Нравственное самосознание личности.
1. Понятие морального сознания. Приступая к рассмотрению вопросов теории морали или теоретической этики, мы должны отдавать себе отчет в том, что моральная практика и моральные отношения, возникающие в ее недрах, - возможны при наличии развитого морального сознания у членов общества.
Повседневная жизнь, политические события, война, различные явления культуры вызывают в людях естественную эмоциональную, разумную и ценностную реакцию. Чаще всего эта реакция не носит систематизированного и устойчивого характера. В повседневно-практической установке человек довольствуется сплавом чувств, представлений и убеждений, которым не хватает нравственной полноты и глубины. Эта глубина и полнота приходит (помимо усвоения и культивирования норм традиции) с опытом жизни, - в аспекте восприятия мира и себя, - сознательно усвоенными, пропущенными через личностное «я» и ставшими поведенческими стереотипами, нормами. Проще говоря, человек нуждается в таком нравственно совершенном сознании, которое бы адекватно отражало (а при необходимости – корректировало) с точки зрения абсолютных требований и норм, всю гамму социальных и социо-природных отношений.
Прежде чем говорить о том, что такое моральное сознание необходимо усвоить его определение. Считается, что понятие «моральное сознание» имеет широкую и узкую трактовки. Рассматривая формы общественного сознания в рамках темы «Общественное сознание», в общем курсе философии, вы уже встречали широкое толкование этого понятия. В этом случае моральное сознание выступает формой общественного сознания, выполняя в обществе определенную функцию: внутреннего и внешнего регулятора поведения его членов, посредством соотнесения целей, средств и результатов деятельности, а также процессов в сфере общения, – с принятой (в обществе) шкалой норм и оценок. Тем самым, моральное сознание, вместе с политическим и правовым, осуществляют «настройку» поведения индивидов, социальных групп, партий и движений, - на реализацию значимых для всех благ и ценностей. Вместе с тем, не каждый член общества в ходе социализации (усвоения социально полезных образцов поведения, психологических механизмов и норм) усваивает необходимую с точки зрения личностной зрелости, нравственную модель поведения. Хотя это ему вменяется обществом. В таком случае, акцент делается на индивиде, его способности/неспособности преломлять окружающую его действительность, опираясь на нравственные чувства, принципы и категории, строить собственную жизнь с прицелом на определенный идеал.
Поэтому, во втором случае моральное сознание предстает в виде процесса идеального отражения социальных и межличностных отношений окружающих человека, и организуемых самим человеком, в оценивании и упорядочивании которых он заинтересован как член общественного организма. Специфика морального сознания проявляется в том, что оно в отличие от науки, искусства (его классических формах и методах), политики и права разворачивает проекты должного, наилучшего, идеального, обладающего высшим смыслом. Причем, не только для индивида и общества, но и для мироздания. Поэтому главными модусами его существования являются деонтологический (от греч. devn - должное; и logoz - слово, учение) и аксиологический (от греч. axiwz - ценность) аспекты. Моральное сознание в своем функционировании как бы взвешивает мир на весах абсолютного смысла, а, взвесив, «зовет» всех следовать за наилучшим, воплощать его. Объектом морального сознания служат социальные отношения, коллективные и индивидуальные поступки. Субъектом является конкретный человек, группа, в идеале – общество в целом.
Однако его внутренняя фактура не так проста, как это кажется на первый взгляд. Поэтому далее рассмотрим структурную организацию морального сознания.
2. Структура морального сознания.Как и всякое сложносоставное явление, моральное сознание внутренне организовано или упорядочено. Структура морального сознанияусловно распадается на три уровня: эмоционально-чувственный, рациональный и ценностный. На первом переживаются и реактивно обрабатываются те или иные чувственные данные. На втором они осмысливаются и переводятся в понятийную форму. На третьем – «взвешиваются на весах ценностей». При этом все уровни подразумевают разбивку на более простые, элементарные образования.
Итак, первый элемент рассматриваемой структуры – это моральные чувства (и связанные с ними переживания, эмоции, сочувствие и сопереживание и т.д.), – служит «строительными лесами» для формирования устойчивых моральных представлений. Моральные чувства – суть первичные реакции субъекта нравственности на события, происходящие во внутреннем и внешних мирах. Вспомним концепцию Вл.Соловьева, где чувства стыда, жалости и благоговения рассматривались в качестве базиса нравственности вообще. То же можно сказать о таких, казалось бы, простых и известных чувствах как симпатия/ антипатия, ответственность/ безответственность, достоинство/ недостоинство, любовь/ ненависть, доверие/ недоверие. Если к ним прибавить чувство долга, то общая экспозиция выглядит вполне понятной.
Они то и образуют особую сферу нравственного опыта человека, в котором отражены личностные реакции и качества, плюс проявлен интерсубъективный, социоориентирующий механизм поведения. В свою очередь, чувства и эмоции в моральной практике обращены не только на события внешнего мира, но также на умопостигаемые структуры нравственности, - нормы, ценности и идеалы. Последние также переживаются как в позитивном, так и в негативном свете. Поэтому перейдем ко второму элементу, - моральным нормам.
Моральные нормы – как объективные требования общества, эталонные образцы поведения, обращены к сознанию человека (в виде наставлений, поучений, запретов, предписаний, заповедей), и необходимые для использования и формирования адекватного мироотношения. Нормы складывались исторически, главным образом эволюционным путем, но часть из существующих норм вводилась в культуру в качестве альтернативы прежним представлениям о благе. Практически все великие моралисты человечества «взрывали» нравственный космос, выводя мораль на новый уровень функционирования.
Все существующие нормы принято разделять: на негативные (запретительные) и позитивные (дозволяющие); простые и сложные; относительные и абсолютные. Одни нормы «уберегают» людей от пороков, бесчинств и преступлений, т.е. «заботятся» о том, чтобы люди не приносили себе и окружающим явный вред (напр., «не лги»). Другие ориентируют на образ нравственного совершенства, мотивируют к преодолению себя в свете бытия моральных абсолютов (напр., «будь справедлив»). Чаще всего они выражены простым повелительным предложением: «люди, будьте бдительны!». Иногда их формула более сложна. Так, правило талиона (от лат. talio/ talis – эквивалентное преступлению наказание, возмездие), или правило возмездия ориентирует на специфическим образом понимаемое воздаяние: «Душу за душу, око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу» (Втор. 19:21). В свою очередь, «Золотое правило нравственности», о котором речь шла выше, является нормой норм морали[32], ведь не даром, в различных вариациях эта норма известна буддизму, конфуцианству, христианству и некоторым светским этическим концепциям. Напомним ее библейскую формулировку: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф. 7: 12).
Следующим, более обобщенным в сравнении с нормами, элементом структуры являются моральные принципы. Под ними следует понимать требования, в которых, в общей форме закреплено содержание наиболее важных нравственных проблем: сущности человека, назначение человека (смысл его бытия), форм и способов взаимодействия с другими людьми, с природой и т.д. Все моральные принципы подразделяются на три группы: мировоззренческие, методологические и собственно нравственные. Рассмотрим их чуть подробнее.
