На основании изложенного прошу возбудить уголовное дело в отношении Достоевского Ф. М., как подстрекателя к совершению преступления».

Федорко полагал, что, прочитав этот текст, судебные приставы осознают абсурд ситуации и прекратят заниматься ерундой. Но те юмора не поняли. Заместитель начальника Петропавловск-Камчатского городского отдела судебных приставов И. Ли на полном серьёзе принял это заявление, зарегистрировал, присвоил ему номер и приобщил к материалам уголовного дела. В отношении Достоевского натурально проведена проверка по признакам состава преступлений, предусмотренных ч. 4 ст. 33 (подстрекательство) и ч. 1 ст. 297 УК РФ (неуважение к суду).

В возбуждении уголовного дела против классика русской литературы всё же было отказано по той причине, что он уже с лишком сто лет пребывает на Тихвинском кладбище.

Цитирую постановление Петропавловск-Камчатского городского отдела судебных приставов:

«Учитывая, что Достоевский Ф. М. скончался 28.01.1881, а Федорко Е. Н. родился 19.11.1960 года, Достоевский Ф. М. не имел реальной возможности склонить Федорко Е. Н. к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом…»

Чтобы сделать этот вывод, судебным приставам потребовалось 9 месяцев.

Кстати, в свете Федерального закона от 5 апреля 2013 года № 34-ФЗ, который предусматривает ответственность за распространение печатной продукции, содержащей нецензурную брань, у судебных приставов появился ещё один повод проверить творчество Достоевского. Ведь если в их понимании слово «идиот» является неприличным и нецензурным, то издание и продажа романа «Идиот» может считаться административным правонарушением.

Перевернулся бы Федор Михайлович в гробу, если бы узнал про эти земные дела? Впрочем, он ведь бывалый каторжанин, все бы стерпел.

А что же с уголовным делом Федорко? После двух лет «активных» следственных действий оно прекращено за давностью сроков. Федорко с таким решением не согласился, так как давность сроков — не реабилитирующее основание. Так что ждём продолжения истории.

Всё это было бы смешно, если бы не было грустно. Есть немало примеров того, как блюстители закона имели на руках достоверные сведения о преступлении (по-настоящему опасном для общества), но не возбуждали дело и вообще не принимали никаких мер. Зато, если вы скажете вслух слово, которое не понравится судебному приставу, то репрессивный механизм государства заводится с пол-оборота. Вам за это так изнасилуют мозг и психику, что вы навсегда потеряете покой и сон. Только вдумайтесь, на какую дребедень судебные приставы потратили столько рабочего времени и сил. Чуть Фёдора Михайловича не достали из могилы! Ну и кем их после этого считать? Глупыми людьми. Если не сказать хуже»[216].

О том, что инициаторы и участники этого дела после этого прошли освидетельствование у психиатров и уволены из правоохранительных органов по медицинским показаниям (выявление идиотии — юридическое основание для признания человека недееспособным) либо в случае признаниях их вменяемыми — понесли наказание за злоупотребление должностными полномочиями[217], нецелевое расходование бюджетных средств[218] и преступления против правосудия (гл. 31 УК РФ), — не сообщалось.

* * *

«В Новосибирске суд по заявлению прокуратуры признал видеоролики, размещенные в сети интернет, экстремистскими материалами.

Прокуратура Новосибирской области провела проверку по факту размещения в социальной сети «ВКонтакте» для свободного доступа неограниченного круга лиц пяти видеороликов и 10 графических изображений: «Берл Лазар смотрит на тебя…», «Вот загадка для детей…», «Доказательства холокоста…», «Гоям читать вредно…», «Русский не пей…», «Убивай с комфортом…», «Докажите обратное?», «Дело сделано!», «Тут побывали евреи», «Смерть жидам».

Согласно заключению психолого-лингвистического исследования, проведенного экспертами Сибирского института — филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, размещенные в сети интернет визуальные и текстовые материалы пропагандируют неполноценность лиц еврейской национальности. В материалах содержится информация, побуждающая к действиям против евреев как этнической группы, иудаизма как религиозного течения, а также представителей государственной власти Российской Федерации. В соответствии со ст. 13 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» на территории Российской Федерации запрещается распространение экстремистских материалов. Распространение экстремистских материалов приводит к увеличению преступлений экстремистской и террористической направленности, что создает угрозу национальной безопасности государства. В связи с этим прокурор Новосибирской области Евгений Овчинников обратился в Центральный районный суд г. Новосибирска с заявлением о признании указанных материалов экстремистскими. Суд удовлетворил требования прокурора области в полном объеме»[219].

Комментарий к этому из сети интернет:

«Вы хоть поняли СУТЬ новосибирского судебного решения?? Теперь, если Вы проводите трезвенническую пропаганду — Вы тем самым "пропагандируете неполноценность лиц еврейской национальности" и "побуждаете к действиям против евреев как этнической группы, иудаизма как религиозного течения, а также представителей государственной власти Российской Федерации".

Это ведь страшно. На самом деле страшно. Вдруг русские перестанут пить и поймут, наконец, кто их уничтожает. Это ведь самый настоящий экстремизм получается — для властей.

Вот лозунг "Русский, пей, колись, вешайся" — это вполне нормально будет. Нехорошо, наверное, но вполне политкорректно и толерантно. Нужны ли ещё комментарии?»[220]

В этой же публикации сообщается:

«Евгений Овчинников — прокурор незаурядный, имеет внука-уголовника, которого старательно отмазывает от преступлений. См. здесь: http://itogi-2012.ru/?p=1080».

Насколько это обвинение, выдвинутое в адрес прокурора, соответствует действительности, мы не знаем. Но то, что идентификатором одного из запрещённых видеофайлов является лозунг «Русский не пей…» и он — как неотъемлемая часть видеоролика — в судебном порядке признан экстремистским, влечёт за собой дискредитацию государства и его юридической системы во мнении практически всех, до кого доходят сведения об этом судебном решении: именно это нашло реальное выражение в словах, завершающий приведённый выше комментарий к решению новосибирского суда. Т.е. в данном случае суд своим решением, из которого не был изъят лозунг «Русский не пей…», реально (а не по мнению некой психолого-лингвистической экспертизы) возбудил ненависть к социальной группе, в которую входят депутаты, лица, находящиеся на службе и в правоохранительных органах, что является составом преступления, предусмотренным ст. 282, ч. 2 УК РФ[221].

