В XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В.

ФОРМИРОВАНИЕ И РАЗВИТИЕ

ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ

В XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В.

Формирование источниковедения как научной дисциплины свя­зано с процессом выработки принципов работы с источниками и скла­дыванием отдельных приемов и методов в стройную систему. Начало этого процесса относится ко второй четверти XVIII в. и свя­зано с именами В. Н. Татищева, М. В. Ломоносова, Г. Ф. Миллера, А. И. Шлецера. Говорить же о научной дисциплине можно в том случае, когда имеется четко определенный предмет исследований, разработана методология и развит категориальный аппарат. Поэтому превращение источниковедения в самостоятельную научную дис­циплину происходит гораздо позже - в последней трети XIX в.

Интерес к отражению исторических событий возник в глубокой древности и связан с устной народной традицией, а затем с летопи­санием. Летописцы в ходе своей работы привлекали довольно широкий круг источников: произведения устного народного твор­чества, погодные записи, жития, международные договоры и др. События обычно освещались в рамках хронологической канвы. В период русского Средневековья сама форма летописного погод­ного изложения не позволяла развиться критическому отношению к источникам. Лишь иногда летописцы проверяли точность дат или согласовывали встречающиеся в источниках противоречия. Чаще они сами редактировали текст, исходя из современной им полити­ческой ситуации, отдавали приоритет одним источникам перед дру­гими, прибегали к прямым фальсификациям. Конечно, еще рано говорить о выявлении причинно-следственных связей на этом этапе работы с источниками. Преобладающее значение имело теологи­ческое объяснение событий.

Более критичное отношение к источникам проявилось в истори­ческих сочинениях, которые появляются со второй половины XVI в. Это новая форма освещения исторических событий. Нет стремле­ния к сведению всего известного материала, как это было в летописях. Создаются произведения, посвященные конкретной теме: «Синоп­сис» и «Скифская история»Л. И. Лызлова (XVII в.), «Ядро Россий­ской истории»/! И. Манкиева (XVIII в.). Делаются первые попытки

выявления отдельных связей между явлениями. Авторы стремятся к увеличению и расширению круга используемых источников. Однако о принципах критического анализа источников говорить еще рано. Авторы исторических сочинений допускали компилятивность в изложении, произвольный отбор фактов. Лишь некоторые из них приходили к выводу, что следует больше доверять источникам древ­него времени, чем позднейшим.

Навыки работы с источниками накапливались и в ходе практи­ческой работы по собиранию и хранению документов в великокня­жеских канцеляриях в Древнерусском государстве и позже в архивах приказов, местных органов управления, монастырей, отдельных фе­одалов. Их собирание и хранение требовало определенных навыков.

В эпоху раннего феодализма и в последующий период создава­лось немало поддельных и подложных документов. В связи с этим постепенно развивались методы по установлению подлинности и достоверности свидетельств источников. Вырабатывались при­емы обнаружения подчисток и подправок, анализа почерка, печатей. Но данного рода работа касалась так называемых внешних призна­ков источников. Анализ содержания документов для установления их подлинности и достоверности не производился. Примером работы такого рода может служить разборе. Денисовым «Деяния соборного» и «Требника».

Таким образом, можно отметить, что в ХУП-ХУШ вв. был на­коплен определенный опыт, который сыграл важную роль в фор­мировании научного источниковедения.

В XVIII - первой половине XIX в. в России происходили заметные перемены во всех сферах общественной жизни. Возникли новые задачи и перед исторической наукой, развитие которой было невоз­можно без наличия надежной источниковедческой базы. Историки стали уделять особое внимание выявлению и собиранию истори­ческих источников.

А. П. Пронштейн в своем исследовании «Источниковедение в России: период феодализма» выделяет пять основных этапов в развитии отечественного научного источниковедения в рамках феодальной эпохи.

Первый этап связан с именем В. Н. Татищева.

Второй этап представлен трудами историков середины XVIII в., прежде всего М. В. Ломоносова и Г. Ф. Миллера.

На третьем этапе выделяются труды историков конца XVIII— начала XIX в.: М. М. Щербатова, И. Н. Болтина, А. Л. Шлецера, Н. М. Карамзина.

Четвертый этап - 20-30-е гг. XIX в. связан с работами представи­телей скептической школы, во главе которой стоял М. Т. Каченов-ский, и охранительного направления во главе с М. П. Погодиным.

Пятый этап представлен исследовательской деятельностью Я. В. Калачова и Н. И. Надеждина в 40-50-е гг. XIX в.

Василий Никитич Татищев (1686-1750)¹ впервые поставил задачу создать обобщающий труд по истории. Для этого, по его мнению, необходимо иметь солидную источниковую базу. Можно сказать, что В. Н. Татищев положил начало собиранию источников в научных целях. Он выявил более 300 источников, открыв целый ряд документов.

В. Н. Татищев первым из русских историков понял, что ученый должен не просто пересказывать собранный материал, но и владеть «наукой критики». Под этим он имел в виду не только проверку достоверности фактов, что уже делали его предшественники, но прежде всего выяснение надежности источника в целом. Критерием надежности источников, по его мнению, являлась достоверность сообщаемых фактов, откуда эти факты взяты, их происхождение.

В. Н. Татищеву принадлежит первый в отечественной науке опыт классификации источников. Его классификация просущество­вала в течение всего XVIII в. Были выделены следующие группы источников:

1. Общие, или генеральные (летопись Нестора, «Степенная кни­га», хронографы, «Синопсис»).

2. Топографии, или местные летописи (Московская, Новгород­ская, Псковская, Сборник муромский о Петре и Февронии).

3. Дипломатические грамоты из казанских, сибирских, астра­ханских и других архивов.

' Родился в семье псковского помещика, окончил в Москве инженерную и артиллерийскую школу. Участвовал в Северной войне (1700-1721), выполнял раз­личные военно-дипломатические поручения Петра I. В 1720-1722 гг. управлял казенными заводами на Урале, основал г. Екатеринбург. В 1741-1745 гг. - астра­ханский губернатор (см.: Советская историческая энциклопедия. М., 1973. Т. 14. С. 146).

 

4. Частные («Хождение митрополита Пимена в Константи­нополь», «Жизнь царя Ивана Грозного», «Временник Ивана Тимо­феева», «Сказание Авраамия Палицина», «Скифская история» А. Лызлова).

