Дискордианцы и подобные им люди играют в игру «УТОПИТЬ».

 

Цель: утопить любой объект, предмет или вещь в воде или в грязи – в общем, в чем‑нибудь, где можно что‑то утопить.

Правила: топить можно как угодно. Желательно иметь лужу или пруд с водой, чтобы было где топить. Но сгодятся и реки, и заливы, и моря, и, пожалуй, даже океаны.

Очередность ходов: начинает тот, кто первым доберется до топимого объекта.

Обязанности: все играющие в игру «УТОПИТЬ» должны активно искать новые топимые объекты, когда утоплен предыдущий.

По утоплении: топильщик должен выкрикнуть: «Утопил!» – или что‑нибудь не менее глубокомысленное.

Называть объект иногда даже желательно. Название объекту дает тот, кто его нашел, а тот, кто топит, может (например) сказать: «Я утопил Колумбус, штат Огайо».

 

Ала Гера, цитируется по «Principia Discordia», Малаклипса Младшего, X. С. X.

 

Больше недели все места в самолетах до Ингольштадта занимали сплошь музыканты. Еще 23 апреля, когда Саймон и Мэри Лу слушали «Кларка Кента и его суперменов», а Джордж Дорн писал о звуке одного открывшегося глаза, группа «Филе души», обнаружив, что авиабилетов в Лондоне не хватает, отправилась в Ингольштадт на «вольво», выкрашенном в семнадцать ярких флюоресцирующих цветов, на котором красовался старый лозунг Кена Кизи: «Дальше!». 24 апреля по дорогам, ведущим в Ингольштадт, потекли первые струйки машин. Пока Гарри Койн смотрел в глаза Хагбарда и не видел в них ни малейшего сострадания (а Бакминстер Фуллер, пролетавший в реактивном самолете над Тихим океаном, объяснял соседу по креслу, что такое «все направленный ореол»), «Зловещие видения», «Тараканы» и «Сенат и народ Рима» ехали в странных машинах по Ратхаусплац, а «Ультрафиолетовый гиппопотам» и «Тварь на пороге» в еще более диковинных автобусах рулили по ФридрихЭберт‑штрассе. 25 апреля, когда Кармел грабил сейф Малдонадо, а Джордж Дорн повторял «Я – Робот», струйки машин превратились в потоки и в Ингольштадт въехали «Наука и здоровье с ключом к Священному Писанию», «Нюхатели клея», «Кинг‑Конг и динозавры с острова Черепов», «Говард Джонсон Гамбургер», «Бунт в десятом блоке», «Дом Франкенштейна», «Дразнящаяся обезьяна», «Проклятая штуковина», «Оранжевый лось», «Банан цвета индиго» и «Розовый слон». 26 апреля потоки машин превратились в наводнение, и пока Сол и Барни Малдун старались урезонить Маркоффа Чейни, а тот пытался от них удрать, ингольштадтцы обнаружили, что к ним прибыли рок‑группы «Фродо Бэггинз и его кольцо», «Мышь, которая рычит», «Экипаж летающей тарелки», «Великолепные Амберсоны», «Дом, в котором я живу», «Звук одной ладони», «Территориальный императив», «Друиды Стоунхенджа», «Головы острова Пасхи», «Ис чезнувший континент My», «Багз Банни и четырнадцать морковок», «Евангелие от Маркса», «Действительные члены», «Пески Марса», «Эрекция», «Ассоциация», «Амальгамация», «Резня в день Святого Валентина», «Климакс», «Прыгуны в ширину», «Фрики» и «Окна». Мик Джаггер со своей новой группой «Отребье» прибыл 27 апреля – когда агенты ФБР опрашивали шлюх в Лас‑Вегасе. Следом не замедлили явиться «Крыши», «Моисей и монотеизм», «Степной волк», «Цивилизация и ее издержки», «Бедный Ричард и его розенкрейцерские тайны», «Наручные часы», «Нова Экспресс», «Отец вод», «Человеческие существа», «Вашингтонский монумент», «Талидомидные дети», «Чужаки в чужой стране», «Доктор Джон Ночной Путник», Джоан Баэз, «Рука покойника», «Джокер и одноглазые валеты», «Пейотная женщина», «Небесно‑голубые», «Големы», «Высшее осознание», «Семь видов неоднозначности», «Холодная война», «Уличные бойцы», «Поджигатели банков», «Рабы Сатаны», «Принцип домино», «Максвелл и его демоны». 28 апреля, когда Диллинджер заряжал пистолет, а индейцы‑качины в Ораби начали бить в барабаны, прибыли «Искатели золота Акапулько», за которыми потянулись «Эпос о Гильгамеше», «Второй закон термодинамики», «Дракула и его невесты», «Железный занавес», «Горластое меньшинство», «Международный долг», «Три дополнения к теории сексуальности», «Пелена неведения», «Рождение нации», «Зомби», «Аттила и его гунны», «Нигилизм», «Кататоники», «Торндейлские дрочилы», «Взрыв на площади Хэймаркет», «Голова мертвой кошки», «Тень из Безвременья», «Сирены Титана», «Механическое пианино», «Улицы Ларедо», «Космическая одиссея», «Голубые лунатики», «Крабы», «Доза», «Травяной холм», «Скрытый образ», «Колесо кармы», «Сообщество святых», «Город Бога», «Всеобщие неопределенные колебания», «Левосторонний разводной ключ», «Жало в плоть», «Восходящий Шаляй», «Шазам!», «Мини‑санки», «Приложение 23», «Другая щека», «Западный бык», «Госпожа и Председатель», «Коэн, Коэн, Коэн и Кан» и «Совместный феномен».

29 апреля, когда Дэнни Прайсфиксер увлеченно слушал Маму Сутру, в Ингольштадте начался всемирный потоп: автобусы, грузовички, фургоны, спецпоезда и все остальные виды транспорта, за исключением разве что собачьих упряжек, доставляли в город рок‑группы «Чудеса незримого мира», «Проклятие Мэттью Мола», «Глюк Иисуса», «Ахав и его ампутация», «Головы без всадников», «Листья травы», «Геттисбергское обращение», «Розовоперстая заря», «Вин– ноцветное море», «Нирвана», «Драгоценная сеть», «Сюда приходит каждый», «Пизанские канто», «Прошлогодний снег», «Розовое измерение», «Гусь в бутылке», «Невероятный Халк», «Третье Бардо», «Непреодолимая сила», «Эм Це в квадрате», «Акты разделения», «Вечная эмоция», «Аренда на 99 лет», «Неподвижный объект», «Космический корабль Земля», «Радиоуглеродный метод», «Клич к восстанию», «Сжатый кулак», «Машина Судного дня», «Обязательство Соединенных Штатов», «Жены энтов», «Игроки мира нуль‑А», «Прелюдия к космосу», «Гром и розы», «Армагеддон», «Машина времени», «Масонское Слово», «Обезьяньи проделки», «Труды», «Восьмерка Мечей», «Городская горилья», «Обед в коробке», «Царство приматов», «Новый Эон», «Энола Гэй», «Октетная конструкция», «Стохастический процесс», «Производные», «Горящий дом», «Капитан‑призрак», «Закат Запада», «Дуэлянты», «Зов Природы», «Сознание III», «Реорганизованная церковь святых последних дней», «Стандард Ойл оф Огайо», «Люди‑зигзаги», «Дети Ра», «ТНТ», «Допустимая радиация», «Уровень загрязнения», «Великий Зверь», «Вавилонские блудницы», «Пустыня», «Неприглядная правда», «Окончательный диагноз», «Неудовлетворительное решение», «Тепловая смерть Вселенной», «Просто шум», «Девять неизвестных», «Совсем другой коленкор», «Зона камнепада», «Восхождение Змея», «Городское чудовище», «Геркулес и черепаха», «Срединный Столп», «Непечатное пропущено», «Пространное цитирование», «ЛюЦиФеР», «Песья Звезда» и «Противогеморройный сбор».

(Но 23 апреля, когда Джо Малик и Тобиас Найт закладывали бомбу в редакцию «Конфронтэйшн», а Дили‑Лама телепатически передавал Хагбарду Челине, что еще не слишком поздно отступить, Джо после секундного колебания наконец выпалил:

– Можем ли мы быть уверены? Можем ли мы быть по‑настоящему уверены?

Тобиас Найт поднял на него усталые глаза.

– Мы ни в чем не можем быть уверены, – откровенно ответил он. – Вот уже пять раз Челине неожиданно появлялся на банкетах, где присутствовал Дрейк, и в каждом разговоре обязательно всплывала метафора о марионетке, а также излюбленная тема Челине насчет подсознательного саботажника, живущего в каждом из нас. Что еще можно предположить?