Кроме того, эксперты из Сибирского института — филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, которые не исключили лозунг «Русский не пей…» из числа экстремистских, тем самым совершили преступление против правосудия, предусмотренное ст. 307, ч. 2 УК РФ[222].

Но все они тоже вряд ли понесут вполне заслуженные наказания в силу того, что внутренняя корпоративная этика юридического сообщества и определённая его внутренняя субординация — выше законодательства.

И это не единственный случай. «“Русский — значит трезвый!” — это экстремизм» — такова позиция многих представителей юридической системы РФ: см., например: http://www.youtube.com/watch?v=noJi3rzrkvk — цинизм и слабоумие юристов в этом ролике на высоком профессиональном уровне. Интернет даёт множество эпизодов такого рода, кроме приведённых нами.

Ещё один случай такого рода имел место в Карелии в 2012 — 2013 гг. Он кроме того показывает: Русскость — это не национальность, а многонациональная общность идеалов. И государство российское, его юридическая система борется именно с нею — с русскостью как с цивилизационным фактором. См. публикацию на сайте «ЯПлакал» «Как стать русским экстремистом»[223].

После того, как предприниматель Эдуард Гафаров разместил рекламные баннеры (см. фото слева), «к делу подключился Центр "Э" (в деле есть предыстория в виде конфликта с налоговой по поводу предъявления незаконных штрафных санкций и конфликта с торговцами алкоголем, продававшими алкоголь и табак школьникам: наше пояснение при цитировании). Он развернулся во всю мощь! — в доме подозреваемого (да что там подозреваемого — натурального русского фашиста!) Гафарова был произведён обыск с изъятием компьютера (кстати, не того, с которого был отправлен возмутительный пост, а другого, нового — но кого это волнует?) и прочих носителей информации; — заказана экспертиза высказываний Гафурова в блоге; — на основании подозрений в экстремист ской деятельности были арестованы его банковские счета (да-да! на основании всего лишь подозрения! наш закон это позволяет!), а сам он внесён в федеральный список действующих террористов и экстремистов[224]под номером 702».

Формально-юридическим основанием для этого послужила выявленная подразделением «Э» запись в его интернет-блоге, в которой Э.Гафаров в «неполиткорректной» форме выразил своё недовольство политикой притеснения в России русских, инструментом проведения которой являются пришлые в регионы РФ диаспоры[225]. Эта «неполиткорректность» дала повод квалифицировать это его деяние как состав преступления, предусмотренный статьёй 280 УК РФ, ч. 1 не связывая его с конфликтами с налоговиками и с торговцами алкоголем.

Проблема юридической системы, однако, в том, что если Эдуард Гафаров — не по юридическим бумагам, а действительно — «активный террорист и экстремист № 702»[226], всего лишь маскирующийся под борца за трезвость, и юридическая система в состоянии публично на основе нормального порядка применения законодательства (т.е. процессуально безупречно и квалификационно безупречно по отношению к вменяемым преступлениям) доказать его причастность к реальной террористической и экстремистской деятельности и совершённым преступлениям такого рода, то изрядная доля населения России поверит всё равно не ей, а версии событий, представленной на сайте «ЯПлакал», фрагмент из которой мы привели выше.

Причина, по которой множество людей не верит и не поверит причислению Э.Гафарова к действующим террористами и экстремистам, проста и трояка:

· Диаспоры (преимущественно выходцев с Кавказа, а потом уж из средней Азии) в регионах становления культур соответствующих коренных народов России — достали местное население повсеместно и вызывают к себе ненависть не своим национальным происхождением[227], а отношением к коренному населению — в бизнесе, при исполнении обязанностей госслужбы, в быту, в повседневной жизни на улицах и в иных общественных местах. Поэтому деяние, вменяемое Э.Гафарову как преступление, предусмотренное ст. 280 УК РФ, — с точки зрения большинства — всего лишь констатация реального положения дел, а не действительное преступление.

· злоупотребления в юридической системе настолько широко распространены, что большинство граждан России сталкивались с ними на личном опыте и на опыте своих друзей и близких, в силу чего даже заведомо клеветнические обвинения в адрес представителей юридической системы воспринимаются как соответствующие действительности, и наиболее яркая доля этих злоупотреблений связана с обвинением представителей коренного населения в правонарушениях против представителей диаспор и уводом представителей диаспор от ответственности за совершаемые ими административные правонарушения и уголовные преступления;

· алкоголь и табак, — И ЭТО НЕОСПОРИМО, — разновидности обобщённого оружия 5-го приоритета, калечащего генетику населения, т.е. одно из средств осуществления геноцида. И оно особенно вредоносно, если под его воздействием оказываются дети и подростки[228].

Поэтому юридически совершённое отнесение лозунга «Русский — значит трезвый» к экстремизму переводит ситуацию де-факто из плоскости дискуссий о нравах в плоскость национально-освободительного движения множества народов Русской цивилизации за их общее счастливое будущее.

В этот же политический контекст укладывается и дело о внесении работы ВП СССР «Мёртвая вода» в Федеральный список экстремистских материалов[229], которое прокурорские и судейские работники стряпают на пустом месте на основе антинормального порядка применения законодательства, поскольку среди всего прочего в «Мёртвой воде» утверждается, что алкоголь — разновидность оружия пятого приоритета, и соответственно трезвость — норма жизни.

И при рассмотрении в плоскости национально-освободительного движения юридическая система России «благодаря» деятельности таких юристов, как прокурор Новосибирской области и прочих причастных к вынесению вздорных вердиктов об «экстремизме», безальтернативно предстаёт как враг, от власти которого объективно необходимо освободить народы страны, чтобы они могли построить светлое будущее. А сами такие юристы объективно являются пособниками врага со всеми вытекающими из этого факта возможными последствиями в контексте борьбы за свободу.

