Критические методики постструктурализма (деконструктивизм). Философские основания. Принципы прочтения («чужой» код, игра и т.д.)
Постструктурализм — это парадигма гуманитарной мысли, сложившаяся и распространившаяся в середине ХХ века. Она опирается на свою специфическую картину мира, философию, эстетику, филологические представления.
Постмодернизм — искусство, соответствующее этому миропониманию и часто опирающееся на постструктуралистские концепции.
Постмодерн (постсовременность) — этим термином называют состояние общества, сложившегося после Второй Мировой войны, вернее, концепцию этого общества, предлагаемую постструктуралистской мыслью.
Деконструкция — литературно-критический метод постмодернизма.
Постструктуралистская критика является развитием (или мутацией) структуралистской, но в итоге она стала не продолжением, а скорее отрицанием структурализма.
Постструктурализм, постмодернизм являются предельно скептическими и критическими концепциями. По словам М. Эпштейна, постмодернизм есть предельная точка критической философии, состояние ума, который ставит под сомнение все, включая существование мира и собственное существование (по крайней мере, в традиционно мылимых формах)[1]. Концепция постструктурализма является реакцией ХХ столетия на катастрофы, к которым привел, прямо или косвенно, прогресс цивилизации, а также на нарастающее противоречие между гуманистическим сознанием, с одной стороны, и развитием естественных наук, технологическим прогрессом, состоянием общества — с другой. Прежде всего, скептицизм постмодернизма сказывается в том, что вместо системно организованного (структурного) мира, каким представляет его сознание модернистской эпохи, постмодернизм рисует образ мира-хаоса (см. подробнее в учебнике русской литературы ХХ века Н. Лейдермана и М. Липовецкого[2]).
Чтобы понять метод и практику постструктуралистской критики, нужно понять несколько направлений критической (скептической) мысли постмодернизма.
1. Критика знака и языка как знаковой системы.
Постструктуралистская мысль и филология начинает сомневаться в прочности связи между компонентами языкового знака — означающим и означаемым. Она с повышенным вниманием отнеслась к тому факту, что языковой знак вообще многозначен, а в художественном своем функционировании может вообще получать почти произвольное значение. Развивая эту мысль, филологи-постструктуралисты приходит к убеждению, что у знака нет постоянного значения. Крайнее выражение эта идея получила у Жака Деррида, в его представлении о «саморефернтном» знаке. Согласно Дерриде, знак означает лишь другой знак, и у этой знаковой «матрешки» нет предела. Все, что выражает (реферирует) язык, есть язык.
Но если знак не означает чего-либо, то и у слова нет определенного значения, и у произведения литературы нет определенного смысла.
Из этого положения логично вытекает убеждение, что в литературе не следует искать какого-либо смысла и не следует толковать о ее связи с миром. Литература самодостаточна и отражает только себя, смысл произволен. Литература лишена познавательной способности и способности отражать мир и как-либо реферировать его предметы.
2. Критика субъекта.
Постструктурализм ставит под сомнение целостность и идентичность человеческой личности. Различными логическими и теоретическими путями он приходит к видению человека как множества сменяющих друг друга личностей (ролей). Он ставит также под сомнение разделение мира на «я» и «не-я»: утверждается, что человек не осознает до конца границ «я» и может путать себя с внешним миром и другими субъектами. Постструктурализм толкует «шизоидность» как нормальное состояние человека.
Пересмотр категории личности (субъекта) для литературы имеет огромные последствия, ведь литература всегда мыслилась как предмет личного творчества, а автор — как творец художественных «миров». В новом свете литература лишается автора. Это положение констатировал Ролан Барт в работе «Смерть автора»: с его точки зрения, произведение есть результат свободного саморазвития и действия языка, автор-человек играет лишь роль инструмента для записи текста.
Литература без автора оказывается ничейной. Поэтому, во-первых, стирается грань между «моим» и «чужим». Каждое произведение мировой литературы такое же мое, как и чужое, поэтому присваивать чужой текст или его части — законный способ творчества.
Во-вторых, в коммуникативном событии литературы баланс склоняется на сторону читателя. Произведение осмысливается и оценивается с позиции читающего, но не с позиции пишущего: не «что хотел сказать автор», а «что я захотел прочитать».
