Интерпретация и теоретический комментарий

За образом обезглавливания в этом сне мы находим намеренное расщепление тела и души: шея, олицетворяющая интегрирующую и соединяющую связь между ними, вот-вот будет разрублена. Комната, в которой разворачивается сюжет сна,— это спальня пациентки в квартире, которую она снимает вместе со своей подругой. Пациентка боится темноты, поэтому обычно она всегда запирает свою спальню на два замка, перед тем как лечь спать. Незапертая дверь во сне — это дверь, ведущая в квартиру, эту дверь пациентка также компульсивно проверяет всякий раз, когда она остается дома одна. По-видимому, человек из сна, похожий на привидение, входит в эти двери так же, как когда-то ее отец, имевший неограниченный доступ в ее комнату, в которой она спала, и к ее телу. Когда моей пациентке было всего лишь 8 лет, она часто слышала его шаги, приближавшиеся к ее комнате, предвещавшие его появление и сексуальное насилие, которое он регулярно совершал над ней.

Очевидно, что ее "забывчивость" относительно незапертых дверей во сне соответствует эпизоду предшествующего терапевтического часа, когда в переносе проявились ее потребности, и образовалась брешь в обычных защитах эго пациентки. Через эту брешь проник некий "дух смерти", образ невыразимого ужаса — человек-призрак с черными провалами вместо глаз. Пациентка признала, что этот сон был одним из вариантов повторяющегося кошмара, который снился ей с детских лет и в котором она подвергалась нападению несущих угрозу фигур. Однако меня особенно заинтересовало, почему эта ужасная фигура появилась в ее сне именно в эту ночь, последовавшую за сеансом, на котором она почувствовала себя эмоционально открытой и уязвимой в отношениях со мной и в своей терапии.

Исходя из нашей основной гипотезы о функции системы самосохранения, объяснение представляется довольно очевидным. По-видимому, некая часть психики пациентки ("человек-призрак") восприняла переживание уязвимости как чрезвычайно угрожающее в тот момент, когда пациентка позволила проявиться чувствам зависимости на предыдущем сеансе. Угроза состояла в повторном переживании невыносимой боли, которая сопутствовала травматическому отвержению потребности пациентки во внешнем объекте (ее отце). Другими словами, чувства, так неожиданно появившиеся у пациентки по отношению ко мне, были ассоциативно связаны с ее детскими травматическими переживаниями, невыносимыми страданиями и отчаянием любви к человеку, который истязал и насиловал ее. Осознание "любви" и потребности, ассоциативно связанных с немыслимым отчаянием ее детства, вызвало неодолимую тревогу, которая, в свою очередь, актуализировала ее диссоциативные защиты. Таким образом, она "отщепила" эти чувства и оставила терапию! Этот поведенческий паттерн "расщепления" в дальнейшем был представлен в ее сне в образе топора, при помощи которого убийственная фигура человека-призрака готовилась обрушиться на связь между ее телом (хранившим воспоминания о травматическом опыте) и ее разумом. Следовательно, образ человека с топором представлял сопротивление пациентки переживанию чувства зависимости и, возможно, слабости и уязвимости вообще. Этот образ, с моей точки зрения, представляет "вторую линию" защиты, которая задействуется, когда обычных защит эго оказывается недостаточно и уровень тревоги становится слишком высоким. Как воистину демоническая фигура, он отсекает ее от телесного, чувственного "я", связанного с внешним миром, для того, чтобы удержать в преследующем "разуме", где он имел бы полный контроль над ее нереализованным личностным духом. Такова превратная "выгода", к которой стремится система самосохранения в ситуации, когда сердце жертвы много раз было разбито ранней травмой.