Он поставил таймер на 2:30 ночи, а затем снова посмотрел в глаза Джо. – Жаль, что я не смог дать Джорджу достаточно намеков, – промямлил Джо.

– Ты дал ему слишком чертовски много намеков, – пробормотал в ответ Найт, закрывая чемоданчик с бомбой.)

1 апреля, когда «Божья молния» маршировала вокруг площади ООН, а капитана Текилья‑и‑Моту вывели на расстрел, Джон Диллинджер встал из позы лотоса и перестал транслировать магическую математику. Он потянулся, встряхнулся всем телом, как собака, и двинулся по туннелю под зданием ООН в сторону «Контроля аллигаторов». Йога «Ордена Восточного Храма» всегда вводила его в состояние напряжения; он радовался, что теперь с ней покончено и можно вернуться к повседневным обязанностям.

У двери «КА» его остановила охранница. Джон предъявил ей пластиковую карточку с изображением глаза в пирамиде. Охранница, женщина сурового вида, чью фотографию Джон встречал в газетах, называвших ее «лидером движения Радикальных Лесбиянок», опустила его карточку в стенную щель; карточка сразу же выскочила обратно и зажегся зеленый свет.

– Проходите, – сказала охранница. – Heute die Welt1 .

– Morgens das Sonnensystem2 , – ответил Джон.

Он вошел в бежевый пластиковый подземный мир «Контроля аллигаторов» и двинулся по геодезическим коридорам к двери с надписью «Мониторинг монотонности». Достигнув этой цели, он вставил карточку в нужную щель. Снова зажегся зеленый свет, и дверь открылась.

Сидевшая за столом из того же бежевого пластика, которым было отделано все главное управление «Контроля аллигаторов», Тэффи Рейнгольд в мини‑юбке, элегантная и привлекательная, несмотря на возраст и седину, оторвала взгляд от печатной машинки и, узнав Джона, расплылась в улыбке.

– Джон, – радостно сказала она. – Какими судьбами?

– Надо повидаться с твоим шефом, – ответил он. – Но сначала хочу тебя спросить: знаешь ли ты, что фигурируешь еще в одной книге?

– В новом романе Эдисона Йерби? – Тэффи философски пожала плечами. – По крайней мере, он поступил со мной лучше, чем Атланта Хоуп в романе «Телемах чихнул».

– Согласен, но как этому парню удалось так много узнать? Некоторые эпизоды в романе абсолютно правдивы. Он что, тоже в Ордене? – Утечка мыслей, – ответила Тэффи. – Ты же знаешь этих писателей. Один иллюминатский маг специально просканировал Йерби и пришел к выводу, что тот все придумал. У него не было никакой информации. Мы имели дело с такой же утечкой мыслей, когда Кондон написал «Маньчжурского кандидата». – Она передернула плечами. – Порой случается и такое.

– Возможно, – рассеянно сказал Джон. – Ладно, сообщи шефу, что я здесь.

Через минуту он вошел в кабинет, где его шумно приветствовал старик, сидящий в инвалидной коляске.

– Привет, Джон, как здорово увидеться с тобой снова, – сказал он проникновенным голосом, который когда‑то завораживал миллионы людей; если бы не голос, в старце трудно было бы узнать некогда обаятельного и подвижного Франклина Делано Рузвельта.

– Как это тебя угораздило на такую работенку? – поинтересовался Диллинджер, когда обмен приветствиями был закончен.

– Ты же знаешь эту нынешнюю кодлу в Агхарти, – проворчал Рузвельт. – «Новая кровь, новая кровь» – вот их боевой клич. А всех нас, старых преданных служак, выталкивают на второстепенные бюрократические посты.

– Помню твои похороны, – задумчиво произнес Джон. – Я ведь тебе завидовал. Думал, ты отправишься прямо в Агхарти и будешь работать с самими Пятью. И вот что мы в итоге имеем… «Мониторинг монотонности» в «Контроле аллигаторов». Иногда Орден меня просто бесит!

– Осторожно, – сказал Рузвельт. – Они могут сканировать. А двойной агент вроде тебя, Джон, всегда находится под особым наблюдением. Кроме того, на самом деле все не так уж плохо, если учесть, как они отреагировали в Агхарти, когда в конце сороковых начали появляться откровения насчет Перл‑Харбора. Знаешь, я ведь не очень‑то изящно провернул это дело, так что они имели полное право меня понизить. И потом, мне интересно работать в «Контроле аллигаторов».

– Ну, не знаю, – с сомнением произнес Джон. – Я никогда не понимал смысла этого проекта.

– Это очень важная работа, – с серьезным видом сказал Рузвельт. – Нью‑Йорк и Чикаго – наши главные полигоны для испытания уровня толерантности личелов. В Чикаго мы концентрируемся лишь на безобразии и жестокости, а в Нью‑Йорке проводим еще и долгосрочное изучение скуки. Вот тут‑то и необходим «Контроль аллигаторов». Мы должны поддерживать минимальное количество этих тварей в канализационных трубах, чтобы санитарный надзор не возобновил свою собственную программу «Отлов аллигаторов». Это означало бы возможность приключений для молодых самцов‑личелов. Добровольцы‑охотники, опасность, подземная мистика… понимаешь? По этой же причине мы убрали с улиц троллейбусы: ездить в них было веселее, чем в автобусах. Поверь мне, «Мониторинг монотонности» – очень важная часть нью‑йоркского проекта.

– Я видел психиатрическую статистику, – сказал Джон, кивая. – Около семидесяти процентов жителей густонаселенной части Манхэттена – потенциальные психотики.

– К 1980 году мы доведем их количество до восьмидесяти процентов! – воскликнул Рузвельт с былой непреклонностью во взгляде. Он вставил косяк в мундштук слоновой кости и, лихо стиснув его зубами под знаменитым «рузвельтовским углом», добавил:

– А мы благодаря эликсиру Саббаха обладаем иммунитетом. – Он радостно процитировал: «Трава получше, чем милтаун3 , может путь оправдать пред человеком Божий». – Но что привело тебя сюда, Джон?

– Небольшое дельце, – ответил Диллинджер. – В моей организации есть человек по фамилии Малик, который слишком близко подобрался к секрету всей игры. Мне нужна помощь здесь, в Нью‑Йорке. Его надо бы отправить охотиться за снарками до тех пор, пока не наступит первое мая. Я бы хотел узнать, кто из твоих сотрудников может подобраться к нему поближе.

– Малик, – задумчиво произнес Рузвельт. – Это тот самый Малик из журнала «Конфронтэйшн»?

Джон кивнул.

Рузвельт с улыбкой откинулся на спинку своей инвалидной коляски.

– Плевое дело. У него в редакции есть наш агент.

(Ни один из них не знал, что через десять дней дельфин, плавающий среди руин Атлантиды, обнаружит, что никакая Драконья Звезда никогда не падала. И уж тем более они не подозревали, что Хагбард Челине, узнав об этом открытии, подвергнет переоценке историю иллюминатов, а затем примет решение, которое резко и неожиданно изменит все существующие в мире заговоры.) – Вот пять альтернативных историй, – сказал Груад, озорно прищурив старые мудрые глаза. – Каждый из вас будет отвечать за распространение свидетельств, позволяющих считать одну из этих историй совершенно достоверной. By Топод, ты займешься историей Каркозы. Эвоэ, на тебе будет континент My. – Он вручил каждому по увесистому конверту. – Гао Дводин, ты займешься этой очаровательной змеиной историей: я хочу, чтобы различные ее варианты встречались по всей Африке и Азии. – Он вручил еще один конверт. – Уника, ты получаешь историю Урантии, но она должна быть обнародована лишь к самому концу Игры. – Он взял пятый конверт и снова улыбнулся. – Каджеси, любовь моя, ты будешь распространять историю Атлантиды, но с некоторыми изменениями, которые выставят нас самыми отъявленными негодяями в земной истории. А теперь я объясню вам смысл всего этого…

Это было в 1974 году. Джо Малик сидел в своем кабинете. На него со стены угрюмо взирали четыре члена «Американской Медицинской Ассоциации». День обещал быть долгим и на фоне событий прошедшей ночи не сулил ничего интересного. В коробке для входящей почты лежала толстенная рукопись в конверте из оберточной бумаги; Джо обратил внимание, что марки были отклеены. Несомненно, работа Пат Уэлш: ее младший брат увлекался филателией. Джо улыбнулся, вспоминая, как когда‑то сам, будучи подростком, вел дневник. На случай, если родители обнаружат его откровения, он называл мастурбацию коллекционированием марок: «Сегодня собрал пять марок – установил новый рекорд», «После пяти дней без марок нашел многоцветную красавицу. Грандиозно, но переговоры шли мучительно». Наверняка сегодняшние подростки, если они вообще ведут дневники (возможно, они пользуются кассетными магнитофонами), говорят о мастурбации вполне открыто или же считают ее обычным делом, о котором не стоит и упоминать. Католический подросток, которым был Джо в 1946 году, сейчас казался ему не более далеким, чем обманувшийся в своих надеждах либерал, каким он был в 1968 году. И все же Джо чувствовал, что весь его нынешний жизненный опыт мало что значит. Такие люди, как Пат и Питер, по‑прежнему относятся к нему как к одному и тому же человеку, и он по‑прежнему выполняет все ту же работу все теми же методами.

