Б.11. В.2. ОПИСАНИЕ ИЕРУСАЛИМСКОЙ ВЕЧЕРНИ И ЕЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ОБРЯДОВОЙ СТОРОНЫ ВСЕЙ ВОСТОЧНОЙ ЦЕРКВИ
Описание иерусалим. вечерни 4 века принадлежит перу западной паломницы по Святым местам Востока Этерии (Aetheria). Время появления этого документа относится к 393—394 гг. Этерия в плане паломнического повествования описывает вечернее богослужение, к-рое она наблюдала в Иерусалимском храме Воскресения Христова. По ее словам, „в десятый час“ в храме, куда собирался народ, зажигались все лампады и свечи, отчего получался „большой свет“. Светильник же извне не приносили, так как в самом храме, внутри пещеры св. гроба, денно и нощно горела лампада, и от этой лампады подавался огонь в храм. „А огонь,— замечает она,— не приносится извне, но подается из внутренности пещеры, где денно и нощно горит неугасаемая лампада, т. е. внутри пещеры“. По изнесении из пещеры огня клир и народ пели „вечерние псалмы и более продолжительные (сравнительно с часовыми службами. — Н. У.) антифоны. По исполнении их в храм приходил епископ, которому нарочито сообщали об этом времени. Он садился на свою кафедру. Вместе с ним садились на свои места и совершавшие богослужение пресвитеры. Продолжалось пение гимнов и антифонов. По исполнении их епископ вставал и становился перед пещерой гроба Господня. Один из диаконов поминал поименно присутствующих в храме („поминает всех по одиночке... произносит имя каждого“), хор же мальчиков в это время пел многократно „Кирие елейсон“. По окончании диаконом поминовения, епископ читал молитву „за всех“ и все молились вместе, оглашенные и верные. Затем диакон говорил, чтобы оглашенные преклонили головы, а епископ произносил над ними благословение. Потом, также по указанию диакона, верующие преклоняли головы, и епископ произносил благословение над ними. После этого все подходили к руке епископа. Когда все присутствующие получили епископское руковозложение, тогда полагалось пение гимна, во время которого епископ и весь народ с ним шли из храма на открытый двор, расположенный между храмом и Голгофой. Паломница называет этот двор “Ante Crucem”. Здесь опять читались молитвы: одна об оглашенных и другая о верных, и опять все подходили к епископскому руковозложению. Отсюда шествие направлялось на Голгофу, что то же Post Crucem, где совершалось то же самое, что было и во Святом дворе. Богослужение оканчивалось с наступлением темноты.
Этерия не указывает, какие псалмы исполнялись за богослужением, и не называет ни одного антифона или гимна. Но, изложив порядок всего богослужения, которое совершалось в Анастасисе в течение суток, она делает очень ценное для истории вечернего богослужения замечание: „Особенно выдающимся между всем другим совершающимся,— пишет она,— является то, что псалмы и антифоны всегда поются подходящие, как те, которые поются ночью, так, напротив, и те, которые утром; затем и поемые днем, в шестой, девятый часы и при вечерне, всегда так подходящи и осмысленны, что относятся к тому, что совершается“. Это очень важное сообщение. Оно говорит о том, что ко времени посещения паломницей Иерусалима, т. е. к концу IV века, богослужение в храме Св. Воскресения уже приняло вид вполне сложившихся чинопоследований с постоянным составом псалмов, гимнов и молитв, и все это было так удачно подобрано по своей содержательности ко времени суток, когда оно исполнялось, что производило на паломницу большое впечатление.