И если многонационально-освободительное движение на Руси дойдёт до применения обобщённых средств управления / оружия уровня шестого приоритета, то ныне действующей УК РФ не защитит юристов — врагов народа, изменников и предателей — сроками отсидка от безжалостной и беспощадной кары — такова «логика» Истории…

Если же оставаться на «юридическом поле», но квалифицировать деятельность таких юристов с учётом названных обстоятельств, связанных с ролью алкоголя в осуществлении определённой политики, то их действия соответствуют составу преступления, предусмотренного ст. 282 УК РФ, поскольку они возбуждают вражду и ненависть широких масс населения по отношению к представителям правоохранительных органов, рассматриваемым как социальная группа.

* * *

«Сотрудница Арбитражного суда Москвы Ирина Баранова[230], которую глава Следственного комитета (СК) России Александр Бастрыкин заподозрил в связях с рейдерами и вынесении незаконных решений, покинула Россию и находится на территории США, где собирается рожать.

На заседании Высшей квалификационной коллегии судей[231] (ВККС) следователь главного следственного управления (ГСУ) СК по Москве Максим Бакун зачитал справку ФСБ, из которой следовало, что 21 декабря 2013 г. судья вылетела из аэропорта "Шереметьево" в Майами по туристической визе, а обратно не вернулась. При этом, как пишет "КоммерсантЪ", у себя на работе Баранова оформила декретный отпуск с 16 декабря 2013 г. по 4 мая 2014 года.

Сотрудники Арбитражного суда 17 января дозвонились до судьи, но она сообщила, что находится в другом городе и в Москву возвращаться не собирается, так как плохо себя чувствует. "Таким образом, Баранова заседание проигнорировала", — отметил Бакун.

По информации издания, во время доследственной проверки в прошлом году Ирина Баранова отказалась давать пояснения следователю, сославшись на 51-ю статью Конституции. Она молча обменивалась записками с адвокатом, в результате чего следствию не удалось получить образцы её голоса для проведения экспертизы.

О противоправной деятельности Барановой следователям стало известно в ходе расследования уголовного дела о рейдерском захвате здания на Гоголевском бульваре, по которому проходили бизнесмены Михаил Чернов и Михаил Балакирев. Предприниматели пытались незаконно вернуть проданное ими же за $1,4 млн. здание, подделав документы, согласно которым заключивший от их имени сделку Алексей Федоров не имел на это права. Иск был удовлетворен по решению судьи Юлии Беспаловой.

В ходе расследования дела при прослушивании телефонных переговоров Чернова выяснилось, что отсудить здание ему помогла судья пятого состава Арбитражного суда Москвы Ирина Баранова. Судья, как следует из обращения Бастрыкина, "склоняла ранее знакомого ей Чернова М.С. к даче взятки другому судье этого же суда за вынесение последним решения в пользу его компании".

Баранова получила от Чернова более €100 тыс. и $4 тыс., проинструктировав его, что именно надо говорить в ходе процесса и какие документы следует предоставить, чтобы решение суда в его пользу выглядело законным.

Накануне глава СК Бастрыкин обратился в ВККС с просьбой разрешить возбудить уголовное дело против сотрудницы Арбитражного суда Москвы Ирины Барановой. Если коллегия разрешит завести на судью дело, ей будут инкриминированы ч. 4 ст. 33 и ч. 5 ст. 291 ("Подстрекательство к даче взятки") и ч. 4. ст. 159 ("Мошенничество в особо крупном размере") УК РФ»[232].

«Адвокат Александр Гофштейн назвал абсурдными слухи о том, что судья уехала за границу, скрываясь от следствия. "Она вылетела в США только потому, что беременна",— пояснил защитник. По его словам, госпожа Баранова (ей 42 года) находится на последних сроках беременности, которая "непросто протекает". И поездка за рубеж связана с необходимостью медицинских консультаций. О предстоящем заседании ВККС и представлении главы СКР Бастрыкина, как уверяет Александр Гофштейн, судья не знала.

"До декабря Ирина Валерьевна (Баранова.— "Ъ"[233]) была доступна для всех следователей и оперативников, которые занимались процессуальной (доследственная проверка началась в феврале 2013 года.— "Ъ") эквилибристикой[234]. На доследственную проверку законом дается только один месяц. И сколько же раз им приходилось писать постановление об отказе в возбуждении уголовного дела и начинать ее заново!" — возмущается адвокат Гофштейн. Он особо отметил, что позиция Ирины Барановой всегда была однозначной: она непричастна ни к какому криминалу. При этом отвечать на вопрос о знакомстве судьи с бизнесменом Черновым защитник категорически отказался»[235].

Конечно, объявить человека преступником может только суд[236] — «самый гуманный и справедливый суд в мире»[237], что неоднократно доказано отечественной правоприменительной практикой, примеры которой широко известны не только по публикациям, выдержки из которых приведены в настоящей работе.

Поэтому, пока будем считать, что И.В.Баранова никого не подстрекала к даче взятки, а просто — по своей душевной доброте — проконсультировала позвонившего ей бизнесмена по телефону по вопросу о том, какие документы должны были быть представлены в суд, и каким должно быть их содержание для того, чтобы суд мог обоснованно вынести справедливое законное решение. Поскольку она делала это сверх исполнения ею своих должностных обязанностей, то нет ничего предосудительного в том, что бизнесмен хотел её отблагодарить за доброту, но в силу своего юридического невежества так неудачно подставил её, чем нанёс ущерб репутации и И.В.Барановой, и всей судебной системе РФ…

Остаётся сделать вывод, что именно в результате таких необдуманно безответственных действий бизнесмена-доброхота — и появляются в интернете комментарии юридически и политически безграмотных граждан к этому досадному недоразумению, подобные приводимым ниже («орфография» цитируемых публикаций):

Комментарий 1: «Ага, сама она всё замутила. Уже — смеюсь в три горла.

Потрясите её начальство))) Видать из барышни (не совсем чистой на руку) сделали стрелочницу, вот она и сорвалась с насиженного места».

Ответ на него: «Не смогут!!))) Отвалит 50 тыщ $ баксов следователю и всё тут… а он потом будет придумывать по какой причине не смог её задержать)))».

Комментарий 2: «Видимо с кем-то не поделилась, этот кто-то обиделся и решил проучить. Напугал, для первого раза. А мораль сей басни такова — не хочешь быть преступником — делись».

