А. Г. Мысливченко: Да.

Д. Э. Летняков: То есть Вы были первым его заведующим?

А. Г. Мысливченко: Да, с 1973 по 1993 г. я заведовал тем сектором. В результате этой работы сектор выпустил монографию под названием "Современная марксистско-ленинская философия в зарубежных странах" в 1984 г. Это был тоже единственный труд на эту тему. Причем он настолько важен был в политическом отношении, что я его пропускал через рецензирование в соответствующих ("страноведческих") секторах ЦК КПСС. Я туда отсылал главы соответствующим работникам аппарата, которые сидели на Старой площади.

А теперь обратимся к следующему направлению моих исследований - это история отечественной философии. Особенно меня заинтересовал Н. А. Бердяев, потому что это он продолжал в России экзистенциальную линию немецких и французских философов... Бердяев и Шестов.

Д. Э. Летняков: Но ведь тогда Бердяев был такой фигурой достаточно запретной?

А. Г. Мысливченко: Да, но я на это не обращал внимания. Я поставил задачу выяснить, что нового Бердяев сделал в области экзистенциальной философии по сравнению с Хайдеггером, Ясперсом и другими западными экзистенциалистами. Задаваясь вопросом, был ли Бердяев экзистенциалистом, я обратил внимание на то, что Бердяев упрекает Хайдегтера за попытку построить еще одну "новую" онтологию, развивавшую не столько философию экзистенции, а лишь философию наличного человеческого существования, заброшенного в мир обыденности, покинутости, "богооставленности". Важнейшей категорией Бердяев (в отличие от "классического" экзистенциализма) считал категорию личности. Поэтому он определяет свои взгляды не только как философию "экзистенциального типа", но и как персонализм и эсхатологическую метафизику.

Д. Э. Летняков: И Вы вскрыли все эти различия между Бердяевым и европейскими экзистенциалистами? Этим занимались?

А. Г. Мысливченко: Нет, конечно, это был один из аспектов. Я писал о его мировоззрении в целом.

Д. Э. Летняков: А занятия социал-демократией? Как Вы на них вышли?

А. Г. Мысливченко: Это тоже шло как-то параллельно. После 1991 г., после краха СССР усилился интерес к социал-демократизму в России. Начали возникать какие-то группы, партии, борьба за первенство. Вскоре всё это рухнуло, осталась по сути одна партия "Справедливая Россия". Социал-демократические мотивы меня заинтересовали, и я лично тоже должен был выбрать свою политическую позицию после 1991 г. Надо было выбирать, кто я теперь? Я прочитал много материалов, дискуссий на эту тему, и пришел к выводу, что в целом по ряду важных вопросов я остаюсь всё-таки марксистом, я признаю марксизм как научное течение, которое еще имеет свое значение, за исключением его устаревших политических выводов о социализме и т.д. Наряду с этим в рядах социал-демократического движения появились новые веяния, новые идеи относительно современных задач. В ряде стран социал-демократы добились важных результатов. И не случайно, что большинство правительств западных стран возглавлялось социал-демокра-

стр. 39

тами и их союзниками. То есть социал-демократизм стал сильным политическим течением, потому что он больше подходит широким массам, чем многие другие политические течения. Иными словами, социал-демократы более перспективны в политическом плане, чем правые партии. Я решил, что надо этим делом заняться особо. И я вспомнил, что в книге по философии в Швеции, что касается социал-демократов, я писал об их идеологии еще в начале 70-х гг., в том числе о шведской модели общественного развития, чем она своеобразна и т.д. То есть тут тоже были элементы новизны, ибо раскрывались малоизвестные аспекты теории функционального социализма, не просто демократического, как в программах у них записано и сейчас еще, а именно функционального.

Д. Э. Летняков: А что это такое?

А. Г. Мысливченко: Это означает как бы скорректированное отношение к вопросам собственности, к роли собственности в государстве. Согласно марксистской традиции, собственность может быть или общественной или частной. Если собственность в стране принадлежит государству, то тогда возможен путь к социализму. А если собственность в частных руках, то это путь к капитализму. Коммунисты говорили, что они выбирают путь первый.

Д. Э. Летняков: Социализма.

А. Г. Мысливченко: Ну, а во что это вылилось? Поэтому некоторые социал-демократы пришли к выводу, что ошибочно так обращаться с вопросом о собственности. Нужен новый подход: частная собственность, с точки зрения функциональной теории, имеет ряд функций: владение, управление, распоряжение, контроль и др. Так вот, когда социал-демократы приходят к власти они имеют возможность руководствоваться этим принципом и решать вопрос о собственности таким образом, чтобы не просто национализировать эту собственность, но часть функций (контроль, управление и др.), которые вытекают из этой частной собственности, как бы социализируются, передаются под контроль профсоюзов, производственных комитетов и других инструментов политического контроля, то есть гражданского общества. Причем сюда в эту категорию входят и акционерные общества. Иными словами социализированная часть функций вынуждает собственника пойти на компромисс. Хотя формально владелец остается частным собственником. И получается, что принципы социализма соседствует с принципами капитализма.

Д. Э. Летняков: Некий компромисс такой получается.

А. Г. Мысливченко: И ничего страшного в этом нет. По сути дела западная экономика на том и стоит, что ряд функций собственности находится под контролем общественного влияния. И это очень важно. Собственность рассматривается не просто как некая дихотомия (то есть она или общественная или частная), а именно как ряд функций. И частично эти функции идут под общественный контроль, а функция владения остается у собственника. Вот эту особенность функционального подхода к собственности я пытался показать.

Д. Э. Летняков: То есть Вы думаете, что социал-демократия есть третий путь между либерализмом и марксизмом, который позволяет сочетать лучшие стороны и того и другого, так?

А. Г. Мысливченко: Да, примерно так. То есть лучше сказать, я стою на принципе того, что общество развивается по конвергентной модели, то есть постепенного сближения принципов капитализма и социализма. И те и другие должны сделать определенные уступки, ввести коррективы в принципы, которыми руководствоваться будут и те и другие. Конвергентный подход...

Д. Э. Летняков: Александр Григорьевич, а если вернуться к теме Института философии немного, Вы же работали на разных этапах в Институте в разное время - и в хрущевское, и в брежневское, и в перестроечное, и сейчас. Какой из этапов Вам кажется наиболее плодотворным, наиболее интересным? Когда жизнь творческая, научная, по вашему мнению, наиболее кипела в Институте?

А. Г. Мысливченко: Это тот период, который можно определить хронологически как 60 - 80-е гг. То есть после XX съезда, когда Хрущев зачитал известное письмо. После того, когда началось идеологическое потепление.

стр. 40

Д. Э. Летняков: Потом же в 70-е гг. снова "подморозило"?

А. Г. Мысливченко: Да, но сделанная работа остается, артефакты культуры остаются. Дискуссии лириков и физиков, сциентистов и гуманистов-антропологистов и другие обсуждения - они имели большое значение для потепления идеологического климата. Об этом я писал в ряде разделов по истории философии в Советском Союзе, а потом и в постсоветский период, то есть изучаемый период охватывал последние годы советской власти и начальные годы постсоветской власти. Показал достижения ряда ученых, которых можно назвать творчески ориентированными философами. Они сделали шаг вперед вот в эти годы, 70 - 90-е. Творчески мыслящие философы.

