Пристрастная подмена реальности

Первым и самым ярким автором, осознавшем новую стратегию современного капитализма, стал Ги Дебор, основатель крайне левого движения — «ситуационизма». Именно «ситуационисты» стали движущим импульсом, организаторами и главарями знаменитого мая 1968 года, когда студенты и рабочие попытались (неудачно) осуществить захват власти самым экстравагантным, эстетичным и творческим образом, какой только известен в политической истории.

Ги Дебор был автором культовой книги-концепта «Общество Зрелища», «La societe du spectacle». Это произведение стало своего рода «библией» всех современных леваков — от анархистов и маоистов до левых социал-демократов. Ги Дебор показал, что со времен Маркса произошло серьезное изменение в тех стратегиях, которыми Капитал пользовался в своем стремлении поработить Труд и узурпировать «прибавочную стоимость». Если ранее он использовал грубые методы, то постепенно все более и более осознавал важность тонких стратегий, связанных с человеческой психологией, с колоссальным значением образов и знаков. Дебор видел, вслед за Марксом, в современном капитализме результат отчуждения, но на сей раз оно зашло так далеко, что экспроприации подверглись не просто товары и рабочая сила, но сама социальная реальность , подмененная на информационный муляж, на экранный дубль, полностью подчиненный тотальной власти капитала, сумевшего преодолеть все противоположности — в первую очередь, оппозицию со стороны политически сознательного пролетариата — и сделать свое могущество безальтернативным.

Капитал поменял имя. Теперь он полностью воплотился в тоталитарную империю Зрелища. Дебор одним из первых попытался дать глубокий философский анализ «медиакратии». С его точки зрения, повышение роли СМИ в современном обществе является не просто случайным явлением, но выражением главной тенденции современного капитализма, основной силовой линией его развития. Роль тех социальных инструментов, которые заведуют сферой образов, становится привилегированной и усиливается по мере оттеснения на задний план иных институтов власти — вплоть до высшей политической власти Президента и Парламента.

Правда, Ги Дебор считал, что и в СССР социальные преобразования далеки от подлинно социалистического курса. Он полагал, что и это было разновидностью «Общества Зрелища», а именно, его «централизованной» версией, в отличие от западного «распыленного Общества Зрелища». Впрочем, Ги Дебор предвидел, что обе эти формы в будущем сольются, образовав «Общество Интегрированного Зрелища», объединяющего самые негативные и отчужденные стороны обоих систем. Вместе с тем, он настаивал, что «Общество Зрелища» в капитализме наиболее эффективно и действенно, что именно «распыленное зрелище» действует с максимальной гипнотической силой на сознание людей, усыпляя их стремление к реальности, справедливости, свободе и знанию искусно выстроенным фосфорисцентным притягательным лабиринтом управляемых подделок. И в этом он оказался удивительно прав.

Как мы знаем, несмотря на колоссальную популярность в среде студенчества и интеллектуалов идей Ги Дебора, восстание 1968 года потерпело сокрушительное поражение. Система Зрелища сумела и на сей раз переварить ту идеологию, которая разоблачала ее сущность. На восстании радикалов более умеренные сделали себе политические карьеры, лишь усилив арсенал Зрелища. Отныне символы «революции», «восстания», общий дух «левачества» стали постоянно эксплуатируемыми темами многообразной западной индустрии образов.

Ги Дебор покончил с собой в 1994 году.

В СМИ этому факту не было уделено почти никакого внимания.

Реальная доминация Капитала и «конец истории».

«Четвертая власть» была распознана радикальными европейскими мыслителями как выражение нового этапа капитализма. Причем именно в ней они видели наиболее чистое и полное воплощение отчуждающей, власти Капитала. Конечно, средства пропаганды в человеческой истории постоянно использовались для манипуляции общественным мнением, для решения тех или иных политических и социальных задач. Пропаганда существовала в той или иной форме и на более ранних этапах развития цивилизации. Но в этих случаях манипуляция информацией и общественным мнением были лишь прикладными моментами, призванными обеспечить психологический фон для решения конкретных вопросов различными политическими силами. Иными словами, за всеми этими действиями всегда можно было выявить конкретную властную или революционную инстанцию, которая и являлась заказчиком той или иной информационной или дезинформационной кампании. В такой традиционной ситуации еще не было и речи о самостоятельной линии СМИ, о превращении медиакратии в автономного социального субъекта, независимого от остальных властных инстанций.