Джо вынул тяжелую рукопись из конверта и потряс им над столом. Конверта для ответа не прилагалось. Что ж, работая в таком журнале, как «Конфронтэйшн», авторы которого в основном радикалы и всякие чудаки, готовые писать за бесплатно, не стоит и рассчитывать на конверты с обратным адресом и наклеенными марками. Зато к рукописи прилагалось сопроводительное письмо:

Слава Эриде и привет, Джо!

Здесь дается блестящее и совершенно оригинальное объяснение международной финансовой системы. Эта статья, названная «Вампиризм, гелиоцентрическая система и золотой стандарт», написана Хорхе Лобенгулой, поистине замечательным молодым дискордианским мыслителем. ДЖЕМы не слишком любят писать, но, к счастью, это умеют делать дискордианцы. Если вы сочтете сей труд достойным публикации, можете купить его по вашим обычным расценкам. Выпишите чек на Движение сепаратистов Фернандо‑По и отправьте на адрес Хорхе: 15, рю Хассан, г. Алжир‑8. Между прочим, Хорхе не будет участвовать в перевороте на Фернандо‑По. Он склоняется к синергической экономике, которая помогла ему понять всю неразумность Фернандо‑По как единичной акции. К самому перевороту мы, разумеется, не имеем ни малейшего отношения. Но Хорхе станет ключевой фигурой в последующем экономическом возрождении Экваториальной Гвинеи – если, конечно, мир переживет эту конкретную коллизию. Если вам эта статья ни к чему, сожгите ее. У Хорхе много копий.

Пять тонн льна, Мал.

P. S. Мятеж в Фернандо‑По произойдет не раньше, чем через год или два, так что не делай поспешного вывода, будто кульминация близка. Помни, что я тебе говорил насчет гуся в бутылке.

М.

(Запершись в дамской уборной, Пат Уэлш достает из колготок мини‑рацию и передает сообщение в штаб‑квартиру Совета по международным отношениям, которая находится в полуквартале к востоку: «Продолжаю готовить выписки из литературы по иллюминатам, дающие ему массу ложных наводок. Важная новость сегодня: статья по эридианской экономике, написанная выходцем с Фернандо‑По. К статье приложено сопроводительное письмо за подписью „Мал“. Судя по тексту, это наверняка сам Малаклипс Старший. Если же нет – значит, мы все‑таки вышли на этого скользкого типа, Малаклипса Младшего. На конверте штемпель города Мэд‑Дог, штат Техас…») Джо отложил письмо Мала, пытаясь вспомнить, что говорили о Фернандо‑По перед вчерашним кинопросмотром. Вроде бы что‑то там должно случиться. Может быть, стоит завести на этом острове внештатного корреспондента или даже отправить туда кого‑нибудь? Джо зловеще ухмыльнулся: было бы интересно послать туда Питера. Сначала порция АУМа, потом командировка в Фернандо‑По. Может быть, хоть это ему поможет.

Пролистав и просканировав рукопись Лобенгулы, Джо испытал облегчение. Фнордов не было. С тех пор как Хагбард избавил Джо от рефлекса отвращения, каждый фнорд отзывался в его теле резкой болью, напоминавшей о том, как беззаботно он жил раньше. Джо вернулся к первой странице и начал читать внимательно:

ВАМПИРИЗМ, ГЕЛИОЦЕНТРИЧЕСКАЯ СИСТЕМА

И ЗОЛОТОЙ СТАНДАРТ

Хорхе Лобенгула

Делай, что хочешь, – вот весь закон

Джо задумался. Эта фраза звучала во время черной мессы в Чикаго, а когда‑то давно она была девизом Телемского аббатства у Рабле. Джо смутно ощущал, что в ней есть некий скрытый, ускользающий смысл. Это не просто первая аксиома анархизма, нет, тут что‑то еще, что‑то более герметическое. Джо перевел взгляд на письмо Мала: «Помни, что я тебе говорил насчет гуся в бутылке».

Насколько помнил Джо, эту простую загадку использовали дзэнские мастера при обучении монахов. Берут новорожденного гусенка, проталкивают его в бутыль и держат там месяц за месяцем, пока он не становится взрослым гусем, который уже не может пролезть через горлышко. Вопрос: «Как достать гуся, не разбивая бутылки?»

Делай, что хочешь, – вот весь закон

Как достать гуся, не разбивая бутылки?

Ни одна из этих загадок вроде бы не была ключом к разгадке другой.

«Господи Боже, – рассмеялся Джо. – Делай, что ты хочешь, – вот весь закон».

Гусь выберется из бутылки тем же способом, что и Джон Диллинджер, совершивший побег из «защищенной от побегов» тюрьмы Краун‑Пойнт.

«Господи гребаный Боже, – выдохнул Джо. – Он жив!» КАК ДЕРЕВО, КОТОРОЕ РАСТЕТ У ВОООДЫ НАС НЕ… НАС НЕ СДВИНУТ

Единственным местом встречи всех пяти Первоиллюминатов был большой зал Груада в Агхарти, иллюминатской цитадели в Гималаях, сооруженной 30 000 лет назад и имеющей выход в гигантское подземное Валусийское море.

– Будем докладывать в обычном порядке, – сказал брат Гракх Груад, нажимая на кнопку в столе и включая магнитофонную запись для иллюминатских архивов. – Прежде всего Фернандо‑По. Теперь реализация наших планов зависит от капитана Эрнесто Текилья‑и‑Моты, одного из немногих белых, которые еще остались на Фернандо‑По. У него есть большие связи среди богатых буби, поддерживающих сепаратизм, и к тому же он безмерно честолюбив. Не думаю, что нам нужно вносить изменения в сроки.

– Надеюсь, что не придется, – сказал брат Марк Маркони. – Было бы просто стыдно не имманентизировать Эсхатон первого мая!

– Мы пока не можем с полной уверенностью рассчитывать на первое мая, – сказал брат Гракх Груад. – Но если у нас будет три различных плана, работающих на эту дату, один из них обязательно сработает. Слушаем тебя, брат Марк.

– Чарльз Мочениго уже подбирается к идее «антракс‑лепра‑мю». Еще несколько своевременных ночных кошмаров, и дело будет в шляпе.

Следующей говорила сестра Феда Феодора.

– Атланта Хоуп и «Божья молния» становятся все более влиятельными. Когда придет время, Президент будет бояться ее до смерти и решится стать еще большим тоталитаристом, чем она, лишь бы не допустить ее к власти.

– Я не доверяю Дрейку, – сказал брат Марк Маркони.

– Естественно, – сказал брат Гракх Груад. – Но он построил себе дом у моря.

– А строящий у моря строит на песке, – заметил брат Отто Огатай. – Моя очередь. Наша пластинка «Подавайте, сострадайте, подавляйте» стала международным хитом. Наше следующее гастрольное турне по Европе обещает грандиозный успех. Тогда мы сможем начать, не торопясь и очень осторожно, переговоры насчет фестиваля «Вальпургиева ночь». Разумеется, любого, кто попытается преждевременно форсировать эту идею, придется осаживать. – Или ликвидировать, – сказал брат Гракх Груад. Он посмотрел на того, кто сидел отдельно от всех, на дальнем конце стола. – Теперь твоя очередь. Все это время ты молчал. Что ты можешь сказать?

Тот расхохотался.

– Пару слов от скелета на празднике, а? – Это был пятый и самый грозный Иллюминатус, брат Генри Хастур, единственный, кому хватило наглости назвать себя именем ллойгора. – Сказано, что вселенная – это грубая шутка, которую общее сыграло над частным. Не спешите смеяться или плакать, если вы согласны с этим изречением. Я могу вам сказать лишь одно: существует серьезная угроза осуществлению всех ваших планов. Я вас предупреждаю. Вы предупреждены. Вы все можете погибнуть. Вы боитесь смерти? Отвечать не обязательно – я вижу, что боитесь. И сам этот страх может быть ошибкой. Я пытался вам объяснить, почему не стоит бояться смерти, но вы меня не слушали. И в этом источник всех ваших проблем.

Четыре остальных Первоиллюмината равнодушно и надменно молчали.