Всю массу проклассифицированных источников В. Н. Татищев делил по степени достоверности содержащихся в них сведений на следующие категории:

1. Автор - участник описываемого события;

2. Создатель документа - современник события;

3. Историк писал позже, но на основе документов современни­ков или участников;

4. Автор - соотечественник, хорошо знающий язык, а не ино­странец.

Подходя к источникам с точки зрения их достоверности, В. Н. Та­тищев отдавал предпочтение более древним из них. С меньшим доверием, чем к источникам отечественного происхождения, исто­рик относился к сочинениям иностранных авторов. Совсем не до­верял В. Н. Татищев встречавшимся в древнерусских письменных памятниках «суевериям» и «баснословиям», противоречившим здравому смыслу. Таким образом, можно отметить, что он первым из отечественных историков высказал свое отношение к произве­дениям устного народного творчества, хотя признавал возможность их использования для освещения ранних периодов истории.

Изучая источники, В. Н. Татищев обратил внимание на необ­ходимость перевода дат и мер на современные системы счета, уточнения по современной ему карте географических пунктов, знания родословий, понимания древних терминов. Кроме того, он впервые использовал в работе данные лингвистики. Так, отмечает А. П. Пронштейн, трудами В. Н. Татищева было положено начало хронологии, метрологии, исторической географии и генеалогии.

В. Н. Татищев подготовил к печати такие важные законодатель­ные источники, как «Русская Правда», Судебник 1550 г. и др. Инте­ресны его комментарии к источникам. Однако анализ законодатель­ных актов В. Н. Татищев вел в отрыве от общего хода истории.

Создавая свой основной труд - «Историю Российскую», В. Н. Та­тищев стремился объединить всю массу бывших в его распоряжении источников. Он связывал отдельные сообщения источников в соот­ветствии с понимаемой им логикой исторических событий.

По мнению А. П. Пронштейна, В. Н. Татищев разработал основы научного источниковедения в России.

Основы критического отношения к историческим источникам, заложенные В. Н. Татищевым, получили дальнейшее развитие в середине XVIII в. в трудах Михаила Васильевича Ломоносова /]711-1765)² и Герарда Фридриха Миллера(1705—1783)³.

Как и В. Н. Татищев, М. В. Ломоносов считал, что историчес­кие труды должны базироваться прежде всего на исторических до­кументах и сочинениях авторов, живших в описываемое время. Главным источником по истории Древней Руси он считал летописи, и прежде всего труд Нестора. В связи с тем, что источников от древ­нейших периодов истории в распоряжении ученых середины XVIII в. было сравнительно немного, М. В. Ломоносов, как и другие совре­менные ему авторы, привлекал данные языка. Лингвистические данные были им использованы, например, для критики норманн­ской теории происхождения русского народа.

Главным критерием в определении достоверности сведений у него было рационалистическое объяснение, т. е. «здравый смысл». Используя летописи, сочинения древних и позднейших авторов, данные устного народного творчества, языка, М. В. Ломоносов счи­тал факт доказанным, если известия о нем совпадали в нескольких источниках. При наличии же расхождений в источнике он не выяс­нял их причины, которые могли быть связаны с социальным зака­зом, стремлением авторов представить события в определенном свете, а отбирал те, которые казались ему достоверными с точки зрения здравого смысла.

² Сын крепостного крестьянина Архангельской губернии. Учился в Московс­
кой Славяно-греко-латинской академии (1731-1735) и учебных заведениях Герма­
нии (1736-1741). Адъюнкт физики в Петербургской Академии наук (с 1742 г.),
профессор химии (с 1745 г.). Инициатор создания Московского университета (1755;
см.: Советская историческая энциклопедия. М., 1965. Т. 8. С. 767).

³ Историк, археограф, член Петербургской Академии наук с 1731 г. Немец.
Приехал в Россию в 1725 г. С 1725 г. - адъюнкт, с 1731 г. - профессор истории, в
1728-1730 и 1754-1765 гг. - конференц-секретарь Академии наук. В 1733-1743 гг.
участвовал в экспедиции по изучению Сибири, обследовал и описал архивы более
20 городов. Собрал огромную коллекцию документов (см.: Советская историчес­
кая энциклопедия. М., 1966. Т. 9. С. 442).

Современник М. В. Ломоносова Г. Ф. Миллер, как и В. Н. Тати­щев, был одним из первых историков России, которые считали, что историю следует писать лишь на основе источников, возникших в древнее время. При этом историк обязательно должен на них ссылаться.

Вслед за В. Н. Татищевым Г. Ф. Миллер полагал, что для напи­сания истории необходимо иметь как можно больше источников. Огромный труд был им вложен в собирание документального материала, в том числе по истории Сибири. Он был участником Сибирской экспедиции 1733-1743 гг. Итогом этой работы стали его знаменитые «портфели».

На основе изучения сибирских летописей Г. Ф. Миллер соста­вил схему сибирского летописания, главные положения которой длительное время сохраняли свое научное значение. Г. Ф. Миллеру принадлежит заслуга в издании ряда ценных исторических ис­точников: «Степенной книги», Судебника Ивана IV, писем Петра I к Шереметьеву, «Описания земли Камчатки» С. П. Крашенинникова и других источников. Им был выдвинут принцип издания «по луч­шему списку», который получил признание в археографии XIX в.

Создавая свои исторические сочинения, Г. Ф. Миллер опирался на летописи. Он считал наиболее достоверными те из них, которые были созданы в древности и с недоверием относился к текстам, вписанным позже, например, на вклеенных листах. Ученый пер­вым пришел к выводу о более позднем, чем основной текст, про­исхождении вклеек. К преданиям и легендам Г. Ф. Миллер, как и М. В. Ломоносов, относился с позиций здравого смысла, старался дать им рационалистическое толкование.

При написании «Истории Сибири» Г. Ф. Миллер использовал актовые документы как иллюстрацию к летописным известиям, а также для уточнения и дополнения летописных сообщений. Актовый материал он считал вполне достоверным источником и лишь в отдельных случаях подвергал его критике. Основным критерием при этом была вероятность отраженного в них события. Г. Ф. Миллер привлекал в качеств источника также данные линг­вистики и археологические памятники.

Во второй половине XVIII в. интерес к отечественной истории значительно возрос. Заметно выделяется среди историков этого

периода Михаил Михайлович Щербатов (1733-1790)⁴. Ученый на протяжении всей жизни твердо стоял на рационалистических и прагматических позициях, решительно отвергая стремление историков-предшественников толковать исторические события во­лей божественного провидения. Ход истории он объяснял действи­ями людей (князей, бояр, представителей боярской аристократии), вызванными ближайшими по времени причинами. Задачу историка М. М. Щербатов видел в том, чтобы описать действия людей и вскрыть психологические побуждения, руководившие ими.