Мировоззренческие принципы – это наиболее общие идеи, выражающие качественно определенное мироотношение, перспективу, в которой истолковываются явления жизни. К ним относятся: гуманизм (и его антипод – человеконенавистничество), индивидуализм и коллективизм; оптимизм и пессимизм; патриотизм и интернационализм; фатализм. К методологическим относятся те идеи, которые выступают в роли конкретного сценария поведения, регулятора нравственного действия человека. В число методологических принципов входят: авторитаризм, волюнтаризм, догматизм, изуетизм, конформизм, моральный нигилизм, ригоризм и пробабилизм, скептицизм, фанатизм, фарисейство[33]. Наконец, нравственные принципы образуют доминирующие в культуре требования общественной морали, показывая направление совершения поступка, его основание или оправдание. Среди самых известных нравственных принципов (от античности – до нашего времени), с помощью которых люди выстраивали свою деятельность, назовем: альтруизм и эгоизм, аморализм, аскетизм, гедонизм, квиетизм, пуританство, распутство, стоицизм, утилитаризм, целомудрие и цинизм. Попробуем дать наиболее известным из них краткую характеристику.
Гуманизм как важнейший мировоззренческий моральный принцип связан с верой в сущностные силы человека, в его способность (с опорой на разум) строить человекоразмерный мир, в котором могут быть реализованы главные атрибуты человеческого бытия: свобода, справедливость, достоинство, творчество, любовь и т.д. Вообще, гуманизм как принцип формировался в рамках определенных философских схем, идеологий и практик. История этики знает несколько трактовок гуманизма: античную, христианскую, ренессансную, марксистскую и современную. Чаще всего гуманизм ассоциируется с возрожденческим (сущность человека задается «возвратом» к античным культурным образцам, - для последующей творческой экспансии в мир) и марксистским вариантами (сущность человека определяется обществом, вставшим на путь достижения свободы, желающим воплотить «естественно-гуманное» состояние). Обе трактовки дают шанс именно человеку, и в человеке (а не в Боге) видят творца гармоничного бытия. Однако есть и принципиально иная его трактовка, принадлежащая А.С.Пушкину. В ней великий русский поэт предложил понимать гуманизм как синтез идей Просвещения и христианства. Здесь гуманизм предстает в виде культуры человека как личности, покоящейся на славе, свободе, искусстве, любви и сострадании[34]. Обе интенции – личное самоутверждение и сострадание (вспомним христианскую agaph) к другим, сопрягаются в единое человеческое целое. Кроме того, гуманизм связан с гуманностью, с навыком выстраивания адекватного (правдивого и ненасильственного) отношения ко всякому представителю рода человеческого.
Напротив, антигуманизм пытается всячески умалить свободу и достоинство человека, его личности. Для этого антигуманисты прибегают к расовым, этническим, религиозным, классовым и идеологическим аргументам, дабы показать «ущербность» какой-либо части человеческого сообщества, либо человечества как такового.
Аморализм как методологический принцип известен практически всем эпохам, включая нашу. Он репрезентирует такой взгляд (на жизнь), такую линию поведения и образ жизни, при которых те или иные индивиды, группы лиц и т.д. считают возможным не считаться с устоявшимися моральными стереотипами (нормами и принципами); созидать что-либо (семью, дело, политический проект и т.п.) при помощи безнравственных средств. Вслед за ним, моральный нигилизм является позицией, игнорирующей всякую общественную мораль, включая идеалы и ценности, авторитеты и традиции. История, в том числе история литературы и искусства, знает немало примеров такого негативного отношения к системе социальных ценностей. Вспомним хотя бы «кино-хит» последних лет «Бригада». Жаль что этот принцип, в виде тенденции, проявляется в наши дни, когда официальные моральные нормы третируются (отрицаются), а им на смену идет равнодушие, релятивизм, аморализм. В первую очередь, из-за негативного содержания предлагающейся «новой» морали.
Альтруизм (от лат. alter – другой) – это нравственный принцип, предписывающий сострадание к другим, бескорыстное служение, готовность к самопожертвованию (ради их блага и счастья), - в качестве центрального мотива поведения. Его антипод – эгоизм (от лат. ego - я) как жизненная позиция характеризуется «замыканием» всех линий бытия на собственном «я», вовлечение других (в ущерб их свободе, счастью и благополучию), - в процесс реализации собственных интересов. Эгоизм как нравственное качество личности вырастает на почве мировоззренческого индивидуализма, веры в особую самодетерминируемую роль индивидуума, его неповторимость и уникальность. Тем не менее, индивидуализм амбивалентен. Он может служить показателем демократии и гибкости социальных отношений. Но нередко он выражается и в отрицательных формулах: «моя хата с краю», «после меня хоть потоп». Но главное крайние формы индивидуализма как ранее («война всех против всех»), так и современного, – нарциссизма, суть аномалии, которые необходимо осознать и исправить. В т.ч., на пути к «другому», и тем горизонтам, которые они открывают[35].
Индивидуализм тесно связан с волюнтаризмом и анархизмом, – практиками, не считающимися с какими-либо формами общественного контроля за поведением человека. Его противоположность – коллективизм, напротив, делает ударение на сочетании индивидуальных интересов и целей, – с интересами и целями социальных групп и общества в целом. Считается, что взаимодополнительность этих «величин» органична, поскольку человек – социальное животное «общественное животное» (Аристотель).
Рассматривая структуру морального сознания мы должны остановиться на мотивах. Моральные мотивы (от лат. moveo – двигать, приводить в действие) – это внутреннее, субъективно-личностное побуждение к действию, заинтересованность в его совершении субъектом деятельности. Можно сказать, что мотив является ответом на вопрос: «почему (в силу каких причин) человек совершил тот или иной поступок?». В качестве моральных мотивов в истории этики чаще всего упоминались: наслаждение, стремление к счастью, служение Богу и «ближним», всеобщее спасение, «разумно понятый частный интерес», аскетизм, долг, польза, общее или индивидуальное благо. В отличие от мотива, который, как правило, объективен по содержанию, намерение образуется на почве субъективного опыта жизни, духовных исканий (приобретений и потерь) личности.
Следующим фундаментальным элементом структуры морального сознания являются ценности. Ценности – это принятое в социально-гуманитарных науках понятие, с помощью которого обществом дается специальная смысловая характеристика (абсолютная или социально-историческая) определенных явлений действительности. Коллективное, а затем и индивидуальное сознание градуирует мир (людей, вещей и явлений), – в соответствии с предпочтительными значениями. Люди в разные культурные эпохи размечали мир по принципу: более значимо (предпочтительно) – менее значимо (предпочтительно). Между этими крайними величинами обычно таиться целая пропасть промежуточных значений. Людям это нужно именно затем, чтобы выстроить адекватное мироотношение, действуя в «откалиброванном» смыслами мире. Это отношение, по определению, будет ценностным. В нем субъект соотносится и с объектом, и с другими субъектами. Но их соединяет, соотносит аксиосфера (άξιωσ – ценность, достоинство), замыкающая на себе всех и вся.
Естественно, что ценности средневекового Запада и современной Европы разнятся, поскольку матрица культуры в них отлична. В эту матрицу входят и этические (нравственные) ценности. Причем, нужно обратить внимание на то обстоятельство, что ценности как «положительное значение»[36] могут иметь два сценария образования: а) существуют ценности, смысл которых определяется потребностями и интересами человека, в случае, если эти потребности и интересы удовлетворяются; б) есть ценности, которые «извне» придают смысл существованию самого человека. Для того, чтобы прояснить разницу между ними вспомним понятие «потребности». Под потребностью чаще всего понимают заинтересованность субъекта в обладании определенной совокупностью внешних условий, необходимых для его существования и развития. Объективные потребности осознаются как субъективные интересы, но при их удовлетворении они становятся ценностями (по первому сценарию).
