Моя жизнь в тени моей персоны.

Только не надо мне говорить… ничего из того что вы хотите мне сказать.

Хотите сказать своим невероятно покровительственным тоном.

Вы и сами поступили бы точно также.

Нет, серьёзно. Вы бы согласились быть даже Говардом Воловицем, ведь и его жизнь интереснее вашей. Скажете, я не права?

Ну так вот, мне предложили что-то вроде роли Огненной Китнисс с силами Гарри Поттера, путешествующей по невероятных размеров Лувру, отдекорированному под Средиземье.

Не отрицайте, вы бы жалели всю оставшуюся жизнь, откажись вы от такой возможности.

Если нет – вы сухарь с полным отсутствием воображения, уж не обижайтесь.

Или обижайтесь, мне-то, по сути, наплевать.

Не знаю, слушает ли кто-нибудь меня по ту сторону. В какой-то момент та часть механизма, что передавала мне ответный сигнал, просто замолчала, и с тех пор я не знаю, разговариваю ли я с кем-то, или …

Не знаю и не хочу знать, что «или». Давайте я и сейчас постараюсь сохранить свой обычный оптимизм. В конце концов, мне надо было понять – в проекте с названием «Атлантида» - в конце обязательно кто-нибудь утонет.

Я не уверена, но, возможно, это я.

Думаю, умирать надо тогда, когда тебе этого ещё не хочется. Умирать, когда ты всё ещё любишь жизнь. Когда у тебя есть цели. Если ты умираешь, потому что болен – ты будешь страдать, плакать и умолять Небо послать тебе выздоровление.

Но это всё же лучше, чем умирать, когда тебе хочется.

Когда всё настолько плохо, что ты больше не выносишь этого гнёта.

‘Вот, скажем, такая ситуация: девушку, у которой в жизни как раз таки всё было «хорошо», вечером в тёмном переулке насилует какой-нибудь ублюдок. Она приходит домой и вешается. Если спросить девушку: хотела бы она умереть до того, как это всё случилось, попасть под трамвай или что-то в этом духе, - что она ответит?

Mean, не лучше бы было умереть счастливой и цветущей? А не несчастной и покалеченной?'

‘ То есть ты бы хотела умереть до того, как всё это началось?’ спрашивает Артур, и выражение его лица меня пугает.

Да. Нет. Не знаю.

Почему всем что-то от меня надо? Отвалите.

Я не знаю.

Я не какое-то там идеальное создание и не обязана ничего решать.

Сами разбирайтесь.

«Главная ошибка каждого человека – считать себя добрым. Ведь мы все такого о себе мнения.

Даже делая что-то плохое, мы говорим не «на зло», а «потому что», ведь всегда есть оправдания.

Когда моя мать впечатала мне игольчатую расческу для укладки прямо в предплечье, она сказала: это ПОТОМУ ЧТО ты проспала.

То есть это вроде как оправдывает прямоугольный синяк из множества маленьких точек на моей коже.

Но сейчас не об этом.

Думаю, из всех моих ошибок, прошлых и будущих, эта – единственная, которую я не совершила. Возможно, я и правда добрая, но просто не знаю, не думаю об этом. Если кому-то нужна моя помощь, то я вряд ли откажу этому несчастному, но, понимаете, потом эти люди начинают ходить за мной, благодарить, спрашивать, как у меня дела и прочее в том же духе. Да всё круто, ребят, только вас это не касается».

Если краткость – сестра таланта, то нет на свете человека, бездарнее меня, честное слово.

Я выбрасываю салфетку и возвращаюсь на работу.

Кажется, что-то похожее было у Паланика: когда улыбаетесь слишком долго, потом это просто оскал.

В любом случае, я не понаслышке об этом знаю.

Это часть моей работы.

‘Добрый день. Какую-то конкретную модель ищете?’

Если ответ – нет, то

‘А гаджет выбираете себе или в подарок?’.

‘А как будете использовать?’.

Дальше – слушаем.

Слушаем.

Всё ещё слушаем, и не дай вам Бог перестать улыбаться.

‘Знаете, я бы предложила вам посмотреть вот эту модель’.

‘Это именно то, что вам нужно’.

Повторить двести раз. И это только до обеда.

Всё, о чём я могу думать:

Как же я хочу спать.

Если бы вечная жизнь равнялась вечному сну – скорая помощь уже ехала бы зашивать мои перерезанные вены.

Когда рабочий день заканчивается – у тебя уже нет сил этому обрадоваться. Мысленно ты высчитываешь минимальное время, которое потратишь на дорогу домой.

Минимальное время на подписание всех реестров и отправку их в офис.

