Часть I

Седакова О.А.

Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян. – М.: «Индрик», 2004. – 320 с.

 

Часть I

Ученая проза поэта С. М. Толстая 5

Введение 9

Глава 1. Содержательный план обрядового текста 18

Погребальный обряд как обряд перехода 18

Мифология смерти и умерших и общий характер славянской языческой картины мира 18

Область смерти, -«онный свет» 21

«Своя» «ие-своя» смерть. Эволюция и варианты этого представления. Век, доля, час, спора, часть, мера, бог. Погребальный обряд как дележ живых с покойником. Доля умершего 23

Тема пути. Метафоры смерти: смерть - путь (мост, водная стихия, огонь, лестница, гора, дорога, дерево) 31

Обрядовое представление «пространства смерти» 34

Смерть как разделение души и тела. Тело в его отношении к смерти (ноги, руки, глаза, ногти, волосы, навья кость и др.). Представления о душе. Душа, дух, пара, тень, мерка, двойник 35

Воплощения и персонификации Смерти в обряде и фольклоре. Семантическая сфера Смерти: невидимость, слепота, тьма, белизна 39

Глава 2. Состав, структура и функции погребального обряда 43

Границы обряда 43

Состав обряда и его членение на основании пространственного признака 45

Функциональная направленность обрядовых действий 48

Основные типы пространственных операций в обряде 50

Обобщенная схема основных обрядовых актов (похороны, частные поминки, календарные поминки) 53

Комментарий к таблицам. Вариации обряда 66

Глава 3. Исполнители обряда и их обрядовые функции 69

Похоронный обряд как драматическое действо. Диалог с умершим. Распределение участников похорон по двум партиям (живые/умершие) и его динамический характер 69

Основная драматическая сцена обряда: встреча. Брать, давать, водить, носить: семантика взаимности. Типы номинальной трапезы 73

Характеристики исполнителей обряда: свои — чужие, старые — молодые (дети), мужчины — женщины, женатые — вдовые (незамужние); неизвестный, ровесник, нищий 75

Глава 4. Обрядовые кушанья и профилактические предметы 78

Проблема обрядовой (мифологической) семантики предмета 78

Погребальные кушанья. Хлеб. Каша (кутья, колево). Кисель (сыта) 79

Общие свойства поминальных кушаний: обилие, число блюд, хмельное, сладкое, постное, горячее 79

Профилактические и катартические обрядовые реалии 84

Фраза обрядового текста: некоторые ее особенности 85

Глава 5. Обрядовая терминология: семантический анализ метафорики 87

Специфика терминологии погребения: бедность, метафоричность, интерпретирующий характер именования 87

«Своя» и «не-своя» смерть в метафорах обрядовых терминов 91

Гость — чудо — встреча 93

Основные темы метафор погребальной терминологии. Смерть ~ путь. Смерть ~ дерево. Смерть ~ вода. Гроб, могила, загробье ~ дом. Смерть ~ зима. Смерть ~ доля (недоля). Смерть ~ тьма. Смерть ~ свадьба. Смерть ~ солнцеворот. Смерть ~ магическая сила 94

Тематические группы метафор обрядовой лексики 97

Заключение 98

«Словарь» обряда 98

«Сообщение» обряда 103

Язык обряда и язык описания 103

 


Ученая проза поэта

 

Среди почитателей поэтического таланта Ольги Седаковой немногие знакомы с ее филологическими трудами, так же как ее коллеги-филологи, по разным поводам цитирующие эти труды, часто не подозревают о том, что их автор — один из самых ярких поэтов нашего времени. Если стихи Ольга Александровна Седакова сочиняла с раннего детства, то ее научное творчество началось на филологическом факультете Московского университета, где она работала в семинаре Н. И. Толстого и участвовала в организованных им этнолингвистических экспедициях в Полесье. Уже в дипломной работе, посвященной лексике и семантике восточнославянского погребального обряда, были сформулированы главные постулаты, которые впоследствии легли в основу диссертации О. А. Седаковой «Обрядовая терминология и структура обрядового текста (погребальный обряд восточных и южных славян)», выполненной под руководством В. В. Иванова и защищенной в 1984 г. С опозданием на двадцать лет эта работа приходит теперь к читателю в виде настоящей книги.