– Если все ЕДИНО, – многозначительно добавил пятый Первоиллюминат, – всякое насилие – это мазохизм,

– Если все ЕДИНО, – язвительно ввернул брат Отто, – то секс – это мастурбация. Давайте‑ка впредь обходиться без личелов ской метафизики.

ХАРЕ КРИШНА ХАРЕ ХАРЕ

– Джордж!

И тогда Джордж оказался вместе с Челине здесь, в Ингольштадте. Ситуация запутывалась. Голова Джорджа была склонена над глиняной пивной кружкой, несомненно наполненной местным пивом.

– Джордж! – снова окликнул его Джо.

Джордж тряхнул головой, убирая с лица длинные светлые волосы. Джо глянул в его глаза и поразился. Это были странные глаза, лишенные страха, сострадания и вины. Такие глаза бывают у человека, сознающего, что жизнь полна бесконечных сюрпризов, и потому ничему не удивляющегося, даже неожиданному появлению Джо Малика. Что сделал с ним Челине за последние семь дней? Разрушил его сознание или же… иллюминизировал?

На самом деле это просто была его десятая кружка пива за сегодня, и Джордж был очень, очень пьян.

ГАРРИ РОБОТ ГАРРИ ГАРРИ

(13 апреля с полудня до половины первого по всем телевизионным каналам транслировали специальное обращение президента к народу США. Президент сообщил, что он временно отменяет гражданские свободы и вводит в стране чрезвычайное положение. Через пятнадцать минут на Сорок первой улице Нью‑Йорка в районе автовокзала начались первые беспорядки – толпа попыталась преодолеть полицейский кордон и захватить автобусы, чтобы бежать на них в Канаду. В это время в Ингольштадте, где было 18:45, «Граф Дракула и его невесты» исполняли песню из старого мультфильма Уолта Диснея, переделанную в стиле рага‑рок… В Лос‑Анджелесе, где было 9:45 утра, группа Моритури из пяти человек, быстро посовещавшись, приняла решение немедленно использовать весь свой бомбовый запас для взрыва полицейских участков. «Мочи ублюдков, пока не прочухались», – призвала их лидер, шестнадцатилетняя девочка со скобками на зубах… На общепринятом языке эта фраза означала: «Парализуем фашистское государство, пока оно не может защитить себя»… Сол, доверившись прыгуну с шестом в собственном подсознании, вел Барни и Маркоффа Чейни к входу в пещеры Леман… Кармел, находившийся почти в километре к югу от них и на несколько десятков метров ближе к центру Земли, прижимал к себе свой чемодан, в котором лежали пять миллионов зеленых богов, но уже не шевелился… Около него валялись обглоданные кости дюжины съеденных им летучих мышей…)

БЫТЬ ЛЕТУЧЕЙ МЫШЬЮ – ПОСЛЕДНЕЕ ДЕЛО, ГЛУПОЕ И БЕССМЫСЛЕННОЕ ДЕЛО,

НО, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ – ЭТО КОЕ‑ЧТО, А ТЫ – ВООБЩЕ НИЧТО.

Джо Малик, пришибленный рага‑роком, словно каждая нота в этой звуковой лавине была здоровенным камнем, почувствовал, что его тело растворяется. «Граф Дракула» снова завопил (А ТЫ – ВООБЩЕ НИЧТО). Джо, ощущая, как вместе с телом рассыпается и его сознание, пытался и не мог найти точку опоры среди волн звука и энергии. Чертова кислота была союзником Хагбарда, а ему стала врагом; он умирал. Слова «А этот кот ленивый…» доносились откуда‑то издалека. Предпринятая Джо попытка определить, сказаны ли эти слова о нем самом, свелась к попытке понять, что они значат, которая, в свою очередь, сорвалась в бездну невозможности ответить на вопрос, какую именно попытку, умственную или физическую, он попытался только что предпринять и почему. «Потому, – выкрикнул он, – потому, потому…» Но в его «потому» не было никакого смысла.

ТЫ ВСЕГО ЛИШЬ НИЧТО, ВСЕГО ЛИШЬ НИЧТО.

– Я не могу сейчас жрать кислоту, – запротестовал Джордж. – Я уже так перепил этого баварского пива, что меня наверняка «прибьет».

– Все принимают кислоту, – сухо сказал Хагбард. – Это приказ мисс Портинари, и она права. Мы сможем выстоять перед этой штукой, только если наше сознание полностью откроется Внешнему.

– Эй, слышь, – сказал Кларк Кент. – Видишь того французика, который ест мороженое на палочке?

– Ну? – сказал один из «суперменов».

– Это Жан‑Поль Сартр. Кто бы мог подумать, что я увижу его здесь. – Кент удивленно покачал головой. – Надеюсь, он дождется нашего выступления. Эх, как вспомню, какое влияние оказывал на меня этот чувак! Ему стоит услышать, как все это вернется к нему в виде музыки!

– Это твои проблемы, малыш, – отозвался другой «супермен». – Лично мне глубоко насрать, что думает о нашей музыке любой гребаный белый.

ВСЕГО ЛИШЬ НИЧТО

– Еще даже Мик Джаггер не спел «Симпатию к Дьяволу», а проблемы уже начались, – сказал протяжный английский голос…

«Аттила и его гунны» пытались нанести тяжелые телесные повреждения «Сенату и народу Рима»… А все началось с того, что обе группы, хорошенько ускорившись, пустились в весьма интеллектуальное обсуждение текстов песен Боба Дилана… «Гунн» ударил «римлянина» пивной кружкой, когда еще один голос пробормотал что‑то насчет веселых проделок Тиля Уленшпигеля.

ТЫ ВСЕГО ЛИШЬ НИЧТО

Работая в «Конфронтэйшн», Джо настаивал на том, чтобы всех настоящих сумасбродов непременно отсылали к нему для собеседования, однако представший перед ним в этот раз толстый коротышка не казался таким уж ненормальным. Мягкие, правильные, несколько мелковатые черты лица – типичный стопроцентный американец.

– Джеймс Кэш Картрайт, – представился толстяк, протянув руку для рукопожатия, – а тема – энергия сознания.

– Тема чего?

– Да вот этой статьи, которую я для вас написал. – Картрайт полез в портфель крокодильей кожи и вытащил толстую кипу машинописной бумаги. У бумаги был странный формат, примерно восемь на десять дюймов. Толстяк вручил рукопись Джо.

– А что это за бумага? – спросил Джо.

– Это стандартный формат в Англии, – ответил Картрайт. – Когда я был там в 1963 году, навещал могилы предков, то купил десять пачек такой бумаги по четыреста восемьдесят листов в каждой. 22 ноября, в день убийства Кеннеди, я сел на самолет, вылетавший из Далласа. Синхронистичность. К тому же я чихнул в тот момент, когда убийца нажал на курок, – снова синхронистичность. Так вот, эта бумага: с тех пор я пишу только на ней. Приятно, знаете, ощущать, что все деревья, которые пошли на ее изготовление, были срублены десять лет назад, и с тех пор ни одно дерево не погибло ради распространения философских исследований Джима Картрайта.

– Это чудесно, – сказал Джо, думая о том, как ему ненавистны моралисты‑экологи. В разгар всеобщего экологического помешательства, в начале семидесятых, какие‑то наглецы несколько раз писали Джо о том, что экологически ответственные журналы вроде «Конфронтэйшн» должны закрыться, чтобы не тратить бумагу и тем самым остановить вырубку лесов. – И каковы же плоды ваших философских исследований, мистер Картрайт?

– Золотые яблоки Солнца, серебряные яблоки Луны, – ответил с улыбкой Картрайт.

Джо увидел Лилит Велькор, бросающую вызов Груаду на вершине Пирамиды Глаза.

– Понимаете, сэр, – произнес Картрайт, – мое главное открытие заключается в том, что жизнетворная энергия пропитывает всю Вселенную, подобно свету и гравитации. Поэтому жизнь едина, так же как един свет. Видите ли, все энергии излучаются единым центральным источником, который нам еще предстоит найти. Если объединение четырех аминокислот – аденина, цитозина, гуанина и тимина – внезапно порождает жизнь, значит, все химические вещества потенциально живые. И вы, и я, и рыбки, и букашки, и микробы – все мы представляем собой вид жизни, порожденный аденином, цитозином, гуанином и тимином: жизнь ДНК. А то, что мы называем неживой материей, – просто другой вид жизни: жизнь не‑ДНК. Пока понятно? Если осознание – это жизнь, а жизнь едина, следовательно, осознание индивидуума – всего лишь один из органов чувств Вселенной. Дело в том, что Вселенная порождает существ вроде нас, чтобы воспринимать самое себя. Можно представить ее в виде гигантского самосущего глаза.