Максимальное время, которое ты сможешь провести в волшебных объятиях сна.

Минимальное время, нужное для сбора на работу на следующий день.

Если представить, что так и пройдёт вся твоя жизнь – можно не сомневаться в покупке веревки и мыла.

«Рабочих пчёл», думаю, вообще часто посещают мысли о суициде.

Меня, по крайней мере, да.

А мне ведь только восемнадцать.

Я должна валять дурака, тусить и трахаться в полутёмных общественных туалетах.

Не уверена, что «должна» - подходящее слово, но именно этим заняты мои ровесники. А они-то уж точно что-то в этом понимают.

Наверное.

2. 1.

‘Это тот самый момент, момент быть героем’, подумала я тогда.

Когда дуло приставлено к виску, в голове просыпается экшн-режиссёр.

‘Лисочка, всё в порядке у тебя?’

‘Да, просто сон плохой приснился’, отвечаю я натужно-бодрым голосом.

Всё, как учили в фильмах. Требую звёздочку за старательность.

Шаркающие шаги всё тише и тише. В подмышках становится липко.

‘Мы просто поговорим. Никто не собирается тебя убивать. Нам твоя смерть очень и очень невыгодна. Присядь и послушай, хоккей? ’

Из них троих он был единственным роботом. Только робот может додуматься повторять это офисно-планктонское «хоккей».

Моя мама всегда говорила, ‘Поверни ситуацию в свою пользу’.

‘Большая часть силы нападающего заключена в слабости жертвы’.

Иногда мне кажется, что она заранее готовила меня к своему сумасшествию.

Я делаю разворот на пятках. На девяносто градусов. Ствол описывает полукруг через мой лоб от одного виска к другому. Почти терновый венец.

‘И это всё, что вы, сучки, можете?’, кидаю я в лицо тому, что сидит в моём продавленном кресле. Мой взгляд – сверхэффектный синтез гордости, насмешки и скуки. Тот самый, что у меня никак не получается нарисовать.

Этот парень, он улыбается. Руки спокойно лежат на подлокотниках. Каждая мелочь причёски и костюма – идеальны. Рекламный постер Dolce&Gabbana. Мадс Миккельсон в роли Ганнибала Лектора.

‘Мэйс был прав. Лучше тебя мы не найдём’.

Когда тебе сказали, что это понарошку, сразу начинаешь видеть недочёты.

Когда тебе сказали, что что-то из этого понарошку, начинаешь во всём сомневаться.

То, что я вижу: круглая зала метров десяти в диаметре. Купол на высоте пяти метров. Светящиеся изнутри панели на стенах. Что-то вроде витража. Что-то вроде истории сражений.

Магия? Сомневаюсь.

В центре – скульптура. Конечно, модельные рост и фигура. Никто не станет увековечивать простых смертных. Материал – лунный камень. Оружие и венец на голове – платина. Эта девушка, я бы назвала её Артемидой со стилистическими предпочтениями нолдор.

Да, да, Гугл в помощь.

‘Ну, как тебе?’ – голос Мэйса в ухе. А полчаса назад связи не было. Неплохо, ребят.

Полчаса назад я очнулась в кромешной тьме. Ну, знаете, когда ломается мод, и за следующей дверью вместо нового уровня – пустота. Чёрный экран. Так вот это – он.

Я не кричу. Ну, на всякий случай.

Внезапно со всех сторон наваливается запах плесени и сырости, до костей пробирает дрожь. Так внезапно, что я сомневаюсь в их реальности.

‘Мэйс, можно было и лучше’, говорю я, поднимаясь на ноги.

Никто не отвечает.

Я дергаю себя за мочку левого уха. Шипение, ничего больше.

Сердце начинает биться так громко, что ничего, кроме стука, и услышать нельзя.

Дело в том, что я боюсь темноты. Причём не как-то там, а катастрофически. Мне кажется, что все самые коварные и ужасные монстры из фэнтэзи фильмов ожили и решили преследовать меня в надежде убить каким-нибудь ужасно садистским способом.

Там, внутри большой, как Звезда Смерти, цилиндрической капсулы, я тренировалась преодолевать этот страх. В больших и тёмных комнатах. Там были и ямы, и клейкие желеобразные стены, и выскакивающие из стен лезвия. И там был Мэйс. Всегда на связи, всегда говорил мне, что делать.

И мне казалось, я победила. До того момента, когда я услышала это шипение.

Никто не хочет признавать очевидную истину: GTA не делает из тебя киллера.

Нэнси Дрю не делает из тебя детектива.

Даже справившись с искусственно смоделированными препятствиями, я оказалась не готова к реальности.

