Эрих Фромм о духовной радости, благоговении и идолах

После Юнга и Грофа Фромм и Франкл производят впечатление тех, кто в какой-то мере близки христианской части наследия западноевропейской культуры. Эрих Фромм (1900-80) связывал религию со стремлением человека обрести полноту жизни, ее осмысленность, систему ориентации в мире и подлинный объект поклонения. И это не иначе как в перманентном состоянии изгнанности человека из рая, одной из сторон которой является фундаментальная внутренняя дисгармония человека. Мышление не может ее преодолеть, для этого необходима преданность человека тому, что превосходит человека, его самоотдача Высшему, преклонение перед Высшим. Это и приносит, согласно Фромму, полноту жизни. Тем самым религия психологически оправдана, но только, разумеется, если она не извращена идолопоклонством.

В работе «Психоанализ и религия» (1950) он писал, что религия — это «любая система взглядов и действий, которой придерживается какая-то группа людей и которая дает индивиду систему ориентации и объект поклонения»[61]. Фромм признает, что религия, во-первых, имеет реальный объект поклонения, нужный для нормальности душевной жизни человека и его личностного развития. Во-вторых, она имеет социально-психологический характер, т.е. тесно связана с включенностью человека в межличностные отношения и с объективными основами этих отношений, выражающимися в общности социальных задач и судеб, и, в-третьих, с системой ориентации человека в мире, с тем, что придает его жизни в мире осмысленность и цель.

Роль психоанализа в изучении религии, согласно Фромму, может трактоваться по-разному в зависимости от поставленных целей. Если в качестве цели принимается улучшение социальной адаптированности человека, то результатом будет не более чем приспособление человека к тем условиям и требованиям, которые предъявляются к нему со стороны «мира сего» — со всеми его идолами и пр. Психоанализ улучшит «способность индивида вести себя так, как ведет себя большинство людей его культуры»[62], т.е. сделает его «нормальным» (или хотя бы «ближе к норме») с точки зрения социального окружения и цивилизации в целом. Перестанет ли человек страдать своей душой? — Этого не следует ожидать, но психоаналитическая терапия позволит снизить уровень его страданий до некоего среднего уровня, характерного для данного общества, если вопрос об истине, святыне и нравственной правде не является для данного человека первостепенным.

Такой результат не будет иметь по-настоящему серьезного религиозного значения, хотя и поможет человеку как-то вписаться в сложившиеся духовно погасшие религиозные организации с их бюрократией, примитивной кодификацией образцов поведения и пр. (Фромм, заметим, прошел через сумрачную среду талмудического иудаизма, которую оставил, отдав симпатии ранним хасидам, он же нелестно отзывался затем о католическом авторитаризме и видел варианты профашистского благочестия у немецких протестантов, так что примеров сомнительной религиозности получил достаточно). Но адаптационный результат является целью весьма многих психотерапевтов и психиатров, которые просто востребованы на выполнение соответствующего социального заказа.

Если же человек страдает сердцем от того, что существует серьезное и неустранимое расхождение между истиной и той духовно фальшивой жизнью, которую ведет большая часть общества, тогда подобная адаптационная терапия не сработает даже в смысле смягчения его страданий. В таком случае вступает в свои права терапия «исцеления души». Такая терапия не обещает, что человек прекрасно приспособится к тому, что вызывает его моральную тошноту, но переориентирует его на истину как цель и смысл жизни. «Лечение души» успешно, когда человек постигает истину и делает ее источником и содержанием своих действий. Оно означает реализацию его как личности, обретение силы духа, развитие его способностей, достижение творческой результативности, способности мыслить и решать самостоятельно и здраво, отличать подлинный предмет поклонения от ложного, давать себе трезвую критическую самооценку, а также, что особенно важно, восстановление способности к любви. В итоге, как мы видим, Фромм убедительно обосновывает, что для того, чтобы справиться с душевными проблемами, одной только психологии и психотерапии недостаточно, нужен еще и религиозно-этический анализ проблем и их решений.

Любовь Фромм понимал в библейском смысле как любовь к Богу и ближнему как к самому себе. Эта цель достижима, настаивал Фромм, только в русле того, что он назвал «гуманистической религией», но неосуществима в рамках религии авторитарной. Эти виды религий Фромм различает не по их собственному содержанию, а по отношению к человеку. Признак этот выбран, разумеется, односторонне. Процитируем:

«Авторитарной религию делает идея, согласно которой эта высшая сила, помимо власти над человеком, имеет право требовать от него “подчинения, почтения и поклонения”. Я выделил слова “имеет право требовать”, так как они показывают, что причина поклонения, подчинения и почтения коренится не в нравственных качествах божества, не в любви или справедливости, а в том факте, что эта высшая сила осуществляет контроль, то есть власть над человеком. Более того, эти слова показывают, что высшая сила имеет право заставить человека поклоняться ей и что недостаточное почтение и подчинение является грехом»[63]. Пример авторитарного христианства Фромм увидел у Жана Кальвина, пример авторитарной светской псевдорелигии Фромм увидел в фашизме и коммунизме: «В одном случае фюрер, в другом любимый “отец своего народа”, или Государство, или Раса, или Социалистическая Родина становятся объектом поклонения»[64].