В этом и состоит уникальность «Общества Зрелища». Если элементы Зрелища использовались властями с незапамятных времен (вспомним требование римского плебса «хлеба и зрелищ»), то превращение всей социально-политической и даже социально-экономической ситуации в одно сплошное Зрелище—это действительно нечто новое и небывалое.

Когда медиакратия становится самостоятельной реальностью, она начинает глобальную симуляцию всех социальных, политических и экономических процессов . Фактически, СМИ и особенно современные электронные СМИ, претендуют на то, чтобы выступать не просто моральным арбитром в вопросе о том, что является положительным, а что отрицательным, но и в более глубоком измерении — СМИ сегодня определяют что есть, а чего нет. Любой политический, социальный и даже экономический факт становится фактом лишь в тот момент, когда он отражен в СМИ. Плоский экран диктует объемной реальности, что в ней есть, а чего нет. Сложная структура медиакратии учреждает чему быть, а чему не быть. И если какое-то явление или система явлений признаются медиакратами недостойными для их освещения (или вредящими специфическим интересам тайных баронов СМИ), то их замалчивание фактически равносильно отказу в праве на существование . Вне информационного контекста в современной реальности вещей, событий и явлений просто не существует.

Если следовать логике марксистских и социалистических взглядов на смысл истории, то данное положение дел автоматически означает наступление особого общественного строя, о котором есть некоторые тревожные догадки у Маркса. Он определяет такое положение как «реальную доминацию капитала». В период обычного, классического капитализма, Капитал осуществляет лишь «формальную доминацию». Ему противостоит рабочий класс, все более осознающая свою революционную роль партия Труда. Но Маркс предвидел такую возможность, когда эта «формальная доминация» — при неудаче или провале социалистических революций и преобразований — перерастет в «реальную доминацию», и в этом случае у Капитала более не останется внешнего противника, он полностью переварит Труд, породив реальность, абсолютно подконтрольную его вампирической логике. В эру такой «реальной доминации капитала» система сможет настолько свободно распоряжаться спросом, потреблением, производством, обменом, что всякие препятствия будут упразднены. Свобода Капитала станет абсолютной, и он получит неограниченную власть над людьми, полностью подчинив их жизнь и поведение своей собственной логике. Капитал станет единственным субъектом социальной истории, вытеснив на периферию все остальные исторические факторы.

Именно эту катастрофическую (в глазах левых) картину мира описывают — хотя и с обратным знаком — апологеты современного капитализма, провозгласившие «конец истории» (Фрэнсис Фукуяма), наступление постиндустриальной цивилизации (Дэниэл Бэлл) или информационного общества. Но сторонники капитализма, либералы видят то же самое явление в розовых тонах. Наступление «Порядка Денег» (Жак Аттали) представляется им наиболее разумной и прогрессивной социально-экономической структурой, в которой преодолен драматизм обычной грубой реальной истории, полной конфликтов, противоречий, борьбы, страданий, революций . Современные либералы видят историю как нечто отрицательное . И многие из них логически приходят к тому выводу, что истоки варварства, нецивилизованности, агрессии, классовых и этнических конфликтов, полового неравенства, социальных и экономических катаклизмов следует искать в самой природе человека, конфликтной и дисгармоничной по определению. В новом капиталистическом обществе на этапе его постиндустриального развития происходит не только конец истории, но и «конец человека». Медиакратия и информационное поле учреждают, формируют, искусственно создают новый тип, новый вид, лишенный всех тех качеств, которые составляли сущность предшествующих стадий человеческой истории. Этот либеральный пост-человек настолько напоминает «последних людей» из «Так говорил Заратустра» Ницше, что один из главных идеологов «конца истории», Фрэнсис Фукуяма посвятил недавно этой теме целую книгу — «Последний Человек».

Итак, мы видим, что несмотря на полярные различия в оценке «Общества Зрелища» самые противоположные мировоззренческие лагеря сходятся между собой в описании его основополагающих качеств. При этом одни (социалисты и традиционалисты) ужасаются, другие (либералы), напротив, восторгаются.