Д. Э. Летняков: Это Вы кого имеете в виду?

А. Г. Мысливченко: Я имею в виду представителей тех новых, неортодоксальных тенденций, которые выходили за рамки официальной доктрины. Этому способствовал также ряд эвристических положений, сформулированных в области психологии и теории познания и связанных с обоснованием принципа единства сознания и деятельности. Постепенно происходил отход от догматических канонов. В результате под общей "крышей" философии диалектического материализма фактически формировались различные философские школы: онтологистско-метафизическая, гносеологическая, философия науки, неклассические логики, философская логика, философская антропология и др. (С. Л. Рубинштейн, Э. В. Ильенков, П. В. Копнин, Б. М. Кедров, В. А. Лекторский, Г. С. Батищев, М. К. Мамардашвили, В. С. Степин, А. А. Зиновьев, В. С. Швырев и многие другие). Более подробно об этом смотри написанные мною главы "Новые тенденции и направления в философских исследованиях (60 - 90-е гг.)" в книге "История русской философии" (М., 2001), "Философия в советской и постсоветской России" в энциклопедии "Русская философия" (М., 2007, 2-е изд. 2014), а также в ряде современных учебников по философии для вузов, например, в учебниках "Философия" (М.: Норма, 2005), "Философия" (М.: Гардарики, 2002). Особого внимания заслуживают работы ученых, посвященные деятельностному принципу. Это очень важно, потому что рассматривая другие вопросы, понимаешь как все связанно с принципом деятельности человека.

Д. Э. Летняков: А в чем он заключается, если коротко?

А. Г. Мысливченко: Деятельность представляет собой специфически человеческую форму активности, направленную на достижение сознательно поставленной цели. Специфика человеческой деятельности заключается в том, что она не только целесообразна (это имеет место и у животных), но и целеположена. С. Рубинштейн и его последователи обратили внимание на то, что в тогдашних исследованиях по проблемам диалектического материализма человек выступал как бы в "усеченном" виде - лишь в качестве субъекта, для которого все вокруг объект. В результате человек "выпадал" из учения о действительности. Между тем определение бытия должно включать человека (в силу его деятельности, практики) как неразрывную составляющую этого бытия.

Значит, я хотел сказать, что тут нового, о чем я писал, исследуя историю советского и постсоветского периодов. Что здесь важно? То, что они, творчески-ориентированные философы, выдвигали ряд важных положений, философских принципов и в этом - определенный элемент новаторства. Иными словами, я хотел сказать, что хотя многие философы советского времени стояли на догматических позициях, но вместе с тем были и другого плана философы, творчески ориентированные. Особенно это проявилось, начиная с 60-х гг. То есть, если посмотреть предметно на работы по теории познания, психологии, социальной философии, проблемам человека, эстетики, этики и так далее, то можно увидеть конкретные вещи, которые свидетельствуют о том, что ученые продвинулись вперед. Почему я это повторяю? Потому, что когда произошел перелом в 1991 г., появились работы, в которых утверждалось, что весь советский период - это "подавление философии". Вот с этим я не согласен. Подавление было, действительно, но вместе с ним - это парадокс, но это факт - развивались тенденции творческие.

Д. Э. Летняков: То есть советская философия все-таки была?

А. Г. Мысливченко: В определенном смысле - да, в том смысле, что философская мысль в советские годы прошла тернистый путь и в ее развитии можно выделить ряд

стр. 41

периодов, соответствующих определенным этапам развития общества. Официальная принадлежность к "классическому" марксизму (а тем более к его превращенной форме "советского" марксизма) для многих ученых становилась все более формальной. Процесс их дистанцирования от марксистской ортодоксии приобретал все более открытую форму.

Д. Э. Летняков: Это если брать те области, далекие от политики, именно если не брать философию, а теорию познания?

А. Г. Мыслнвченко: Да, это в какой-то мере так и было. Но, во всяком случае, несмотря на жесткие идеологические рамки, преследования всяческих отступлений ("уклонов") от институционального марксизма (часто выступавшего квазимарксизмом) во многих трудах имелись и определенные достижения, связанные с приращением знаний в различных областях философской науки, прежде всего в логике и методологии научного познания, истории философии, философской антропологии.

Д. Э. Летняков: Вы хотели еще рассказать об антропологии, о проблеме человека?

А. Г. Мысливченко: Насчет философской антропологии - это отдельное направление. Начался интерес к ней в переломный период нашей истории. Основной упрек марксизму был в том, что философские проблемы человека в нем не разработаны, кое-что есть только у Маркса, особенно раннего Маркса, а в дальнейшем они не разрабатывались. В 1972 г. я опубликовал книгу "Человек как предмет философского познания". К тому времени таких обобщающих работ было, может быть, одна-две и другой направленности. Я вознамерился поставить эту проблему как проблему создания философской концепции человека - цельной. Потому что в марксизме этого не было.

Д. Э. Летняков: Грандиозная задумка.

А. Г. Мыслнвченко: Я выделил ряд вопросов, которые образуют структуру философии человека, иными словами предмета философской антропологии. Она охватывает такие проблемы, как антропогенез, природа, сущность и существование человека, соотношение в нем биологического и социального, внутренняя свобода, деятельность и творчество, отчуждение и смысл жизни. То есть выделялся философский аспект проблематики человека. А что было, если посмотреть на книжный рынок 60-х гг.? Попытки многих ученых объединить различные частнонаучные данные о человеке нередко выливались в фрагментарное, эклектическое описание различных свойств и отношений. Важным вкладом в систематизацию частнонаучных данных о человеке явились труды психолога Б. Г. Ананьева, который считал, что роль интегратора в процессе создания общей теории человекознания должна принадлежать психологии. Вскоре, однако, обнаружились недостатки такого "комплексного подхода" с опорой на психологию. Был сделан вывод о необходимости выйти за рамки частнонаучного изучения человека, подняться на уровень философского обобщения человека как "мира человека", как особой формы бытия.

Показательна в этой связи дискуссия о категории "существование", которой в традиционном марксизме по сути дела не было. И вот вспоминаю Болгарию, куда наша делегация советских ученых приехала на конференцию для обсуждения проблем человека. Присутствовали со стороны Болгарии академики Тодор Павлов, Савва Гановский. Выступали докладчики с разных сторон. Тема моего доклада была "Сущность и существование человека". Особый акцент я сделал на обосновании категории существования как наличного бытия эмпирического индивида в его повседневной жизнедеятельности. Отсюда, кстати, вытекает важность и понятия "повседневность". Закончились доклады. Потом выступал от Болгарии главный философ...

Д. Э. Летняков: Петров?

А. Г. Мысливченко: Нет, от Болгарии Павлов. И говорит: "Вот я прослушал Ваш доклад, и вспомнил работу Ленина "Материализм и эмпириокритицизм". Вы знаете, я там не нашел - у Ленина - категорию существования. Зачем нам марксистам здесь вводить категорию, которая, в общем-то, является сердцевиной ряда буржуазных философских течений, в том числе экзистенциализма как философии существования. А вы тащите в марксизм эту категорию, чтобы заниматься проблематикой, которой буржуазная философия занимается". В таком плане. Но к счастью его не поддержали. Даже представители болгарской стороны выступали и говорили о том, что категория существования все-таки

стр. 42

важна и ее надо вводить. Это было показательно. Так обстояло дело с дискуссиями о целостной философской концепции человека.