Как и историки первой половины XVIII в., основным источни­ком по истории России М. М. Щербатов считал летописи, ценность и преимущество которых перед другими источниками заключались в том, что они написаны современниками или очевидцами описы­ваемых событий. Помимо летописей М. М. Щербатов привлекал и другие повествовательные источники, как русские, так и иност­ранные. Из источников иноязычного происхождения ученый более всего ценил сочинения древних авторов, содержащие отсутствую­щие в летописях сведения. Что же касается произведений иност­ранцев более позднего времени, то, как и М. В. Ломоносов, исто­рик считал их менее достоверными, чем русские источники. Ученый значительно шире и полнее, чем его предшественники, привлекал актовый материал, но, как и они, считал, что акты и грамоты могут использоваться главным образом в качестве иллюстрации фактов и событий, указанных в летописях. Определенное место среди источников в исследованиях М. М. Щербатова принадлежало произведениям фольклора. Их он считал наиболее ранней формой освещения событий прошлого и признавал возможным использовать их, особенно при освещении древнейших периодов, от которых других источников не осталось. Но, как рационалист, Щербатов

⁴ Происходил из древнего и богатого княжеского рода. Получил глубокое и разностороннее домашнее образование. В раннем детстве был записан в гвар­дейский Семеновский полк. Хорошо знал французский, немецкий, итальянский языки. В его библиотеке было собрано около 15 тыс. книг. В 1762 г. вышел в от­ставку в чине капитана. В конце 60-х Тг XVIII в. поступил на государственную службу. Работал в комиссии по составлению Нового Уложения. В 1779 г. стал се­натором. В 1788 г. вышел в отставку в чине действительного статского советника (см.: Советская историческая энциклопедия. М., 1976. Т. 16. С. 386).

Современник М. В. Ломоносова Г. Ф. Миллер, как и В. Н. Тати­щев, был одним из первых историков России, которые считали, что историю следует писать лишь на основе источников, возникших в древнее врем*я. При этом историк обязательно должен на них

ссылаться.

Вслед за В. И- Татищевым Г. Ф. Миллер полагал, что для напи­сания истории необходимо иметь как можно больше источников. Огромный труд* был им вложен в собирание документального материала, в тот числе по истории Сибири. Он был участником Сибирской экспедиции 1733-1743 гг. Итогом этой работы стали его знаменитые «по-ртфели».

На основе изучения сибирских летописей Г. Ф. Миллер соста­вил схему сибирского летописания, главные положения которой длительное время сохраняли свое научное значение. Г. Ф. Миллеру принадлежит заслуга в издании ряда ценных исторических ис­точников: «Степенной книги», Судебника Ивана IV, писем Петра I к Шереметьеву, -«Описания земли Камчатки» С. П. Крашенинникова и других источников. Им был выдвинут принцип издания «по луч­шему списку», жоторый получил признание в археографии XIX в. Создавая свои исторические сочинения, Г. Ф. Миллер опирался на летописи. Ой считал наиболее достоверными те из них, которые были созданы в древности и с недоверием относился к текстам, вписанным позже, например, на вклеенных листах. Ученый пер­вым пришел к выводу о более позднем, чем основной текст, про­исхождении вклеек. К преданиям и легендам Г. Ф. Миллер, как и М. В. Ломоно-сов, относился с позиций здравого смысла, старался дать им рацион-алистическое толкование.

При написании «Истории Сибири» Г. Ф. Миллер использовал актовые документы как иллюстрацию к летописным известиям, а также для уточнения и дополнения летописных сообщений. Актовый материал он считал вполне достоверным источником и лишь в отдельных случаях подвергал его критике. Основным критерием при этом была вероятность отраженного в них события. Г. Ф. Миллер привлекал в качестве источника также данные линг­вистики и археологические памятники.

Во второй половине XVIII в. интерес к отечественной истории значительно возрос. Заметно выделяется среди историков этого

периода Михаил Михайлович Щербатов (1733-1790)⁴. Ученый на протяжении всей жизни твердо стоял на рационалистических и прагматических позициях, решительно отвергая стремление историков-предшественников толковать исторические события во­лей божественного провидения. Ход истории он объяснял действи­ями людей (князей, бояр, представителей боярской аристократии), вызванными ближайшими по времени причинами. Задачу историка М- М. Щербатов видел в том, чтобы описать действия людей и вскрыть психологические побуждения, руководившие ими.

Как и историки первой половины XVIII в., основным источни­ком по истории России М. М. Щербатов считал летописи, ценность и преимущество которых перед другими источниками заключались в том, что они написаны современниками или очевидцами описы­ваемых событий. Помимо летописей М. М. Щербатов привлекал и другие повествовательные источники, как русские, так и иност­ранные. Из источников иноязычного происхождения ученый более всего ценил сочинения древних авторов, содержащие отсутствую­щие в летописях сведения. Что же касается произведений иност­ранцев более позднего времени, то, как и М. В. Ломоносов, исто­рик считал их менее достоверными, чем русские источники. Ученый значительно шире и полнее, чем его предшественники, привлекал актовый материал, но, как и они, считал, что акты и грамоты могут использоваться главным образом в качестве иллюстрации фактов и событий, указанных в летописях. Определенное место среди источников в исследованиях М. М. Щербатова принадлежало произведениям фольклора. Их он считал наиболее ранней формой освещения событий прошлого и признавал возможным использовать их, особенно при освещении древнейших периодов, от которых других источников не осталось. Но, как рационалист, Щербатов

⁴ Происходил из древнего и богатого княжеского рода. Получил глубокое и разностороннее домашнее образование. В раннем детстве был записан в гвар­дейский Семеновский полк. Хорошо знал французский, немецкий, итальянский языки. В его библиотеке было собрано около 15 тыс. книг. В 1762 г. вышел в от­ставку в чине капитана. В конце 60-х гт: XVIII в. поступил на государственную службу. Работал в комиссии по составлению Нового Уложения. В 1779 г. стал се­натором. В 1788 г. вышел в отставку в чине действительного статского советника (см.: Советская историческая энциклопедия. М, 1976. Т. 16. С. 386).