Комментарий 3: «Как могут судить люди, у которых дохера[238] з/п, свободный график посещений, неприкосновенность, да еще и безнаказанность, в том числе и по принятым решениям? Знакомая работает помощницей судьи, говорит судьей можно стать только по большому блату, ибо работа халявная, бабла дофига. Из-за этих привилегий и соответствующее отношение судей к людям, как к быдлу. Сталкивался три раза с разными судьями, их незнание законов просто поражает, а самовлюбленность и самолюбие просто превращает в баранов».

Комментарий 4: «Ох, маладцы... на судью накинулись, а кто-нибудь вообще читал дело, за которое якобы дали взятку? _ ) лично у меня сложилось впечатление, что рейдеров как раз таки прокуратура и защищает».

Комментарий 5: «дык, а съе…-то она зачем. Или у нас уже даже арбитражные судьи себя защитить не могут при фабриковании на них дела?».

* * *

«Эта странная история началась еще в 2009 году, когда коллекционер Андрей Васильев купил за 7,5 миллионов рублей картину Бориса Григорьева «В ресторане», и ее подлинность подтвердила Баснер. Так как имя искусствоведа — гарантия качества, Васильев ничего не стал перепроверять.

Увы, работа оказалось грамотной копией. Лишь через два года это выяснилось с помощью экспертиз, проведенных независимо друг от друга специалистами Русского музея и московского Экспертного центра имени Грабаря.

Обманутый коллекционер был в шоке и обратился в суд. Правда, основные претензии Васильев предъявил поначалу не к Баснер, а к Русскому музею. Ведь именно в запасниках музея находится подлинник Григорьева, с которого (по версии коллекционера) сделана копия. Называется он «Парижское кафе».

Но Русский музей отрицал свою вину, о чем неоднократно заявлял через пресс-службу директор Владимир Гусев. Экспертиза перед покупкой картины проводилась Баснер в частном порядке, и к самой сделке музей не имел никакого отношения. По мнению Следственного комитета Петербурга, не Русский музей, а именно Елена Баснер была одним из главных звеньев в схеме «втюхивания» подделки Васильеву.

К слову, мошенническую цепочку долго не могли «раскрутить». Ведь Баснер являлась «священной коровой» нашего искусствоведения. И признать, что она участвовала в обмане, было всё равно, что сказать: музейщики воруют. Тем не менее, Васильев не спустил дело на тормозах.Три раза он выиграл в суде иски о незаконном бездействии «органов», после чего следствие Петроградского УМВД все же возбудило дело по мошенничеству и передало материалы в ГСУ(выделено нами жирным при цитировании).

Баснер не признает своей вины, и с самого начала объясняла, что в «дело» ее втянул некий гражданин Эстонии Аронсон. Это он нашел картину у неизвестного петербуржца, показал Баснер, а Елена приняла ее за подлинник и предложила коллекционеру Васильеву через посредника. Но как она, «съевшая собаку» на русском авангарде начала XX века, могла ошибиться? Тем более, что эстонец оказался «мутным» типом, да еще и несколько раз судимым.

К слову, когда делу только дали ход, Баснер даже обвиняла в подделке самого Васильева. Поначалу дело шло ни шатко, ни валко, и Васильев лично дошел до главы Следственного комитета России Александра Бастрыкина, который дал команду: «копать глубже». Итог — Баснер все-таки задержали[239]. Конечно, она пока подозреваемая, и раз вина ее не доказана, точку в этой истории ставить рано.

Тем временем, интеллигенция Петербурга разделилась на два лагеря. Люди спорят до хрипоты. Одни считают, что Баснер совершила вменяемое ей преступление, другие говорят, что на самом деле искусствовед стала жертвой чьей-то «подставы», цель которой — очернить музейных работников, с дальним прицелом прибрать в свои руки государственные ценности. Но факты — упрямая вещь. Пока следователи напрямую не говорят о том, что обнаружили в ходе обысков, тем не менее, скупо сообщили: «есть находки, с помощью которых дело принимает интересный оборот»[240].

Этот случай мы привели потому, что признать факт мошенничества Е.Баснер публично, юридически процессуально убедительно, — означает нанести ущерб большому транснациональному бизнесу антиквариата и произведений искусства. В этой сфере спекуляций не может не быть мафии, которой осуждение Е.Баснер в судебном порядке испортит бизнес на несколько лет, а то и десятилетий, вследствие чего мафия и предпринимала на протяжении ряда лет действия, направленные на то, чтобы замять дело или спустить его на тормозах. А юридическая система оказалась податливой к неким прямым предложениям или намёками с её стороны: в противном случае она сразу же приняла бы к исполнению заявление Васильева, и ему не было бы надобности в трёх судебных заседаниях и в обращении лично к Бастрыкину; а Е.Баснер была бы давно уже либо осуждена, либо оправдана в судебном порядке.

Кроме того, в наши дни в России:

· только очень богатый человек может нанять бригаду профессиональных юристов, которые будут настырными в такого рода натиске на юридическую систему, практически полностью освободив его самого от трат времени и сил на это;

· но это не по карману подавляющему большинству населения, а на самостоятельное ведение многолетних судебных тяжб у людей нет времени и сил;

· кроме того, глава Следственного комитета РФ[241] физически не в состоянии принять и выслушать всех, даже если бы захотел, не говоря уж о том, что в реальности далеко не всякий способен добиться личного приёма, вследствие чего простой человек не сможет защитить свои права, а преступники не будут наказаны и будут по-прежнему «стоять на страже правопорядка».

Последнее есть нарушение конституции РФ: ст. 2, ст. 19.1, ст. 19.2. Выглядит это так:

«"Наша бригада приехала на вызов. Там была огромная пьяная толпа дагестанцев. Им не понравилось — не знаю, что им толком не понравилось, и они начали избивать врача и фельдшера. Врач с сотрясением мозга до сих пор находится на больничном, у фельдшера тоже сотрясение мозга и перелом челюсти. Он будет находится на больничном еще дольше. Полицейские задержали только одного из этой толпы, он оказался молдаванином, но его через два дня отпустили. На оставшихся десять хулиганов даже уголовные дела не завели, причем о них в полиции нет никаких сведений", — рассказал "Росбалту" врач "скорой помощи" Невского района Петербурга Артур Демиденко.