Джо сохранял невозмутимость. Картрайт продолжил:

– Поэтому сознание может также проявляться как телепатия, ясновидение и телекинез. Эти явления представляют собой нелокальные виды сознания. Меня всерьез интересует телепатия, и я добился значительных успехов в исследовании этого феномена. Случаи телепатического общения доказывают, что сознание – это цельнотканная паутина, растянутая через всю Вселенную.

– Погодите, – сказал Джо. – Автомобили движутся, используя механическую, тепловую и электрическую энергию, но это вовсе не означает, что все автомобили в мире находятся в контакте друг с другом.

– А что сгорает? – спросил с улыбкой Картрайт.

– Вы имеете в виду, в автомобиле? Ну, искра от свечи воспламеняет газовую смесь в цилиндре…

– Горит только органическая материя, – самодовольно произнес Картрайт. – А вся органическая материя происходит из одной клетки. Огонь – един. И все автомобили действительно контактируют друг с другом. Вы мне не расскажете ничего нового о газе или бензине. Или об автомобилях. Ведь я из Техаса. Разве я вам не сказал?

Джо покачал головой.

– Из какой именно части Техаса?

– Из маленького городка, который называется Мэд‑Дог.

– Я так и подумал. А скажите‑ка мне, мистер Картрайт, знаете ли вы что‑нибудь о конспиративной организации, которая называется «Древние Видящие Иллюминаты Баварии»?

– Вообще‑то я знаю три организации с похожими названиями: «Экуменический Баварский Союз», «Новый Баварский Союз» и «Союз Баварских Свидетелей». Джо кивнул. Похоже, Картрайт не владеет точной информацией. Вероятно, у толстяка другие фрагменты головоломки, и к тому же их меньше, чем у Джо. Тем не менее эти фрагменты, если они другие, могут оказаться полезными.

– Эти организации владеют контрольными пакетами акций крупнейших телевизионных каналов в США, – сказал Картрайт. – Причем названия каналов являются аббревиатурами названий владеющих ими групп4. Кроме того, они контролируют все крупные журналы и газеты. Вот почему я пришел именно к вам. Судя по материалам, которые вам удавалось безнаказанно публиковать в последнее время, ваш журнал не контролируется иллюминатами, но у вас явно есть очень могущественная «крыша».

– Итак, есть три отдельные группы иллюминатов, и они влияют на все средства массовой информации, – я вас правильно понимаю? – уточнил Джо.

– Верно, – сказал Картрайт с таким веселым лицом, будто разговор шел о том, как его жена готовит домашнее мороженое. – Вдобавок у них в руках вся кинопромышленность. Они приложили руку к созданию сотен фильмов, из которых я бы отметил такие, как «Ганга Дин» и Гражданин Кейн». В двух этих фильмах особенно много иллюминатской символики и направленной на подсознание пропаганды. Например, «Розовый бутон» – это их кодовое название древнейшего символа иллюминатов, так называемого Розового Креста. Вы понимаете, что это означает.

Толстяк скабрезно хихикнул5. Джо кивнул.

– Значит, вы знаете о «цветочной борьбе»? Картрайт пожал плечами.

– А кто о ней не знает? Доктор Хорас Найсмит, мой ученый друг и глава общества «Джон Диллинджер умер за тебя», написал статью, в которой, анализируя фильм «Ганга Дин», раскрыл истинное значение тугое, злой богини Кали, ямы, кишащей змеями, слоновьего лекарства, звучания сигнальной трубы на вершине храма и всего прочего. «Ганга Дин» прославляет утверждение Закона и Порядка в местах, терроризируемых преступными последователями Кали – этой порождающей зло и хаос богини. Туги – это карикатура на дискордианцев, а англичане – это иллюминаты, какими они видят сами себя. Иллюминаты обожают этот фильм.

– Порой я думаю: а не работаем ли мы на них, все до единого? – сказал Джо, чтобы посмотреть на реакцию Картрайта. – Э, да наверняка, – отозвался Картрайт. – Каждое наше действие, которое уменьшает общечеловеческую гармонию, содействует их процветанию. Они постоянно будоражат общество экспериментами, сопряженными со страданиями и гибелью огромного количества людей. Вспомните 15 июня 1904 года, когда погиб «Генерал Слокум». И, кстати, обратите внимание: 19 плюс 04 равно 23.

Что, и он тоже? Джо мысленно вздохнул. Совершенно ясно, что он либо один из нас, либо один из них, однако если верно второе – почему он так много рассказывает?

– Скажите мне, – произнес Картрайт, – если сознание не едино, как же тогда получилось, что Джойс описывал в «Улиссе» день, следующий после катастрофы, чтобы его персонажи могли прочесть о гибели «Генерала Слокума» в газетах. Понимаете, Джойс знал о своей гениальности, но не понимал ее природы; он не понимал, что пребывает в более глубоком контакте со вселенским сознанием, чем обычный человек. Так или иначе, во время гибели «Генерала Слокума» иллюминаты опробовали новую, более экономичную технику достижения трансцендентальной иллюминации, требующую лишь нескольких сотен внезапных смертей, а не тысяч жертв. Как вы понимаете, дело не в том, что они заботились о сохранении чужих жизней, хотя… демонстрируя такое желание, они могли показывать, что вернулись к первоначальной, благородной цели иллюминатства.

– Вот как? – удивился Джо. – И в чем же заключалась эта благородная цель?

– В том, чтобы сохранить накопленные людьми знания после природного катаклизма, который тридцать тысяч лет назад погубил континент Атлантиды и первую человеческую цивилизацию, – сказал Картрайт.

– Природного катаклизма?

– Да. В то время, когда Атлантида была обращена к Солнцу, произошла мощнейшая солнечная вспышка. Первые иллюминаты были учеными, которые предсказывали эту солнечную вспышку. Они покинули континент, став объектом насмешек со стороны коллег. На смену гуманистическим идеалам тех первых иллюминатов пришли представления их последователей о собственной элитарности, хотя изначальная благородная цель Ордена то и дело всплывает в идеологических установках фракций, которые откалываются от иллюминатского движения. Фракции хранят тайные иллюминатские традиции и стремятся помешать деструктивным действиям головной органи зации. Древние Жрецы Единого Мумму были изгнаны из рядов иллюминатов еще в 1888 году. Но древнейший антииллюминатский заговор – Эридианский Фронт Освобождения – отделился еще до зарождения нынешней цивилизации. Кроме того, есть Дискордианское движение – еще одна отколовшаяся фракция, но они такие же злодеи, как и иллюминаты. Дискордианцы – что‑то вроде гибрида последователей Айн Ранд и сайентологов. Их главаря зовут Хагбард Челине. Вы ничего о них не читали, потому что все правительства мира запуганы и боятся обнародовать имеющуюся информацию. Пять лет назад этот тип Челине устроился на атомную подводную лодку ВМФ США, чтобы снабжать сведениями иллюминатов – и угнал ее. У Челине сверхъестественный дар убеждения: например, он уговорил старого X. Л. Ханта продать ему половину нефтяных скважин. Сначала, будучи старшиной на лодке, Челине сумел внушить чуть ли не половине команды самую невероятную чепуху со времен Тимоти Лири. Затем он запустил какой‑то наркотик в вентиляционную систему и, пока все были под воздействием, обратил в свою веру большинство остальных членов команды. Тех, кто артачился, Челине совал в торпедные аппараты и запускал вместо торпед. Славный малый, правда? Эта подводная лодка была вооружена ракетами «Поларис». Поэтому Челине предпринял следующий шаг – он спрятался где‑то в океане, где его нельзя было найти, и шантажировал правительства США, СССР и Красного Китая, угрожая направить ракеты на их города. Челине потребовал от каждого из правительств по десять миллионов долларов золотом, а в обмен обещал уничтожить ракеты.

– В тот момент Челине все еще работал на иллюминатов?

– Черт, конечно же, нет! – фыркнул Картрайт. – Это не их почерк. Они любят действовать скрытно, закулисно. В их арсенале – яд, кинжалы и прочие такие штуки, но никак не водородные бомбы. Нет, Челине послал иллюминатов к черту, и им оставалось только скрежетать зубами. С тех пор он ведет себя как пират. И скажу вам больше. Многие мировые лидеры, включая лидеров иллюминатов, не могут спать по ночам спокойно, зная о грузе, который хранится на корабле Хагбарда Челине.

– И что же это за груз, мистер Картрайт?

– Видите ли, правительство США в свое время поступило очень опрометчиво. Им мало показалось «Поларисов» с ядерными боеголовками на подводных лодках. Они сочли, что лодки должны быть вооружены еще и микробами. Джо похолодел от страха. Пусть другие беспокоятся по поводу ядерной зимы, сколько им вздумается. Его кошмаром была мысль об эпидемии – какой‑нибудь искусственной чуме, от которой нет лекарства. Возможно, этот кошмар преследовал его из‑за того, что в возрасте семи лет Джо чуть не умер от полиомиелита. Хотя с тех пор он ни разу не болел, ему не удавалось избавиться от страха перед смертельными болезнями.