«Гуманистическая религия, напротив, сосредоточена на человеке и его способностях. Человек должен развивать способности своего разума, чтобы понять самого себя, свое отношение к своим собратьям и свое место в мире. Он должен знать правду о своей ограниченности и своих возможностях. Он должен развивать свои способности любви к ближним и к самому себе и чувство солидарности со всеми живыми существами… Целью человека в гуманистической религии является достижение величайшей силы, а не величайшего бессилия, добродетелью — самореализация, а не покорность. Вера представляет собой твердой убеждение, основанное на собственном опыте размышлений и чувств, а не на принятии суждений какого-то авторитета. Преобладающим настроением здесь является радость, тогда как основным настроением авторитарной религии обычно бывает печаль и чувство вины. Если гуманистические религии являются теистическими, Бог в них — символ собственных сил человека, которые он стремится реализовать в своей жизни, а не символ насилия и господства, власти над человеком. Примерами гуманистических религий являются ранний буддизм, даосизм, учения Исайи, Иисуса, Сократа, Спинозы, некоторые направления иудаизма (Фромм имеет в виду хасидов — Л.В.) и христианства (особенно мистицизм), религия Разума времен Французской революции»[65].

В порядке комментария отметим, что «Бог как символ собственных сил человека» и «религия Разума» не лишены черт идолопоклонства, которых не должно быть в «гуманистической религии». Не вместимо в гуманистическую религию и древнехристианское исповедание «Иисус есть Господь», которое не следует считать «авторитарным» в смысле Фромма.

Человек — существо сотворенное, он имеет глубинную потребность в том, чтобы превзойти себя и выйти к Высшему, совершить то, что экзистенциалисты назвали трансцендированием. Другая его потребность, не менее фундаментальная — это стремление творить жизнь. В творчестве человек преодолевает себя, обретает свободу и полноту жизни. Когда он творит жизнь, он одновременно и создание Божье и творец. Подлинное творчество в свою очередь тесно связано с любовью, с забвением себя в любви. Любовь — глубинная мотивация творческой деятельности человека.

«Слова, что человек способен развивать в себе изначально потенциально присущие ему любовь и разум, не означают наивной веры в человеческую доброту. Разрушение — вторичная потенциальная возможность, коренящаяся в самой сути человека и обладающая такой же интенсивностью и силой, какую может иметь любая страсть»[66]. И когда способности человека любить и творить не развиты или блокируются, тогда энергия души идет на разрушение и ненависть. Став разрушителем, человек дает ложное направление своей жажде трансценденции. Разрушая, человек преступным путем преодолевает внешние ограничения.

Религия может как содействовать достижению человеком полноты жизни, так и блокировать или разрушать. Она может приводить разум и совесть человека в состояние паралича, блокировать развитие личности, если подменяет истинный предмет поклонения — единого Бога — на ложный, на идола. Фрейд называл религию «универсальным навязчивым неврозом человечества», диагностировал религиозность как инфантилизм. Фромм возражал: если в религии есть невроз, то это относится к деградировавшей религии, в которой не осуществилось подлинное религиозное призвание человека — быть с Богом и с радостью служить истинному Богу. Невроз имеет место, когда человека настигает неудача в достижении полнокровной религиозной жизни. Полнокровность означает творчески состояться, обрести духовную свободу и зрелость мышления, ответственность в поступках и действиях, подлинную любовь и осмысленные взаимоотношения с людьми, восстановить целостность души.

Религиозные чувства могут быть травмированы. Когда религиозность ущербна, она не удовлетворяет человека и не убедительна для окружающих. Невроз возникает от болезненного чувства одиночества страдающего человека, который может пытаться скомпенсировать его чем-то примитивным, но дающим чувство стабильности и безопасности. В такой ситуации возникает риск переключения с высшего на низшее, например, на фетишизм, ритуализм, культ предков, культ чистоты, на послушание лидерам разного рода, требованиям сектантских групп и пр.

