только взаимопонимание, но и разногласия познавательного плана; по отношению к обществу и государству, которые испытывают «спрос» на продукты научного труда; по отношению к себе, к своему призванию (предназначению). Подобная ситуация, повторимся, подвергается регуляции со стороны норм науки. К ним относят следующие нормы: «ищите истину (и только истину), «избегайте бессмыслиц», «выражайтесь ясно», «старайтесь проверять свои гипотезы как можно более основательно» и т.д. В отношениях с коллегами предписывается ориентироваться на универсальность и коллективный характер научного труда, на бескорыстие и организованный скептицизм (Р.Мертон). В отношениях с обществом и государством, ученому желательно не быть конъюнктурным, а заниматься интересующей проблемой, несмотря на интеллектуальную моду или кажущуюся сегодняшнюю ее неактуальность.

На сегодняшний день существует попытки формализовать нормы научной этики. К наиболее известным относится Кодекс ученых, разработанный Обществом Макса Планка (1998). Он предполагает как общие требования к деятельности, так и специальные правила. Но в нем также предусмотрена система санкций (от выговора – до аннулирования контракта и уголовного наказания).

Общество и государство, в свою очередь, заинтересовано в моральной доброкачественности продуктов науки, поэтому нередко они инициируют т.н. этическую экспертизу. Данной процедуре сейчас подвергаются те научные новации, где задействован человек в качестве испытуемого существа. Наконец, в отношениях с самим собой как деятелем науки, человек должен трезво оценивать собственные возможности, место и положение, – в системе научного разделения труда. Без адекватной самооценки ученого научное творчество становиться достаточно проблематичным. Тем более, в условиях внешней несвободы (диктата идеологии), о чем свидетельствует история науки, затруднительно заниматься любимым предметом.

В медицинской сфере мы также встречаем пример того, как исторически сложившиеся и оправданные принципом блага (пациента) моральные нормы, дают возможность осуществлять врачебную практику. Медицинская деонтология, как и врачебная этика в целом, ведет свое «начало»[89] с известного «корпуса» Гиппократа. При Гиппократе медицинские знания передавались от учителя – к ученику (по аналогии трансляции знаний от отца – к сыну), что предполагало определенное к ним отношение. Поэтому «клятва» же Гиппократа представляла собой этико-нормативную программу использования знаний в интересах пациента. «Клятва» не сводится к часто тиражируемой норме - non nocere! («не навреди!»), а дает спектр установок:

- бескорыстно передавать доставшиеся от учителя знания другим людям;

- не использовать свое профессиональное положение в каких-либо корыстных целях или для непристойных занятий;

- приходить на помощь больному независимо от его национальной или религиозной принадлежности, общественного положения и политических убеждений;

- всегда руководствоваться интересами и нуждами пациента, даже в тех случаях, если они противоречат твоим собственным;

- прикладывать все усилия для того, чтобы максимально облегчить страдания больного.

Однако в «Клятве» содержались установки, которые пришли в противоречие с более поздними мировоззренческими, научными и социальными процессами, и их результатами. Так, в «Клятве» врачу предписывалось не производить искусственное прерывание беременности, а в медицинской практике после второй мировой войны, в большинстве государств Запада[90] возобладал принцип абортивного вмешательства. Кроме того, бурное развитие самой медицины, рост открытий в биологии и химии, привлечение в сферу здравоохранения новых технологий, поставило и перед медицинским сообществом, и перед современным обществом в целом, ряд принципиально новых проблем. Моральная сторона оказалась не только у проблемы аборта, но и у новых репродуктивных методов и технологий (искусственное оплодотворение, «пробирочное» оплодотворение, суррогатное материнство); проведения различных экспериментов на животных и человеке (вживление «стволовых» клеток, клонирование и т.д.); проблемы информированного согласия на проведение тех или иных действий людей с ограниченной компетентностью (детей, психиатрических больных), соблюдение их прав; выработки определения смерти («биологическая смерть», «клиническая смерть», концепция «смерти мозга» и др.) и выстраивании соответствующих тактик лечения; самоубийства и эвтаназии (активной или пассивной, добровольной или недобровольной); проблемы СПИДА-а; трансплантологии; адекватного отношения к больным в конкретном обществе. Эти проблемы вызвали к жизни междисциплинарное по характеру направление исследований (куда привлекаются социологи и правоведы, биологи и медики, психологи и философы), – биоэтику, которая генерирует новое этическое их понимание.