‘Мэйс, мне страшно’, прошептала я.

Я прокрутила в голове список вещей в моём рюкзаке.

Правый боковой карман, двойная молния.

Я зажигаю спичку.

Я вспоминаю длинные тонкие улицы. Не деревья, скорее множество набросанных друг на друга геометрических фигур в двухмерном пространстве. Муравьи-машинки – эй, ребят, у меня в кулаке помещается ваш «Опель». Крыши домов. Здесь, наверху, почти тихо. Почти как на природе.

Тогда я поняла, что я не герой.

Что я тряпка, тряпка, тряпка.

Я поднимаю глаза на своих пленителей.

‘Так что вы предлагаете?’

Скоро (ну хотя как скоро – для меня это была целая вечность, на самом же деле, думаю, минут десять) я почувствовала, что выдыхаюсь – ноги наливались свинцовой тяжестью и всё чаще перехватывало дыхание. Предположение, что меня может кто-то преследовать, стало настолько реальным, что я всерьёз подумывала о том, чтобы остановиться и дать бой неизвестному врагу. Рассуждая логически, я решила, что, как существо, живущее во мраке, он должен плохо переносить свет, поэтому главным моим оружием против него является амулет, который тут же начала стягивать с себя свободной от меча рукой. Мысли, эмоции и физические ощущения сходящих с ума нервов настолько заняли меня, что я ненадолго перестала тщательно, как раньше, осматривать лежащий впереди путь, за что и была награждена сокрушительным ударом пальцев ног о каменный порожек и каким-то неэстетичным, но почти по-каскадёрски крутым падением вперёд на залитый тонким слоем воды и обжитый плесенью каменный пол. Амулет при падении вылетел из моей руки и шмякнулся обо что-то метрах в трёх впереди.

Тихо постанывая от боли, вызываемой перенапряжёнными мышцами и заработанными при падении синяками я, съежившись на полу, ожидала своей участи. Но, к моему удивлению, ничего не происходило. Медленно вытащив голову из-под рук я посмотрела вперёд и зажмурилась – свет амулета бил мне прямо в глаза. Переждав, пока зрачки сузятся в микроскопические чёрные точечки, я стала вглядываться во что-то большое и тёмное, находящееся за светом, так что я не могла его разглядеть. Осторожно осмотревшись по сторонам, я пришла к выводу, что нахожусь в круглом помещении метров десяти в диаметре. Не зная, что опаснее: то, что было скрыто за светом амулета или то, что мчалось за мной по тёмному коридору, я отползла к ближайшей стене, приняв, как вы уже можете догадаться, самую безопасную по моему мнению позу - прижавшись спиной к стене. Отползая, я подобрала ещё и свой меч, который, усевшись, я выставила прямо перед собой, создав иллюзорное чувство защищённости. Своего преследователя я, сколько ни старалась, так и не смогла разглядеть, а вот непонятный силуэт за амулетом я постепенно начинала различать. По моему скромному мнению, это была всего лишь статуя или тотем какой-нибудь, у самой опоры которого отсвечивал краешком жёлтый диск размером с… не знаю со что! Видимо, мне так и не удастся до конца определиться, кто я больше – математик или гуманитарий, но, во всяком случае длины я измеряю точно и на глаз… Так, о чём это я? Ах да, он был, как мне кажется, сантиметров восемьдесят в диаметре, что в то же время восемь дециметров или ноль целых восемь десятых метра. Значит, его площадь (если, конечно, он плоский), приблизительно равна пятьсот девять целых и пятьдесят шесть сотых квадратных сантиметров. Вроде немного успокоилась.

Придя в себя (сердце так бешено колотилось, что неполадок с ним мне стоило бы опасаться гораздо больше, чем существа во тьме), я бесшумно встала, хотя это и было очень трудно – так и хотелось постонать от боли – одно колено на джинсах было порвано, и из дырки неаппетитно выглядывала окровавленная коленка, и направилась в сторону амулета. Повернув его к тому, что я считала статуей, я облегчённо выдохнула – это действительно была какая-то доисторическая статуя из тёмного камня, грубо и плохо стёсанная. Очертания человеческой фигуры – и те едва угадывались. Я оглядела её вокруг и заметила у подножия мелкую надпись, выцарапанную валявшимся здесь же, неподалёку, сломанным ножиком. В таких случаях теперь мне следует найти разлагающийся труп написавшего это. Задрожав всем телом, я поклялась себе ни в коем случае не оглядываться, а главное - не смотреть наверх (посмотрев три десятка английских детективных сериалов я пришла к выводу, что висельников я боюсь больше всего).