3. Критика истории.
Постструктурализм выдвигает тезис о завершенности истории. Историческое время пришло к концу, история стала законченным текстом. И поскольку новая мысль не признает существование объективного смысла и объективной истины, смысл истории тоже видится ей субъективным, а сам исторический текст — художественным созданием человека.
Поэтому постструктурализм культивирует творческое отношение к истории, стремление пересмотреть, переписать ее текст, побороть ее обязательность, навязать ей свой художественный произвол. В этом смысле «альтернативная история», квази-исторические фикции вроде сочинений Суворова или наукообразной теории Фоменко суть явления постмодернистского сознания (или своекорыстные спекуляции на его стереотипах).
«Конец истории» исключает возможность создать что-то новое, в том числе в искусстве. Поэтому постмодернизм видит свое творчество как комбинирование элементов старого, а не созидание чего-то не бывшего ранее. Постмодернистская мысль постулирует тотальную интертекстуальность искусства. Все, что создается, сложено из кусочков бывшего ранее, любое произведение литературы есть большая цитата. Художник — составитель мозаики из цитат; это тем более возможно, что тексты литературы и искусства «ничьи».
4. Критика систем
Постструктуралисты постоянно подчеркивают, что свободе, самостоятельности и идентичности человека мешают системы, от которых человек зависит и которые навязывают ему свою волю. Имеются в виду не только социально-политические системы. Как гуманитарное, филологическое направление мысли, постструктурализм имеет в виду в первую очередь системы языковые — языки культуры в широком смысле, от мифологии до политики, масс-медиа, быта. Согласно постструктуралистам, все коды, языки, идеологические системы и просто семиотические системы навязывают человеку свою логику и подменяют его личность. Подобно паразитам, они оккупируют сознание, и человек искренне считает своими те мысли, идеи, образы, решения, которые навязаны ему проникшими в его сознание культурными языками.
Поэтому для деконструктивистской критики характерно желание увидеть, осветить, объективировать действие языка — и тем самым обезвредить его. Перевести из бессознательного в сознательное восприятие, показать как вещь, осмеять, побороть код, чтобы освободиться от его бесконтрольного действия в себе. Сходные устремления характерны для концептуалистского искусства в России 1990-х годов.
5. Игровая эстетика.
Постструктуралисты не ставят перед искусством ни познавательных, ни идеологических задач, что логично для системы их взглядов. По их мнению, искусство самоцельно, оно подобно игре. Так же как игра, оно является нецеленаправленной деятельностью. Так же как игра, оно не насильственно, не несет в себе никакой интенции.
При стертой границе между автором и писателем критика постструктуралистов принимает те же формы, что и литература, то есть игровые. Но все-таки она сохраняет неизбежную вторичность, направленность на литературный ряд, и поэтому некоторую внутреннюю целесообразность. Но целью критики не может являться, в рамках постструктуралистской концепции, никакое прямое оценочное суждение, никакое эстетическое заключение, так как критик выступает против кодов и не может выдвигать или поддерживать какие-либо императивные языки. Он ощущает себе не совсем автором (в связи со «смертью автора»), не совсем субъектом (по той же причине), он не совсем согласен с самим собой и не вполне разделяет собственное мнение. По словам В. Курицына, критику-постмодернисту интереснее всего доказать ту точку зрения, которую он не считает верной, которая нелепа[3].
Всё это придает суждениям постструктуралистов действительно характер игры с текстом, испытания его иронией, «прополаскивания и выбивания пыли» (навязчивых языков), либо разоблачения. Эта критика имеет явно или скрыто эссеистический характер, в ней есть доля импровизации, чувствуется, что в другой момент, при другом настроении, критик мог бы высказать совсем другое суждение.
В общем, критика постструктуралистов может справедливо показаться полной противоположностью критики классического структурализма. Эти направления «работают» на разных полюсах коммуникативной цепочки. Структуралисты интересуются текстом в момент его создания («отправления»), стремятся реконструировать в тексте авторское «задание», раскрыть сложную языковую природу текста, отвлекаясь от обстоятельств чтения. Постструктуралисты интересуются текстом в момент его чтения, которое понимают, к тому же, как полное освобождение от тех самых авторских «заданий», как свободную игру читательского произвола.