Как психолог Фромм описал ряд вариантов ухода человека от религиозного трансцендирования и оценил их как результат нежелания становиться взрослым и брать на себя ответственность, нежелания или неспособности человека выработать для себя разумную систему ориентации в мире, нужную для основательного контакта с реальностью. Это непосредственно относится к правильному решению фундаментального вопроса — быть созидателем с любовью в сердце или же разрушителем с ненавистью в душе. Особенно важным среди этих уходов Фромм считал возврат (или желание вернуться) под «всеобъемлющую защиту чрева» матери, к «всепитающей груди». На этом пути значителен риск потери разумности или смерти.

Привязанность к природе, крови и почве (расовой или национальной), поклонение женственным божествам, погружение в матриархальные культуры, в родовое сознание — характерные признаки такого ухода. Развитие личности при этом блокируется. Воля, разум, совесть, чувство долга и трезвое понимание иерархии ценностей остаются слабыми. Государство, нация и Церковь тоже могут оказаться такими реальностями, от которых подобный человек будет ждать материнских забот. Национализм, коммунизм и расизм Фромм оценил как новое идолопоклонство, кровно-почвенное по характеру, блудное, если привлекать библейские оценки идолопоклонства у пророков. «Национализм — наша форма кровосмешения, наше идолопоклонство, наше безумие» (с.58). Соответственно, тоталитаризм — «проявление инцестуозной фиксации» (с.57).

Это вовсе не значит, что сознание своей национальной принадлежности непременно должно рассматриваться как блуд в смысле измены единому Богу. Национальная, религиозная, социальная или профессинальная принадлежность служат обретению чувства идентичности, укорененности, соотнесенности себя с другими в сообществе, что необходимо для полнокровности человеческой жизни. Но эти чувства должны быть, по Фромму, непременно личностными, а не стадными, не примитивно-коллективистскими. Стадная идентификация ведет к отказу от любви, творчества, свободы, ответственности, личностного достоинства.

Человеку необходима разумная система ориентации в мире, что иметь прочный контакт с реальностью и результативно действовать в жизни. «Любая удовлетворительная система ориентации содержит не только интеллектуальные элементы, но и элементы чувства и ощущения, выраженные в отношении к объекту поклонения» (с.68). Последний «придает смысл его существованию и положению в мире» (с.69).

В работе «Иметь или быть?» (1976) Фромм пишет о радости как хорошем признаке правильно поставленной душевной жизни (радость это «ровное горение бытия») и о хорошем качестве соответствующей религии. Для подтверждения этого он цитирует немало из текстов как ветхозаветных, так и новозаветных. «В Новом Завете радость — это результат отказа от обладания, тогда как печаль сопровождает всякого, кто цепляется за собственность (см., напр., Мф 14.44 и 19.22). Во многих высказываниях Иисуса радость понимается как чувство, сопровождающее бытие. В самой последней речи, обращенной к апостолам, Иисус так говорит о радости: “Сие сказал Я вам, да радость моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна” (Ин 15.11)»[67].

Сказанное Фроммом о радости прекрасно, но его нужно уточнить, вспомнив, что, согласно М. Шелеру, радость, как и всякое духовное чувство, интенциональна. Она направлена на тот духовный предмет, который вне ее самой, направлена на ценности и святыни, которые, собственно, и вызывают радость. Как писал Виктор Франкл, «радость может сделать жизнь осмысленной, только если она сама имеет смысл»[68]. Так в общем виде, но должна быть и конкретизация. Фромм приводит слова разных деятелей в мировых религиях, которые говорили о радости, а также и некоторых деятелей культуры, не акцентируя внимания на то, что у них разный предмет радости, разное ее содержательное наполнение. Христос говорил о «радости совершенной», которую Он и только Он может даровать и какой больше нет нигде в мире. «Уравнивающий» подход Фромма закрывает возможность понимания этого.

К сожалению, отношение Фромма к христианству не вышло за пределы типично негативного для постхристианской культуры, хотя он и высказывался с некоторой симпатией об Иисусе. Его работа «Догмат о Христе» опирается всего лишь только на К. Каутского, А. Гарнака, М. Дибелиуса и пр. Пролетаризированные массы Римской империи нуждались, как он писал, в мифе о спасении. Так он объяснял то, что он назвал «возвеличением Иисуса до Бога», а также широкое распространение христианства в древности. Марксистские демагоги навязывали это России несколько десятилетий и не стоит тратить время и место на разбор их доктрины. Фромм добавил к этой жалкой социологической схеме объяснения, некритически заимствованные у Фрейда, — «эдиповы желания», «бессозна­тельную враждебность к божественному Отцу», которые якобы были у ранних христиан, и придуманную им «фантазию о распятом сыне», имевшую «чарующую власть воздействия на массы» [69]. Большой ум Фромма сделал большую ошибку. Такое бывает.