Так, все биогенные, материально-телесные и экономические потребности (в пище, тепле, одежде, труде, отдыхе и т.д.) образуют ценности «наслаждения»/ «страдания», «пользы»/ «вреда», «здоровья»/ «нездоровья», «успеха»/ «неудачи» и т.д. От них принципиально отличаются т.н. высшие или духовные ценности. Они носят надсубъективный (будь то индивид, класс, социум или культурный комплекс) характер, ибо они «возрождают» и «творят» самого человека, – в качестве человека[37]. Они же плюс генерируют культурную энергию, создают определенные духовные мотивации, направленные на повышение качества культуры. К этим ценностям относятся истина, добро и красота. Они самодостаточны, а человек к ним стремящийся, способен не только к обладанию знанием, красотой и добром, но и универсальным смыслом бытия.
Иногда в литературе можно встретить суждение о существовании социальных ценностей, т.е. ценностей пользы, счастья, безопасности, справедливости. К ним присоединяют профессиональные ценности и ценности семьи. Нередко делают ударение на политических ценностях, как то, демократия, свобода выражать своё мнение и волеизъявление, права и свободы личности. Они «привязаны» к внутрисоциальным процессам, характеризуя состояние и смысл этих процессов, событий и явлений.
Говоря о ценностях, хотелось бы подчеркнуть, что они, выражая определенную положительную значимость (вещи, либо явления), выявляются на фоне антиценностей, ценностей с отрицательным знаком. Известная пословица гласит: «нет худа без добра, как добра без худа». Позиция нравственного максимализма способна к созданию контрастности в восприятии и оценке явлений (правда – кривда), в то время как нравственный релятивизм затушевывает «пропасть», существующую между ними. Выход из этой ситуации один: помнить о том, что и мораль и этика рассматривают явления с точки зрения «должного», «благого», «правдивого», «справедливого»… Это значит, что «благое» и «неблагое», «доброе» и «злое» и в теории, и в практике должны четко разграничиваться. Для этого необходим особый инструмент, – этическая рефлексия (от лат. reflecxio – обращение назад) и соответствующее категориальное мышление.
3. Основные категории морального сознания.Особый слой морального сознания составляют категории. Они – своеобразный инструмент духовно-практического освоения человеком граней окружающего мира; «язык», выражающий универсальное в морали; ступени познания, на которых происходит фиксация и оценка явлений. Поэтому, категории морального сознания – это наиболее общие понятия, с помощью которых людьми отражаются существенные стороны моральной практики, выявляется ее качественная определенность. К наиболее функциональным категориям морального сознания принадлежат «добро» и «зло», «счастье», «справедливость» и «честь». Кратко охарактеризуем их.
Категория «добра» чаще всего употребляется интуитивно. В «Толковом словаре живого великорусского языка» Вл.Даля добро эквивалентно честному и полезному, как то, что соответствует долгу человека. Если заручиться поддержкой этической теории, то окажется, что «добро» выражает положительное значение какого-либо явления, процесса или социального действия. Проще говоря, «добро» – это прежде всего нормативно-оценочное понятие, обращенное к интересующему явлению объективного мира. Спрашивается: как формируется представление о добре, и вообще, что относить к добру, а что к его антиподу – злу? В истории морали (и этики) сложилось несколько линий в понимании рассматриваемых категорий: 1) конвенциональная (от лат. conventio – соглашение), которая рассматривает «добро» и «зло» как результат социокультурного договора, и учитывает факторы природно-социальный, национальный, конфессиональный, половой и т.д.; 2) онтологическая, требующая воспринимать «добро» и «зло» как субстанции или элементы структуры мироздания, к которым причастно Высшее начало, Бог; 3) интуитивно-априорная, отсылающая к их восприятию как врожденных идей человеческого ума, плюс соответствующим фундаментальным институтам. Так, «добро» чаще всего ассоциировалось с благом, пользой, наслаждением, атрибутом Бога, исполненным долгом, высшей ступенью биологической и социальной эволюции. Однако, как показал британский философ Дж.Э.Мур[38], в «обращении» с добром возможна «натуралистическая ошибка», т.е. отождествление людьми добра с естественными вещами. Например, с любыми социальными и бытовыми аспектами жизни людей. На самом деле добро никак нельзя отождествить ни с совокупностью вещей, ни с наиболее совершенными их образцами.
Вследствие критики Муром данной категории более приемлемо следующее понимание: добро – это открытое, многомерное и динамическое явление самой жизни, которое – в понятийной форме, – предстает как интегральное содержание совокупности моральных требований, целостный образ того, что вообще мораль требует от людей.
Если принять эту дефиницию, то категория «зло» будет выражать нечто противоположное. В истории этики также разрабатывались концепции «зла». Первая из них (сократовская) предлагает видеть источник зла в незнании, невежестве или заблуждениях человека. Сократ считал: а) что никто не творит зла добровольно; б) что людям лучше терпеть несправедливость, чем совершать ее; в) что тот, кто чинит несправедливость (другому) намеренно, лучше того, кто делает ее ненамеренно (по незнанию). Вторая концепция принадлежит Платону, который трактовал зло как дисгармонию душевных сил человека. Поскольку человеческая душа трехчастна (в ней наличествуют яростная, вожделеющая и разумная составляющие), то рассогласованность эмоций, желаний и интеллекта, чревата большими неприятностями. Автором третьей концепции был христианский мыслитель блаж. Августин. Он усматривал истоки зла в «первородном грехе», передающемся «по наследству» всем людям. Кроме того, каждый человек сам может обременить себя греховным грузом, разжигая: а) похоть плоти; б) похоть очей; в) житейскую гордость. Отсюда требования аскетической и нравственной борьбы с греховной природой.
Особую проблему этики составляет проблема соотношения категорий «добра» и «зла»[39]. Вопреки крайностям этического догматизма – с одной стороны, и релятивизма – с другой, превалирует подход, рассматривающий это соотношение диалектически. Так, в античной культуре превалировал принцип «золотой середины», интерпретируемый как компромисс между избытком и недостатком. Христианство предложило антиномичный образ человека, соединявшего в себе ряд противоположностей: наследственную греховность и богоподобие, способность к бескорыстной любви и черную зависть, плотские немощи и духовную стойкость, хрупкость сердца и неистребимость бессмертной души. Однако, именно Сын Божий – Иисус Христос здесь является личностным образцом и критерием нравственности (добра). Эпоха Возрождения строила модели, в которых противоположности принципиально сходятся (отождествляются), поэтому добро неотделимо от зла. У Гегеля зло момент становления Абсолютного духа. У Достоевского зло, равно как и добро, «помещены» в самое человеческое сердце и в нем ведут непримиримую борьбу за право «обладать» человеком.
Как видим, эти точки зрения делают проблему более острой. Наиболее удачно ее выразил Э.Фромм в вопросе: «человек – волк или овца»?[40] Из суммарного морального опыта человечества следует, что человек, прежде чем вести борьбу с внешним злом, должен его опознать в себе, а затем и упразднить. Поэтому, путь жизни человека – путь перманентного внутреннего нравственного конфликта, путь самопреодоления. Только достигнув внутренней гармонии можно рассчитывать на переустройство мира под шаблон добра[41]. Но это прогрессивный сценарий ответа, наряду с которым всегда возможна нравственная регрессия и дисфункция. Пример тому дал Ф.Кафка в ряде своих произведений, и, прежде всего в романах «Замок» и «Процесс». Здесь описана модель капитуляции человека перед активным злом.