– То есть на борту подводной лодки Хагбарда Челине, у этих дискордианцев, имеется бактериологическое оружие?

– Да. Оно называется антракс‑may. Если Челине выпустит культуру бактерий в воду, то через неделю все человечество погибнет. Эта гадость распространяется молниеносно, а ее переносчиком может стать любое живое существо. Но есть и хорошая новость – она смертельна только для человека. Если Челине когда‑нибудь настолько обезумеет, что решит ею воспользоваться, – а он уже сейчас вполне безумен, и с каждым днем ему становится все хуже, – на планете начнется, так сказать, новая жизнь. В этом случае какая‑нибудь другая форма жизни может эволюционировать до разумного состояния. Но если возникнет ядерная война или мы доведем планету до гибели, загрязняя окружающую среду, то не останется никаких форм жизни. Возможно, если бы Хагбард Челине выпустил антракс‑may в метро, это был бы наилучший выход из положения.

– Наилучший – с чьей точки зрения? – спросил Джо. – Если никого не останется в живых…

– С точки зрения жизни, – ответил Картрайт. – Я же вам говорил, что вся жизнь едина. Что, кстати, возвращает меня к рукописи. Пусть она останется у вас. Я понимаю, она намного длиннее, чем ваши обычные публикации, так что вы можете по своему усмотрению выкинуть из нее все лишнее. Заплатите мне по вашим обычным расценкам за тот объем, который опубликуете.

В тот вечер Джо оставался в своем кабинете до девяти вечера. Ему, как обычно, не хватило дня, чтобы передать в набор материал для его редакторской колонки и для колонки писем. Джо полагал, что только он мог поддерживать эти две рубрики на должном уровне, и потому не передоверял их ни Питеру, ни кому‑либо другому из сотрудников.

Для начала он перепечатал на машинке письма читателей, по ходу сократив их и подредактировав для вящей остроты. Затем по мере необходимости написал краткие «ответы редакции». А потом, отложив в сторону заметки для собственной редакционной статьи, которую он планировал в этот августовский выпуск, написал страстное обращение к читателям, возлагая на каждого из них персональную ответственность за недопущение бактериологической войны. Даже если Картрайт все наврал, ему удалось подкрепить старое убеждение Джо: конец роду человеческому, скорее всего, положит бактериологическое оружие, а не ядерное. Слишком уж просто развязать эту войну. Джо представил, как Хагбард со своей подводной лодки впрыскивает в море культуру смертоносной чумы, и содрогнулся.

Портфель с тяжелой рукописью Картрайта, которую Джо решил взять домой, оттягивал руку. Джо стоял в вестибюле здания, где находилась его редакция, и уныло рассматривал в витрине зоомагазина огромные аквариумы с тропическими рыбками. В одном из аквариумов красовалась фарфоровая модель тонущего пиратского корабля. Она заставила Джо вновь вспомнить о Хагбарде Челине. Доверяет ли он Хагбарду? Можно ли всерьез верить, что Хагбард страдает психозом капитана Немо и способен, поразмыслив над пробирками и склянками с культурами бактерий, решительным нажатием волосатого пальца на кнопку отправить торпеду с бактериями антракс‑тау в чернильные воды Атлантики? Тогда, как сказал Картрайт, человечество погибнет в течение одной недели. Трудно поверить, что Картрайт лжет: слишком уж много он знает.

Вернувшись домой, Джо поставил свою любимую запись из коллекции Музея национальной истории, «Язык и музыка волков», и зажег косяк. Ему нравилось под кайфом слушать волков и пытаться понять их язык. Затем он вытащил из портфеля рукопись Картрайта и взглянул на ее титульный лист. Там не было ни слова об энергии сознания, зато говорилось о том, что показалось Джо гораздо более занимательным:

КАК ДРЕВНИЙ БАВАРСКИЙ ЗАГОВОР

СПЛАНИРОВАЛ И ОСУЩЕСТВИЛ

УБИЙСТВА МАЛЬКОЛЬМА ИКСА, ДЖОНА Ф. КЕННЕДИ, МАРТИНА

ЛЮТЕРА КИНГА, ДЖОРДЖА ЛИНКОЛЬНА РОКУЭЛЛА, РОБЕРТА

КЕННЕДИ, РИЧАРДА М. НИКСОНА, ДЖОРДЖА УОЛЛЕСА, ДЖЕЙН

ФОНДЫ, ГАБРИЭЛЯ КОНРАДА И ХЭНКА БРАММЕРА

– Ну всё, – выдохнул Джо, – тут‑то мне и конец.

– Вполне приличный трип, – сказал Хагбард Челине. – Ты настоящий герой, – ответила мисс Портинари. – Обслужил Гарри Койна просто по‑царски. Возможно, когда у него хватит духу встретиться со мной, он сделает то же самое.

– С ним проще, чем с самим собой, – устало произнес Хагбард. – Моя вина намного глубже, потому что я больше знаю. Проработать его вину было куда легче, чем мою.

– Но теперь все позади? Твоя шерстка больше не поднимается дыбом?

– Я знаю, кто я и почему я здесь. Аденин, цитозин, гуанин, тимин.

– Как ты вообще умудрился это забыть? Хагбард усмехнулся.

– Забыть легко. Ты это знаешь. Она улыбнулась в ответ.

– Будь благословен, капитан.

– Будь благословенна, – сказал он.

Вернувшись в каюту, он по‑прежнему чувствовал себя подавленным. Видение Саморожденного и змея, пожирающего собственный хвост, разрушило роль и образ. Эмоциональная энергия снова толкала его в «темную ночь души». Решение личной проблемы не спасало Демонстрацию и не помогало справиться с надвигающейся катастрофой. Но оно напомнило ему, что конец есть начало и лишь смирение бесконечно, тем самым освободив его и позволив начать все заново. Повернуть Колесо Таро…

Он понял, что все еще немного бредит. Это было легко исправить: бредил Гарри Койн, а он уже не был Гарри Койном.

Вспомнив, кто он такой и почему он здесь, Хагбард открыл дверь своей каюты. В кресле, под изображением осьминога, сидел Джо Малик и хладнокровно взирал на него.

– Кто убил Джона Кеннеди? – спокойно спросил Джо. – На этот раз мне нужен прямой ответ, Эйч‑Си6. Хагбард опустился в другое кресло, едва заметно улыбаясь.

– Дошло наконец‑то, а? Несколько лет назад я велел Джону, чтобы он, когда встретится с тобой, особо подчеркнул: тебе не следует верить никому с инициалами Эйч‑Си. Но ты не обратил внимания на его предупреждение и умудрился мне поверить.

– Я обратил внимание. Но мне казалось дикостью воспринимать это всерьез.

– Джона Кеннеди убил человек по имени Гарольд Канвера, который живет в Чикаго на Фуллертон‑авеню близ ресторана «Рассад– ник», где ты впервые обсуждал с Саймоном его нумерологические теории. В конце пятидесятых Диллинджер на некоторое время снова вернулся в эти места, потому что ему хотелось тряхнуть стариной и сходить в кинотеатр «Биограф», а Канвера, вполне нормальный, заурядный и довольно скучный тип, был хозяином снимаемой им квартиры. Затем в 1963 году в Далласе Джон увидел, как он всадил пулю в голову президента еще до того, как успели выстрелить Освальд, Гарри Койн и мафия. – Хагбард умолк, раскуривая сигару. – Впоследствии мы исследовали Канверу, как ученые исследовали бы первую инопланетную форму жизни. Можешь представить, как дотошно мы его изучали. В то время он совершенно не занимался политикой, и это повергло нас в глубокое изумление. Оказалось, что еще в начале пятидесятых Канвера вложил большие деньги в некую корпорацию «Блю Скай», строившую аппараты для посадки на планеты с малой гравитацией. Потом из‑за враждебного отношения Эйзенхауэра к космической программе курс акций «Блю Скай» упал ниже некуда, и Канвера распродал свои акции с колоссальными убытками. Затем появился Кеннеди и заявил, что США намерены отправить человека на Луну. Акции, которые Канвера распродал по дешевке, внезапно стали стоить миллионы, и парня просто «заклинило». Безнаказанно убив Кеннеди, он вообще стал полным психом. Сначала Канвера ударился в спиритуализм, а позже вступил в ряды «Белых героев, противостоящих красному экстремизму» – это одна из самых параноидных антииллюминатских групп – и даже возглавлял телефонную службу, пропагандирующую деятельность БГПКЭ7.