решительно отвергал явные выдумки одних и стремился найти рациональное зерно в других преданиях.

М. М. Щербатов не только использует широкий круг источни­ков, но и более глубоко, чем его предшественники, подходит к ним. Ученого интересовала не только древность источника, главным признаком достоверности М. М. Щербатов считал древность про­исхождения источников. Поэтому он стремился установить время, место, обстоятельства возникновения каждого из источников, от­куда почерпнул сведения автор. Благодаря такому подходу историк уточнил время происхождения многих источников (например, Иоакимовской летописи). Однако при объединении известий раз­ных источников он отвергал право историка на домыслы и догадки, требуя отделять размышления исследователя от свидетельств источника.

Много внимания уделял М. М. Щербатов истолкованию текста источника, стремясь сделать его возможно более понятным для читателя. Но эти этимологические изыскания были еще очень несовершенны.

При работе с источниками историк привлекал данные так назы­ваемых вспомогательных дисциплин: палеографии, дипломатики, генеалогии.

Подход Ивана Никитича Болтина (1735-1792)⁵, одного из круп­нейших историков второй половины XVIII в. к задачам изучения исторического материала во многом определялся его общим взглядом на ход истории. Последний, по его мнению, являлся результатом влияния различных факторов, в том числе природы человека и ес­тественных условий его жизни. Отсюда следовала необходимость отличать в источниках вероятное от невероятного и находить в ис­тории общее и особенное. Для этого, по мнению И. Н. Болтина,

³ Дворянин, крупный помещик, государственный деятель. Родился в Нижего­родской губернии. Получил домашнее образование. С 1779 г. проживал в Петер­бурге. Был близок с Г. А. Потемкиным. Научные интересы сформировались в свя­зи с его практической деятельностью и на основе широкого знакомство с научной литературой, в том числе трудами В. Н. Татищева и французских просветителей. Входил в кружок «Любителей отечественной истории», сгруппировавшихся вок­руг А. И. Мусина-Пушкина (см.: Советская историческая энциклопедия. М, 1962. Т. 2. С. 598).

надо прежде всего уметь отбирать необходимые источники и тща­тельно их изучать.

Ученый собрал значительное число источников и распределил их на группы, показав достоинства и недостатки каждой из них.

На первое место он ставил летописи, особенно древнейшую из них - летопись Нестора, не исключая, однако, что ей предшество­вали и более древние летописные записи, которые не сохранились.

Ценной группой источников И. Н. Болтин признавал законы. Появление их он связывал с состоянием нравов и выделил несколько этапов в развитии русского законодательства (древний период, «Русская Правда», период становления в стране единодержавия, Уложение 1649 г.). Историк дал характеристику многих законов до конца XVIII в. и в издании некоторых из них принимал участие.

Пользовался И. Н. Болтин и картографическими материалами, считая географические данные очень важными для исследователя, так как история и география, по его утверждению, тесно связаны.

Ученый считал, что историк должен привлекать в качестве ис­торического источника сочинения иностранных писателей, но про­верять их русскими источниками.

К произведениям фольклора И. Н. Болтин обращался лишь в редких случаях - только тогда, когда они говорили о народных поверьях и преданиях. В целом же он, будучи рационалистом, решительно исключал их из ряда исторических источников.

И. Н. Болтин определил основные задачи изучения источников.

Первая задача при изучении источников - отбор материалов, заслуживающих доверия на основе палеографических и прагмати­ческих данных. Главным критерием ценности источника он называл древность происхождения.

Вторая задача историка, по мнению И. Н. Болтина, состояла в том, чтобы правильно понять текст источника и перевести его на современный автору язык, раскрыв точный смысл сказанного. Главным при этом являлось установление первоначального текста путем сравнения списков.

Третьей задачей при изучении источников И. Н. Болтин называл истолкование текста. В соответствии с уровнем филологической науки конца XVIII в. ученый разъяснял непонятные слова и термины.

Последняя задача историка в работе с источниками состояла в правильном отборе и оценке свидетельств, важных для воссозда­ния прошлого. Главными критериями при этом И. Н. Болтин считал их вероятность с точки зрения «здравого рассудка» и совпадение с известиями других источников, а также иногда старался учесть и «пристрастия» авторов источников. Кроме того, И. Н. Болтин пред­лагал даже к данным в целом достоверного источника относиться дифференцированно. Поэтому он делил известия источников на «истинные», «сумнительные», «вероподобные», «невероятные» и «ложные». Так постепенно от критики свидетельств самих по себе, взятых в отрыве от источника, происходило приближение к осозна­нию необходимости критики самого источника.

Немецкий ученый Август Людвиг Шлецер (1735-1809)⁶, проживший в России несколько лет (1761-1767), большую часть жизни посвятил изучению русских летописей как главного источ­ника по истории Древней Руси. Он сформулировал задачи их кри­тического изучения:

1. Восстановление по имевшимся спискам первоначального текста, который не дошел до исследователя (критика слов, или малая критика);

2. Правильное его прочтение и истолкование (грамматическое и историческое толкование);

3. Выяснение достоверности сведений (критика дел, или выс­шая критика).

Ученый исходил из того, что древнейшая русская летопись была создана в начале XII в. монахом Нестором, однако сохранилась она лишь в позднейших списках (не ранее XIV в.), сильно искаженных переписчиками. Поэтому при изучении ее он предлагал прежде всего восстановить первоначальный текст (идея создать «очищенного» Нестора), а затем истолковать непонятные по причине их древности

⁶ Историк, публицист, статистик. Член Петербургской Академии наук с 1765 г. Почетный член Общества истории и древностей российских с 1804 г. Учился в Виттенбергском и Геттенгенском университетах. По приглашению Г. Ф. Миллера в 1761-1767 гг. работал в России, изучал древнерусские летописи. По возвраще­нии в Германию преподавал историю и статистику в Геттенгенском университете (см.: Советская историческая энциклопедия. Т. 16. С. 293).

или искажений при переписке слова и термины, и путем проверки убедиться в достоверности приводимых фактов.

При решении первой задачи А. Л. Шлецер переписывал текст летописи по списку, который, с его точки зрения, точнее передавал оригинал, разбив на сегменты (отрывки), а рядом приводил вари­анты из других списков. Он не проявлял интереса к выявлению обстоятельств происхождения каждой отдельной рукописи и срав­нивал не сами списки, а отрывки текста, содержащиеся в разных списках. Потом историк выбирал, по его мнению, первоначальный вариант. Главным критерием при этом у него был «здравый смысл». Он учитывал также противоречия в самом тексте и расхождения с известиями иностранных авторов. Ученый пробовал не только «очистить» текст летописи от искажений, описок, легенд, но и объяс­нить, почему они возникли. Так ученый пытался восстановить под­линный текст древнейшей русской летописи.