Среди категорий, которые очень нужны для философии человека, важной является проблема внутренней свободы человека, но не просто как познанной необходимости, а нечто иное. На тему о внутренней свободе у меня несколько статей было опубликовано. То есть я считаю, что в вопросе о внутренней свободе я свою лепту внес. И это новизна.

Д. Э. Летняков: То есть это свобода человека по отношению к другим, к обществу, к государству?

А. Г. Мысливченко: Нет, не это. Это был как раз старый подход. Вопрос же в том, что действующий человек всегда стоит перед проблемой выбора. То есть субъективные аспекты выбора. Что характеризует человека? То, что он выбирающее существо, а не просто приспосабливающееся или разрушающее. Именно выбирающее. То есть проблема выбора, и главное здесь - это выбор самого себя, потому что это определяет многие последующие выборы. Это был новый подход в отечественных исследованиях, если говорить о новых моментах в проблематике человека. Но сейчас надо заканчивать...

Д. Э. Летняков: Да, а вообще, кто Ваш любимый философ, кто повлиял на Ваше мировоззрение? Нет такого одного, двух-трех может быть?

А. Г. Мысливченко: Я бы так сказал, что есть много интересных ученых-философов, которых нужно читать и учиться у них. Но меня больше интересовала антропологическая линия в истории философии, антропологическая. А это связано с появлением мыслителей экзистенциального плана: это и Кьеркегор, и Шопенгауэр, Ницше и варианты экзистенциализма, персонализма, философской антропологии. Вот эта линия меня больше интересует, чем линия первая, классическая: Гегель, Кант, их можно критиковать. (Улыбается). Не целиком, конечно.

Д. Э. Летняков: За их недостаточное внимание к экзистенциальным проблемам?

А. Г. Мысливченко: Да. Что еще там осталось из названных выше исследовательских направлений. Речь идет об истории политических учений. Тут что можно мне в плюс поставить - это исследование новых тенденций в развитии западной социал-демократии, которые связаны с поворотом ряда социал-демократических теоретиков, поворота в сторону признания некоторых либералистских идей, тенденций, не всех, а некоторых, то есть появление того, что можно назвать социал-либерализмом. Если я говорю о том, что идут процессы конвергенции, вот они в этом и проявляются. Если посмотреть на многих современных активных социал-демократов, они уже не те, которые были раньше, они уже более склонны идти на компромисс с либералами, стремясь достичь консенсуса. Это новая тенденция. Я о ней писал в работах по истории политической философии. А еще что нового? То, что я посмотрел на Кьеркегора с точки зрения его отношения к политическим вопросам. Несмотря на то что он отрицал роль политики и даже порицал ее, все же у него были определенные политические мотивы. И в целом эти мотивы носят консервативный характер, поскольку он по сути дела призывал обратиться к первоистокам христианства, его зарождению, вот, дескать, тогда было истинное христианство, а что развивалось потом в Европе - это уже загнивание. Элитарно критикуя принципы политической демократии, Кьеркегор считал абсолютную монархию предпочтительной формой государственного управления, низводил политический дискурс к уровню неподлинной жизни индивида. Религиозное сознание, считал он, есть преображенное в вечность воспроизведение прекраснейших грез политики, то есть преображенное воспроизведение того, о чем политик лишь задумывался в лучшие периоды своей жизни. Тут вот что интересно, если посмотреть на Кьеркегора с точки зрения его отношения к религии и политике, то в общем-то вырисовывается, что это была консервативная линия развития в экзистенциально-христианской форме.

Д. Э. Летняков: Это тоже то, что Вы открыли?

А. Г. Мысливченко: Не стоит употреблять эти громкие, обязывающие слова. Но до меня об этом никто не писал. Хотя о Кьеркегоре опубликовано очень много, я подошел к его точке зрения на политику, притом что он ее роль вообще отрицал, старался не связываться с какими-либо политическими течениями, но все-таки эта связь у него проявля-

стр. 43

лась. Это не случайно, конечно. Такая линия заметна и у ряда других философов. Поэтому можно сказать, что, когда мы говорим о консерватизме как о течении политическом в общемировом плане, то надо иметь в виду, что имеется еще и консерватизм экзистенциального типа, свойственный Кьеркегору, Ницше и др. Это линия экзистенциального развития общемировой философии.

Д. Э. Летняков: В последнее время Вы опубликовали ряд статей о мировоззрении А. П. Чехова. Чем вызван Ваш интерес к нему?

А. Г. Мысливченко: Он был вызван некоторыми событиями биографического свойства. Мой отец, будучи директором школы, еще в 30-х гг. XX в. выступил инициатором сбора экспонатов и создания Чеховского уголка в одном из флигелей школьной усадьбы на Луке возле г. Сумы. Сюда Чехов приезжал "на дачу" в 1888 - 1889 годах. Недалеко от чеховского флигеля был еще один флигель, в котором в 30-х гг. поселилась наша семья. Мои детские и юношеские предвоенные годы прошли в этом доме, по соседству с чеховским. И когда настал юбилейный чеховский год (в 2010 г. исполнилось 150 лет со дня его рождения), я счел своим долгом выступить в "Литературной газете" (N 30) и журнале "Философия и культура" (N 7) со статьями о малоизвестных страницах жизни и творчества Чехова. В ходе дальнейшей работы выяснилось, что он принадлежит к числу наиболее спорных и наименее понятых классиков литературы. Одна из причин этого - недостаточная изученность его мировоззренческих взглядов. В статье "К вопросу о мировоззрении А. П. Чехова" ("Вопросы философии". 2012. N 6) я пришел к выводу, что в отличие от ранних рассказов, написанных в первый период творчества по принципам построения локальных бытовых сцен, произведения второго периода (1887 - 1904) означают поворот писателя к более углубленному изучению внутреннего мира человека в духе "экзистенциальной психологии". Впервые дано определение мировоззрения Чехова как экзистенциально мотивированной философии творчества. Она стоит в том ряду мировых духовных исканий, которые в XIX-XX вв. оформились в экзистенциальный тип миропонимания. В России эту тенденцию развивали Бердяев, Шестов, Достоевский и другие писатели и мыслители.

Д. Э. Летняков: Я думаю, что на этом можно закончить. Спасибо большое.

стр. 44

 

 

 
Заглавие статьи Субъективная реальность и пространство
Автор(ы) Н. И. ГУБАНОВ, Н. Н. ГУБАНОВ
Источник Вопросы философии, № 3, Март 2015, C. 45-54
Рубрика
  • ФИЛОСОФИЯ И НАУКА
Место издания Москва, Российская Федерация
Объем 40.7 Kbytes
Количество слов
   

Субъективная реальность и пространство

Автор: Н. И. ГУБАНОВ, Н. Н. ГУБАНОВ

Декарт полагал, что пространственными характеристиками обладает лишь объективная реальность, а Беркли и Кант считали пространство формой существования субъективной реальности. В статье показано, что пространственные характеристики присущи как материальным, так и ментальным объектам. К пространственным свойствам ментальных явлений относятся их экстрапроекция, структура и протяжённость экстрапроекции в трёх измерениях. Показано соотношение субъективного (ментального) и объективного (физического) пространства в условиях адекватного и неадекватного восприятия.