К основополагающим чертам научного подхода О. А. Седаковой относится убеждение в глубокой архаике, сохраняемой языком и народной обрядовой и фольклорной традицией вплоть до наших дней, в возможности реконструировать древнейшие манистические воззрения славян на основе «поздних» свидетельств XIX и XX вв. В этом О. А. Седакова следует за классиками науки о славянских древностях, такими как А. Н. Афанасьев, А. А. Потебня, Д. К. Зеленин, и отечественными исследователями нашего времени — Н.И.Толстым, В. Н. Топоровым, В. В. Ивановым, Б. А. Успенским. Другая важнейшая черта ее подхода — признание содержательного единства трех составляющих: народных представлений о смерти и загробном существовании (ментальный план), традиционного погребального и поминального обряда (ритуальный план) и языковых способов их обозначения и выражения (вербальный план). Выделенные О. А. Седаковой две главные темы этого единого комплекса — тема пути и тема доли соответственно воплощены: первая в акциональном коде (обряд как путь, смена локусов, переход из мира жизни в по­тусторонний мир), вторая — в его агентивном коде (разделение участников обряда на «партию живых» и «партию умерших», перераспределение благ между живыми и умершим) и обе — в его вербальном коде, в терминологии и фразеологии обряда и обслуживающих его текстах.

Исследованию О. А. Седаковой предшествовал значительный перерыв в изучении славянского погребального обряда как целостного этнокультурного и этноязыкового комплекса. После обобщающих трудов К. Мошинского и Э. Гаспарини, рассматривавших эту область традиционной культуры в общеславянском масштабе, появлялись лишь частные в тематическом и географическом отношении разработки этой ключевой для славянской духовной культуры темы. О. А. Седаковой удалось не только заново осмыслить накопленный в этой области эмпирический материал, обогатить его собственными полевыми наблюдениями из Полесья, но и (что прежде всего определяет значение ее труда) найти к нему новый подход и применить в его описании и интерпретации новые методы. О. А. Седакова вос­пользовалась импульсами, идущими от филологии. Три филологических понятия оказались здесь особенно продуктивными. Это понятие текста, абстрагированное от языковой материи и использованное применительно к обряду как упорядоченной последовательности ритуальных действий, построенной по правилам своего синтаксиса, и понятие метафоры, абстрагированное от его «эстетического» смысла и позволившее истолковать главный механизм семантической организации погребального комплекса как особого рода архаическую «взаимообратимую» метафору, лишенную направления и иерархии и уравнивающую метафорически связанные сущности (типа «смерть — свадьба», «гроб — дом», «дерево — жизнь» и т. п.). Такая метафора имеет не поэтическую, а мифологическую природу.

Книга написана на основе материала восточных и южных славян, входящих в мир Slavia orthodoxa, и практически не учитывает свидетельств, относящихся к традиции мира Slavia latina. Разграничение этих культурных миров и моделей, чрезвычайно существенное для «книжной» культуры, не имеет большого значения, когда речь идет о столь архаическом пласте славянской «устной» традиции, как представления о смерти и погребальный обряд, поскольку воплощенные в них культурные модели, несомненно, старше конфессионального размежевания славян. Поэтому в целом предлагаемая О. А. Седаковой семантическая реконструкция может быть с полным правом отнесена к общему для всех славян типу праславянской духовной культуры. Вместе с тем, нельзя не учитывать, что дошедший до нашего времени тип погребального обряда и структурно, и в определенной степени семантически связан с обычаем трупоположения, который, по данным археологии, представляет собой инновацию (по отношению к обычаю трупосожжения), датируемую приблизительно началом христианизации славян. Это обстоятельство существенно для хронологической оценки по крайней мере таких важных содержательных элементов погребального обряда, как мотив дома или представление о вредоносной силе так называемых заложных покойников. Даже если считать, что историческая смена одного типа захоронений другим не изменила коренным образом смысловой стороны обряда (действительно, ритуал сожжения легко вписывается в общую семантическую схему обряда как один из возможных, наряду с погребением, способов перехода из области жизни в область смерти), то отдельные стороны или элементы обряда должны были так или иначе изменить свою форму, функцию или мотивировку. Можно, в частности, предположить, что представления о «нечистых» покойниках и способы защиты от них в том виде, в каком мы их застаем в традиционной обрядности и фольклоре XIX-XX вв., сложились на основе этой новой формы захоронения (трупоположения), т. е. относительно поздно.