Таким путем, не видя связи между отдельными частями, выби­рая из них «лучшие», руководствуясь соображениями «здравого рассудка», А. Л. Шлецер воспроизводил мозаичный текст древней русской летописи, составленный из разных летописных списков. Некоторые его методы были осмыслены и развиты историками пос­ледующих поколений.

При решении второй задачи - истолкования текстов - историк опирался на данные языка. За основу сопоставления он брал корне­вой строй языка. Этот метод предвосхитил некоторые приемы срав­нительного языкознания, утвердившиеся в первой половине XIX в.

Решая третью задачу, А. Л. Шлецер исключал из изложения все известия, не заслуживающие доверия, и проверял те, которые, на первый взгляд, кажутся правдивыми. Как рационалист и праг­матик, он ко всем летописным известиям подходил прежде всего с позиций «здравого смысла», используя также метод сопоставле­ния сообщений летописца с показаниями других источников. При установлении достоверности факта ученый сопоставлял его с эпо­хой в целом, а если не находил связи, то ставил факт под сомнение. В этом отношении его можно считать предшественником скепти­ческой школы. В тех случаях, когда путем исторической критики удавалось отбросить сомнения и доказать достоверность повество­вания, историк включал его в текст «очищенного» Нестора.

В целом разработанные А. Л. Шлецером приемы критики были шагом вперед в развитии источниковедения.

В 1816-1818 гг. вышли в свет 12 томов «Истории государ­ства Российского» Николая Михайловича Карамзина (1766-1826)⁷, которые вызвали шумный успех у публики и серьезный резонанс в научных кругах.

Н. М. Карамзин был убежден, что при написании истории сле­дует опираться на возможно более полную источниковую базу. В этом отношении он находился в гораздо более благоприятных условиях, чем его предшественники. К началу XIX в. многие доку­менты были опубликованы, российские архивы приведены в опре­деленный порядок, историка снабжали документами археографы и коллекционеры (П. М. Строев, К. Ф. Калайдович, П. М. Румян­цев, А. И. Мусин-Пушкин и др.). В итоге при создании «Истории государства Российского» Н. М. Карамзин располагал значительно большим числом документов, чем его предшественники.

Чтобы создать историю, основанную на достоверных фактах, ученый, по убеждению Н. М. Карамзина, должен быть уверен в том, что источники, которыми он пользуется, заслуживают полного доверия. Поэтому, как и историки XVIII в., главной задачей ис­торической критики он считал установление по источникам досто­верных и точных фактов. Писатель проверял и уточнял каждый факт, упоминаемый в источниках. Его методы проверки достовер­ности были традиционными, идущими из XVIII в. - критика содер­жания источника с позиций «здравого смысла». Но рассуждениям Н. М. Карамзина свойственны психологизм и глубина, более тонкие и верные, чем у предшественников. Ученый нередко опирался при этом на знание древних обычаев. Устанавливая достоверность документов, он также применял метод сопоставления известий разных источников.

В понятие критики источников ученый вслед за А. Л. Щлеце-ром, который был для него авторитетом, включал две задачи -

⁷ Родился в Симбирской губернии. Дворянин. С 1784 г. жил в Москве. В 1789-1790 гг. путешествовал за границей. Член Российской Академии наук с 1818 г. (см.: Советская историческая энциклопедия. М., 1965. Т. 7. С. 17).

восстановление первоначального текста («очищение» источника) и истолкование текста. Однако при решении второй из указанных задач в работах Н. М. Карамзина уже нет простой интерпретации терминов на основе словотворчества, которыми были заполнены сочинения историков XVIII в. Его понимание содержания источни­ков основано на более глубоком, чем у предшественников, знании реальной жизни изучаемой эпохи. При истолковании отдельных терминов он нередко прибегал к сравнению употребления их в раз­ных документах, пользовался данными лингвистики, хронологии, исторической географии.

Как и исследователи предыдущего столетия, ученый считал ле­тописи важнейшим источником для изучения древней истории Руси. Он сформулировал принципы научного издания летописей: груп­пировать сходные списки и издавать каждую группу по лучшему списку, снабжая его вариантами и разночтениями из остальных. Этим принципом наука пользуется и в настоящее время.

В летописях и сочинения древних авторов Н. М. Карамзин на­ходил много легенд и преданий, но, в отличие от А. Л. Шлецера, считал возможным использовать их в научных изысканиях и вклю­чал в свою «Историю», стараясь установить степень достоверности.

Н. М. Карамзин придавал важное значение законам как истори­ческому источнику, считая, что они дополняют летописи. Разбор им «Русской Правды» представляет собой целое источниковедчес­кое исследование.

Много внимания при написании своего многотомного труда историк уделял актовому материалу: документам московского великокняжеского архива (договорным и духовным грамотам). Используя актовые документы, Н. М. Карамзин стремился установить или уточнить время и место их появления и скептически относился к документам, дошедшим в позднейших списках и не упоминав­шимся в других источниках.

В целом сочинения Н. М. Карамзина способствовали дальней­шему развитию источниковедения в русской исторической науке, им была создана основа для установления нового этапа в развитии исторической критики и возникновения источниковедения как самостоятельной отрасли научных знаний.

Н«уч«»я библиотека |у

Уралмкого ■ииювйпепмяаго

В 20-х гг. XIX в. в русской исторической науке появилось новое направление. Оно было представлено трудами Михаила Трофимо­вича Каченовского (1775-1842)⁸ и его учеников и получило назва­ние скептической школы. Под влиянием новых философских идей начинает складываться представление о развитии народов по опре­деленным законам и ведется поиск этих законов. Исходя из пред­ставления об «органическом развитии общества», скептики отказа­лись от взгляда на историю как на набор мало связанных друг с другом фактов. Они считали, что историки должны прослеживать место каждого явления в цепи исторических событий, сравнивая его со сходными процессами в других странах, особенно славянских, и критически оценивая существующие известия.