– И никто ничего не заподозрил? – спросил Джо. – Канвера по‑прежнему живет в Чикаго, занимается своими делами и ходит по улицам, как обычный гражданин?

– Не совсем так. Несколько лет назад его застрелили. Из‑за тебя.

– Из‑за меня?

– Он был одним из первых объектов испытания АУМа. Затем он совершил ошибку, обрюхатив дочь одного чикагского политика. Судя по всему, АУМ сделал его восприимчивым к свободомыслию.

WE'RE GONNA ROCK ROCK ROCK TILL BROAD DAYLIGHT

– Твои слова кажутся убедительными, и я почти тебе верю, – медленно сказал Джо. – С чего это вдруг? Где же обычные розыгрыши, напускание Тумана и заговаривание зубов? – Скоро пробьет полночь, – ответил Хагбард, по‑латински картинно пожав плечами. – Волшебство закончится. Карета превратится в тыкву, Золушка вернется на кухню, все снимут маски, и карнавал завершится. Это правда, – добавил он с честным лицом. – Спрашивай меня, о чем хочешь, и услышишь правду.

– Почему ты держишь нас с Джорджем отдельно? Почему я должен скрываться на подводной лодке, будто разыскиваемый беглец, и есть за одним столом с Келли и Эйхманном? Почему ты не хочешь, чтобы мы с Джорджем сравнили наши записи?

Хагбард вздохнул.

– Чтобы объяснить это, потребуется целый день. Сначала ты должен понять всю систему Челине. Если говорить детским языком традиционной психологии, я лишаю Джорджа отцовских фигур. Ты – одна из таких фигур: первый и единственный начальник, человек, старший по возрасту, пользующийся его доверием и уважением. Второй такой фигурой очень быстро стал я, и это одна из тысячи причин, по которым я передал функции гуру мисс Портинари. Джорджу пришлось столкнуться с Дрейком, плохим отцом, и потерять тебя и меня, хороших отцов, чтобы по‑настоящему научиться спать с женщиной. Если тебе интересно, то на следующем этапе женщину придется у него отнять. Временно, – быстро добавил Хагбард. – Не будь таким нервным. Ты испытал на себе действие значительной части системы Челине, и это тебя не убило. Благодаря Системе ты стал только сильнее, разве не так?

Джо согласно кивнул и тут же задал следующий вопрос:

– Ты знаешь, кто взорвал «Конфронтэйшн»?

– Да, Джо. И я знаю, почему ты это сделал.

ТЫ ВСЕГО ЛИШЬ НИЧТО

– Ладно, тогда я задам тебе последний вопрос – и очень хочу, чтобы ты дал на него правильный ответ. Почему ты помогаешь иллюминатам имманентизировать Эсхатон, Хагбард?

– Как однажды сказал очень мудрый человек, когда приходит время паровых машин, их оборудуют паровыми двигателями.

– Господи, – устало сказал Джо. – А я‑то думал, что прошел это pons asinorum8. Поняв, как достать гуся из бутылки в дзэнской загадке, – не нужно ничего делать, просто следует подождать, пока гусь сам проклюет себе путь на волю, как проклевывает его цыпленок, вылупливаясь из яйца, – я осознал, что «Делай, что хочешь» превращается в «вот весь закон» посредством математического процесса. Обе части уравнения уравниваются, когда до тебя доходит, о ком именно идет речь. Вселенная настолько же жива, насколько живы мы все, и настолько же механична, насколько механичны мы. Робот. Тот, кому можно доверять больше, чем всем буддам и святым. О Господи, я думал, что все понял. Но этот… этот… этот твердокаменный фатализм – за каким чертом мы направляемся в Ингольштадт, если ничего не можем сделать?

– У монеты две стороне. Сейчас монета выпадает одной стороной, но у нее по‑прежнему две стороны. – Хагбард напряженно подался всем телом вперед. – Она механическая и живая. Приведу тебе сексуальную метафору, поскольку ты обычно водишься с нью‑йоркскими интеллектуалами. Ты смотришь на женщину в другом конце комнаты и знаешь, что еще до утра ляжешь с ней в постель. Это механический процесс: что‑то произошло, когда ваши глаза встретились. Но оргазм – процесс органический: ни ты, ни она не можете предсказать, каким он будет. Точно так же я знаю, как знают это и иллюминаты, что имманентизация произойдет первого мая в результате механического процесса, запущенного два столетия назад Адамом Вейсгауптом, и вследствие иных процессов, запущенных другими люди позднее. Но ни я, ни иллюминаты не имеем представления, какую форму примет имманентизация. Вовсе не обязательно, что на Земле наступит ад. Возможно, наступит рай. Именно поэтому мы направляемся в Ингольштадт.

THREE O'CLOCK TWO O'CLOCK ONE O'CLOCK ROCK

Я стала копом из‑за Билли Фрешетт. Впрочем, мне не хочется вас обманывать – дело не только в ней. Но она, безусловно, сыграла чертовски важную роль в этом моем решении, что любопытно, если учесть все последующие события и то, как Майло Фланаган, поручив мне проникнуть в группу анархистов Линкольн‑Парка, затянул меня по самую мою черную задницу в международную интригу и йогический трах с Саймоном Муном. Но, может быть, мне стоит начать рассказ с самого начала – с Билли Фрешетт. Видите ли, в начале пятидесятых я была маленьким ребенком, а она – пожилой женщиной. (Тогда Хасан ибн Саббах Икс еще действовал в открытую; он шлялся по Саут‑сайду и проповедовал, что совсем недавно в Англии умер величайший Белый Маг и теперь начинается эра Черных Магов. Впрочем, все считали его просто жеребцом, которому наркотики сорвали крышу.) Мой отец работал поваром в ресторане на Халстеде. Однажды он показал мне ее на улице (должно быть, это произошло незадолго до ее возвращения в висконсинскую резервацию, куда она отправилась умирать).

– Видишь эту старуху, детка? Она была подружкой Джона Диллинджера.

В общем, я посмотрела и увидела, что она действительно сильная, собранная и что ее не сломило то, что с ней сделал закон. Но еще я увидела, что ее окружает черный ореол скорби. Папа еще долго что‑то рассказывал о ней и о Диллинджере, но мне запомнилась лишь ее скорбь. Это воспоминание запечатлелось в каждой клеточке моего детского сознания. Мне понадобились годы, чтобы понять, о чем она на самом деле скорбит: о том, что она была обычной женщиной саутсайдского бандита, хоть и индианкой. У черных в Чикаго один путь – вступить в банду. Саймон называет это Вечной Солидарностью. Но, как я понимаю, есть только одна поистине надежная, и к тому же самая крупная банда – мальчики Мистера Чарли9, гребаный Истэблишмент.

Наверное, каждый чернокожий коп в глубине души чувствует (причем еще до того, как убеждается в этом самолично), что он никогда не сможет вступить в эту банду, по крайней мере в качестве полноправного члена. Я выяснила это быстрее всех, поскольку была не только чернокожей, но и женщиной. То есть я вроде бы числилась в этой самой крупной и самой преступной банде, но стремилась к чему‑то лучшему, невозможному, жаждала чуда, которое перенесло бы меня с черно‑белой шахматной доски мужчин в такое место, где я могла бы быть собой, а не пешкой, переставляемой по доске из прихоти Чарли.

У Отто Уотерхауса такого чувства не было, по крайней мере до тех пор, пока игра не подошла к концу. Я никогда не знала, что творилось у него в голове (а вот он был настоящим копом и начал читать мои мысли практически сразу после нашего знакомства; я всегда чувствовала, что он за мной следит, дожидаясь момента, когда я повернусь спиной к Чарли и перейду на другую сторону), но он не был Черномазым в обычном смысле: он гнобил Черных не ради Белых, а ради самого себя; это был его личный выбор.

Отто стал моим связником, когда меня назначили на подпольную работу. Мы встречались в таком месте, которое я могла посещать в любое время, ни у кого не вызывая подозрений. Это была обшарпанная юридическая контора «Вашингтон, Вейсгаупт, Будвайзер и Киф», расположенная на Норт‑Кларк, 23. Позже, по какой‑то причине, о которой мне не сообщили, ее переименовали в «Рали, Кемпт, Шивелд и Каут», а потом в «Вири, Стэйл, Флэтт и Профитэйбл», и для видимости туда наняли парочку адвокатов, которые оказывали юридические услуги корпорации «Блю Скай».