"Меня это не удивило, потому что это не первый раз происходит — были уже нападения на бригады, заканчивалось все ничем. Максимум, что делала полиция — выписывала штраф в 500 рублей. Когда врачи возмущались, им советовали обращаться в мировой суд с частным обвинением. Причем, полиция отпускала на свободу даже нелегалов, у которых нет постоянного места жительства и прописки, которых просто невозможно найти, если врач действительно вдруг сам решит пойти в суд и наказать негодяев. Врачи в городе все об этом знают, все возмущены, но сделать ничего не могут — у нас нет никаких рычагов воздействия на полицию", — возмущается врач.

"На мою бригаду в Невском районе тоже было нападение, когда два пьяных дагестанца остановили в дороге. У них третьего кто-то подрезал или подстрелил и пока мы его укладывали в машину, они пьяные были, они начали избивать нас с водителем. Мы их скрутили, мимо проезжал наряд ППС, мы их сдали и повезли больного в больницу. Так эти хулиганы появились в больнице через пять минут после того, как мы туда приехали и начали снова нам угрожать. Выяснилось, что полицейские у них даже документы не проверили и сразу отпустили. Мы с трудом отбились — хорошо, другие врачи помогли. Вот в таких условиях мы работаем", — рассказал "Росбалту" Артур Демиденко.

Напомним, что последнее резонансное нападение на врачей произошло 19 января в городе Пушкин — тогда хулиганы атаковали бригаду ССМП № 4».[242]

А кроме того, СМИ сообщали, что были случаи, когда ГИБДД-шники выписывали штрафы и заводили административные дела на водителей карет скорой помощи, когда те ехали с включёнными мигалками по экстренной надобности и имели право отклоняться от требований ПДД, если это не создаёт опасности для других участников дорожного движения.

И СМИ также регулярно сообщают, что кареты скорой помощи, в том числе и при перевозке экстренных больных, стоят десятками минут вместе с прочим транспортом, пропуская кортежи «слуг народа». О том, что в этом случае совершается преступление, предусмотренное ст. 125 УК РФ[243], «слуги народа», едущие в кортежах, знать не хотят, а полицейские ГИБДД и руководство Федеральной службы охраны (все с высшим юридическим образованием) не догадываются?

Возникают простые вопросы:

· «Полицаи» стремятся к тому, чтобы медики, пережившие такие случаи и солидарные с теми, кто пережил, стали имитировать оказание медицинской помощи представителям правоохранительных органов и прочим «слугам народа»?

· И нужны ли народу такие «слуги»?

Но если у кого-то из тех, чьи права злоумышленно попираются самою же юридической системой, сдадут нервы, и он реализует в отношении её представителей сценарий фильма «Ворошиловский стрелок», то юридическая система накажет его по всей строгости закона[244] и сверх того.

* * *

«В Приамурье глава района уволил с работы директора промыслового хозяйства. Он уличил в браконьерстве ВИП-чиновников. Но, как намекнул "хозяин" района, ему пришлось уволить его по указанию сверху...

(…)

— Понимаете, я простой человек, четыре суда выиграл у областного охотуправления. А меня в открытую вынуждают с работы уйти. Мстят за то, что поймал начальство на незаконной охоте, - говорит Владимир Комаров, директор Шимановского промыслового хозяйства, которое все называют сокращенно понятным словом "Промхоз".

Семеро таежников-егерей во главе с Владимиром Комаровым охраняют природу-матушку на площади почти в 500 гектаров. Заготавливают грибы, ягоды, дикоросы, мастерят подкормочные площадки и солончаки для таежной живности. 11 июня 2012 года, накануне Дня России, он вместе с егерями Андреем Шмелевым и Александром Феруриным в урочище "Сосновка" задержали вице-мэра Благовещенска Сергея Рыбакова, служащего амурского Россельхознадзора Михаила Григорьева и специалиста областного охотуправления Юрия Глебова. В их машине был обнаружен убитый изюбр-пантач, на отстрел которого в этом заповедном районе у высокопоставленного "мальчишника" не было разрешения. "На момент задержания нам с их стороны было оказано сопротивление, выразившееся в неповиновении. Была вызвана опергруппа, и по факту задержания браконьеров были составлены протоколы", — это цитата из акта служебного расследования, подписанного двумя егерями и директором "Промхоза".

После этой "дерзости" на Шимановский "Промхоз" тучной дробью полетели проверки. Плановые и внеплановые. По их результатам управление по охране животного мира подавало иски с требованием отнять лицензию у строптивого "Промхоза". Владимир Комаров четырежды выигрывал судебные споры у областного охотуправления. Фемида, начиная с городского суда и заканчивая шестым арбитражным апелляционным судом, отказала чиновникам охотуправления в изъятии лицензии на право заниматься природоохранной деятельностью у сельских правдолюбов. "Нарушений, являющихся основанием для изъятия лицензии, не обнаружено". Так, именем Российской Федерации, решил суд четырех инстанций.

Но у Ивана Ряжских, который возглавляет амурское управление по охране, контролю и регулированию использования объектов животного мира и среды их обитания, другое мнение. И в этой истории он выступает инициатором всех проверок работы Владимира Комарова и возглавляемого им таежного предприятия. На мою просьбу прокомментировать ситуацию главный природоохранный чиновник ответил так:

— А тут нечего комментировать! Ну и что, что суды проиграли. Будем судиться дальше...

Принципиальный защитник амурской тайги Владимир Комаров уже полтора года отбивается от проверок и судов. В ноябре минувшего года его пригласил к себе глава Шимановского района Сергей Алипченко. Битый бесконечными проверками, Комаров пришел на эту встречу с диктофоном.

Вот выдержки из записи беседы:

Комаров: Ну что, Сергей Петрович?

Алипченко: Да ничего хорошего.

Комаров: Что, настаивает все равно?

Алипченко: Да, настаивает... Другого выхода нет ни у тебя, ни у меня.

Комаров: Тяжело мне, Сергей Петрович. Я столько перенес, я столько потерял здоровья. Я думал, что борюсь за правое дело.

Алипченко: Правого дела нет, давно надо было понять. Ну, сделал — сделал. Что ты лишнего там начинаешь?..