Descartes believed that the spatial characteristics has only objective reality, but Berkeley and Kant considered space form of the existence of subjective reality. The article shows that the spatial characteristics inherent in both material and mental objects there. By the spatial properties of mental phenomena are their extraprojection, structure and length ekstraprojection in three dimensions. It is shown the ratio of the subjective (mental) and objective (physical) space in conditions of adequate and inadequate perception.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: пространство, локализация души, типы существования, пространственные характеристики чувственных и мысленных образов, закон пространственного проецирования чувственных образов, субъективное пространство.

KEY WORDS: space, localization of the soul, existence of types, spatial characteristics and sensual imagery, law of spatial projection of sensory images, subjective space.

Вопрос о связи явлений субъективной реальности, или идеального, с пространством всегда был одним из наиболее сложных вопросов философии и науки. Людей издавна интересовал вопрос: имеют ли ментальные явления пространственные свойства, т.е. существует ли ментальный мир в пространстве, и если да, то где и каким образом; присущи ли явлениям сознания протяжённость и геометрическая структура? Решение этого вопроса необходимо для исследования фундаментальной проблемы соотношения духовного и телесного. Т. Нагель отмечал, что наибольшая трудность в разработке указанной проблемы состоит в представлении о том, что ментальным явлениям нельзя приписывать пространственные свойства, физические же явления, в том числе и мозговые физиологические процессы, ими непременно обладают (см. [Нагель 2001, 102 - 103]). Заметим, что понятия "ментальное", "духовное", "идеальное" как противоположности материального мы считаем равными по объёму: они охватывают все элементы сознания, любые явления субъективной реальности как противоположности реальности объективной.

стр. 45

Этическое и эстетическое понимание идеального как соответствующего какому-либо идеалу мы не используем.

Большинство античных мыслителей постулировали пространственную локализацию духовных явлений. Так, Демокрит и Эпикур полагали, что душа в виде особых круглых подвижных атомов распределена по телу человека, а её разумная часть находится в грудной клетке [Левкипп-Демокрит 1969]. Приблизительно в 500 г. до н.э. Алкмеон в результате открытия глазных нервов сделал вывод о том, что головной мозг - орган мыслительной деятельности и, следовательно, душа человека находится в его головном мозгу [Губанов, Согрина 2004]. По Платону, душа располагается в разных частях тела: её разумная часть находится в голове, и мозг связывает душу с телом; обитель неразумной части души -туловище. До вселения в тела людей сотворённые демиургом души находятся на небесах, и у каждой души своя звезда. Идеи, представляющие собой прообразы вещей, тоже пространственно локализованы: они находятся на небесах [Платон 2002]. Аристотель не принял положение о мозге как органе мышления. И хотя его позиция не совсем ясна, но, по крайней мере, часть души он признавал находящейся в сердце [Аристотель 1976]. Мозг же, по его мнению, занят лишь тем, что охлаждает работающее сердце.

Мысль о внепространственности духовных явлений впервые, по-видимому, высказал Августин [Августин 1991]. Он понимал душу и тело как две различные субстанции, первая из которых подвержена только темпоральным изменениям, а вторая - ещё и пространственным. Однако широкое распространение положение об отсутствии у ментальных явлений пространственных свойств получило после Декарта. По его мнению, ими обладает лишь телесная субстанция, т.е. материя: "Я признаю лишь два высших рода вещей: одни из них вещи - умопостигаемые, или относящиеся к мыслящей субстанции; другие - вещи материальные, или относящиеся к протяжённой субстанции, то есть к телу. Восприятие, воление и все модусы как восприятия, так и воления относятся к мыслящей субстанции; к протяжённой же относятся величина, или сама протяжённость в длину, ширину и глубину, фигура, движение, положение, делимость этих вещей на части и т.п." [Декарт 1994, 195]. Но Декарт не выдерживает последовательно этой точки зрения: постулируя взаимодействие души и тела в так называемой шишковидной железе мозга, он тем самым допускает и пространственную локализацию души. Это показывает также, что весьма трудно объяснить взаимодействие материального и идеального, если принять тезис о внепространственности последнего. Примечательно, что крупнейший из последователей Декарта Мальбранш отказался от данного Декартом объяснения взаимного влияния души и тела в шишковидной железе. Он полагал, что пространственная материя не может действовать на внепространственный дух, и наоборот, и только Творец, параллельно управляя телесными и духовными процессами, обеспечивает их соответствие [Мальбранш 1965]. Потом Лейбниц разовьёт эту идею в учение о предустановленной гармонии. Только если у Мальбранша Бог непрерывно согласовывает духовное и телесное, то у Лейбница Бог это делает силой своего всемогущества при творении мира раз и навсегда [Лейбниц 1982].

В XX в. идею внепространственности ментальных явлений отстаивал Н. Гартман. Он полагал, что физический и биологический слои бытия существуют в пространстве и времени, а два имматериальных слоя - психический и идеальный - существуют только во времени [Гартман 1950]. Мнение о внепространственности духовных явлений разделяли и разделяют многие современные философы. До сих пор здесь высок авторитет Декарта. Так, Л. А. Абрамян писал, что "вопрос о том, где находится идеальное, должен быть отведён, потому что идеальному как таковому не свойственны никакие пространственные характеристики, в том числе пространственная локализация. Нельзя не признать правоту в этом вопросе Декарта, который учил, что протяжение как воплощение пространственности является атрибутом телесной, но не духовной субстанции. "Где?" относится к вещам, а не к идеям" [Абрамян 1980, 104]. Подобные рассуждения характерны и для психологов. Л. М. Веккер отмечает, что "положение о беспространственности психики распространено... широко и вошло в концептуально-теоретический арсенал психологической науки... Принято и привычно говорить о беспространственности психики, но не принято и гораздо менее привычно говорить о безвременности психики" [Веккер web]. Но положение об от-

стр. 46

сутствии у идеального пространственных параметров приводит к следующему парадоксу: если "где?" к идеям не относится, то это значит, что идеи существуют нигде, т.е. вообще не существуют. Ещё Платон резонно замечал, что "всякому бытию непременно должно быть где-то, в каком-то месте и занимать какое-то пространство, а то, что не находится ни на земле, ни на небесах, будто бы и не существует" [Платон 2002, 199].

А. М. Анисов выдвинул концепцию типов существования в зависимости от наличия у объектов пространственных и темпоральных свойств. Он выделил четыре мыслимых типа существования: 1) объекты обладают как пространственными, так и темпоральными характеристиками (это физическая реальность); 2) объекты не обладают протяжённостью и не изменяются во времени (это идеальная реальность); 3) объекты не обладают протяжённостью, но развиваются во времени: "...лишённую пространственных характеристик, но длящуюся во времени... реальность назовём темпоральной реальностью" [Анисов 2001, 101]; 4) объекты обладают протяжённостью, но не изменяются во времени.

Первый тип образует мир физических объектов. Второй и третий типы вместе, по Анисову, составляют ментальный мир - мир нефизического существования; четвёртый тип пуст, т.е. таких объектов нет. Анисов полагает, что "на первом этапе ментальный мир был по сути темпоральным миром... и лишь затем к нему добавилась (примерно в 4 в. до н.э.) идеальная компонента" [Анисов 2001, 102]. Из зарубежных авторов положение о внепространственности духовных явлений отстаивает Д. Деннет. Он полагает, что телесная составляющая сознания - материальные процессы мозга - имеет пространственную локализацию, а содержание сознания, или "информационная диаспора", - вне пространства [Деннет 2003, 121 - 122].