Под биоэтикой в настоящий момент принято понимать междисциплинарную область знаний, которая охватывает широкий круг этико-нормативных проблем, возникших в связи с бурным развитием медицины, биологических наук и использования в здравоохранении высоких технологий[91]. При этом в обществе (и профессиональных сообществах) ведутся дискуссии относительно масштабов проблемного поля этой области знания и практики. В нее, кроме вышеперечисленных проблем, включают: пренатальную диагностику (связанную с выявлением и устранением патологий на уровне хромосом); нейрофизиологическую и микрохирургическую коррекцию мозга человека; нейро-лингвистическое программирование (НЛП) и др.

Для судебной этики как области знаний характерна разработка и уточнение общих норм морали в специфических условиях судебного производства, расследований, защиты, вынесения наказаний (взысканий) и контроля за их исполнением. Формально-правовая сторона деятельности судей, прокуроров, следователей и адвокатов всегда дополняется нравственной компонентой, что способствует объединению «духа» и «буквы закона». Недаром считается, что в основе судебного процесса должны лежать категории «справедливость», «гуманность» и «добросовестность». Соответствие меры наказания мере совершенного преступления является незыблемым содержанием категории «справедливость». Но судья (в меньшей степени его коллеги по цеху) поставлен в такие условия, когда именно от его профессионализма и развитого нравственного сознания, зависит удачный исход в разрешении противоречия между законом (его соблюдением) и реальными обстоятельствами жизни граждан (политическими, экономическими и культурными). Можно сказать, что судья – это не безликий носитель правовой функции, интереса права в конкретной ситуации, а значит и своего профессионального долга, но ориентирующийся на моральные императивы и собственную совесть человек. Поэтому, на судьях всегда лежала и лежит огромная ответственность, которая предусматривает, например, в Европе и США определенные санкции или отстранение от должности.

Профессиональная деятельность предпринимателей также сопряжена с жизнью людей, прямым или косвенным осуществлением их материального благополучия и душевного комфорта. Этика бизнеса (коммерческой, предпринимательской или какой-либо другой деятельности, разрешенной законом для получения прибыли) – есть составная часть этой деятельности, отношений которые кристаллизуются вокруг нее и рефлексия над ее целями, средствами и правилами ведения. Последняя вырабатывалась по мере развития капиталистических отношений, реализации частных инициатив в различных сферах экономики. Затем она прирастала в новых контекстах, в процессе создания и оптимизации разнообразных услуг.

В современных обществах, этика бизнеса служит организационно-регулирующим механизмом отношений между: производителем и обществом; между производителями; между кооперирующимися предприятиями; между производителем (товаров и услуг) и потребителем. Проще говоря, этика бизнеса имеет два уровня: на макроуровне – гамма отношений между субъектом предпринимательства и обществом (государством), на микроуровне – гамма отношений «внутри» предприятия или корпорации. Для первого уровня отношений характерны правовые нормы, существующие в государстве и регламентирующие эти отношения, традиционные моральные стандарты. Для второго – нормы, выработанные и используемые на предприятии, а также индивидуальные нормы и обязательства. Например, купеческая гильдия России в 1912 году приняла, - в качестве морального руководства к действию, - следующий перечень норм:

- уважать власть;

- быть честным и правдивым;

- уважать право частной собственности;

- любить и уважать человека;

- быть верным данному слову;

- жить по средствам;

- быть целеустремленным[92].