(В разговоре много чиновничьего хохота над непонятливым Комаровым.)»[245]

Читая такое, понимаешь, что единственная причина законодательного запрета гражданам РФ владеть и пользоваться средствами, позволяющими осуществлять скрытно видеозапись, — защита чиновничьего беспредела и правоприменительной практики в соответствии с «конституцией по понятиям» [246] (см. раздел 1 настоящей работы).

Если мы хотим жить в гражданском обществе, то в Конституции России должно быть прямо прописано:

· Осуществляя суверенитет народа, граждане России, в общении со всеми без исключения должностными лицами государственной власти, имеют право осуществлять скрытно видео и аудиозапись. Результаты видеозаписи суды обязаны принимать в качестве законно полученных доказательств. Отказом к принятию в качестве доказательств такого рода записей может быть только выявление в предоставленных суду записях фактов изъятия фрагментов и включения в них добавлений из других записей.

· Депутат любого уровня, а также и госчиновник, совершивший умышленно правонарушение в одиночку или в сговоре с другими, подлежит безусловному отстранению от должности с последующим ПОЖИЗНЕННЫМ запретом на работу в органах государственной власти и на ведение частного среднего и крупного бизнеса.

Теперь «таежник Владимир Комаров, четырежды доказавший в суде свою правоту, — безработный. С полным карманом лекарств и верой в закон и справедливость. Удастся ли ВИП-охотникам выжечь ее дотла? Кто поможет Комарову поверить, что он живет в правовом государстве?»[247]

И это не единственный такого рода случай: помнится, в Подмосковье были аналогичные случаи.

«Представитель ведомства (Главного управления Следственного комитета России по Московской области: наше пояснение при цитировании) Ирина Гуменная объяснила, что прошлой зимой в лесу под Зарайском госохотинспектор повстречал четыре снегохода, на которых ехали граждане без оружия и дурных мыслей, а Григорьев в них трижды выстрелил из карабина Сайга. Теперь дело будет передано в суд. Между тем сам Григорьев на страницах «Московского комсомольца» не раз объяснял, что в санях у задержанных им браконьеров были лисы и беременная косуля, на которых охота в это время запрещена. Более того, один из водителей его сбил. Позже оказалось, что среди задержанных им браконьеров был депутат Луховицкого района Андрей Королев, и женщина телохранитель Ольга Королева, которая по словам Григорьева обманула следствие утверждая, что он ее ударил по лицу. Впрочем охотники сразу сказали охотоведу, что сидеть будет он, а не они, как и другие браконьеры, Начальник управления промысловой геологии Геннадий Кучеров и Глава УВД Дмитровского района Александр Осипенко, которых по иронии судьбы в тот же день остановил коллега Григорьева, Александр Давыденко, пишет газета.

Теперь Андрею Григорьеву грозит десять лет тюрьмы»[248].

Второй случай связан с делом А.Довыденко.

«Суд приговорил к трем годам лишения свободы условно охотоведа "Мособлохотуправления" Александра Довыденко, проходящего по громкому делу о ВИП-браконьерах в Подмосковье. Об этом 10 декабря сообщает РАПСИ.

Напомним, 6 февраля 2010 года охотовед Александр Довыденко увидел, как из леса у садового товарищества "Планер", расположенного в Дмитровском районе, выехала группа мужчин на снегоходах с санями. На них находились ящик с охотничьими собаками и туши лосей, на которых охота разрешена только до 31 декабря.

Как утверждает Давыденко, ему удалось задержать охотников, в частности начальника управления промысловой геологии и разработки месторождений ОАО "Газпром" Геннадия Кучерова.

Несмотря на угрозы браконьеров, охотовед написал заявление в милицию, было возбуждено уголовное дело. Вскоре следственный отдел по Дмитровскому району СУ СКП по Московской области возбудил против охотоведа дело о превышении должностных полномочий»[249].

Об этих событиях см. также публикацию «Сравнительное охотоведение» в газете «КоммерсантЪ» от 22.12.2010 г.[250]. Так что Владимир Комаров легко отделался…

* * *

Также невозможно не затронуть вопрос о пытках[251], к коим следует относить не только применение самодельных или профессионально произведённых «спецсредств» воздействия на организм человека или «альтернативные» способы употребления тех или иных предметов изначально иного функционального назначения, но также — избиения подследственных и задержанных и оказание на них психологического давления путём запугивания, предоставления заведомо ложных сведений о правах и обязанностях подследственных и представителей юридической системы, о последствиях той или иной линии поведения из множества возможных для задержанных и подследственных.

В РФ пытки запрещены на уровне конституции[252], которая (как сообщается в ней самой) «имеет высшую юридическую силу» и «прямое действие»[253]. Вопреки этому запрету и его якобы его «прямому действию», на протяжении всей постсоветской истории в официальных СМИ и в интернете регулярно появляются сообщения о том, что кто-то из задержанных или подследственных был подвергнут пыткам сотрудниками юридической системы в период следствия или при отбывании наказания.

Такие случаи становятся известными либо через родственников людей, подвергнутых пыткам, либо вследствие того, что в результате пыток человек умер или получил телесные повреждения, но правоохранители убить его побоялись и передали медикам. Медики не во всех случаях соглашаются принять по умолчанию телесные повреждения, возникшие в результате пыток, в качестве «естественных» следствий органического заболевания или умышленных либо неосторожных действий самого подвергнутого пыткам, и оглашают истинные причины их происхождения.

Реакция юридической системы на такого рода публичные скандалы в подавляющем большинстве случаев укладывается в следующую последовательность системно организованных действий:

1. Отрицать факт пыток и обвинять пострадавшего от них и его близких в клевете на правоохранительные органы, представляя пытальщиков в качестве сотрудников, отмеченных различными наградами и поощрениями за безупречную службу, обладающих высокими моральными качествами, которые в принципе не могли совершить ничего подобного тому, в чём их обвиняют «клеветники». Этому может сопутствовать кампания по запугиванию и пресечению деятельности лиц, которые придали факты огласке и настаивают на привлечении к уголовной ответственности виновных в пытках.