Очевидно Ф.Кафка, как и целый ряд других этиков и моралистов, считал, что зло – это не только недостаток (отсутствие) добра, оно может быть активной силой в личностных и социальных процессах. Такова история Йозефа К., добропорядочного человека и гражданина. Тем не менее, Кафка, как и ранее Достоевский, дает нам понять и другое, при отсутствии вины человек сам может предопределять свою судьбу, разрывая связи с другими. Очень часто человек, оставаясь на первый взгляд нравственно вменяемым[42], предстает в крайне неприглядном виде. В «Дневниках» Ф.Кафки от 7.02.1915 года есть такая запись: «При известной степени самопознания и при других благоприятствующих наблюдению за собой условиях неизбежно будешь время от времени казаться себе отвратительным. Любой критерий хорошего – сколь различны бы ни были мнения на этот счет – будет представляться слишком высоким». И далее самое важное: «Придется признаться себе, что ты являешься не чем иным, как крысиной норой жалких задних мыслей... Грязь, которую обнаруживаешь, будет существовать во имя самой себя, ты познаешь, что явился на этот свет насквозь пропитанный ею, из-за нее же, неузнанный или слишком хорошо распознанный, отойдешь в мир иной»[43]. Разумеется, такое наблюдение-признание требует дальнейшей концептуализации проблемы.
В этом плане целесообразно вспомнить философскую постановку проблемы бытия, в т.ч. бытия человека в контексте нигитологии, или учении о Ничто. Тут имеет место целая традиция, восходящая к Ареопагитикам Дионисия Ареопагита, развитое Я.Бёме, Г.В.Ф.Гегелем, о. Сергием Булгаковым, Н.А.Бердяевым, Ж.-П.Сартром и др. В наиболее концентрированной форме, при том, в виде фундаментального вопроса к самому человеку, эта традиция обнаруживается у М.Хайдеггера. В трактате «Что такое метафизика?» он указывает: «Человеческое бытие может вступать в отношение к сущему только потому, что выдвинуто в Ничто»[44]. Иначе говоря, природе человека присущи как бытийный, созидательный (космический) аспект, так и не-бытийный (хаосогенный) аспект. Их сложная взаимосвязь и является интригой человеческой экзистенции. Поэтому, имеет смысл ещё раз задаться вопросом о возможности морально-этического размежевания добра и зла, которые чаще всего ассоциируются с бытием и ничто соответственно.
Не менее важной гранью проблемы добра и зла является т.н. плата за них. Существует мнение, что между производимым добром (злом) и реакцией на них, есть некоторая эквиваленция. Каждый акт добра, равно как и зла возвращаются к субъекту, их адресовавшему другим людям. В этом смысле говорят о «законе бумеранга». Как тут не вспомнить рассуждения героев романа Б.Пастернака «Доктор Живаго» – Юрия Живаго и Ларисы Гишар на тему «пришествия неправды на русскую землю». Имеется в виду русская революция и гражданская война. Любопытно, что сам Пастернак в «Карандашной рукописи» отметил: «борьба с разрухой (потому что разруха создана б<ольшевиками>) и метод их, революционная тактика, их призвание, специальность это именно только заводить разруху, где ее не было, анархической, насильственной расправой со всем имеющимся налицо, точно жизнь – сырье для их исторической обработки. Но органическая действительность не минерал, с нею надо договариваться, а не ломать и дробить ее»[45]. Вместе с тем, очень остры вопросы, мучавшие автора и его героев: чем обернется зло большевиков для России? не является ли их зло возмездием за ранее проявленное зло (напр., Петром I), и не заложники ли его другие поколения?
Но есть и другая точка зрения, утверждающая неэквивалентность акции и реакции, действия и ответного действия. Так, ещё в древности поэт Феогнид, наставляя юношу Кира, говорил:
Низкому сделав добро, благодарности ждать за услугу
То же, что семя бросать в белые борозды волн.
Если глубокое море засеешь, посева не снимешь;
Делая доброе злым, сам не дождешься добра.
Ибо душа ненасытна у них. Хоть разок их обидел –
Прежнюю дружбу тотчас всю забывают они.
Добрые ж все принимают от нас, как великое благо,
Добрые помнят дела и благодарны за них.[46]
По большому счету такие экспозиции исходят из понимания разной природы зла. Согласно одной версии – зло это ничто иное как отсутствие добра. Согласно другой – зло активная сила, меряющаяся с добром и пытающаяся свести на нет все усилия добра в мире и человеке.
Вместе с тем, этические дискуссии нередко сосредотачиваются на идее активного противодействия злу. Выше мы говорили о позиции И.А. Ильина, считавшего недопустимым потакание злу в его личностных и социальных формах. Но вопрос о том, должно ли добро «быть с кулаками», остается достаточно дискуссионным в этике. Во многом это объясняется сверхсложным характером того критерия, который внесет ясность в их динамическую расстановку в жизни, и самих результатах противостояния этих величин.
Как мы помним, вопрос о критерии добра и зла, является центральным в науке этике. В его решении нужно исходить из определенных социальных контекстов, идеологических программ, традиций. Проще говоря, в случае реального разграничения добра и зла могут прибегать к религиозным традициям и правовым нормам, классовой морали и профессиональному долгу, гуманистической экспертизе и принципу «благоговения перед жизнью». На деле всё оборачивается просто: христианин соизмеряет свои поступки с заповедями Христа, представлением об образе Божием (который он носит и который нельзя осквернять) и ищет пути уподобления Богу; современный буржуа рассматривает своё поведение в свете определенных буржуазных норм и стандартов жизни (евроквартира, автомобиль, супермаркет, элитные развлечения и т.п.); эксперт, проводящий гуманитарную экспертизу научной или технической новации обязательно прибегает к представлению о нормах здоровья, безопасности и благополучия людей. В немалой степени искомый критерий связан также с идеей социальной справедливости.
Категория «справедливость» своим возникновением обязана деятельности людей, в пределах которой происходит их взаимодействие (обмен деятельностью и ее продуктами). Различные интересы, желания, обязанности и полномочия создают силовое поле, нуждающееся в упорядоченности. Этимологически термин справедливость восходит к обычаю, правилу и порядку. Наиболее общее нравственное значение состоит в том, что справедливость есть санкционированная общественной моралью соразмерность в удовлетворении интересов взаимосвязанных друг с другом людей. «Механика» ее проявления выглядит привычно: справедливость «распределяет» (уравнивает), обеспечивает обмен и связана с воздаянием. Проблема справедливости разрабатывается, начиная с Аристотеля вплоть до современных авторов, таких как Д.Белл, Р.Дворкин и Джон Ролз[47] (США). Теоретизирование по поводу справедливости выстраивается вокруг двух ее видов – распределяющей и уравнивающей. Реальная практика по реализации справедливости в обществах различного социокультурного, экономического и политического порядков дает большой эмпирический материал для обобщений.
Функционирование морального сознания, пусть даже незрелого, невозможно без адекватного отношения к счастью. Само счастье как категория этики и философской антропологии базируется на обыденных, наивных представлениях о субъективной цели жизни всякого человека. Тем не менее, история этики дает серьезный повод говорить[48] о емкости, богатстве и нетривиальности категории «счастье». Для всех людей очевидно, что стремление к счастью, – естественное желание. Но не все разграничивают субъективную (зависящую от его качеств и активности) и объективную (не зависящую от субъекта и представленную внешними обстоятельствами: Промыслом, судьбой, случаем) его компоненты. Отсюда вопросы: счастье цель жизни, формулируемая и достигаемая одним лишь субъектом, или счастье находиться выше всяких жизненных стремлений? Далее, счастье – это отсутствие несчастья, горя, страданий и лишений, или же оно принципиально самоценно? Наконец, почему часть людей, имеющих жизненные блага не считают себя счастливыми, а те, кто ими не обладает или имеет их в малом количестве, часто бывают счастливы? Ответы на подобные вопросы давались с позиции натуралистической, религиозной (идеалистической) и социоцентрической этики. Все они имеют право на существование, как, например, имеет смысл говорить о «парадоксе счастья»[49]. Но решение проблемы, по нашему мнению, может быть таким: рецепт счастья складывается из намерения сделать других (не обязательно родных и близких) счастливыми, намерения, которому «известно» самоограничение, самопожертвование и смирение. Не об этом ли многие русские, украинские и белорусские сказки, или, к примеру, сказка О.Уальда «Рыбак и его душа»?