Цель данной работы - обосновать доказательство существования субъективного пространства и показать его соотношение с объективным пространством в условиях адекватного и неадекватного восприятия. В истории философии существовала позиция, противоположная точке зрения Декарта, а именно: взгляд на пространство как на форму существования субъективной (духовной) реальности. Наиболее активно ее отстаивали Беркли и Кант. Беркли писал: "... Если мы даже допустим возможность существования этой нелепой субстанции (материи. - Н. Г., Н. Г.), то где же предполагается она существующей. Признано, что она существует не в духе; но не менее достоверно, что она не находится в каком-нибудь месте, так как всякое место или протяжение существует... только в духе. Остаётся признать, что она вообще нигде не существует" (курсив наш. - Н. Г., Н. Г.) [Беркли 1978, 202]. Отрицая существование материи и признавая существование только духа, он логично в рамках своей концепции пространство и время считал характеристиками духа.

Если Беркли приписывал пространственные характеристики духу вообще, то Кант полагал, что они есть априорные формы чувственности - сенсорно-перцептивной сферы сознания. Кант в отличие от Беркли признавал существование материальных объектов, но они сами по себе, по Канту, пространственными свойствами не обладают: человек на основе своих априорных чувственных форм приписывает пространственные (а также и темпоральные) свойства внешним объектам. "Пространство вовсе не представляет свойства каких-либо вещей в себе, а также не представляет оно их в отношении друг к другу, иными словами, оно не есть определение, которое принадлежало бы самим предметам и оставалось бы даже в том случае, если отвлечься от всех субъективных условий созерцания... Пространство есть не что иное, как только форма всех явлений внешних чувств, т.е. субъективное условие чувственности, при котором единственно и возможны для нас внешние созерцания" [Кант 1964, 132 - 133]. Далее он пояснял, что без субъекта пространство не существует: "...если бы мы устранили наш субъект или же только субъективные свойства наших чувств вообще, то все свойства объектов и все отношения их в пространстве и времени и даже само пространство и время исчезли бы: как явления они могут существовать только в нас, а не в себе" [Кант 1964, 144]. Он был прав в том, что "пространство и время безусловно необходимо принадлежат нашей чувственности, каковы бы ни были наши ощущения..." [Там же]. Но то, что он называл пространством вообще, есть субъективное, или психическое, пространство. Существование объективно-

стр. 47

го, или физического, пространства Кант не признавал. Его заблуждение противоположно заблуждению Декарта об отсутствии субъективного пространства.

Необоснованной и односторонней мы признаём как концепцию Декарта, так и концепцию Беркли и Канта. С нашей точки зрения, пространственными характеристиками обладают как материальные, так и ментальные объекты. В согласии с реляционной концепцией под пространством следует понимать способ организации бытия, характеризующий порядок взаимного расположения как материальных тел, так и ментальных явлений. Пространство существует постольку, поскольку бытие структурировано. Если бы бытие не имело структуры, если бы оно не расчленялось на объекты, а объекты в свою очередь не членились бы на элементы, связанные между собой, то понятие пространства не имело бы смысла. Поскольку структурировано как материальное, так и духовное бытие, то объекты обоих этих типов реальности обладают пространственными характеристиками.

При обсуждении проблемы "идеальное и пространство" необходимо, на наш взгляд, выделить два вопроса: 1) правомерно ли вести речь о пространственной локализации идеального, и если да, то где именно оно локализовано? 2) даны ли субъекту в непосредственном переживании пространственные параметры идеального?

В отношении первого вопроса отметим следующее. Идеальное статусом самостоятельного существования не обладает, оно всегда имеет свой материальный носитель (код), информационным содержанием которого оно и служит (см. [Дубровский 2007]). Код же как материальный объект пространственно локализован. Поэтому пространственной локализацией обладает и идеальное, не отделимое от материального как информация от своего кода и вообще как свойство от субстанции. "Как всякая определённая информация явление субъективной реальности находится в своём коде, который представляет собой нейродинамическую систему, обладающую конкретными пространственными и темпоральными свойствами" [Дубровский 2002, 100]. Каждому ментальному явлению соответствует свой ансамбль нейронной активности, пространство этого ансамбля и есть пространство данного явления.

Что касается второго вопроса - даны ли субъекту непосредственно пространственные параметры идеального? - отметим, что субъективную реальность человека можно разделить на две части: 1) идеальное, выступающее в форме чувственных образов (ощущений, восприятий, представлений), т.е. сенсорно-перцептивную сферу сознания; 2) идеальное в виде мысленных образов (понятий, суждений, умозаключений, т.е. рациональных форм), а также эмоций, желаний, самосознания, воли. Выделенные части различаются по непосредственной данности личности пространственных характеристик этих явлений. Интроспекция показывает, что пространственные параметры идеального, относящегося ко второй, т.е. несенсорной, части сознания, для субъекта элиминированы, не даны ему в непосредственном переживании, как элиминированы для него и субстратные свойства его нейродинамических кодов. Мы не ощущаем, что мышление, эмоции, воля, самосознание реализуются деятельностью головного мозга. Не ощущаем мы и нахождения этих субъективных явлений в каких-либо местах пространства, они кажутся нам внепространственными, хотя с помощью разума можно понимать, что они находятся в голове, и когда мы, скажем, идём, они перемещаются вместе с нами. Таким образом, хотя несенсорные элементы сознания локализованы в головном мозге, их пространственные характеристики для субъекта элиминированы.

Совсем иначе обстоит дело с пространственными характеристиками чувственных образов. Среди их пространственных параметров следует выделять пространственную локализацию, экстрапроекцию, структуру экстрапроекции, протяжённость (величину) экстрапроекции в трёх измерениях (см. [Губанов 1984]). Чувственные образы, как и другие психические явления, локализованы в мозгу. Их пространственная локализация субъекту в непосредственном переживании не дана. И в этом отношении ощущения и восприятия не отличаются от других явлений субъективной реальности. Отличие заключается в том, что субъекту в непосредственном переживании даны три иные пространственные характеристики чувственных образов: их экстрапроекция, её структура и протяжённость в трёх направлениях. Эти параметры составляют специфику субъективного пространства.

стр. 48

Оно находится в разных отношениях с объективным пространством в условиях адекватного и неадекватного восприятия.

Вначале опишем пространственные характеристики сенсорно-перцептивной сферы. Экстрапроекцию на примере зрения можно проиллюстрировать с помощью простого, но необычайно информативного эксперимента. Надо смотреть на какой-либо предмет, скажем, портрет на стене, затем левый глаз закрыть, а на правый сбоку надавливать пальцем. Возникает впечатление движения портрета. Портрет, конечно, висит на своём месте и не движется. Но что же движется? Образ? Нет, он неотделим от мозга, где находится его нейродинамический код как его носитель. Во внешнем пространстве движется проекция образа. Выводы: субъекту непосредственно дан не предмет, а его образ; образ локализован в мозгу, но проецируется на предмет; проекция накладывается на предмет и параметры проекции соответствуют параметрам предмета; образ переживается как предмет.