В настоящий момент, когда наблюдается тенденция к большей дифференциации и индивидуализации предпринимательской деятельности, требования к менеджерам, исполнителям бизнес-ролей заметно возрастает. В частности это выражается в кодификации норм поведения современного предпринимателя, для которого взяточничество, обман (например, введение в обман путем предоставления неправдивой информации о товаре), воровство и принуждение к противоправным действиям, наконец, дискриминация других предпринимателей – явно девиантные (отклоняющиеся от русла нормативности) формы поведения. В свою очередь, следование гуманитарным приоритетам (ибо безопасность, несправедливость, ущемление экзистенциальных прав и деградация личности – основные риски, связанные с предпринимательством), – на фоне утилитарно-практического отношения к миру, – выступает привычной практикой зрелого цивилизованного общества.

В этой связи хотелось бы обратить внимание на Моральный кодекс банкира, принятый Национальным банком Украины совместно с Институтом независимых экспертов в 1999 году, и рекомендованный к исполнению всем остальным субъектам банковского сектора. Здесь, в частности, говорится о том, что банкир это:

- человек дела;

-человек слова;

- человек чести;

- человек, всегда играющий по правилам;

- человек, в чьи обязанности входит прогнозирование собственной деятельности;

- человек как собирающий, так и способный к морально обоснованным растратам (помощь бедным, нуждающимся, талантам и т.д.);

- человек, способный противостоять злу;

- человек, уклоняющийся от зла;

- человек, помнящий о диалектике бытия (борьбе добра и зла);

- человек – патриот своего города, области, страны[93].

При всем несовершенстве десяти пунктов этого Кодекса, в нем отражены важнейшие аспекты нравственной жизни людей, занятых в банковской сфере. Причем, год от года уровень моральной и ценностной рефлексии этой, как и всякой другой деятельности, будет только возрастать. Для того, чтобы убедиться в этом, необходимо перейти к рассмотрению следующего весьма важного теоретического и практического вопроса.

 

3. Проблема прогресса морали и моральные вызовы современности. Реалии современного этапа жизни человечества все чаще свидетельствуют о коренной противоречивости той ситуации, в которой оказалось оно, идя по пути прогресса. Известно, что высказанная идеологами Просвещения, эта идея обрела в ХIХ – ХХ веках политическую и социально-экономическую, научную и техническую, правовую и антропологическую «практику». Сама эта практика нуждалась (и нуждается) в трезвом анализе и оценке. Как сложная, комплексная характеристика бытия общества, идущего по дороге Истории (причем, по восходящей траектории) – категория «прогресс» не так тривиальна, как это кажется на первый взгляд. Ее содержание связано с верой в всесилие человеческого разума, свободного от религиозных догм, мифов, да и просто, предрассудков. Именно разумное переустройство мироздания и социального организма, создание отлаженных механизмов регулирования всех (подотчетных разуму) процессов, вдохновляло разработчиков проекта Модерна. Их же вдохновляла возможность создания нравственно-совершенного человека, творца Истории и своей судьбы. Свято верили в нравственный прогресс человечества, давая ему (опять же) рациональное обоснование И.Кант и И.-Г.Гердер, Г.Гегель и К.Маркс, Ч.Дарвин и В.И.Вернадский.

Все бы хорошо, но субстанция нравственности, этос, наконец, нравственная истина, не всегда идут «рука об руку» с рациональным. На это обратили внимание философы и этики-пессимисты А.Шопенгауэр, К.Леонтьев, Ф.Ницше, Л.Шестов, А.Камю и др., указывая на явную регрессию в сфере человеческой морали, на обеднение нравственных чувств, девальвацию идеалов и ценностей людей и целых обществ. Были и те (напр. библейский Екклизиаст, блаж. Августин, Вл.Соловьев), кто считал нравственную конституцию человека раз и на всегда сформировавшейся, а за периодами подъема и упадка нравов видел факт ее постоянства или атрибут человеческой природы. Таким образом, в этике стали сформироваться на оптимистическая, пессимистическая и индифферентная концепции прогресса морали. Каждая из них имеет аргументы, почерпнутые из насыщенной разнообразными коллизиями эмпирической реальности. Современный глобальный мир, пожалуй, как никакая другая социоформа, предоставляет возможность дать ответ на вопросы: стал ли человек более человечнее, духовнее и нравственнее? сложились ли внутри общества (и между обществами) адекватное моральное общение, подчиняя деятельность нравственным императивам и ценностям?