Категория «честь» указывает на то обстоятельство, что человек обладает внутренним нравственным стержнем, благородством души и чистой совестью. Нравственные нормы ему вменены и знакомы. Он умеет держать данное кому-нибудь слово и выполнить свой долг. Понимание чести, как отмечают многие исследователи, определяется положением человека в конкретной социальной обстановке (среде). Вследствие этого, в истории культуры мы наблюдаем наличие различных «кодексов чести»: от «рыцарского» и «дворянского» – до современных, связанных с профессиональной деятельностью, национальным и корпоративным факторами.
Данный перечень категорий будет неполным, если обойти вниманием категорию совести. Но прежде чем говорить о ней, рассмотрим понятие и специфику морального (нравственного) самосознания.
4. Нравственное самосознание личности.Всякий человек, заинтересованный в знании себя, своих возможностей, наклонностей и пороков, обращает луч рефлексии на собственное «я», на текущее состояние своего внутреннего мира. Недостаток или избыток нравственных чувств, норм и принципов, а также ценностей (идеалов), влекут за собой процедуру самообнаружения человека, в первую очередь, как субъекта нравственных отношений, как личности. Эта процедура, затягивающаяся порою на целую жизнь важна и нужна ему, как лицу подотчетному нравственным законам.
Поэтому, нравственное самосознание – это высшая ступень в развитии морального сознания (моральных качеств) индивида, на которой он сознает себя как личность, - в рамках социоприродного целого, свое место и предназначение в бытии. Достаточно сложный и тонкий «механизм» работы самосознания описан многократно (вспомним хотя бы Вертера у И.-В.Гете, Родиона Раскольникова у Достоевского или Клима Самгина у Горького). Обратим внимание на то, что способность реализовывать свои идеи и убеждения тесно переплетена с навыком самостоятельного (таки) регулирования действий, вытекающих из них. Поэтому, субъект, наделенный нравственным самосознанием способен: 1) к рефлексии; 2) самоконтролю; 3) критическому переосмыслению имеющихся в собственном сознании моральных установок; 4) к санкционированию «новой» линии поведения, сориентированной на более совершенный образец. Перечисленные функции разворачиваются в сознании самого индивида, но предстают опять-таки, в категориальном срезе.
Всем известно понятие «совести», нашего «внутреннего «я»». У А.С.Пушкина есть такие строки:
Совесть – когтистый зверь, скребущий сердце,
Совесть – нежданный гость, докучный собеседник,
Заимодавец грубый, это – ведьма
От коей меркнет месяц и могилы…
Если от поэтических метафор перейти к этике, то согласимся с тем, что совесть – это категория нравственного сознания, выражающая нерасторжимую связь морали и человеческой личности, характеризующая способность человека осуществлять нравственный самоконтроль, самостоятельно формулировать для себя нравственные обязанности и требовать их строгого исполнения. Если человек отклоняется от нормального поведения, то «голос совести» предупреждает о недопустимости нарушения жизненных правил игры или компромиссов со злом. Она действует как моральная стыдливость, т.е. внимательность к соблазнам и ловушкам; и как раскаяние, т.е. как признание ошибок; и как сожаление о допущенных просчетах. К сказанному добавим, что есть люди, берущие на себя вину за нравственную неустроенность мира, тяжело переживающие дисгармонию человеческих отношений (вспомним Пьера Безухова). Именно поэтому совесть связана с долгом и ответственностью (перед обществом и перед самим собой).
Долг – это категория этики, указывающая на превращение требований морали (в равной мере относящихся ко всем), - в личную задачу конкретного человека. Решая ее, человек подтягивает свое сознание к самому высокому уровню. В этом смысле, всякая личность (подчеркнем, именно личность) – носительница определенных нравственных обязанностей перед обществом, а не наоборот (как часто можно слышать теперь). Умение их, требования, выполнять говорит об ответственности. В целом, здесь возможна такая общая понятийная рамка:
Ответственность – это категория этики, характеризующая личность с точки зрения выполнения ею нравственных требований и выражающая степень участия личности (социальных групп) в собственном совершенствовании, а также совершенствовании общественных отношений. При конкретизации категории ответственности важно осознать два в ней момента: а) за что именно ответственен человек? б) перед кем конкретно он несет ответственность? В настоящий момент границы (применимости) этой категории расширились: от сугубо индивидуальных и социальных, – до ответственности за природу и человечество в целом.
Завершая рассмотрение специфики нравственного самосознания необходимо остановиться на проблеме самооценки личности. Вообще, оценка как процедура высвечивания нравственного смысла поступков других людей, имеет определенную структуру. В нее входят: 1) субъект оценки (человек); 2) объект оценки (другой человек, его качества, добродетели и пороки); 3) форма и характер выражения оценки (вербальный или невербальный, прямой или косвенный); 4) основание вынесения оценки, ее критерий (моральная норма, ценность или идеал). Будучи обращенной на себя (в случае самооценки человеком самого себя), структура оценки видоизменяется. Субъект и объект в ней – формально одно и то же, но в содержательном отношении они разнятся. Прежде всего, потому, что субъект – лицо заинтересованное в адекватном познании себя, но он предстает себе же, как носитель определенных качеств, которые требуется оценить беспристрастно, без искажений и натяжек. В этой ситуации только правдивое следование объективным критериям, может гарантировать правдивую самооценку. Исполнение человеком буквы и духа нравственного закона создает ему доброе имя, в то время как пренебрежение одним из этих элементов, их деформация может привести к сворачиванию нравственной культуры личности, к фарисейству или ханжеству, например.
Выход из этой ситуации предложил Л.Н.Толстой, считавший, что нравственная самооценка личности есть дробная величина, в числителе которой находится оценка Ивана окружающими людьми, а в знаменателе – самооценка Иваном самого себя. Как будто бы универсальная формула, но история знает немало случаев, когда современники не могли трезво и по достоинству оценить человека. Поэтому, человек должен идти по всем возможным нормативным линиям самооценки, не сбрасывая со счетов мнения других.
Итак, внутренняя оценка выстраивается по пяти направлениям самоконтроля: а) гедонистического самоконтроля; б) утилитарного самоконтроля; в) когнитивного (познавательного) самоконтроля; г) эстетического; и д) собственно нравственного[50]. Усилия в этом направлении дают возможность избавиться от внутренней фальши, досады (от просчетов), беспокойства и страха, но развить в себе позитивные составляющие нравственной личности: чувство правды, стыда, ценность истины, эстетический вкус и совестливость.
Только координируя внутренний и внешний контроль, человек создает прецедент собственного нравственного прогресса, способствует улучшению состояния нравственных отношений вокруг себя.
ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОКОНТРОЛЯ:
Что такое моральное сознание?
Охарактеризуйте структуру морального сознания.
В чем состоит специфика моральных норм?
Возможна ли морально ненормированная жизнь человека?
Что значит быть принципиальным в нравственном плане?
Что означает: быть гуманным?
Имеет ли смысл нравственный самоконтроль и в чем он состоит?
Должен ли человек подвергать себя нравственному самосуду или достаточно опираться на оценки других людей?
Все ли люди обладают моральным самосознанием? Если нет, то почему и что для этого нужно?
Литература:
1. Титаренко А.И. Структура нравственного сознания / А.И. Титаренко // Опыт этико-философских исследований. - М.: Мысль, 1974.