В этом же описании Этерия в одном месте говорит, что псалмы и антифоны чередовались с иерейскими молитвами — „и после каждой песни читается молитва. Ибо по два или три пресвитера, также и диакона, ежедневно чередуются с монашествующими, и после каждой песни и антифона читают молитвы“. В другом месте она указывает, как происходило самое пение псалмов и чередование их с молитвами: „Кто-либо из пресвитеров поет псалом, и все отвечают (respondent), затем произносится молитва. После этого поет псалом кто-либо из диаконов, и подобным же образом произносится молитва; поется и третий псалом кем-либо из клириков, произносится третья молитва, и совершается поминовение всех“. Здесь уместно вспомнить сообщение о восточном богослужении современника Этерии, преп. Иоанна Кассиана, который писал, что часовые службы „в монастырях Палестины и Месопотамии и всего Востока определяются каждодневно тремя псалмами“ и что монахи „сначала стоя пропевают... три антифона, потом сидя на земле или же на низеньких стульцах, отвечают на три псалма по канонарханию одного“. Это значит, что в суточном богослужении Восточной Церкви, а, следовательно, на вечерне, которая, по словам Этерии, здесь называлась светильничным (licinicon), существовал трехпсалмный строй. Псалмы и антифоны, чередующиеся с иерейскими молитвами, были сгруппированы в трехпсалмия. Исполнялись они так наз. респонсорным способом пения, когда кто-либо один из клириков пел псалом, а прочие молящиеся отвечали (respondent) ему на каждый стих каким-то припевом.
Описание Этерией иерусалимской вечерни имеет значение для истории восточного вечернего богослужения не только как свидетельствующее о существовании в IV веке в Восточной Церкви вполне сформировавшегося чина вечерни, конструктивно стройного и со стороны подбора псалмов и гимнов содержательного ко времени их исполнения. Это описание вместе с тем указывает и на собственно иерусалимские богослужебные особенности, которые впоследствии сказались на обрядовой стороне вечерни во всей Восточной Церкви.
Первой из таких особенностей было внесение горящего светильника не извне, как это было принято во всей Церкви, а из пещеры гроба Господня, которая находилась внутри самого храма. Наблюдательная паломница обратила внимание на эту местную особенность иерусалимской вечерни и объяснила ее тем, что в пещере гроба Господня денно и нощно горела лампада. Но суть дела, конечно, заключалась не в круглосуточном горении лампады, а в наличии в Иерусалимском храме святыни — гроба Господня. Коль скоро вносимый в молитвенное собрание светильник издревле знаменовал собой духовно присутствующего в этом собрании Христа Спасителя, то откуда же следовало его вносить здесь, как не из пещеры, где был погребен Христос и откуда Он вышел по Своем воскресении?
Иерусалимский обычай изнесения светильника из пещеры гроба Господня, вместо внесения его извне, послужил основанием к появлению в Восточной Церкви обряда изнесения на вечернем входе светильника из алтаря.
Иерусалимский порядок изнесения светильника мог получить довольно рано значение общецерковного благодаря существованию здесь объяснения значения престола, как знаменующего собой гроб Господень. Уже в кратком — связанном с именем св. Иоанна Постника († 595 г.) — толковании храма и его принадлежностей говорится: „Трапеза намекает (αινίττεται) на гроб Господа“. Затем это символическое толкование значения престола проходит через труды авторитетных восточных литургистов до блаж. Симеона Солунского включительно, содействуя тем самым распространению иерусалимского обычая изнесения светильника во всей Восточной Церкви.
Этому же иерусалимскому обычаю мы обязаны существованием в Восточной Церкви и другого обряда, совершаемого на вечерне, соединяемой с литургией Преждеосвященных Даров, когда иерей берет стоящий на престоле светильник и, обратясь лицом к народу и вознося перед ним этот светильник, возглашает: „Свет Христов просвещает всех“. Надо заметить, что этот обряд долго сохранял еще черту, присущую обряду внесения светильника в Древней Церкви — несение его и приветствие народа диаконом. Так евхологион Синайской библиотеки № 971, XIII—XIV в., говорит: „Выходит диакон с двумя свечами позади амвона и говорит: „Премудрость. Свет Христов просвещает всех. Вонмем“. И кадит народ и входит снова в алтарь и говорит иерею: „Благослови, Владыко, свет“. Иерей же читает: „Благословен еси. светяй и освящаяй“.
(Благодаря Иерусалимской вечерни появился возглас «Свет Христов посвещает всех»).