Странно, что я всё так долго описываю, хотя в реальности все эти мысли метались в моей голове со сверхзвуковой скоростью, перебивая друг друга и не оставляя мне никакой возможности трезво мыслить. Но, должна признать, и в этом смятённом и угнетенном состоянии я смогла заставить себя заняться, как потом оказалось, очень важным делом, а именно – попыталась прочитать нацарапанное. Присмотревшись к надписи, я пришла к выводу, что это латинский алфавит и, что порадовало меня больше всего, конкретно английский язык. Любимый предмет в школе, хобби, цель - всё вместе. Надпись звучала несколько странновато: «Постучи по щиту». Не «ударь», а «постучи» - на мой взгляд совершенно глупая формулировка. Но учитывая то, что «щит» - тот самый золотой диск в восемь десятых метра – находился у самых ног статуи (т.е. там же, где и я), последовать нацарапанному указанию в данном случае было наилегчайшим решением. Прислушавшись к тишине за спиной и не уловив даже тени шороха, я легонько стукнула по щиту кулаком. Звук получился тихим и недолгим, но затем хрустнуло где-то под щитом и… выдавая целые арии всевозможных звуков, щит вырвался из своего каменного плена и покатился по полу. Вопреки моим ожиданиям, он долго не падал – находясь всё ещё в вертикальном положении, он прокатился несколько кругов вокруг статуи и затем, в конце концов решив не убивать окончательно законы физики, упал на статую, как бы опёрся об неё и одновременно оглушил меня неистовым звоном, в сто раз сильнее, чем ожидался при касании металла с камнем.

Вокруг поднялся пыльный вихрь. Меня едва не сшибало свежим ледяным ветром, неизвестно откуда появившимся в подземелье. Заскрипели старые механизмы и, повинуясь своим собственным, выученным однажды и навсегда правилам, стали двигаться в полутьме куски стен. Весь мир вокруг превратился в шум: свистел ветер, скрежетали механизмы, подвешенные зачем-то под потолком колокольчики звенели на ветру и странный цокающий звук издавал налетевший с ветром песок, стукающийся об колокольчики и щит. Жмурясь от пыли и песка, я всё же, как ни была напугана, просто не могла закрыть глаза и с непонятным и мне самой чувством ужаса и восхищения одновременно взирала на происходящее. В это время фрагменты кладки, различные очертаниями, стали ускоряться. Ромбы, треугольники, многоугольники, трапеции, все с выгнутыми и вогнутыми сторонами, ускоряясь вместе с ветром, неистовым хороводом стали кружиться вокруг меня. Останавливаясь, каждый фрагмент начинал светиться своим особым переливчатым светом, и на нём проявлялся рисунок. Там и тут слышался лязг и скрежет, зажигались куски волшебного паззла. Вихрь снёс меня с ног, я упала на землю и замерла.

Последний фрагмент «пришвартовался» и затих, а комната стала похожа на дискотечный зал, освещённый разноцветными огнями – стены светились всеми оттенками голубого и фиолетового, а от потолка растекался тёплый жёлто-оранжевый свет. Угомонился ветер, перестали орать колокольчики, оставив только лёгкое позвякивание. Даже боль в колене и в мышцах отступила, хотя осталось странное отупение во всём организме, как будто меня накачали очень сильным обезболивающим.

Я не двигалась, ожидая продолжения, но всё было тихо. Аккуратно приподнялась с пола и, шатаясь и хромая, подошла к статуе в центре. Она очень изменилась – так сильно, что легче было бы предположить, что ту статую убрали, а эту поставили сию минуту. Она казалось нереальной, полупрозрачной. Во все стороны от неё падали разноцветные блики. Новая статуя была сделана из какой-то очень красивой разновидности лунного камня. Я стояла, видимо, за спиной статуи, так как не могла понять, кого она изображает. С моей стороны были видны только «складки» чьего-то одеяния. Я осторожно обошла кругом… и увидела её. В первый момент она почему-то напомнила мне Афину Палладу: струящиеся по плечам волосы; не греческое, но лежащее такими же складками одеяние непонятного фасона; прислонённый к ноге щит, также изменившийся, был теперь из чистейшей платины, украшенный резьбой сказочной красоты – такой я даже в фэнтэзи фильмах не видела. Гордо поднятая голова. Совершенные черты лица. Нет, опять-таки не греческие, но такие, какие должны быть у Афины. Ну просто мне так кажется. И ещё она была похожа на эльфийку: обруч в форме листьев на голове (тоже, должно быть, из платины); острые кончики ушей, высовывающиеся из-под волос. Слегка по-детски приоткрытый рот. Слегка прищуренные глаза, как будто она смотрела на свет.