По этой причине представители скептической школы призывали покончить с доверительным отношением к источникам, присущим их предшественникам, в том числе Н. М. Карамзину, который, как историк-мыслитель, уже не удовлетворял требованиям науки начала XIX в. Признавая понятия о высшей и низшей критике, разрабо­танные А. Л. Шлецером, крупнейшим достижением предшествующей исторической науки, они критиковали немецкого ученого, который не ставил задачи сопоставления свидетельств источников с ходом исторических событий и обстоятельствами места и времени.

Скептики значительно расширили задачи высшей критики по сравнению со старыми представлениями. Она должна была от­разить конкретные общественные условия той определенной эпохи,

⁸ Из небогатой греческой семьи Качони, переселившейся из Балаклавы в Харь­ков. Учился в Харьковском коллегиуме, где получил фамилию Каченовский. В 1788 г. поступил в Екатеринославское казачье ополчение урядником. С 1793 г. - канце­лярист в Харьковском губернском магистрате, с 1795 г. - сержант Таврического гренадерского полка. В 1801 г. вышел в отставку и поступил библиотекарем к А. К. Разумовскому. С 1804 г. сотрудничал в «Вестнике Европы». С 1805 г. - ма­гистр философии и преподаватель риторики и русского языка в Московском уни­верситете, с 1806 г. - доктор философии и изящных наук, с 1808 г. - адъюнкт и правитель канцелярии Разумовского. С 1811 г. - профессор теории изящных ис­кусств и археологии, с 1821 г. - профессор истории, статистики и географии, с 1835 г. - профессор истории и литературы славянских народов, с 1837 г. - ректор Московского университета (см.: История России с древнейших времен до 1917 г.: Энциклопедия. М., 1996. Т. 2. С. 539).

в условиях которой стало возможно появление самого историчес­кого памятника, а также определить, насколько содержание его со­ответствует исторической действительности («духу времени»).

Новые задачи исторической науки и новое понимание назначе­ния исторической критики, по мнению скептиков, требовали со­здания и новой методики исторических исследований, и выделения исторической критики в самостоятельную отрасль научной деятель­ности историка. Анализ исторических источников они предлагали проводить с точки зрения трех видов критики: дипломатической, исторической, археологической.

Дипломатика должна была служить для отличия подложных документов от достоверных на основе анализа официальных при­знаков достоверности (подписей, печатей и т. п.). В качестве глав­ного средства проверки достоверности документа М. Т. Каченов­ский называл его графическую экспертизу. Но когда с помощью дипломатики установить подделку не удается, следует прибегать к исторической критике, к помощи фактов, которые связаны между собой причинами и следствиями. В силу этого историк предлагал не принимать на веру известия тех источников, которые не соответ­ствовали общему представлению о связи событий. Историческая критика, по мнению М. Т. Каченовского, должна основываться не только на установлении достоверности фактов, но и на отборе их в соответствии с требованиями исторической науки. Третьей задачей, стоящей перед исследователем исторических источников, ученый считал критику археологическую, к которой он относил объяснения отдельных слов, терминов, имен, народных званий, дол­жностей, денежных законов, обычаев, поверий, обрядов, этапов судебной процедуры и т. д.

Таким образом, если А. Л. Шлецер с помощью низшей и выс­шей критики стремился решить вопрос, какие части источника воз­никли позже, чем сам памятник, т. е. были кем-то дописаны, а по­том исключить их, то М. Т. Каченовский с помощью названных трех видов критики пытался прояснить вопрос о подлинности и дос­товерности источника в целом. Скептики свой взгляд на историю и пути ее познания старались основывать на методе критического изучения исторических источников.

 

Разработанные ими методы скептики применили к изучению важнейших источников истории Древней Руси. Так, изучая летописи, они пришли к выводу о существовании особого, «баснословного» периода древней русской истории, основанного на устных преда­ниях. Народные предания они определили при этом самым древ­ним и самым недостоверным источником, а поскольку в летописях много легенд и сказаний, то и древняя история недостоверна.

М. Т. Каченовский и его ученики подвергли дипломатическому, историческому и археологическому анализу текст «Русской Прав­ды», стараясь связать его с общими условиями жизни Новгорода и окружающих его земель. Но на оценке этого памятника сказалась неверная посылка - представление о низком уровне хозяйственной, политической и культурной жизни Новгорода в начале XI в., когда Русь только приняла христианство и обрела письменность. Это пред­ставление не позволило историку объективно оценить все факты и привело к ошибочному выводу, что «Русская Правда» не могла возникнуть в начале XI в., а была заимствована из германского права не ранее середины XII в.

Помимо летописей и «Русской Правды» М. Т. Каченовский и его последователи обращали внимание и на другие важные для историка источники: грамоты, церковно-поучительную литературу.

Однако метод проверки свидетельств источников с точки зре­ния соответствия их «духу времени» вступал в противоречие с не­верным представлением скептиков об исторической эпохе, к кото­рой относились изучаемые источники. По их представлениям, в XI -начале XII в. Русь только вышла из варварского состояния и поэтому не могла иметь таких литературных шедевров, как летописи или «Слово о полку Игореве», детально разработанные юридические документы и др. Вместе с тем подвергалась сомнению и достовер­ность всей древней русской истории, какой она изображалась в этих источниках, возникших через 2-3 столетия после тех событий, которые в них описаны.

Несмотря на ошибочность и наивность многих суждений, скеп­тическая школа имела определенные достоинства. Она предложила ряд оригинальных методов исторического исследования, заставила историков искать в источниках и сообщаемых ими фактах связь с общими явлениями.

Формирование исторических воззрений и научного метода Ми­хаила Петровича Погодина (1800-1875)⁹ происходило в середине 20-х гг. XIX в. В это время он разделял взгляды представителей скептической школы. Однако уже в начале 30-х гг., отмежевавшись от них, он объявил себя последователем А. Л. Шлецера и Н. М. Ка­рамзина и противником философского метода в исторической науке.

Философскому методу в изучении источников М. П. Погодин противопоставил свой научный математический метод, который считал универсальным для работы со всеми видами источников. Данный метод состоял в выявлении всех источников, относящихся к теме исследования, установлении их подлинности, происхождения и достоверности, суммировании их свидетельств, а на основе этого -в выделении лишь самых общих закономерностей. Такой подход исключал возможность широких историко-философских обобщений, направляя внимание ученого на разработку частных проблем.