Приведем для сравнения некоторые суждения из классической книги И. Ильина: «Деконструкция — набор аналитических приемов и критических практик…, эти практики призваны показать, что любой текст всегда отличается от самого себя в ходе его критического прочтения, чей (прочтения) собственный текст (т.е. текст уже читателя) благодаря саморефлексивной иронии приводит к той же неразрешимости и апории»[4].
«Сверхзадача деконструктивистского анализа состоит в демонстрации неизбежности ошибки любого понимания, в том числе и того, которое предлагает сам критик-деконструктивист»[5].
Методика. Русская деконструктивистская критика преследует сразу несколько задач:
1) Игровое чтение как акт эстетического «воскрешения» книги
2) Освобождение книги от навязчивых кодов, прежде всего идеологических
3) Утверждение и демонстрация своего метода чтения (критики)
4) Дезавуирование других методов критического чтение, в которых усматривается сильный кодовый «заряд», подлежащий нейтрализации.
5) Самовыражение критика[6].
Поэтому для анализа обычно выбирается произведение, обладающее высокой, желательно «культовой» репутацией. Произведение, которое репрезентировало бы не только себя, но и некую идеологическую («тоталитарную») систему, в которую включено. Результатом должно стать оживление текста, если он этого достоин или его разоблачение, если книга оценивается как несостоятельная. Освобождение текста от системы или его погребение вместе с системой.
Критик выбирает для прочтения текста заведомо неприменимые к нему коды. Стратегия чтения постструктуралистов — парадокс, абсурд, полная отмена авторского кодирования и смысла. Парадоксальное прочтение становится желанной эстетической игрой, авторские коды в тексте оказываются побеждены и выставлены на обозрение и осмеяние, а сам текст помещен в агрессивную среду неожиданного перекодирования, освобожден от «вредоносных программ» (навязчивых кодов) и представлен в своем первозданном, чисто эстетическом виде.
Итог статьи критика-деконструктивиста не столько утверждение, сколько приглашение «поиграть» вместе, повторить эксперимент, проделанный критиком и получить, быть может, свой совершенно иной результат. Не будем забывать, что критик «не разделяет свое собственное мнение».
Текст и жанр. Статьи русских деконструктивистов, как уже говорилось, направлены не только на деконструкцию текстов, но и на деконструкцию методов литературоведения. Несколько упрощая, можно сказать, что критик-постструктуралист использует элементы разных методов, но не всерьез, а с заметной долей иронии в отношении этих методов. Особенно излюбленными оказываются структурный и психоаналитический анализ. Поэтому статья бывает наукообразна и имитирует характерную форму статьи структуралистской или психоаналитической. Формальная маскировка, мимикрия под другой метод — типичный прием постструктуралистской критики (аналогичный стилистической мимикрии постмодернистской прозы), с ее убеждением в отсутствии идентичности субъекта и тотальной интертекстуальности.
Если критик не ставит перед собой задачи пародирования или имитации других методов, то статья носит явный отпечаток эссеистичности и, как правило, иронии, изобилует личными формами первого лица, образными оборотами — как правило, иронического свойства. Хотя критика постструктуралистов очень разнообразна, и в ней имеются примеры не ироничного, не пародийного анализа текстов литературы и культуры.
Метаязык. Для постструктурализма характерен метаязык, утвердившийся в западной филологии второй половины ХХ века. Иногда искренне, иногда с долей самолюбования и демонстративности критики постструктуралистского направления используют термин дискурс, такие специфические слова, как деконструкция, письмо (вместо «стиль»), децентрация; а также термины психоанализа, модифицированные постструктуралистскими концепциями, — шизоидность, желание, эротика текста и т.п. Метаязыковыми концептами становятся в практике этого направления такие формулы, как конец истории, смерть автора, наслаждение текстом. Но, как уже говорилось, постструктуралистская критика способна вбирать в себя и перекодировать и/либо объективировать языки любых других литературно-критических методов.