С детских лет приученная ценить красоту искусства, я восторженно смотрела на статую. А она вдруг посмотрела на меня. Невозможно, нереально, ведь у неё даже нет зрачков. Но она посмотрела. Я вгляделась – ни признака движения. Только мой амулет слегка покачивался из стороны в сторону на цепочке, зажатой в её ладони. Что!? Зажатой в её ладони??! Я схожу с ума.

Есть вещи, которые мы делаем неосознанно. Представьте, сколько бы времени у нас занимали даже элементарные движения, если бы мы всё и всегда обдумывали, например: «Надо взять чашку. Зачем? Чтобы попить воды. Значит, логично предположить, что с начала её надо поднести ко рту. Зачем? Чтобы вода была на доступно близком расстоянии ото рта. После этого открываем рот и наклоняем чашку. Зачем? Чтобы вода полилась в открытый рот…» и так далее. Но, знаете, иногда, думаю, было бы полезно сначала думать, а потом делать. И это был один из таких случаев.

Я успела только лишь прикоснуться к амулету, по всей видимости желая вытащить его из её руки, как сотни, тысячи звуков, голосов, мелодий вдруг закружились в моей голове… голоса шептали, орали, умоляли, приказывали …

Я бежала по лабиринту. Со всех сторон бил ослепительно белый свет. Впереди кто-то тянул меня за руку и звал вперёд, но я не видела лица. Пол постепенно наклонялся назад, и бежать было всё сложнее. Моё длинное бледно-голубое платье полами юбки задевало об пол и развевалось позади причудливым шлейфом. Мы почти не сворачивали – коридоры проходили по бокам, а мы неслись, почему-то ступая совсем неслышно, к самому сильному источнику ослепляющего света. Долго ли мы бежали – дни или секунды – я не знала. Я просто бежала вперёд, навстречу очищающему пламени, спотыкаясь и вставая, окликая своего спутника и не получая ответа. Но вот, наконец, мы добежали. До света оставалось всего-то шагов пятьдесят – как вдруг я заметила, что путь к нему преграждают какие-то силуэты – я насчитала их семь. Я хотела было спросить своего спутника о них, но он резко выпустил мою руку и свернул в один их коридоров лабиринта, так, что его плащ ударил меня полой по лицу. А я по инерции продолжала бежать. Странные тёмные силуэты оказались бесплотными тенями, повисшими в воздухе, и даже вроде бы не опасными, если не учитывать зло, которое как будто разлеталось от них во все стороны. А за ними была дверь. Дверь, не держащаяся никакими стенами. Тогда уж, скорее, дверная рама. Дверная рама, из которой бил свет. А дальше… как в компьютерной игре, когда твой герой погибает, и уровень начинается сначала – и ты уже точно знаешь, что и когда произойдёт, вопрос только: сумеешь ли ты нажать нужные клавиши в нужное время? Так и было. Я почему-то точно знала, что будет, как будто это уже происходило со мной: вот сейчас я побегу в проём – я знаю, мне надо туда – и тени схватят меня и будут тянуть вниз за ноги и за одежду, пока я повисну на раме, держась за неё обеими руками и пытаясь вырваться… а потом я всё же упаду вниз. И буду лететь во мрак вдоль стены, что ещё недавно была полом. Так оно и произошло. Только не так сухо и безжизненно, ведь я, как рыба, попавшая в сеть, всё ещё билась, трепыхалась и пыталась во что бы то ни стало спасти свою жизнь. Но они тянули меня так сильно, а пальцы так быстро онемели от напряжения, что я не удержалась. Летела во тьму и смотрела, как постепенно сгущается вокруг мрак и как летают кругами, словно коршуны, тени, что свергли меня. А потом всё померкло.

Глава 2.

Когда я очнулась, то вновь увидела вокруг себя тот зал. Я опять лежала на полу, свернувшись в комочек и изо всех сил закрыв уши руками. Мой мозг раскалывался на сотни кусочков. «Неужели это кончилось?» - пронеслось в голове.

Тихонько постанывая (я вообще не привыкла переносить боль), я встала и огляделась.