Если модифицировать эксперимент и надавливать пальцем на правый глаз при зрении обоими глазами, то изображение двоится: одна проекция остаётся на своём месте, а вторая сдвигается с положения, которое занимала. Если сразу надавливать на оба глаза, то две проекции перемещаются независимо друг от друга в разных направлениях. Это показывает, что каждый глаз создаёт свою проекцию образа, и в нормальных условиях проекции обоих глаз, во-первых, совпадают и, во-вторых, накладываются на воспринимаемый предмет. Эти опыты также показывают, что непосредственно человек имеет дело с собственным ментальным пространством и только через него отражает объективное пространство.

Можно проделать и такой опыт: человеку, наблюдающему окружающие предметы, помещать перед глазами, а затем убирать инвертирующие очки. У испытуемого будет возникать впечатление, что в момент надевания очков предметы переворачиваются "вверх ногами", а после их удаления предметы становятся в прежнее положение. Разумеется, от наличия или отсутствия очков положение внешних предметов не меняется. Меняют ориентацию в пространстве экстрапроекции образов. Как и при надавливании на глаза в предыдущем опыте, здесь происходит движение этих проекций. Наконец, интересен и такой опыт: человеку, смотрящему на удалённый и неподвижный предмет, допустим дерево, подносят к глазам бинокль, а затем его убирают. Испытуемому кажется, что когда смотришь через бинокль, предмет становится ближе, чем когда смотришь без него, а потом, когда бинокль убирают, ему кажется, что предмет возвращается на прежнее место. Эффект усиливается, если поворачивать бинокль и смотреть на дерево то через окуляр, то через объектив. Испытуемому кажется, что дерево то приближается, то удаляется. Дерево, естественно, остаётся на месте, здесь опять же движется экстрапроекция образа дерева. Эти опыты служат эмпирическим подтверждением положений о существовании экстрапроекции чувственных образов, наличии особого ментального пространства и того, что непосредственно человек имеет дело с ментальным пространством.

Чувственное познание обладает определённой аналогией с кинематографом: и тут, и там производится съёмка предметов и событий, а затем изображение проецируется вовне. Только если в кино изображение проецируется на экран и проекция существует вне связи с ранее снятыми на плёнку предметами, то при чувственном восприятии изображение тут же проецируется на снимаемые органами чувств предметы и при нормальных условиях восприятия сливается с ними. При галлюцинациях и сновидениях эта аналогия усиливается: и кинематографическая, и психическая проекции тут "живут" вне связи с ранее снятыми предметами.

Экстрапроекция образов по-разному осуществляется в контактных (осязательном, температурном, вкусовом) и дистантных (зрительном, акустическом, обонятельном) анализаторах. Первые отражают свойства предметов, непосредственно действующих на рецепторы. Вторые воспроизводят свойства предметов, действующих с помощью посредников (света, механических колебаний среды, молекул пахучих веществ). У контактных анализаторов ощущения проецируются на те места тела, где осуществляется воздействие раздражителей; у дистантных же ощущения проецируются на те места

стр. 49

пространства, где находятся сами отражаемые предметы (см. [Губанов 1986]). Экстрапроекция образов описывается законом пространственной локализации ощущений и восприятий (см. [Губанов, Согрина 2004]). Так как субъекту непосредственно дана не локализация, а проекция ощущений и восприятий, то точнее было бы именовать этот закон законом пространственного проецирования чувственных образов. Согласно ему, мозг, используя опыт предшествовавших актов отражения и перцептивно-предметной деятельности, обладает способностью проецировать ощущения и восприятия вовне на вызывающую их причину. В итоге образы предметов и явлений объективной действительности кажутся нам находящимися там, где локализованы сами предметы и явления. Благодаря экстрапроекции чувственное восприятие обладает предметностью, или интенциональностью: в непосредственном переживании субъекту даны не состояния его органов чувств, а отображённые свойства вещей.

Догадку о проецировании образов как способе их объективации впервые, по-видимому, высказал Демокрит [Левкипп-Демокрит 1969]. По его мнению, от предметов истекают своего рода флюиды (идолы, образы), которые, попадая в наше тело через органы чувств, порождают у нас ощущения и восприятия. Но эти образы, полагал Демокрит, мы чувствуем не в нас, а там, где находится воспринимаемый предмет; иначе ведь мы тянулись бы, скажем, ложкой не в тарелку с супом, а в свои глаза. Визуальный образ формируется, по Демокриту, истечением, исходящим сначала из предмета (того, что видимо), а затем из глаз (того, что видит). "Истечения" из предмета сейчас хорошо известны: это электромагнитные волны, механические колебания, атомы и молекулы пахучих и вкусовых веществ. А вот что представляет собой "истечение из глаз", т.е. психическое проецирование образов, до сих пор остаётся тайной. Известно только, что оно не является врождённым качеством, а формируется в ходе онтогенеза при тесном взаимодействии зрительного, акустического, осязательного, температурного, обонятельного, кинестетического, вестибулярного анализаторов.

Экстрапроекции образов обладают такой пространственной характеристикой, как протяжённость, или величина, в трёх направлениях. Покажем это на примере: допустим, мы созерцаем двухмерный объект, скажем, прямоугольник, начертанный на листе бумаги. Вспомним, что непосредственно нам дан не сам воспринимаемый объект, а его образ, спроецированный на объект, т.е. экстрапроекция. Она, как мы видим, обладает протяжённостью в длину и ширину. А если мы наблюдаем трёхмерный объект, к примеру, коробок спичек, то проекция его образа обладает протяжённостью в длину, ширину и высоту. Благодаря наличию протяжённости в трёх измерениях экстрапроекции образов обладают пространственной структурой, или геометрической формой. Например, длинная и короткая стороны проекции образа прямоугольника составляют угол в 90 градусов. Если воспринимается плоский объект, то проекция его образа имеет двухмерную структуру, а если отражается объёмный объект, то проекция его образа обладает трёхмерной структурой. Благодаря экстрапроекции и относительному соответствию геометрических структур проекции и действительности человек воспринимает пространственные структуры материального мира и способен правильно ориентироваться в нём. Факт наличия такой ориентировки как раз и доказывает положение о соответствии пространственных параметров экстрапроекции и действительности. Если бы чувственные образы не обладали пространственными параметрами, то и восприятие пространства для человека было бы невозможно, поскольку оно осуществляется только с помощью чувственных образов и никак иначе. У нас нет другой формы непосредственного контакта с миром, кроме чувственности. Невозможна была бы и ориентировка человека в окружающем его пространстве. Уже давно раскрыты многие периферические коды информации о пространственных параметрах объектов. Так, зрительные это - число раздражаемых рецепторов сетчатки (для размеров объекта), величина диспарации (для удалённости объекта и глубины рельефа), структура импульсной активности в центробежных каналах зрительной системы (для размеров, удалённости, формы предметов) (см. [Агаджанян, Смирнов 2009, гл. 16]). Этим кодам в самих образах соответствуют определённые психические аналоги.