Впрочем при повсеместном распространении в Восточной Церкви обрядов изнесения из алтаря свечи на вечернем входе и светильника с престола на литургии Преждеосвященных Даров, в храме Св. Софии в Константинополе долго сохранялся и древний обычай внесения светильника извне. Его совершали на литургиях, соединяемых с вечерней, напр. на литургии Преждеосвященных Даров, а также на литургии св. Иоанна Златоуста, в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, и отправляли с особой торжественностью. Богослужение начиналось при абсолютном мраке в храме, и когда наступало время внесения в храм светильника, архидиакон с кадилом в руке, и с ним второй диакон и еще 12 диаконов, выходили из алтаря и шли в притвор. Здесь они брали приготовленные для них (возженные) светильники и, предводимые архидиаконом, возвращались в храм. Архидиакон возглашал: „Свет Христов просвещает всех“, и с прочими диаконами, держащими свои светильники, поднимался на амвон. В это время в алтаре клирик, которого устав называет „начальником светов“, подходил к патриарху, также держа в руках светильник, и говорил: „Благослови, Владыко“. Патриарх давал возглас: „Яко Ты еси освящение наше, Христе Боже, всегда, ныне и во веки,..“. „Начальник светов“ зажигал все лампады в алтаре; то же самое делали по всему храму иподиаконы и пономари. Патриарх преподавал благословение диаконам, стоящим на амвоне со светильниками, и, после того, как архидиакон возглашал: „Премудрость, прости“, они спускались с амвона и входили в алтарь.
Вторую местную иерусалимскую богослужебную особенность представлял сравнительно поздний приход епископа в храм, когда часть положенных на вечерне псалмов и антифонов уже была исполнена. Древняя Церковь не знала такого порядка, чтобы богослужение начиналось до прихода в храм епископа и чтобы последний приходил сюда с опозданием. Напротив, в Египетских Церковных Постановлениях мы видим его приветствующим молитвенное собрание, когда диакон вносит светильник. Постановления Апостольские точно также указывают епископу: „Когда настанет вечер, ты, епископ, собери церковь“. Автор Завещания начинает изложение чина утрени словами: „На первой заре епископ собирает народ, дабы совершить службы...“. В Иерусалиме был иной порядок. Здесь епископ не только к вечерне, но и к утрене и к службам шестого и девятого часов приходил, когда часть службы была уже совершена.
Это явление может быть объяснено только особыми условиями действительности или церковного быта Иерусалимского храма Воскресения. Последний со времени его освящения в 325 году получил универсальное значение, как священное место не только для жителей Иерусалима, но и для христиан всего мiра, во множестве совершавших сюда паломничество. По словам Этерии, богомольцы собирались здесь к утреннему богослужению до пения петухов, а под воскресные дни, опасаясь не попасть в храм к утрене, приходили с вечера во множестве „какое может быть в этом месте в Пасху“. Народ оставался в храме и по окончании утрени, когда епископ уходил домой. Если так обстояло дело с наполнением храма богомольцами ночью, то что же было в нем днем? Постоянное пребывание народа в храме, как видно из сообщения Этерии, вызвало появление при нем, наряду с клиром епископа, монашествующих, которые совместно с пресвитерами и диаконами несли череду, занимая народ молитвой до начала богослужения и по окончании его. Но если пресвитеры, диаконы и монахи имели возможность смены, то у епископа, как у единственного в своем роде члена клира, этой возможности не было. Присутствовать же на всех суточных службах, от начала и до конца их, было бы равносильным круглосуточному пребыванию в храме. Это было просто непосильно, тем более, если учесть замечание Этерии, что такое богослужение совершалось здесь ежедневно. Епископу оставалось или отсутствовать вовсе на отдельных службах, или приходить к ним с некоторым опозданием, давая себе отдых в то время, когда клирики совершали некоторую часть чинопоследований. Первое было едва ли удобно. Неудобно было не присутствовать на службе 6-го и 9-го часов при наличии в храме Голгофы, где в эти часы страдал и предал Свой дух Богу Спаситель. По тем же соображениям нельзя было отсутствовать на вечернем богослужении и не помолиться в Святом дворе и на Голгофе, памятуя, что когда-то вечером здесь Христос был снят со креста и погребен. Также нельзя было не придти к утрене и не прославить когда-то здесь Воскресшего. В этих условиях для епископа оставался единственный выход, говоря языком церковного устава, „покоя ради малого“ не являться в храм к началу богослужения, а приходить туда с опозданием, с тем, чтобы прослушать часть положенных на службе псалмов и гимнов, прочитать евангелие, когда оно положено, и преподать молящимся благословение. Таким именно представляется, по описанию Этерии, участие иерусалимского епископа в ежедневном богослужении храма Воскресения. Самый вход епископа в храм, разумеется, обставлялся известной торжественностью.