Зеркало. Прямо передо мной. Зеркало. Несуществующее зеркало. Абсолютно ни при каких условиях не возможное зеркало. Да, конечно, я вижу его. Очень чётко. Даже слишком чётко. Но его нет. Я знаю, что его там нет. Вам приходилось ли когда-нибудь смотреть на предмет, который не существует? Нет, ни на глюк больного воображения, а что-то, что вы отчётливо видите, но при этом столь же точно понимаете, что этого чего-то нет там, где вы на него смотрите. Как будто сознание раскалывается на две половины. «Эй!» - услышала я. Услышала звук, который никогда не звучал. «Я здесь, в зеркале» - уверил меня голос. Голос, который не нарушал тишину, меня окружающую!!!! Я подняла отчего-то очень тяжёлые веки максимально вверх, пытаясь помешать им закрыться, и посмотрела в зеркало. Кроме меня там никого не было. Я отвела взгляд от зеркальной глади и немного покружилась вокруг себя, стараясь увидеть говорившего таким странным способом. Но уже знала, что искать надо не здесь. И вновь вгляделась в отражение. Почему-то мне в голову пришла мысль, что говоривший мог быть вроде вампира, только наоборот – то есть не то чтобы не отражаться в зеркале, а вместо этого отражаться только в зеркале. Но, даже напрягая все мышцы и превращаясь в одну вытянутую струну, венчаемую пристально вглядывающимися глазами, я ничего не увидела. Хотя нет, всё-таки кое-что привлекло моё внимание… я опять увидела амулет в руке статуи. Ассоциация с компьютерной игрой вновь поразила меня и, так как выход из помещения был заслонён зеркалом (быть может, через него и можно было пройти, но я побоялась), я решила вновь прикоснуться к аксессуару, уже стоившему мне столько хлопот, и попытаться «заново пройти уровень».

Решительно развернувшись назад, я шагнула к статуе и замерла – никакого амулета в её руке не было. Глянула в зеркало – ну, точно, вот он тихонько раскачивается на своей цепочке.

Наконец-таки до меня дошло! Вертя головой туда - обратно я нашла несколько различий между статуями – такие мелочи, по которым эксперты определяют подлинность полотен великих мастеров. Фигура в зеркале была живее, теплее и, знаете, утончённее.

На всякий случай взяв в руку меч (так как всё ещё боялась её), я вернулась к зеркалу и, смотря ей прямо в глаза, сказала: «Привет».

Статуя улыбнулась и шагнула на пол, покинув свой пьедестал. Я всем корпусом обернулась назад, но за мной по-прежнему стояла на возвышении безмолвная и недвижимая фигура, в то время как её «отражение» неспешным шагом подходило ко мне.

- Успокойся. Я не причиню тебе вреда. Не паникуй, я всё объясню – промолвила она, и опять у меня создалось ощущение, что её голос звучит только у меня в голове.

- Знаешь, почему-то мне кажется, что другого выхода у меня просто нет.

- Хм… в какой-то степени ты права. Разрешишь называть тебя «леди Энн»? Или, может, даже просто «Энн»?

- Называй. Хотя стой… леди Энн… что-то знакомое… где же я это слышала? У… не вспомню. Кстати, раз уж начали говорить, не просветишь ли меня, где я нахожусь?

- В святилище леди Энн…

- Стоп. Если я – леди Энн, то это – моё святилище? Мой храм! Место, куда люди приходят мне поклоняться… - с нарочитым пафосом начала я, размахивая в воздухе свободной рукой и строя разные комические гримасы. Заодно ещё и повернулась немного назад, посмотреть, стоит ли ещё на месте прототип моей собеседницы – изваяние было недвижимо.

- Сначала дослушай меня, хорошо? Так вот, это святилище – место пробуждения сил в каждой новой Энн. Отправной пункт, если можно так выразиться…

- Так это не… персональное имя? Что-то вроде титула, да? Какая жалость! – Вновь не нарочно перебив её из-за переполнявших меня смешанных чувств, воскликнула я.

- Может уже разрешишь мне договорить – молча. Быть леди Энн - это тяжкая обязанность, которая возлагается только на тех, кто в силах с ней справиться. С этой минуты ты – леди Энн, дочь Белого Дракона, защитница людей Лэтасейну.

- Чего??!!! – спросила я с такой интонацией, как будто кто-то попросил меня, «всего-то на всего» поднять мамонта и донести его на руках до Мыса Доброй Надежды, где его будет ожидать армия трёхголовых эльфов с фиолетовой кожей! Да, согласна, это уж слишком. Я вообще чрезмерно склонна… не то, чтобы преувеличивать или искажать факты, но разглагольствовать, как Остап Бендер, забывая иногда, о чём я вообще в начале говорила. Моя просветительница бросила на меня настолько суровый молниеносный взгляд, что я смутилась и, подавшись назад, пролепетала «Прости».