2. Если пункт 1 реализовать не удаётся, то попытаться признать имевшие место факты — случайным, единичным эпизодом, делом рук одного — двух негодяев, случайно проникших на работу в органы правопорядка и бросивших тень чуть ли не образцовое подразделение, но никак не одним из множества такого рода фактов, поскольку всё множество фактов по-прежнему остаётся утаиваемым от общества и неизвестным ему.

3. Если не удаётся реализовать и пункт 2, то признать факт массовых злоупотреблений в одном каком-то подразделении системы, настаивать на том, что имевшая место пыточная практика является исключением из господствующей повсеместно нормы работы всех прочих подразделений, в которых законность при проведении задержаний и осуществлении следственных действий неукоснительно и безукоризненно соблюдается.

4. После этого издаётся циркуляр, который рассылается по всем подразделениям и зачитывается личному составу, на тему о том, что «пытки — не наш метод», что «пытки запрещены законом». Такого рода циркуляры воспринимаются как руководящее указание о том, что пытать следует более квалифицированно — так, чтобы не оставалось следов, которые бы медики могли безальтернативно оценить как последствия пыток. Далее система работает в обычном для неё режиме до следующего публичного скандала на тему, что кого-то из задержанных или подследственных избили, запытали, не оказали своевременно медицинской помощи, необходимой ему вследствие нанесённых пытками повреждений или органических заболеваний, которые выявились или обострились в период нахождения под стражей.

5. Виновные в пытках получают минимально возможные наказания, поскольку все они до этого положительно характеризовались по службе, якобы обладали «высокими моральными качествами», якобы «совершили преступление в первый раз», якобы преступление это малой или средней тяжести, якобы спровоцированное сами пострадавшим от пыток, успели «обрасти» «смягчающими вину обстоятельствами» и т.п. И если они получают реальные сроки, то отбывают их не в общих зонах, а в «полицейских», поскольку в общих зонах «полицаям» не выжить, и отбывают не полные сроки, а до условно-досрочного освобождения.

Именно такая картина складывается, если анализировать тему пыток по публикациям в официальных СМИ и в интернете. Примерно такой она была в случае ОВД «Дальний» в Казани[254].

Начнём с того, что:

Пытки в подразделениях юридической системы В ПРИНЦИПЕ не могут быть единичными случаями.

Единичными могут быть такие ситуации, когда подследственный или задержанный умышленно или неосознанно своим поведением доводил изрядно переутомившегося сотрудника до того, чтобы тот сорвался и «врезал» от души задержанному или подследственному. В этом случае даже одного удара может оказаться достаточно, чтобы возникли тяжкие телесные повреждения или наступила смерть, причинённая действительно по неосторожности. Довести до срыва можно почти каждого, но если такой срыв перерос в избиение (т.е. количество нанесённых ударов — более двух[255]), то кадровики и психологи ошиблись, допустив к работе психологически не пригодного для неё человека. Но такого рода случаи, когда они происходят, действительно — единичные и не частые случаи, а не пытки как постоянно действующий системный фактор.

Если же где-то в подразделениях юридической системы имеют место пытки, то они носят системный характер, по крайней мере, в пределах этого подразделения[256]. Т.е. о них знают все, кто работает в подразделении хотя бы месяц, — не могут не знать.

Соответственно, если наказывать за пытки, то следует наказывать весь личный состав подразделения. И поскольку это — коллективное системное преступление, то нет надобности разбираться, кто пытал сам лично и потому должен понести якобы более тяжёлое наказание, а кто стоял рядом и смотрел, набираясь опыта на будущее либо поучая «новичка», и потому якобы достоин более мягкого наказания вплоть до условного. Наказание должно быть единым для всех сотрудников подразделения: одним за то, что пытали лично, другим за то, что «стояли рядом» и не пресекли противоправные действия и не донесли на коллег, а подчинились мафиозно-корпоративной этике и инстинктам стадно-стайного поведения[257].

Однако искоренение пыток не в отчётной документации, а реально — требует выявления механизма генерации пыточной субкультуры.

Изначально пытки как системный фактор проистекают из того, что подозреваемые, даже если они действительно совершили вменяемые им преступления, далеко не всегда желают предоставить необходимую для следствия и суда информацию. Но если «надавить» на подследственного, то вероятность того, что он поделится информацией со следствием, возрастает.

И изначально в историческом прошлом целью пыток в ходе допроса было — не поиздеваться над подозреваемым, чтобы получить садистическое удовольствие, а сломать его психологически, т.е. исключить собственную волю подследственного из алгоритмики его психики, дабы он мог только тупо и честно отвечать на вопросы следователей и рассказал бы всё, что относится к делу. Для достижения этого результата «заплечных дел мастер»[258] должен был быть разносторонне сведущим и проницательным, разносторонне чувствующим «человековедом», дабы вести пытку так, чтобы из страха перед нею допрашиваемый не начал врать, выдумывая то, чего не было в действительности, в том числе и оговаривая других людей; но чтобы честно ответил на все вопросы следователей, а также — и рассказал бы заодно сам то, о чём следователи в силу разных причин сами спросить его не догадались, но что относится к делу. Иначе говоря, цель пытки — обеспечение прямого доступа следователя к массивам памяти подозреваемого.

Это пояснение дано не к тому, чтобы подвигнуть юридическую систему к созданию курсов повышения квалификации «заплечных дел мастеров», дабы задержанных не забивали до смерти по неумению, но пытали высокопрофессионально, а в пояснение исторического прошлого возникновения субкультуры ведения разнородных расследований.

Кроме того, не все причастные к расследуемому групповому преступлению сразу же оказывались в застенках. Кто-то мог оставаться на свободе и был заинтересован в том, чтобы расследование зашло в тупик и следствие не получило всей желательной для него информации. Поэтому издревле практикуются такие вещи как убийство свидетелей и подследственных. В условиях построения следствия на основе пыточной субкультуры один из вариантов такого рода убийства неугодных секретоносителей — их смерть под пытками в ходе расследования. При возведении пыточной субкультуры в ранг процессуальной нормы такое убийство может быть представлено как «естественная» для такой практики ведения расследований смерть, а не как убийство. Но случись такое с кем-либо из значимых подследственных в ведомстве Малюты Скуратова[259] или Торквемады[260], то это повлекло бы за собой «служебное расследование», в ходе которого причастные к смерти под пыткой оказались бы в руках действительно очень высококвалифицированных «заплечных дел мастеров» и с вероятностью близкой к единице психологически сломались бы под пытками, после чего рассказали бы всё, что и как было на самом деле.