Эта особенность иерусалимского богослужения, будучи принята соборными храмами Православного Востока и, в первую очередь, Великой Константинопольской церковью, послужила основанием к образованию в богослужении Восточной церкви и, в частности, в чине вечерни обряда входа, совершаемого не в начале богослужения, а по исполнении известной части его.
Третью местную особенность иерусалимской вечерни составляло исхождение по окончании богослужения в храме на св. места, расположенные близ храма. Появление этой части богослужения было вызвано наличием близ храма Воскресения Святого двора, который назывался также Святым садом, и Голгофы. Для присутствующих за вечерним богослужением в Иерусалимском храме было вполне естественным, помня слова Евангелия: „на том месте, где Он распят, был сад“ (Иоан. 19, 41) и что Христос погребен был „когда настал вечер“ (Мф. 27, 57; ср. Мрк. 15, 42), посетить после вечерни то место, где был этот сад, и Голгофу, и помолиться Господу, Который когда-то в этот час был здесь снят со креста и погребен. С распространением же иерусалимских богослужебных порядков за пределами храма св. Воскресения, эта часть вечернего богослужения получила значение литии или исхождения в притвор храма. Но сама по себе идейная связь вечернего исхождения с евангельским событием погребения Христа сохранялась в церковном сознании Восточной церкви и в последующие времена, так что даже в XV веке блаж. Симеон, архиепископ Солунский, толкуя чинопоследование вечерни, писал, что лития совершается как бы перед гробом.
Наконец, в описании Этерии дается иной порядок отпуста оглашенных и верных, нежели в чине вечерни VIII книги Постановлений Апостольских. Там сначала отпускались оглашенные и затем, по уходе их, произносились коленопреклонные моления за всю Церковь, о всех ее членах, после чего епископ читал молитву, где испрашивался „вечер мирен“ и „ночь безгрешна“, и уже потом молитву руковозложения верных, которую последние выслушивали с преклонением глав. В Иерусалиме же сначала диакон поминал поименно присутствующих и епископ читал молитву общую для оглашенных и верных, а затем уже молитву руковозложения оглашенных и молитву руковозложения верных. Если эта деталь описания Этерии не составляла собственно иерусалимской богослужебной особенности, то она во всяком случае заслуживает быть отмеченной, так как полагает собой начало богослужебной практике последующего времени, когда оглашенные стали допускаться на вечерне и утрене к участию в общих молениях о Церкви и о всех ее членах, так что отпуст их происходил перед отпустом верных. Подводя итог обозрению иерусалимской вечерни IV в., следует сказать, что это было конструктивно слаженное чинопоследование, в основе которого лежал трехпсалмный строй. В чинопоследовании, разумеется, могло быть и не одно трехпсалмие. Судя по тому, что Этерия, говоря о псалмах, всегда соединяет их с антифонами, надо полагать, что и псалмы исполнялись антифонно. После каждого псалма произносилась молитва. Идейно вечерня была связана с древним обрядом светильничного благодарения и от него получила самое название „светильничное“, но в силу наличия в самом храме великой святыни гроба Господня, светильник вносился не извне, а из пещеры Св. Гроба. Особые условия церковного быта храма Воскресения вызвали приход епископа в храм, как бы разделявший собой чинопоследование на части. Наличие же близ храма святынь — Св. двора, или сада, и Голгофы, связанных с имевшим место вечером событием снятия Спасителя со креста и Его погребением, вызвало появление после вечерни исхождения, или литии, на эти святые места.