- Простила. Лэтасейну – это... как бы получше тебе объяснить. Вообще это остров. Точнее, не сам остров, а всё, что на нём находится. Но и остров тоже… Хорошо, начну сначала. О том, что существуют параллельные миры, тебе, надеюсь, известно? – Она говорила, как профессиональный оратор, тщательно проговаривая все звуки и будто бы находясь в постоянном внутреннем напряжении. Мне казалось, что она всё время обдумывала, в каком месте надо улыбнуться, в каком – слегка наклонить голову, в каком – сделать якобы естественный жест рукой, не слишком зажатый и не слишком вульгарный. Знаете, всё её поведение было таким же, как этот жест: не зажатым и не вульгарным, а, как это говорится, «располагающим».

- Может и да, но я хочу, чтобы ты объяснила, если не трудно. – В тон ей ответила я, ещё раз ненароком бросив взгляд назад, на статую. У меня создалось ощущение, что… как же мне её называть? девушка в зеркале? рассказчица? отражение статуи? Ладно, она это заметила и ей не очень понравилось моё поведение, но она ничем существенным не выдала своего настроя.

- Извини, что вновь тебя прерываю, но, позволь узнать, как я могу называть тебя? – Робко спросила я и сама поразилась тому, как вежливо я с ней разговариваю. Наверное, я подсознательно подстраиваюсь под людей, с которыми общаюсь. Так что я тоже в какой-то мере оратор, умеющий втереться в доверие к людям. Мы квиты.

- Можешь звать меня Анезка.

- А? Да,… красивое имя. Хоть, на мой взгляд, и странное. Оно что-то означает?

- Означает-означает, но тебя не это должно волновать, Энн. Могу я, наконец, продолжить? Так вот, очень-очень давно, когда по Земле ещё даже динозавры не ходили, ваша вселенная была единственным миром. И, пока на твоей планете не появились люди, она им так и оставалась. Но человек (не знаю уж, в силу каких причин), нарушил общий ход событий, и вышел на существенно более высокий уровень, чем тот, на котором так и остались звери.

- Это я и так знаю.

- Может уже милостиво соизволишь разрешить мне договорить?! –рассердилась она.

- Всё, я закрываю рот воображаемым кляпом и перестаю тебя перебивать. – Немного обиженно выкрикнула я.

- Давно пора! – Рассвирепела она. Потом, как будто вспомнив что-то, сделала полшага назад и, глубоко выдохнув, продолжала как ни в чём не бывало:

- Мыслящие люди делятся на три общих типа: одни воспринимают информацию образно, другие – детально. Первые видят картину целиком – обстановку комнаты, пейзаж и прочее, и, если, скажем, такой человек стоит перед входом в мрачное подземелье, то на него мгновенно накатывает ужас, создаваемый общей атмосферой, но если этого человека потом спросить, что именно его так напугало, то он затруднится с ответом. Второй же тип – люди, которые, для сравнения, скажут, что напугал их конкретно череп, лежащий неподалёку от входа, но при этом смогут войти в подземелье, потому что в их головах не возникает миллион призрачных теней, таящихся в сырой мгле. Третий же тип– не так часто встречающиеся люди, если составлять процентную диаграмму, находящиеся где-то между первыми двумя типами. Они умеют воспринять всё целиком, при этом не упустив маленьких деталей. Такие люди становятся Творцами. То есть выбирают творческие профессии, если переводить на земной лексикон.

В сознании этих людей образ становится объёмным, живым, как это называется… Три-дэ модель? Да, наверное. И если людей, в голове у которых одна и та же эта… модель становится очень много, то…

- Извини пожалуйста, что я тебя перебиваю, но откуда ты знаешь слова «процентная диаграмма» и «3D-модель»? – озадаченно спросила я её.

- Покопалась в твоём сознании… - первый раз будучи явно смущённой, ответила она.

Я почти отпрыгнула на шаг и, бросив меч на пол (последний отозвался негромким всплеском), схватилась за голову обеими руками, видимо пытаясь таким образом вытрясти из головы вражеские щупальца, сканирующие мой мозг.

- Энн,… Энн!!! Да перестань громко сопеть и послушай меня!! – Вот теперь она реально рассердилась, видя, как я истерично озираюсь вокруг себя. По правде говоря, меня волновали уже совсем не щупальца, а нечто более существенное: услышав всплеск, вызванный падением моего меча, я посмотрела вниз и с ужасом осознала, что уровень воды, бывший во время моего первого посещения залы настолько малым, что едва прикрывал плесень на полу, сейчас в скором темпе поднимался вверх, и доходил уже почти до середины голени. И как я раньше не заметила!

- Энн!!!! Послушай меня, это важно!!!!! – прерывая ход моих мыслей, закричала Анезка.

- А? Да? Что происходит? – Откликнулась я и, хлюпая по воде, подбежала к зеркалу.