стр. 50

Говоря о том, что в условиях нормального восприятия имеет место соответствие ментального и физического пространства, надо иметь в виду, что это соответствие имеет относительный, а не абсолютный характер: полностью субъективное пространство никогда не совпадает с объективным. Одно из свойств ментального пространства, которым не обладает физическое пространство, - это перспектива: предмет, имеющий одинаковый размер с другим предметом, но более удалённый от глаз по сравнению с первым, кажется меньшим по размеру по сравнению с менее удалённым предметом. Поэтому, например, параллельные рельсы железной дороги кажутся сходящимися вдали. Удаляющийся вдаль ряд одинаковых предметов, скажем, ряд деревьев одного роста, кажется понижающимся. Чем дальше располагается предмет от глаза, тем меньше угол зрения, приходящийся на него, тем меньше изображение на сетчатке глаза и меньше видимый размер предмета. Наличие у ментального пространства перспективы, которой нет у физического пространства, - ещё один факт, подтверждающий различие между этими видами пространства и, следовательно, наличие ментального пространства.

Анисов ставит вопрос о том, откуда известно, что ментальные объекты не обладают пространственными характеристиками. И отвечает: "Из опыта... в соответствии с данными... опыта, никто никогда и нигде не смог усмотреть в идеальных объектах что-либо похожее на размер, величину и т.п. <.. .> Физические объекты сравнивают по величине, по занимаемому месту в пространстве и прочее; но ничего подобного проделать ни с идеальными, ни с темпоральными объектами нельзя. Нелепо говорить, что понятие Вселенной занимает больше места, чем понятие атома... В мире ментальных объектов расстояний не существует" [Анисов 2001, 102 - 103]. По этому поводу можно отметить следующее. Не всё знание представлено в опыте, в опыте (наблюдении и эксперименте) не дана вся ноуменальная реальность (законы бытия), но она существует и раскрывается разумом. То, что пространственные характеристики мысленных образов в непосредственном опыте нам не даны, ещё не означает, что их нет. Понятия локализованы в пространстве мозга -там, где находятся нейродинамические коды этих понятий, но их локализация нам в непосредственном переживании не дана, как не дан и тот факт, что мозг - носитель сознания. В филогенезе для успешной деятельности субъекта информация о связи явлений сознания с мозгом не была важной. Возможно, она была бы даже помехой для познания внешнего мира. Представим, как бы мы наблюдали внешний мир или мыслили о чём-то и одновременно ощущали бы, как в голове функционируют нервные клетки ("шевелятся" мозги). В будущем, когда будут расшифрованы нейродинамические коды понятий и чувственных образов, мы сможем узнать, сколько места в пространстве занимают эти понятия и образы. Каждому ментальному явлению в пространстве мозга соответствует свой узор нейронной активности. Занимаемое этим узором пространство и есть пространство ментальных явлений.

Мышление представляет собой дискретное моделирование мира, а чувственное познание есть его аналоговое моделирование. Между понятием и пространственными свойствами объекта, характеризуемого этим понятием, непосредственного соответствия нет. Понятие Вселенной - это не макет самой Вселенной, так же как понятие атома не геометрическая копия атома. Понятие - это описание объекта с помощью множества слов (дискретных единиц), каждое из которых в свою очередь раскрывается посредством других слов и т.д. Поэтому, конечно, пространство понятия и пространство объекта совсем разные. Другое дело чувственное восприятие. Как аналоговое моделирование оно непосредственно соответствует пространственным параметрам внешнего мира. Только в силу закона пространственного проецирования образов наблюдается соответствие структуре окружающей среды не самого образа, а его проекции. При чувственном познании из психических модальностей (красное, зелёное и другие, служащие знаками физической природы отражаемых объектов) создаётся пространственный узор, воспроизводящий структуру объекта и проецируемый на него. Порядок взаимного расположения психических модальностей и есть ментальное пространство.

Вопреки Анисову, применительно к проекциям чувственных образов говорить о большем или меньшем месте совсем не нелепо. Здесь уже непосредственный опыт подтвер-

стр. 51

ждает, что ментальные явления имеют пространственные свойства. Например, мы видим учебную доску с написанным на ней текстом "Первое сентября", т.е. переживаем образ этой доски, проецированный на саму доску. Вспомним, что непосредственно нам дана не сама доска, а проекция её образа. Проекция образа доски больше проекции образов букв, проекция слова "Первое" находится левее проекции слова "сентября". Благодаря пространственным характеристикам чувственных образов мы и имеем в непосредственном опыте сведения о размерах объектов, расстояниях между ними, их взаимном расположении. Если бы это было не так, то спрашивается: откуда бы мы имели информацию о пространственной структуре внешнего мира?

Поэтому основание для классификации типов реальности, предложенное Анисовым, на наш взгляд, не соответствует действительности. И материальные, и ментальные объекты обладают и пространственными, и темпоральными свойствами. Различие между материальным и ментальным мирами состоит в том, что объекты первого мира обладают физическими свойствами (массой, зарядом, инерцией и др.), а объекты второго мира ими не обладают; будучи чистой информацией, они, рассматриваемые сами по себе, бесплотны и бестелесны как информационное содержание нейродинамических систем.

То, что ментальные объекты обладают не только темпоральными, но и пространственными характеристиками, следует и из теории относительности. Она выявила связь между пространством и временем, показав, что в природе существует единое пространство-время, мерой которого служит пространственно-временной интервал. Абстрагирующая способность мышления разделяет пространство и время, полагая их существующими отдельно друг от друга. Но для правильного понимания мира надо исходить из принципа их единства: нельзя чему-либо существовать во времени, не существуя в пространстве, и наоборот, нельзя существовать в пространстве, не существуя во времени.

Итак, пространство окружающего мира - это объективное, или физическое, пространство. Его переживание, отражение в сознании человека есть субъективное, ментальное, психическое пространство. Термины "субъективное пространство", "психическое пространство", "ментальное пространство", которые мы используем как синонимы, необычайно многозначны. Они используются в философской, научной и эзотерической литературе. Иногда ими просто обозначают духовный мир человека или некие его компоненты. Часто они служат метафорами для описания структуры психики в соответствии с некоторой условной системой координат. Например, создаётся модель, в которой расстояния между точками, соответствующими понятиям, делаются пропорциональными различию между понятиями. Под субъективным пространством мы понимаем не какую-либо модель описания психики, а реальное пространство субъективной реальности - способ взаимного расположения психических модальностей (красное, зелёное, шероховатое, мягкое, тёплое, холодное и т.п.), формирующих чувственные образы, которые обладают экстрапроекцией, её структурой и её протяжённостью.

В условиях адекватного восприятия субъективное пространство в большой степени совпадает с объективным, что является условием правильной ориентировки человека в среде. Экстрапроекция порождает впечатление тождества образа и внешнего предмета. А оно, в свою очередь, обусловливает наивно-реалистическую установку и не позволяет выявлять факт существования ментального пространства: человеку кажется, что внешние предметы даны ему непосредственно, а не с помощью образов, как есть на самом деле, и существует только внешнее, объективное пространство - пространство воспринимаемых предметов. Факт существования ментального пространства выявляется в условиях неадекватного восприятия и при изменённых состояниях сознания. Это бывает, в частности, при иллюзиях, галлюцинациях и сновидениях. Иллюзии - это искажённые или ошибочные восприятия (см. [Незнанов 2010, гл. 8]). При многократных восприятиях объекта сигналы от рецепторов актуализируют (пробуждают) уже имеющееся в памяти представление о нём, что ускоряет процесс восприятия и поэтому полезно. Готовность представлений зависит от внутренней установки субъекта. При переживании сильной эмоции у человека может сформироваться неадекватная установка, актуализирующая не то представление, которое полностью замещает собой текущие от рецепторов сенсор-

стр. 52

ные данные, как, например, в случае с больным, одержимым манией преследования и принимающим халат за притаившегося злоумышленника с ножом. Здесь объект воспринимается находящимся на своём действительном месте, но не в том виде, который ему присущ на самом деле: экстрапроекция образа соответствует положению объекта, но её структура не соответствует структуре объекта.