Данная проблема важна постольку, поскольку она собирает в узел всю гамму отношений человека с внешним, окружающим миром, обществом и с самим собой (своим внутренним миром). Она же призывает выработать критерии, разграничивающие моральный рост и моральное увядание, изменение к лучшему и изменение к худшему, приверженность высшим целям и идеалу, и удовлетворенность пошлым и конъюнктурным. То есть, говоря о моральном прогрессе, мы имеем в виду системное развитие субъекта и той среды, в которой он живет, развитие под опекой нескольких этических императивов. Но перед тем как обозначить их, вспомним те наиболее болевые моральные точки, которые характеризуют бытие людей, отдельных обществ и глобального мира в целом.

Существующая классификация глобальных проблем учитывает: а) интерсоциальную специфику (цивилизации, социально-экономические системы, блоки государств), отражающую реальную милитаризацию, войны и размежевание государств (по экономическому, технико-технологическому и политико-правовому уровням); б) специфику в системе «личность» – «общество», где реализуется (возникшая на Западе и тиражируемая ныне по всему миру) модель индивида как исключительного разумного носителя прав и свобод; в) специфику взаимодействия социума и природы, в пределах которой доминирует модель «преобладания» homo sapiens-а над биосферой. Названные группы глобальных проблем имеют собственную «внутреннюю» динамику[94].

Так, поляризация богатых (страны «золотого миллиарда») и бедных (все остальные) государств, регионов планеты – Севера и Юга, Запада и не-западных сообществ нарастает, как нарастает желание насильственного воздействия на соперников, прямым военным или косвенным путем, агрессией или террором. Противостояние этих субъектов имеет различные причины, – геополитические (продвижение институтов и ценностей одного общества в пространство другого) и геоэкономические (ресурсы, технологии, рынки сбыта и пр.). Кроме того, диалог разнообразных культур в современном мире часто затруднен[95], поскольку сами геокультурные параметры стран и регионов различны, прежде всего из-за того, что культуры находятся на разных уровнях своего выражения и институционального закрепления (в аграрных, индустриальных и постиндустриальных сообществах соответственно).

Считается даже, что наш мир – самый насильственный из всех возможных миров. Поэтому многие современные мыслители и деятели культуры (К.-О.Апель, П.Рикер, Н.Моисеев, С.Кургинян, О.Тоффлер, У.Эко и др.) выступают за равноправный диалог во взаимоотношениях макросубъектов, за толерантное обхождение с «другим». Так, Умберто Эко предлагает лучше взвешивать (на моральных весах, разумеется) намерение одних государств вмешаться в жизнь другой страны, четче определяя «порог нестерпимости»[96]. Все мы стали свидетелями не одной кровавой бойни, развязанной США, Великобританией и рядом других государств, – без санкций ООН и моральных оправданий мирового сообщества, – в Югославии, Афганистане и Ираке. Даже нынешняя поддержка Запада повстанцев в Ливии на основе Резолюции Совбеза ООН № 1973 не выглядит убедительной, поскольку Ливия при Каддафи занимала 53 место в мировом табеле о рангах по ИЧР (индекс человеческого развития). Защита «прав человека» – слабый аргумент массового пролития крови… «Либеральный джихад», к сожалению, стал нормой жизни.

Тем не менее, осознание всеми членами мирового сообщества, и, в первую очередь высокоразвитыми странами своей ответственности за хрупкий и общий для всех мир, – вот реальный путь совместного выживания в ХХI веке. Но пока, похоже, Запад и его попутчики не готовы к реальному диалогу.

В этой связи, актуальной остается мысль академика В.И.Вернадского, высказанная им в середине прошлого века: «Человек впервые реально понял, что он житель планеты и может – должен жить и действовать в новом аспекте, не только в аспекте отдельной личности, семьи или рода, государств или их союзов, но и в планетарном аспекте»[97]. Сейчас же общепризнано, что без осознания себя членом планетарного сообщества и ответственности за судьбы чужих и далеких людей, отдельному человеку, как и человечеству в целом, нет пути в гармоничное будущее[98].