Диссертация О. А. Седаковой, ставшая известной широкому кругу филологов и этнографов по автореферату и публикациям (см. прежде всего сборник «Проблемы славянской этнографии», посвященный 100-летию со дня рождения Д. К. Зеленина, Л., 1979, «Полесский этнолингвистический сборник», М., 1983, «Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Погребальный обряд», м., 1990), стала одним из факторов, наряду с работами В.Н.Топорова и В.В.Иванова, Н.И.Толстого, Б. А Успенского, способствовавших возрождению в нашей гуманитарной науке интереса к славянским древностям в целом и к теме смерти и погребальному обряду в частности. В 90-е годы ушедшего века в этой области появился целый ряд значительных трудов — монографий, сборников, статей, состоялось несколько крупных международных симпозиумов, существенно продвинувших изучение славянского погребального обряда. Эти публикации, вышедшие в свет уже после написания работы О. А Седаковой, при всей их важности и новизне, не только не отменяют сделанного ею, но во многом подкрепляют ее наблюдения и выводы на ином, в том числе и новом материале, или развивают положения ее исследования. Тем не менее читателям настоящей книги следует иметь их в виду.

К наиболее значительным трудам, пополнившим фонд классических исследований традиционной народной духовной культуры славян, в первую очередь относится книга проф. Христо Вакарелского «Болгарские погребальные обычаи. Сравнительное изучение», вышедшая в свет в Софии в 1990 г., уже после смерти ее автора, под редакцией и с предисловием проф. Стояна Генчева. Материал для этой книги X. Вакарелски собирал, в том числе в полевых экспедициях, более полувека; его первые публикации на эту тему появились еще до Второй мировой войны (в 1939 г. вышла его знаменитая статья «Понятия и представления о смерти и душе»). Болгарский Погребальный обряд и связанные с ним верования представлены в кни­ге X. Вакарелского на широком общеславянской фоне, с учетом достижений славянской (Д. К. Зеленин, Е. Г. Катаров, П. Г. Богатырев, А. Фишер, К. Мошинский, М. Филипович, Т. Джорджевич, Э. Шнеевайс, М. Гавацци и др.) и европейской этнографии (Ван Геннеп, В. Вундт и др.) XX в. В том же году под редакцией В.В.Иванова и Л.Г.Невской в Москве вышел уже упомянутый том «Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Погребальный обряд», включивший новые исследования по реконструкции погребального ритуала и представлений о смерти и загробном мире у славян, балтов и других индоевропейских народов, основанные на археологических, этнографических, фольклорных и лингвистических данных. В этом же сборнике опубликована ставшая знаменитой и широко цитируемой статья О. А. Седаковой «Тема „доли" в погребальном обряде (восточно- и южнославянский материал)».