2. Скрипник А.П. Моральное зло в истории этики и культуры / А.П. Скрипник. - М.; Политиздат, 1992.
3. Шрейдер Ю.А. Лекции по этике: Учебное пособие / Ю.А. Шрейдер. – М.: МИРОС, 1994. – С. 77 - 115.
4. Етичнi норми i цiнностi: проблема обгрунтування. - К.: Наукова думка, 1997.
5. Золотухина-Аболина E.В. Курс лекций по этике / Е.В. Золотухина-Аболина. – М.: AСT; Ростов-на-Дону: Феникс, 1999. – С. 43 - 80.
6. Кондрашов В.А., Чичина Е.А. Этика. Эстетика / В.А. Кондрашов, Е.А. Чичина. – Ростов-на-Дону; Феникс, 1999 – С. 257 - 284.
7. Малахов В.А. Етика. Курс лекций: Навч. посiбник / В.А. Малахов. – 3-е вид. – К.: Либiдь, 2001. – С.221 - 258, 102 - 149.
8. Етика: Навч. посібник / За ред проф. В.О.Лозового. – К.: Юрінком-Інтер, 2002. – С. 81 - 100.
9. Анисимов С.Ф. Введение в аксиологию. Учебное пособие / С.Ф. Анисимов. – М.: Современные тетради, 2001. – С. 47 - 93.
10. Этика: Учебник / Под общей ред. А.А.Гусейнова и Е.Л.Дубко. – М.: Гардарики, 2003. – С. 383 - 392.
11. Балашов Л.Е. Этика: Учебное пособие. – 3-е изд., стереотипное / Л.Е. Балашов. – М.: «Дашков и Кº», 2010. – С. 113 - 123, 124 - 131, 132 - 146.
12. Апресян Р.Г. Добро / Р.Г. Апресян // Этика. Энциклопедический словарь. – М.: Гардарики, 2001. – С. 113 - 114.
13. Скрипник А.П. Зло / А.П. Скрипник // Этика. Энциклопедический словарь. – М.: Гардарики, 2001. – С. 154 - 156.
14. Сознание моральное // Словарь по этике / Под ред. А.А.Гусейнова и И.С.Кона. – 6-е изд. – М.: Политиздат, 1989. – С. 323 - 325.
ТЕМА 4. НРАВСТВЕННЫЙ ИДЕАЛ И ПРОБЛЕМА МОРАЛЬНОГО ОПРАВДАНИЯ СМЫСЛА ЖИЗНИ
1. Понятие нравственного идеала.
2. Проблема реализации нравственного идеала. Типы нравственных личностей.
3. Смысл жизни: этический контекст.
1. Понятие нравственного идеала. В известной сказке А. де Сент-Экзюпери «Маленький принц», главный герой говорит следующие слова: «У каждого человека есть свои звезды. Одним – тем, кто странствует, – они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки. Для ученых они как задача, которую надо решить. Для моего дельца они – золото…»[51]. Подобный прием, использованный писателем, акцентирует внимание на очень важной этической проблеме – проблеме нравственного идеала и связанной с ней проблемой осмысленного (оправданного) существования человека.
К сожалению, люди часто не отдают себе отчета в том, насколько важна (для личностного самоосуществления и раскрытия полноты бытия вообще) названная проблема. Духовно овладевая внутренними и внешними обстоятельствами жизни, внутренне их преобразуя, они начинают задумываться о предпочтительной форме и содержании наилучшего, совершенного состояния мира и своего собственного. Это осознание необходимо, поскольку человек изначально един с Богом, природой, с другими людьми и с самим собой. Желание целостности и гармонии часто (в семье, в трудовом коллективе, государстве) служит руководством к действию, настраивает на поиск нравственного оптимума человеческого существования.
Идеал как ключевое понятие морального и ценностного сознания имеет свое содержательное наполнение. В отличие от обыденного понимания, где акцент сделан на завершенном виде какого-либо явления, высшей степени чего-либо ценного, стандарте личных качеств человека, в этике было выработано более дифференцированное и емкое представление об идеале. Здесь оно напрямую связывается с универсальным основанием человеческих суждений, решений и поступков. Для этого нравственный идеал приобретает теоретико-нормативное звучание. Нравственный идеал – это либо представление о благом и должном в их абсолютном выражении; либо образец совершенства в отношениях между людьми; либо безусловный (высший) образец нравственной личности, ее бытия.
Поясняя это определение мы должны указать на то, что нравственный идеал имеет прямое отношение к существующим в конкретном обществе и эпохе потребностям, социокультурным нормам и ценностям. Люди выбирают (находят) то или иное представление о лучшем и совершенном из копилки идей, образов и представлений, которые сложились или складываются в пределах культурной системы. Их выбор, как правило, не выходит за горизонт перфектного в культуре у данного народа, страны или соседних культур. Он, как полагают некоторые авторы, предопределен структурой потребностей, т.е. совокупностью ближайших условий бытия человека, его претензий к внешним обстоятельствам, которые «заданы» природой homo sapiens. Подобная точка зрения, – сведения идеальных представлений к элементарным или комплексным потребностям, – имеет своих оппонентов. Они считают (напр., Н.Чавчавадзе, Ю.Шрейдер, В.Малахов), что если бы человеческая деятельность целиком подчинялась потребностям, то она не могла бы быть свободной деятельностью. Тем более – ее субъект. Спрашивается: не это ли обстоятельство вызывает к жизни всевозможных идолов, признание которых отодвигает на задний план Идеал?
Поэтому приемлемее говорить о том, что идеальные представления выступают в роли обобщающих слепков прежнего нормативного опыта деятельности и коммуникации, его эталоном. Кроме того, часть исследователей настаивает на связи ценностей (см. выше) – с идеально-типическими конструкциями в морали. Последние, как и ценности, «призывают» человека к трансценденции наличного бытия, к преодолению косности первичных условий, наличной формы субъективности и касанию абсолютного. Понятно, что «прорыв» к идеалу – это бросок в никуда, если трактовать идеал поверхностно и приземлено. Но не все звезды – золото и маленькие огоньки, как не для всякого «синица в руках» – предел мечтаний.
Таким образом, мы переходим к проблеме абсолютного и относительного нравственных идеалов, их взаимосвязи и взаимоотношения. Если признать, что идеал интериоризован (помещен во внутреннее пространство) в сознании человека или группы людей, в виде смысло-образа, нормативного образца, то в соответствии с ним происходит выстраивание векторов деятельности и общения. Однако сам идеал (образец) имеет две стороны своего проявления: он ценностно нагружен, т.е. ему выставлена высшая оценка в принятой индивидом или обществом системе оценок; во-вторых, он императивен, т.е. призывает следовать ему как наилучшему. Отсюда явствует, что тот из людей, кто признает смысл идеала как вполне реальный и идет (по мере своих сил) к его воплощению или реализации, – тяготеет к абсолютному полюсу; тот же, для кого идеал либо незавершен (недостроен), либо психологически неприемлем, либо абстрактен, – ориентируется на относительную его составляющую. Конечно, фанатизм и индифферентизм в этом вопросе – наихудшие из отношений к смыслу. Но вспомним, что все великое в жизни человечества служило «движителем» истории и культуры.
Немалый интерес представляет сюжет, связанный с решением другой важной проблемы, – соотношением нравственного идеала и реальности. При натуралистическом подходе идеал есть: либо результат обобщения (абсолютизации) предмета человеческих потребностей (ценно все, в чем всегда нуждаются конкретные люди); либо развитие моральных норм в сторону их автономизации друг от друга и от форм деятельности (идеалов столько, сколько норм; всякая деятельность и ее результаты – значимы). При идеалистическом взгляде идеал мыслиться трансцендентным (запредельным) вещной реальности и «открывается» человеку: либо как «голос совести» (Платон); либо как регулятивная доопытная идея (И.Кант), либо как ценность, противостоящая сущим вещам и явлениям (неокантианцы Марбургской школы, В.С.Соловьев, С.Л.Франк, Н.О.Лосский).