Т.е. даже если вопрос о пытках рассматривать с позиций приверженцев оперативно-следственного беспредела, обязывающего к получению достоверной информации любыми средствами вне какой-либо системы ограничений, — смерть под пытками явление недопустимое, поскольку затрудняет, а в ряде случаев исключает для следствия возможности выявления действительной картины расследуемых событий.

Тем более это недопустимое явление, если стоять на гуманистически-правозащитных позициях, поскольку под следствием могут оказаться не только действительно совершившие преступления, но и реально не совершавшие их люди, но подозреваемые в их совершении. Даже если стоять на позициях, что ущерб, который понесёт преступник в ходе проведения следствия на основе пыточной субкультуры — его личные проблемы (живи честно — проблем не будет), то названное обстоятельство обязывает строить юридическую систему так, чтобы не только невиновные подозреваемые, но и реально совершившие преступления подследственные сохраняли телесное и психическое здоровье в ходе следствия; а объективная невиновность подозреваемых, реально не совершавших преступлений, выявлялась бы «автоматически» в ходе расследования.

Вообще, единственным объективным критерием качества работы правоохранительных органов является общественное мнение жителей населённого пункта, района мегаполиса, региона государства по вопросам:

· субъективные оценки безопасности жилища и пребывания в нём, оценки пребывания на улице и в общественных местах людей, особо — детей на детских площадках и на пути из дома до школы и обратно;

· удовлетворены ли люди результатом обращения к сотрудникам правоохранительных органов, когда они выступали в качестве заявителей о каких-либо правонарушениях или проблемах;

· удовлетворены ли они этикой работников правоохранительных органов и системы исполнения наказаний, когда правоохранительные органы самим проявляли интерес к ним или они отбывали наказание.

Дополнительными объективными показателями могут быть:

· статистики смертности и заболеваемости в течение срока следствия и отбывания наказаний, соотносимые со статистиками для представителей тех же социальных групп, пребывающих на воле.

· результаты медицинского обследования при взятии под стражу, и проводимых повторно: спустя день — два после взятия под стражу, и далее еженедельно, пока длится следствие.

Естественно, что все названные показатели должны предоставляться обществу не правоохранительными органами и системой исполнения наказаний, а неподконтрольными им общественными и государственными службами, которые должны быть организованы так, чтобы быть заинтересованными не в сокрытии фактов пыток, а в выявлении. В противном случае «правоохранители» и «исполнители наказаний», а также их «независимые» контролёры будут скрывать собственные ошибки и преступления.

Если же критерием оценки деятельности правоохранительных органов становятся такие показатели, как общее количество раскрытых преступлений, доля нераскрытых преступлений по отношению к общей численности заявлений о преступлениях[261], и стимулируется соревнование подразделений и должностных лиц за достижение лучших показателей, то такого рода системы оценки деятельности правоохранительных органов сами становятся генераторами беззакония и должностных преступлений, массово совершаемых как в пределах самой юридической системы, так и её представителями в отношении остального общества.

И в этом случае один из способов поднять показатели — фабрикация дел на пустом месте в отношении заведомо невиновных, записывание не раскрытых преступлений на невиновных вообще либо виновных в совершении других преступлений. И даже в тех случаях, когда «признание обвиняемого — не царица доказательств», пытки становятся средством принуждения к «сотрудничеству со следствием» в ходе фабрикации дел на пустом месте или фальсификации дел, когда преступления (как это имело место в Аксае 8 января 2013 г.) имели место, зарегистрированы системой, но реальные преступники в силу заинтересованности тех или иных сил не должны быть наказаны или должны быть представлены «потерпевшими».

Все разговоры о «профессиональной деформации» личностей работников правоохранительных органов и системы исполнения наказаний под воздействием того, что им действительно приходится работать с отребьем общества, в результате чего они навыки обращения с отребьем начинают применять и в отношении нормальных граждан — демагогия, пока критерии оценки работы правоохранительных органов и системы исполнения наказаний таковы, что сами являются стимулом к преступной деятельности их сотрудников и попранию законных прав свободных граждан, задержанных, подследственных и заключённых и этических норм общества.

Пока критерии оценки качества работы неадекватны, правоохранительные органы, система исполнения наказаний и юридическая система в целом будут вожделенным местом «работы» для подонков, которые получают удовлетворение от того, что есть возможность безнаказанно глумиться и издеваться над людьми. И именно такие подонки являются генераторами пыточной субкультуры, ориентированной уже не на обеспечение прямого доступа к массивам памяти подозреваемых и обвиняемых, а на глумление и издевательства с целью получения удовольствия как от самих пыток, так и от успехов в соревновании за «лучшие показатели».

Те, кто изначально — не подонки, но не достигли человечного типа строя психики, в силу безволия под властью инстинктов стадно-стайного поведения и должностной субординации, не позволяющей без лишних разговоров пристрелить на месте начальника, поощряющего пытки, или коллегу, пытающего лично, вовлекаются в эту же систему, и только после этого происходит «профессиональная деформация личности», в результате чего и они сами, как минимум, не испытывают омерзения, сталкиваясь с пыточной субкультурой, а как максимум — сами начинают получать удовольствие от внутрисоциально практически гарантированно безнаказанного[262] глумления над людьми и сопутствующих этому успехов в соревновании за «лучшие показатели».

Приведём только один из примеров такого рода успехов в борьбе за высокие показатели.

«На суде зачитали обвинительное заключение: сначала брат бил сестру ногами, потом по голове, девочка упала виском на острый угол батареи (характер травмы был тщательно описан в деле).

Дмитрий (Медков: наше уточнение при цитировании), по словам следователей, признался во всем. А его друг рассказал, как Дима оттащил труп в огород, топором расчленил и сжег в бане. А несгоревшие части тела выбросил в реку.

Но мотива суд не вычислил. Брат никогда не поднимал руку на сестру, вот в чем дело. Его признали особо опасным шизофреником и после экспертиз поместили в спецотделение психиатрической лечебницы в Ставрополе. Вплоть до излечения. То есть навсегда...