В 1995 г. в Минске вышла монография В. М. Сысова «Белорусская похоронная обрядность» (У. М. Сысоу. Беларуская пахавальная абраднасць. Структура абраду.Халашэнш. Функцы! слова i дзеяння. Mihck, 1995) — первое обобщающее исследование по белорусской народной традиции, основанное в значительной степени на новых архивных и полевых материалах, собранных самим автором в раз­ных районах Белоруссии. Вместе с изданным ранее томом «Паха-ванш. Памшю. Галашэшп» (Мшск, 1986. Уклад. У. А. Васшешч) из серии «Белорусское народное творчество» эта книга заполняет весьма ощутимую лакуну в славистической литературе о смерти и погребении, вводя в научный оборот ценный и хорошо препарированный белорусский материал. К сожалению, подобных обобщающих трудов нет пока ни по русской, ни по украинской традиции. Их отсутствие частично компенсируется переизданием классических трудов Д.К.Зеленина, Е.В.Барсова, серией публикаций И. АКремлевой по русскому погребально-поминальному комплексу а также рядом исследований регионального характера — диссертацией Т. В. Махрачевой по тамбовской традиции (Тамбов, 1997), диссертацией и серий публикаций В. Л. Свительской (Конобродской) по полесскому погребальному обряду (Житомир), интересным тематическим выпуском львовского журнала «Народознавч1 зошити», озаглавленным «Студи з штегрально! культурологи. I. ТН ANATOS», в котором опубликованы работы молодых украинских филологов, философов и этнологов, предлагающих новые осмысления культурологических и экзистенциальных проблем смерти.

В 1998 г. в Люблине под ред. проф. Ежи Бартминского был издан специальный том международного серийного издания «Этнолингвистика» (Etnolingwistyka. Problemy jezyka i kultury. Lublin, 1998. T. 9/10), посвященный теме смерти и погребения в польской и других славянских традициях (русской, украинской, словацкой). В статьях и материалах этого тома нашли отражения языковые (номинация смерти и погребения), фольклорные (погребальные причитания, верования и рассказы о смерти и загробном мире и т.п.), этнографические (погребальные и поминальные обряды) аспекты изучения этой важной темы. В этом же году в Словении, в Любляне состоялся международный научный симпозиум под названием «Этнологические и антропологические аспекты изучения смерти», в котором приняли участие этнографы, фольклористы, искусствоведы, историки, археологи, лингвисты из Словении, Хорватии, Сербии, Болгарии, Македонии, России, Польши, Венгрии и др. стран; материалы симпозиума были затем опубликованы в журнале «Этнолог», издаваемом Словенским этнографическим музеем (Etnolog. Ljubljana, 1999. Letnik 9(60). St. 1). Еще одна международная встреча на эту же тему состоялась в 1999 г. в Париже; она была организована славистами университета Сорбонна (Париж-IV) под председательством проф. Ф. Конта. Симпозиум назывался «Представления о смерти в культуре славян и народов Северной Европы; материалы были опубликованы спустя два года в славистическом издании университета: Cahiers slaves. № 3. Civilisation russe. La mort et ses representations (Monde slave et Europe du Nord). Paris, 2001.

Заметным событием в изучении славянской традиционной народной культуры стало издание монографии македонского исследователя Люпчо Ристеского «Посмертный обрядовый комплекс в традиционной культуре Мариово» (Jb. С. Ристески. Лосмртниот обреден комплекс во традициската култура на Мариово. Прилеп, 1999), в которой автор обобщил собранный им самим с помощью специальной подробной программы-вопросника богатый материал по погребальным обычаям и верованиям одного из районов южной Македонии, сохраняющего до наших дней многие архаические формы и смыслы славянской народной традиции. Заслуживает также упоминания в данном контексте интересная монография словенской фольклористки и этнографа Мирьям Менцей, посвященная архаическим славянским представлениям о воде как стихии загробного мира (М. Mencej. Voda v predstavah starih Slovanov о posmrtnem ziv-ljenju insegah ob smrti. Ljubljana, 1997).

В ряду названных и не названных здесь трудов последних десятилетий о славянском погребальном обряде книга О. А. Седаковой займет свое особое место как глубокое и оригинальное исследование важнейшего фрагмента славянской устной традиции, выполненное с применением тонких филологических методов анализа и реконструкции этнокультурной и этноязыковой картины мира древних славян Подлинным объектом этого исследования является не столько погребальный обряд как таковой, сколько слово и дело, за которыми стоит мысль человека традиционной культуры и его восприятие жизни и смерти.

С.М. Толстая