Помимо этого, нравственный идеал имплантирован в ткань любых идеологических проектов, где обосновывается цель (жизни) и средства ее достижения. Тем самым он может принимать социологизаторский подтекст, усиливая (легитимируя) проект построения лучшего общества. Но чаще в этике речь ведут об индивидуализации нравственного идеала, придании ему соразмерных конкретному индивиду психологических, эстетических и пр. черт. Индивидуально понятый и принятый идеал – это представления человека о нравственном стандарте поведения, которые определяются качествами, добродетелями и ценностными ориентациями. Обычно идеальные представления складываются (с последующей их пригонкой) на основании выделения носителей предпочтительных качеств: родителей, друзей, литературных и киногероев, поп-звезд – для людей с базовой светской культурой; основателей религий (напр., Иисус Христос – Сын Божий, Мухаммед, Будда), святых и праведников – для людей с базовой религиозной культурой. Теперь попытаемся уточнить как (в какие формы и с каким содержанием) воплощается нравственный идеал. Тем более что он выступает в роли целевой причины человеческих действий[52], основы построения межличностных отношений. При этом нужно учитывать то обстоятельство, что в подавляющем большинстве случаев люди руководствуются отнюдь не моральными целями.
Однако в этике сложилось представление о том, что по большому счету только «трансгрессивные личности» обнаруживают четкую ориентацию на идеал. Скажем, она угадываются в стихотворении литовского поэта Э.Межелайтиса:
Если душа окрыленная в небо взметнется
И попадет в восходящий воздушный поток,
То непременно домчится до самого солнца
И обозначит созвездьями свой потолок.
Но и тогда многомерная высь небосклона
Душу такую чюрлёнисским светом манит.
Ведь на нее вопреки увереньям Ньютона
Вовсе не действует тянущий к низу магнит.
Тяга иная – к всегда уходящему краю –
Падать в открытое небо её обрекла...
Эту готовность с рожденья в себе ощущаю
Остро и трепетно... Мне бы еще два крыла![53]
Но выяснить весь драматизм подобных задач, равно как и установить факты их подмены при их решении, возможно при расшифровке проблемы реализации нравственного идеала.
2. Проблема реализации нравственного идеала. Типы нравственных личностей. В реальной жизненной практике между идеалом и самой реальностью находится «пространство», которое необходимо преодолевать, прилагая немалые к тому усилия. Тривиальна ситуация, когда человек «всегда доволен сам собой, своим обедом и женой». Она меняется, если в душе начато движение к тому, чтобы признать за собой массу несовершенств и пороков, и начать движение в сторону их минимизации. Все было бы просто, но несовершенства и пороки имеют свою противоположность – совершенства и достоинства, о приобретении которых нужно заботиться с не меньшим[54] рвением и усилиями. На этом пути могут неоднократно возникнуть нравственные конфликты, которые имеют «внешнюю» и «внутреннюю» стороны.
Вообще нравственный конфликт – это специфический момент в жизни человека, возникающий в процессе выбора между равными или близкими по значению нормами и ценностями, содержание которых имеет как правило взаимоисключающий характер. Совершая выбор оптимальной нормы на фоне иных норм, люди вступают в конфликт с требованиями самой морали. Необязательных норм нет, но как быть в конкретной ситуации: закрыть глаза на одни, а выпятить другие? искать совет? задаться вопросом о том, как бы поступило авторитетное лицо (личный идеал)? Проще, когда люди выбирают между большим и меньшим добром, сложнее, – когда выбор касается доброго и злого в поступке и его результатах. Сложность здесь состоит в том, что, проходя через внутреннюю борьбу, человек ищет оправданного с точки зрения идеала (критерия нравственности) мотива поступка, а значит, стремится предвосхитить результат.
Такое личностное отношение к абсолютному в морали закрепляется в чувственно-эмоциональной и разумной сферах, где не только «прописаны» представления о совершенном, негативно-ценностные варианты развития событий, но также критерии нравственной самопроверки. Иногда совершив не вполне оправданный (с точки зрения морали) выбор, человек рискует быть не понятым и преданным нравственному суду окружающими. Поэтому, осуществляя самую разнообразную деятельность, живя в различных социально-экономических условиях и обладая неповторимым эмоционально-психологическим настроем, люди должны знать о возможности столкновений на почве нравственных идеалов, равно как и о преодолении возможных конфликтов.
В связи с трудностями, вызываемыми этой проблемой, этикой была предложена теория моральной референции[55], т.е. концептуальный взгляд на возможные варианты воплощения идеала в жизнь, согласования чаемого и реального. Во-первых, люди могут мифологизировать собственную жизнь и деятельность, проводя невидимые нити к идеалу. Во-вторых, они четко разграничивают реальность и идеал, субъекта и (пока) недостижимое им совершенство, полагая, что существующая дистанция не может не приводить их в движение. В третьих, реализация идеала может происходить в рамках межличностного диалога, коррегирования жизненного пути индивида важными советами и подсказками «другого». Теперь попытаемся посмотреть на то, как преломляется проблема нравственного идеала в индивидуально-личностном сознании и бытии.
Для этого остановимся на типических случаях поведения и соответствующих им типах нравственных личностей. В описании выделенных по внутренним, сущностным признакам типах, были учтены[56] такие параметры: а) общий смысл моральных представлений; б) господствующая моральная ценность; в) специфическое в моральном облике с возможными неповторимыми конфигурациями; г) жизненная судьба людей каждого из типов.
Конечно, кристаллизация этих типов имеет вполне определенную историю, которая может быть весьма поучительной. В т.ч., с точки зрения основных критериев понимания жизненного процесса – красоты (К.Леонтьев, Ф.Достоевский и Ф.Ницше), добра (Вл.Соловьев), творчества (В.Франкл), высшей жизни (Н.Бердяев), высшего блага (С.Франк).
«Конформистский тип» характеризуется наличием ведущей ценности (идеала) в виде чувства общности (мировоззренчески-ценностного единства) с определенной социальной средой. Все устремления человека этого типа имеют коллективистский (корпоративный) сценарий, ибо он «дитя» родного города, нации, класса, группы, «тусовки», словом, порождение социальной среды. Отсюда – ориентация и приспособление к господствующим в данной социальной группе морали, ее нормам, принципам и критериям оценки. Нравственное совершенствование предполагает «рост» в пределах коллективно-консесусных норм и идеалов. Проще говоря, этому типу нельзя (в среде своих) быть «белой вороной», вырываться вперед или высовываться. Его поведение закреплено и поддерживается традицией, благодаря которой прогнозируема форма жизни и само счастье. Последнее, по определению, – коллективистское. Живя и руководствуясь мотивом «как все», такой человек огражден от рисков и неприятностей, ибо мощь самой коллективистской морали «дает» ему гарантии благого финала. Но вспомним критику Ф.Ницше как раз нерефлектирующей себя «стадной морали», часто неспособной распознать и оценить моральную пассивность субъекта, позитивную ориентацию к самотрансценденции в направлении высших ценностей.