29 апреля, все еще испытывая сомнения по поводу Хагбарда, Джо Малик решил попробовать простейший метод гадания на картах Таро. Сконцентрировав всю энергию на вопросе, он снял колоду и вытащил одну карту, которая, если верить в это гадание, должна была раскрыть истинную сущность Хагбарда Челине. С замирающим сердцем Джо увидел, что вытянул карту «Иерофант». Вспомнив мнемонические приемы, которым научил его Саймон, он к традиционному толкованию этой карты (притворство, лицемерие или обман) присовокупил число пять и еврейскую букву Bay (значение – «гвоздь»). Пять – число Grummet, разрушительного и хаотического конца цикла. Буква Bay символизирует ссоры, а значение «гвоздь» ассоциируется с распятием Христа. Итак, карта говорила о том, что Хагбард – лицемерный плут, стремящийся к разрушению, убийца такого аспекта человеческой природы, как Мечтатель‑Спаситель. Или, следуя более мистическому толкованию, каковое и рекомендуется в Таро, Хагбард таким лишь казался, а на самом деле был агентом Воскресения и Возрождения – как Христос должен был умереть, прежде чем стать Отцом, как в индийской веданте для слияния с Великим «Я» нужно уничтожить ложное «я». Джо выругался. Карта попросту отразила его собственные сомнения. Он порылся в книгах, которые Хагбард поставил на полку в его каюте, и нашел три томика, посвященных Таро. Первая книга, популярный справочник10, оказалась совершенно бесполезной: она приписывала Иерофанту следование букве, а не духу, религиозный конформизм и ложные ценности представителей среднего класса – короче говоря, все то, что у Хагбарда явно отсутствовало. Вторая книга (написанная истинным адептом Таро), подтвердила его собственное первоначальное и совершенно непонятное толкование карты, сообщив при этом, что Иерофант – фигура «таинственная и даже зловещая. Кажется, он радуется очень тайной шутке над кем‑то»11. Третья книга пробудила еще больше сомнений: это была «Liber 555», написанная неким Мордехаем Малигнатусом. Джо смутно помнил, что в старой газете «Ист‑Виллидж азер» на схеме заговора иллюминатов фигурировал некий «Мордехай Мерзкий», ответственный за «Сферу Хаоса». Согласно этой отчасти истинной и отчасти ложной схеме, Мордехай (наряду с Ричардом Никсоном, тогда еще живым) руководил «Сионскими мудрецами», Домом Ротшильдов, Политбюро, Федеральной резервной системой, Коммунистической партией США и «Студентами за демократическое общество». Джо захотелось узнать, что говорит об Иерофанте этот полумифический Мордехай. Он зашуршал страницами книги и вскоре нашел искомое. В «Книге республиканцев и грешников» говорилось:

 

5 Bay ИЕРОФАНТ Они пригвоздили Любовь

(гвоздь) к Кресту,

Символу их Могущества,

Но Любовь не была побеждена,

Она просто не воевала.

Пятеро одурманенных были во дворе, когда вошел слон.

 

Первый был одурманен сном и не увидел слона, а видел вместо этого во сне вещи, которые были нереальными для бодрствующих.

Второй был одурманен никотином, кофеином, ДДТ, избыточными углеводами, белками и другими компонентами той диеты, которую иллюминаты навязали полубодрствующим, чтобы не дать им полностью пробудиться. «Эй, – сказал он, – в нашем дворе какая‑то огромная вонючая тварь».

Третий человек одурманивался травой, и он сказал: «Нет, ребята, это самый настоящий Бал Привидений, Темная Мочь Души», – и глупо хихикнул.

Четвертый одурманенный сидел на пейоте, и он сказал: «Вы не чувствуете тайны, но ведь слон – это поэма, написанная тоннами, а не словами», – и в его глазах заплясали огоньки.

Пятый одурманенный перся от кислоты и ничего не сказал, но лишь молча поклонился слону как Отцу Будды.

А потом вошел Иерофант и вогнал гвоздь тайны в их сердца, сказав: «Вы все – слоны!» Но его никто не понял.

(В восемь часов в Ингольштадте к микрофону пробилась незаявленная группа «Культ карго» и начала оглушать публику своей космической аранжировкой старой детской песенки:

ОНА СПУСТИТСЯ С ГОРЫ, КОГДА ПРИДЕТ ОНА СПУСТИТСЯ С ГОРЫ, КОГДА ПРИДЕТ

А в Вашингтоне, где все еще было два часа пополудни, Белый дом пребывал в панике. Вооруженная толпа, обстреливаемая пулеметами Национальной гвардии, двигалась по аллее к памятнику Вашингтона, чей одинокий палец указывал вверх в красноречивом и вульгарном жесте, который, как было ведомо только иллюминатам, означал: «Мать вашу так!»… В Лос‑Анджелесе, где было одиннадцать часов утра, в полицейских участках начали взрываться бомбы… А в Пещерах Леман Маркофф Чейни с отвращением показал Солу и Барни надпись на стене:

ПОМОГИ ИСКОРЕНИТЬ ШОВИНИЗМ РАЗМЕРОВ: ПРИГЛАСИ ЛИЛИПУТА НА ОБЕД.

– Видите? – сказал он. – Считается, что это смешно. Но это вовсе не смешно. Ни капельки не смешно.)

ОНА БУДЕТ ПРАВИТЬ ШЕСТЕРКОЙ БЕЛЫХ КОНЕЙ ОНА БУДЕТ ПРАВИТЬ ШЕСТЕРКОЙ БЕЛЫХ КОНЕЙ ОНА БУДЕТ ПРАВИТЬ ШЕСТЕРКОЙ БЕЛЫХ КОНЕЙ, КОГДА ПРИДЕТ

29 апреля Хагбрад пригласил Джорджа к себе на мостик «Лейфа Эриксона». Они плыли в гладкостенном туннеле, полностью заполненном водой, под землей и ниже уровня моря. Этот туннель, построенный атлантами, выдержал катастрофу и поддерживался иллюминатами в рабочем состоянии на протяжении последующих тридцати тысяч лет. Он даже был оснащен соляным шлюзом, расположенным где‑то под французским Лионом и не пропускавшим соленые воды Атлантики как в сам туннель, так и в подземное пресноводное Валусийское море. Подземные водные пути были связаны со многими озерами в Швейцарии, Баварии и Восточной Европе. Как пояснил Хагбард, если бы в этих озеpax обнаружили соль, подземному миру иллюминатов грозило раскрытие. Когда подводная лодка подплыла к перегораживавшему туннель громадному круглому люку, Хагбард выключил устройства, обеспечивающие невидимость. Люк сразу же распахнулся.

– А иллюминаты не узнают, что люк открывался?

– Нет. Он открывается автоматически, – ответил Хагбард. – А им никогда не приходило в голову, что этим туннелем могут воспользоваться посторонние.

– Но ведь они знают, что им можешь воспользоваться ты. И ты ошибся, думая, что их корабли‑пауки не способны тебя засечь.

Хагбард резко повернулся к Джорджу и занес волосатую руку, словно намереваясь ударить его в грудь.

– Молчи об этих чертовых кораблях‑пауках! Я не хочу о них слышать! Сейчас командует Портинари! И она утверждает, что здесь безопасно. Ясно?

– Командир, ты совсем на хрен спятил, – убежденно сказал Джордж.

Хагбард расхохотался и слегка расслабился.

– Ладно. Ты можешь сойти с корабля в любой момент, когда тебе захочется. Мы просто откроем люк, и плыви на все четыре стороны.

– Ты спятил на хрен, но я тебя не брошу, – сказал Джордж, ободряюще похлопав Хагбарда по плечу.

– Или ты на борту, или ты не на борту, – сказал Хагбард. – Помни об этом, ладно?

«Лейф Эриксон» проплыл через люк, который тут же закрылся. Здесь высота подводного туннеля была футов на пятьдесят выше, причем туннель был заполнен водой лишь частично. Создавалось впечатление, что через вентиляционные отверстия в потолке поступал воздух. В глубине туннеля виднелся еще один люк.

– Какой громадный шлюз, – заметил Джордж. – Наверное, иллюминаты проплывали здесь на гигантских подводных кораблях.

– И на подводных тварях, – сказал Хагбард.

Люк впереди открылся, и в шлюз начала поступать пресная вода. Уровень воды поднялся до потолка, двигатели «Лейфа Эриксона» включились и снова привели лодку в движение.

Сейчас Джордж пишет в своем дневнике: 29 апреля.

И что же, черт возьми, означает фраза: жизнь не должна меняться слишком быстро? Какова скорость эволюции? Можно ли измерить ее в единицах продолжительности жизни? Один год длится дольше, чем жизнь многих видов животных, тогда как семьдесят лет – лишь час в жизни секвойи. А Вселенной всего лишь десять миллиардов лет. Как быстро проходят десять тысяч лет? Для Бога они могут промелькнуть мгновенно. Допустим, продолжительность жизни типичного Бога составляет сто квинтильонов лет. Тогда для него время существования нашей Вселенной сопоставимо со временем, которое мы тратим на просмотр фильма.