К интересным иллюзиям относятся искажения схемы тела. У человека имеются представления о пространственных параметрах не только внешних объектов, но и своего тела. Благодаря осязательным, температурным, кинестетическим, вестибулярным и зрительным ощущениям у человека формируется представление о размерах, форме тела, его границах со средой, ориентации в пространстве. Это представление и есть схема тела. Как и все чувственные образы, она локализована в мозге, но её проекция с определённой точностью соответствует пространственным параметрам физического тела. То, что человек обычно знает как своё тело, является именно описанной выше схемой тела: субъекту непосредственно дана схема тела, но не оно само. То, что схема тела и физическое тело не одно и то же, показывает наличие иллюзии - фантома ампутированных. Человек, не зная, что у него ампутирована рука или нога, уверен, что он двигает ею, что она болит и т.п. Через некоторое время после операции схема тела может прийти в соответствие с физическим телом, и тогда фантом исчезнет. Иногда же он сохраняется на годы и десятилетия (см. [Губанов 1986]). Известны несоответствия схемы тела и физического тела, обратные фантому ампутированных. Они возникают при гемиплегии - нарушении проводимости кортикоспинального пути при органических поражениях мозга [Боголепов 1976, 141 - 146]. При этом больному может казаться, что у него нет руки или ноги. В случае фантома ментальное пространство (схема тела) включает в себя отсутствующую конечность, при гемиплегии, наоборот, в нём отсутствует имеющаяся конечность.

Галлюцинации - это ложные, мнимые восприятия: люди видят предметы, которых нет в объективной действительности, слышат слова, которые никем не произносятся и т.п. (см. [Цыганков, Овсянников 2011, гл. 12]). Галлюцинации, в отличие от иллюзий, возникают без внешнего раздражителя. "Необычайна и фантастична ситуация, - пишет А. А. Меграбян, - когда больной на самом деле воспринимает то, чего нет в реальной жизни" [Меграбян 1972, 23]. При галлюцинациях в мозгу без внешнего раздражения под влиянием внутренней установки, связанной обычно с сильной потребностью и эмоцией, актуализируются имеющиеся в памяти представления; эти образы проецируются вовне и принимаются за объективно существующие предметы. Галлюцинации и нормальные восприятия сходны в том, что как те, так и другие проецируются вовне, в силу чего и переживаются как объективно-реальные предметы. Только если нормальному восприятию на самом деле соответствует отражаемый объект, галлюцинации в непосредственно окружающей человека действительности ничто не соответствует: галлюцинация псевдопредметна.

Особая активность перцептивных категорий и установок во время сна порождает сновидения - субъективные переживания, включающие в себя чувственно-образные (преимущественно зрительные), эмоциональные и мыслительные компоненты. Сновидения можно рассматривать как связную систему галлюцинаций: человек имеет дело с целым причудливым субъективно-реальным, но объективно-нереальным пространственным миром. Переживаемые при сновидениях события представляют собой субъективную реальность, объективно-реально они не существуют. Но человек в процессе самого сновидения обычно переживает происходящее как объективно реальное; вместе с тем после пробуждения он достаточно быстро (за редкими исключениями) понимает мнимый характер происходившего во сне. При сновидениях и других галлюцинациях ни экстрапроекции образов, ни пространственная структура экстрапроекций не соответствуют местоположению и структуре каких-либо находящихся вокруг человека объектов: здесь субъективное пространство одно, а объективное, в котором находится субъект, совсем другое.

При иллюзиях, галлюцинациях, сновидениях ментальное пространство значительно, а часто и кардинально отличается от физического. Это отличие их друг от друга, диссоциация субъективного и объективного пространства, и выявляет факт существования

стр. 53

субъективного пространства. Отмеченное отличие, или диссоциация, фиксируется обычно не самим субъектом, находящимся в условиях неадекватного восприятия, а другим лицом, при психической патологии - врачом. Таким образом, изучение неадекватных условий восприятия и изменённых состояний сознания имеет важное значение для правильного понимания пространственной локализации и проекции явлений субъективной реальности.

ЛИТЕРАТУРА

Абрамян 1980 - Абрамян Л. А. Понятие реальности // Вопросы философии. 1980. N11.

Августин 1991 - Августин Аврелий. Исповедь. М., 1991.

Агаджанян, Смирнов 2009 - Агаджанян Н. А., Смирнов В. М. Нормальная физиология. М., 2009.

Анисов 2001 - Анисов А. М. Типы существования // Вопросы философии. 2001. N 7.

Аристотель 1976 - Аристотель. Сочинения в 4 т. М., 1976. Т. I.

Беркли 1978 -Беркли Д. Трактат о принципах человеческого познания /Беркли Дж. Сочинения. М.: Наука, 1978.

Боголепов 1976 - Боголепов Н. К. Гемиплегия // Большая медицинская энциклопедия. Т. V. М., 1976.

Веккер web - Веккер Л. М. Психика и реальность: единая теория психических процессов (http:// psylib.org.ua/books/vekkl01 /txt20.htm).

Гартман 1950 - Hartmann N. Philosophie der Natur. В., 1950.

Губанов 1984 - Губанов Н. И. Пространственная локализация и проекция чувственных образов // Философские науки. 1984. N 3.

Губанов 1986 - Губанов Н. И. Чувственное отражение. М., 1986.

Губанов, Согрина 2004 - Губанов Н. И., Согрина В. Н. Ментальный мир и пространство // Полигнозис. 2004. N 1.

Декарт 1994 -Декарт Р. Сочинения в 2 т. М., 1994. Т. II.

Деннет 2003 - Деннет Д. С. Почему каждый из нас является новеллистом // Вопросы философии. 2003. N 2.

Дубровский 2002 - Дубровский Д. И. Проблема духа и тела: возможности решения // Вопросы философии. 2002. N 10.

Дубровский 2007 - Дубровский Д. И. Сознание, мозг, искусственный интеллект. М., 2007.

Кант 1964 - Кант И. Сочинения в 6 т. М., 1964. Т. III.

Левкипп-Демокрит 1969 - Левкипп-Демокрит // Антология мировой философии в 4 т. М., 1969. Т. I. Ч. I.

Лейбниц 1982 -Лейбниц Г. Сочинения в 4 т. М.,1982. Т. I.

Мальбранш 1965 - Malebranche N. (Euvres completes. Ed. par A. Robinet. T. XII. P., 1965.

Меграбян 1972 - Меграбян А. А. Общая психопатология. М., 1972.

Нагель 2001 - Нагель Т. Мыслимость невозможного и проблема духа и тела // Вопросы философии. 2001. N 8.

Незнанов 2010 - Незнанов Н. Г. Психиатрия. М., 2010.

Платон 2002 - Платон. Тимей. М., 2002.

Цыганков, Овсянников 2011 -Цыганков Б. Д., Овсянников С. А. Психиатрия. М., 2011.

стр. 54