На практике М. П. Погодин использовал свой математический метод при выяснении различных исторических проблем. Так, на­пример, ученый ставит перед собой задачу выяснить роль великого князя как представителя верховной власти. Для этого прежде всего он выбирает из летописи все упоминания по этому вопросу. Их ока­зывается 37. Затем распределяет их по конкретным случаям и уста­навливает, что князь владел племенами (3 случая), брал с них дань (10 случаев), также и с Новгорода (1), раздавал города (2), сажал в них своих «мужей» (2), строил крепости (2), собирал войско (2), управлял (1), судил и наказывал (2) и т. д. На основе этого перечня ученый пытался «чисто математически» ответить на поставленный вопрос. Но так как приведенные им свидетельства он не связывал с общим процессом исторического развития, то они, как правило, давали мало материала для научных заключений.

Тот же математический способ историк использовал при рас­смотрении положения бояр, вопроса о значении денег на Руси, роли языческих верований в Древней Руси.

⁹ Русский историк, писатель, журналист и публицист. Академик с 1841 г. Сын крепостного крестьянина. В 1821 г. окончил Московский университет. В 1826— 1844 гг. - профессор Московского университета. В 1827-1830 гг. издавал журнал «Московский вестник», в 1841-1856 гг. -«Москвитянин» (см.: Советская истори­ческая энциклопедия. М., 1968. Т. 11. С. 321).

 

Под влиянием критики со стороны К. Д. Кавелина, И. Е. Забе­лина и И. В. Киреевского М. П. Погодин внес коррективы в пони­мание своего метода и признал его исключительным, применимым лишь на стадии первых, предварительных работ.

Отмечая как порок отсутствие у М. П. Погодина историзма в подходе к источникам и содержащимся в них фактам, современ­ники видели и положительные стороны в его методе скрупулезного исследования источников. С особенной похвалой они отзывались о разработанных им методах текстологического анализа источни­ков с целью установления их подлинности, времени и места воз­никновения, имени автора, достоверности содержащихся в них све­дений. Однако это нашло свое выражение не столько в теоретической разработке указанных вопросов, сколько в конкретной работе с от­дельными источниками.

Свой метод М. П. Погодин пытался применить к изучению Древ­ней Руси. Важнейшим источником при этом он считал летописи. Возражая скептикам, историк пытался доказать достоверность древней русской истории, а следовательно, и летописи. В отличие от А. Л. Шлецера, старавшегося воссоздать «очищенного» Нестора, М. П. Погодин выдвинул задачу поиска источников, которыми пользовался каждый летописец, и добился определенных результатов в ее решении. После осуществления такого рода работы ученый считал возможным с доверием относиться к летописям, ограничивая их критику суммированием содержащихся в них свидетельств.

В отличие от многих своих предшественников историк пола­гал, что включенные в летописи сказки и легенды могут и должны быть использованы как источник и что они важны не для уточнения дат, хода событий и пр., а для выяснения общих черт, обычаев и нравов эпохи. Однако, указывая на необходимость подвергать такого рода источники строгой критике, он свел последнюю к выяв­лению в каждой легенде конкретного факта, лежащего в ее основе.

Наиболее значительным после летописей источником по ис­тории Древней Руси М. П. Погодин считал «Русскую Правду». На основе изучения Краткой и Пространной Правды М. П. Пого­дин предложил схему развития древнерусского законодательства Х-ХШ вв. - от Правды Ярослава к Правде Ярославичей и затем к Пространной Правде, долго сохранявшей свое научное, значение. Это был важный вклад в источниковедение «Русской Правды».

К числу важных источников исторических знаний М. П. Пого­дин причислял данные лингвистики. К древнейшим памятникам языка он относил названия рек, озер, мест. При использовании дан­ных лингвистики как источника историк следовал за Н. М. Карам­зиным и далеко опередил в этом отношении ученых XVIII в. Однако полученные данные он часто использовал в соответствии со своими политическими устремлениями, например в защиту норманнской теории.

Последний (пятый) этап в развитии источниковедения в России эпохи феодализма отмечен появлением значительного числа тру­дов, где специально разрабатывались вопросы работы с историчес­кими источниками.

Образцом источниковедческого исследования такого рода яв­ляется опубликованный в 1846 г. труд Николая Васильевича Кала­чова (1819-1885)'° о «Русской Правде», которую он рассматривал в связи с развитием права в стране в целом. Ему принадлежит одна из первых попыток дать периодизацию русского законодательства, в основе которой лежит учет различий в характере русских юриди­ческих документов.

Программа изучения «Русской Правды», сформулированная историком, включала в себя следующие разделы:

1. Полное издание текста памятника по важнейшим спискам с вариантами прочих;

2. Филологический анализ, дающий объяснение отдельных слов, выражений и оборотов речи;

3. Юридическое объяснение текста, т. е. раскрытие его содер­жания и сравнение с другими юридическими и неюридическими памятниками;

4. Публикация «критически очищенного текста»;

¹⁰ Русский историк, юрист, археограф, архивист. Академик с 1883 г. Работал в Петербургской археографической комиссии, был профессором кафедры истории русского законодательства Московского университета в 1848-1952 гг., участвовал в подготовке реформы 19 февраля 1961 г. и судебной реформы 1864 г. В 1865-1885 гг. возглавлял Московский архив министерства юстиции. Положил начало ежемесячному журналу «Юридический вестник», который редактировал в 1860-1864 гг. Организатор Петербургского археологического института в 1877 г. (см.: Советская историческая энциклопедия. М., 1965. Т. 6. С. 838).

 

5. Выводы о достоинствах источника с исторической, филоло­гической и философской точек зрения.

Однако не все пункты программы ему удалось осветить в равной степени, хотя уже сама постановка такой программы была выдаю­щимся явлением для своего времени, поскольку открывала перс­пективы изучения документов историко-правового характера.

Николай Иванович Надеждин (1804-1856)" выступил как исто­рик в период усилившегося интереса к исторической науке и острой борьбы между прагматиками и скептикам о принципах, приемах и методах исторической критики.

Он значительно расширил круг исторических источников, осо­бенно древнейшего периода. Благодаря этому более полно, чем прежде, были раскрыты информативные возможности историчес­ких источников. Вместе с тем ученый отмечал, что ни один источ­ник не может быть использован историком без предварительного критического рассмотрения.

Историк показал, что характер русского летописания не был всегда одинаков, а менялся с развитием общества: от начального периода, связанного с Древней Русью, через раздробленность к еди­нодержавию и централизации.

Н. И. Надеждин по-новому раскрыл значение произведений ус­тного народного творчества. К фольклору он причислял сказания, сказки, пословицы и песни и утверждал, что от употребления этих источников историческая наука только выиграет, так как это хотя и не важное историческое повествование, но и не чистый вымысел.