В ряде обществ, в особенности в современных обществах нашел свою «прописку» т.н. «потребительский тип». Немало людей ориентированы на личную пользу и успех, оценивая происходящее сквозь призму собственного благополучия. «Другие» с их бедами и невзгодами, счастьем и жизненными восторгами помещены в иную вселенную, или, как минимум, на периферию этой. Да и то, в качестве вещей, необходимых для его, потребителя, счастья и комфорта. Потребитель-индивидуалист выстраивает свою жизненную стратегему так, что именно ему должен достаться весь объем благ и привилегий, и именно он, – самый подходящий на роль счастливчика в жизненном марафоне. Счастье им ассоциируется с большими деньгами, властью и славой, положением и здоровьем, реже – благополучием семьи. И все это должно быть добыто им самим, его активностью и настойчивостью. Причем вопрос о том, как (на каких правах) в этот процесс вовлечены «другие», его волнует постольку, поскольку «другие» –функции разработанного и запущенного им самим механизма самоудовлетворения.
Как субъект морали он самореферентен, т.е. соизмеряет (оценивает) поступки с выработанной им самим (?) шкалой моральных критериев. Если во главу угла поставлена личная выгода, то спрашивается: способен ли такой типаж к альтруизму и бескорыстию, к деланию добра ради добра или осуществлению долга из любви к долгу? Ответы здесь прогнозируемы, как и прогнозируем общий вывод: люди, представители «потребительского типа» вряд ли могут похвастать единой (единообразной) линией поведения, для чего нужно сплавить общие нормы и принципы с частным темпераментом и характером. Все многообразие жизненных ситуаций нельзя подчинить нравственной логике «потребителя», замыкающей все жизненные комбинации «на себя». Напротив, такая логика нуждается в серьезной коррекции в сторону коллективистски-общезначимых норм и идеалов, в сторону самой гуманности.
Вообще, перечисленные типы личностей укладываются в бинарную схему человеческого бытия, предложенную Э.Фроммом[57]. В своем знаменитом трактате «Иметь или быть» он показал, что для многих наших современников счастье – суть удовлетворение всех без исключения желаний и субъективных потребностей. Но субъекта присваивающей ориентации отличает от его оппонента эгоизм, себялюбие и жадность, т.е. те свойства, которые формируются в ходе добычи все новых и новых наслаждений. На этом пути, по сути пути приобретения собственности, возможны насилие, несправедливость, одиночество. Напротив, путь (модус) бытия связан с желанием давать другим, делится с ними и жертвовать собой. По большому счету, полагает Фромм, если и возможен новый человек, то он обязательно будет человеком, преодолевшим собственный нарциссизм, и реализующим продуктивные качества – любви, труда, творчества, дарения. Но они возможны при процедуре самоуглубления.
Следует заметить, что значительно реже в реальной практике мы встречаем аристократов духа или «аристократический тип» нравственной личности, как раз связанной с этими качествами. Его резко выделяет из среды особость натуры, культурно-генетически расположенной к высшим сферам человеческого опыта. Будучи аристократом по происхождению и воспитанию, он наследует единственный поведенческий стереотип, покоящийся на чувстве собственного достоинства. Это чувство выделяет его из социальной среды и противопоставляет ей по кардинальным вопросам бытия. Он убежден в неспособности большинства адекватно воспринимать происходящее, как и неспособности принципиально менять мир на более совершенный. У толпы нет главного, – понимания того, что точка опоры, – в самой личности. Аристократ убежден, что именно ему досталась участь быть носителем подлинной свободы, проводником недевальвируемых идей и ценностей. Поэтому он всячески ограждает себя от внешней среды (всегда грязной политики, пошлой повседневности), ценя личностную автономию. Мерило его поступков – присутствие Бога в душе, гениальность, либо «голос совести». Отсюда понятно отношение подобных людей к «внутреннему» и «внешнему» суду. «Другие» для него – заложники собственного невежества и тлетворной среды. Им, если у аристократа хватит сил, он готов протянуть руку помощи. Но часто аристократ холоден с окружающими, поскольку считает, что требования морали для них, – принципиально нереализуемы. Полагаясь на собственные убеждения аристократ бросает вызов миру, но вследствие исходного неравенства сил, он обрекает себя на трагедию.
Кроме названных типов, следует упомянуть людей, реализующих в жизни героическое начало. «Героический тип» – человек высокой идеи, ее жрец. Активное служение идее, прежде всего, – идее абсолютного добра, резко выделяет его из окружения. Взяв в руки физическое и духовное оружие, этот человек объявляет всей несправедливости (как бы многолика она не была), – войну. Разумеется, в ущерб себе самому. Что же движет настоящим героем? Чувство справедливости и гармонии. Социальной и шире – вселенской. Вся жизнь отдается для реализации этой цели, сколь бы не велики и ужасающи были индивидуальные потери. Причем осознанное служение идее связывается со служением «другим»: окружающим, обществу, Родине, человечеству. В нем заключен особый смысл, не обязательно связанный с пафосом героического. Чаще всего замечают совершенный героический поступок, но не героя, не просто ушедшего в «тень», а готовящегося к очередному подвигу. Все оттого, что герой мыслит нешаблонно, воплощая принцип «в жизни всегда есть место подвигу». Пусть даже маленькому.
При рассмотрении нравственных типов личности возникает вопрос о людях с религиозным мировоззрением и моралью. Искренность их веры в Бога, во многом предопределяет саму специфику нравственного делания, которая обращена и к Богу, и к людям. Установленный Богом моральный миропорядок должен быть поддерживаем и, по мере человеческих сил, – усовершенствован (Н.Бердяев). Поскольку человеку Богом вменяется: изменив себя, - изменить мир, то решается глобальная задача по культивированию сверхнравственной жизни. Она, как мы видели ранее, основывается на универсальных заповедях, законах и нормах. Религиозная нравственная жизнь, тем самым, оправдана как квинтэссенция смысла для человека и человечества. В различных религиозных системах имеется собственная градация путей жизни, «способов» нравственного совершенствования. Если взять в качестве примера христианство, в частности - православное, то здесь мы найдем несколько вариантов. Так, известная представительница «социального христианства», монахиня Мария (Скобцова) выделила несколько типов религиозной жизни: синодальный, уставщический, эстетический, аскетический и Евангельский[58]. В отличие от эстетического типа, в котором «отложилась» красота культа, песнопений и проч., аскетического типа, с его «самоотрекающейся любовью к Богу и человеку», Евангельский тип воплощает в себе, как считает автор, саму установку на исполнение заповеди любви, «охристовление» человека. Здесь все силы души брошены на одухотворение жизни Смыслом – Христом, видение в других образа Божия, служение им как Христу. При таком подходе, христианская нравственность стремится «подтянуть» все социальные отношения к оптимальным, настаивая на этическом равенстве всех людей, их ответственности друг за друга, их общей человеческой судьбе.
Тем не менее, в современной этике существует взгляд, который утверждает легитимность и адекватность присутствия человека в мире повседневности, как на индивидуальном, так и на социально-групповом уровнях. Аргумент тут достаточно прост: в мире повседневности как главной жизненной форме человек как субъеки нравственности предстает как агрегированная (лат. aggregatio – присоединение) величина. Но против этой точки зрения есть определенные возражения. В этическом плане человек всегда находится в состоянии выбора между идеалами автономии и коммуникативной солидарности, которые не растворяются в повседневности. Далее, повседневность не снимает остроты одной из главных этических проблем – проблемы предназначения человека. Кроме того, мир повседневности оставляет в неопределенности вопрос об моральной вменяемости людей. Но главное, их смысложизненных перспективах. Подобная не-дифференцированность таит в себе опасности перекручивания, а то и забвения исходных и финальных смыслов человеческого бытия[59]. Дабы её снять, нужен шаг в сторону прояснения проблемы смысла жизни.
3. Смысл жизни: этический контекст. Смысложизненная проблематика – это та, которая