Таким образом в подходе к устному народному творчеству и к летописям проявился историзм Н. И. Надеждина.

" Родился в семье дьякона. Окончил Московский университет по кафедре те­ории изящных искусств и археологии. В 1831 г. издавал журнал «Телескоп» с при­ложением газеты «Молва», в которых сотрудничал В. Г. Белинский. В 1836 г. «Те­лескоп» был закрыт за опубликование «Философического письма» П. Я. Чаадаева. Надеждин сослан в Усть-Сысольск, затем Вологду (1836-1838), где стал занимать­ся историко-географическими и историко-этнографическими исследованиями. Как ученый-теоретик Надеждин активно работал в Отделении этнографии Русского географического общества. С 1848 г. - председатель Отделения (см.: Советская историческая энциклопедия. М., 1966. Т. 9. С. 872).

Помимо сказаний и летописей историк признавал важным ис­точником документы, которые он называет дипломатическими, т. е. акты, грамоты и другие бумаги. Он ценил их потому, что они достоверны, но достоверность их, по его мнению, относительна и безусловна лишь в отношении самого факта, а не смысла и духа документа.

К числу источников Н. И. Надеждин относил и частные свиде­тельства - рассказы очевидцев о событиях. В них ученого привле­кает непосредственная связь рассказчика с происходящим.

Помимо истории Н. И. Надеждин уделял большое внимание изучению исторической географии и исторической этнографии. Эти занятия привели его к заключению о важном значении как истори­ческих источников историко-географического и топонимического материала. Специальное внимание он уделил раскрытию значения топонимики для историко-географического изучения России и ис­следования проблем расселения.

Высказал Н. И. Надеждин и свое отношение к запискам иност­ранцев как историческому источнику. Особенно высоко он ценил иностранные источники, созданные древними писателями, а более поздние считал менее достоверными. Хотя и те и другие, по его мнению, требуют к себе критического подхода.

Крупной заслугой Н. И. Надеждина является тот факт, что он сформулировал новые, по сравнению со своими предшественниками, принципы исторической критики.

По мнению ученого, в естественных науках существуют два вида познания: опытное (чувственное) и умозрительное. Но совсем иначе вырабатывается истина в такой науке, как история. Опытное знание здесь достигается путем изучения исторических источников и до­полняется «умозрением».

В связи с этим необходимо упомянуть классификацию Н. И. На­деждина. Он делит источники на безгласные (вещественные и архе­ологические) и гласные (словесные отголоски минувшего).

Но такая классификация не имеет существенного значения для исторической критики. По мнению историка, для нее важнее про­исхождение свидетельств, т. е. вопрос о том, имеет ли дело иссле­дователь с источниками намеренными или безнамеренными. В пер-

 

вом случае критике открывается большее поле деятельности, не­жели во втором, поскольку на эти сообщения может влиять целый ряд причин, искажающих истину. Во втором же случае нет основа­ний предполагать умышленный обман со стороны информатора.

Принимая традиционное, идущее из XVIII в. деление истори­ческой критики на низшую и высшую, Н. И. Надеждин не ограни­чивался этим. Традиционная критика, по его мнению, не решает всех стоящих перед историком задач, так как лишь воспроизводит достоверные факты на основе достоверности свидетельств. Задачи же исторической критики должны состоять не только в отрицании всего неистинного, но и в утверждении истины. В определенной степени это обеспечивается с помощью низшей и высшей критики источников, которую ученый предложил называть формальной кри­тикой. Но ее следует дополнить критикой факта - реальной крити­кой. Последняя, по представлению Н. И. Надеждина, предполагает знание и учет:

1) общей природы человеческой личности;

2) этнографических черт каждого народа;

3) влияния времени, когда происходит событие;

4) условий внешнего общения.

Установить истину можно лишь при совокупном использова­нии формальной и реальной критики.

Такой подход к задачам исторической критики свидетельство­вал о том, что в трудах Н. И. Надеждина научное источниковедение в своем развитии становится на новый, более высокий уровень.

На протяжении полутора веков историки стремились разработать научный подход к изучению исторических источников с целью вы­явления из них достоверных фактов для своих конкретно-истори­ческих построений. Это выразилось прежде всего в собирании источников, определении принципов и критериев оценки их досто­верности, этапов научной критики и характеристике основных разновидностей.

Источники

Болтин И. Н. Критические примечания генерал-майора Болтина на второй том «Истории князя Щербатова». СПб., 1794.

Калачов Н. В. Предварительные юридические сведения для полного объяснения Русской Правды. СПб., 1846.

Каченовский М. Т. О баснословном времени в российской истории // Учен. зап. Моск. ун-та. 1833. Ч. 1.

Каченовский М. Т. Об источниках русской истории // Вести. Европы. 1809. Т. 43.

Каченовский М. Т. Параллельные места в русской летописи // Вести. Европы. 1809. Т. 47.

Миллер Г. Ф. История Сибири. М.; Л., 1937.

Миллер Г. Ф. Объявление предложения до исправления российской истории касающегося. СПб., 1732.

Надеждин Н. И. Об исторических трудах в России // Библиотека для чтения. СПб., 1837. Т. 20.

Надеждин Н. И. Об исторической истине и достоверности // Там же.

Погодин М. П. Исследования, замечания и лекции о русской истории. М„ 1846.

Погодин М. П. Историко-критические отрывки. М., 1846.

Погодин М. П. Нечто о методах исторических исследований // Атеней. М., 1858. №26.

Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1962-1968. Т. 1-7.

Шлецер А. Л. Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке. СПб., 1809-1819.

ЩербатовМ. М. История российская от древнейших времен. СПб., 1901.

Литература

Древнерусские письменные источники Х-ХШ вв. М., 1991.

Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значе­ние. М; Л., 1947.

Приселков М. Д. История русского летописания Х1-ХУ вв. Л., 1940.

Пронштейн А. П. Источниковедение в России. Период феодализма. Ростов н/Д, 1989.

Советское источниковедение Киевской Руси: Историогр. очерк. Л., 1976.

Фарсобин В. В. Источниковедение и его метод. М., 1983.

Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы Х1У-ХУ веков. М.; Л., 1948-1950. Ч. 1-2.

Щапов Я. Н. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в Х1-ХШ вв. М, 1978.

Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения: Средневековый Новгород. М., 1977.