- Слушай всё, что я тебе скажу, и запоминай. Здесь, по мою сторону зеркала, выход назад в твой мир. Нет, стой на месте. Но дорогу сюда закрывают семеро. Ты их уже видела, помнишь?! Ты встретишь их всех в телесном облике, и знай – ты можешь их не узнать, но они ВСЕГДА знают, где ты, и что это именно ты. Они все есть в тебе, ты для них как большой красный маяк. Ты не в силах их победить, покуда ты не найдёшь и не победишь их в себе. Они будут стараться не уничтожить тебя, а переманить к себе – поэтому не верь даже друзьям. Всё, что я не успела рассказать, я сообщу потом, найду способ увидеться с тобой. А сейчас – спасайся. Они нашли тебя. Я не думала, что это будет так скоро. – Я обернулась, ища выход, но проход за зеркалом уже давно и как-то незаметно исчез, а других дверей не наблюдалось. – Возьми с собой меч. – Напутствовала Анезка.

Вода уже поднялась до колен, и от неё ужасно воняло плесенью. Паника, столь свойственная мне с тех пор, как я попала сюда, внезапно обратилась в решимость. Я чувствовала себя живым воплощением самых крутых выживальщиков всех знакомых боевиков. Представив себе, что это (опять-таки) очередной уровень игры, я стала по-другому оценивать окружающую меня обстановку. Рывком нагнувшись (вода хлестнула по лицу, и пришлось зажмуриться), я на ощупь достала со дна, ещё недавно бывшего полом, меч и начала пристально, но быстро оглядывать залу в поиске выдвижных панелей, рычагов и незаметных дверей. Мой взгляд метался по стенам, но они были девственно чисты. Точнее, там была изображена какая-то длинная история: воины, странные человекоподобные сущности, демоны, крепости, пейзажи… думаю, разберись я подробно с изображением, мне очень многое в раз стало бы намного понятнее, но времени на восхищение рисунком (а нарисовано было отменно, как же я раньше не обратила внимания?) у меня не было – надо было выбираться. Меч в руке был совсем некстати, и я неумело просунула его рукоять под ремень джинсов, что всё же удержало его, хотя теперь он серьёзно меня перевешивал.

Ещё когда только появилось зеркало, я заметила, что почти по краю пола, вдоль стены, шла тоненькая каёмочка с какими-то буквами. Не теряя ни минуты и стараясь не думать о том, что выхода, возможно, вообще не существует и нечего так стараться, я еле добралась до стены - воды было уже по пояс, и ноги начинало отрывать от земли. Наученная горьким опытом занятий в бассейне по средам, я уже знала, что, набрав за щёки воздуха, ко дну головой уж точно не опустишься. Поэтому, мысленно попрощавшись с этим миром, я глубоко вдохнула, выдохнула и нырнула.

Открыв под водой глаза, я сначала испугалась не на шутку - мутная вода превращала всё вокруг в почти чёрную бескрайнюю бездну, и кайму с текстом я нашла только потому, что точно знала, где искать. Проплывя вокруг всей надписи, отплевываясь от плесени и внимательно вчитываясь в английский текст – воздух в лёгких почему-то не кончался, что меня ужасно порадовало, я вынырнула.

На самом деле, у меня и так не плохая память, но в тот момент она, видимо, работала на износ, потому что я крепко запомнила написанное:

Helen had a crown

Which gave her magic power

But it appeared to be

Too weak to save her life.

Of better use was sword

Which Anezka fought in fight

But suddenly she understood

How many people‘ve died.

The necklace worn by Alice

Was stronger than the death

But how to use it properly

She couldn’t understand.

The chain mail made by Catherine

Could save from any arm

But other death had followed her

She’s deep under the ground.

Find objects I’ve described

Around you on the walls

They’ll lead you right out of the room

But hurry now, you, girl!

В другое время я бы поспорила с создателем этого «шедеврального стихотворения» на счёт рифмы, с которой он был временами в ладах, но сейчас меня больше волновала головоломка, которую предстояло решить. К тому же, я не знала значения слова «chain mail», что меня сильно тревожило. Но вода подступала. Я лихорадочно стала искать изображения короны и имя Хелен. Мне понадобилось не больше трёх секунд, чтобы найти нужную надпись. Она была криво выжжена на одном из светящихся блоков, прямо наверху, а под именем находилось изображение девушки в… точно таком же головном уборе, как и на статуе. По правде говоря, я ни за что бы не заметила его, если бы не знала, что конкретно искать. Я даже не помню, как выглядела та девушка, что она делала на том изображении, главное, что меня интересовало – это украшение на её голове. Блок в стене светился нежно-голубым, а все изображённые предметы были раскрашены, поэтому задний фон смотрелся как голубое небо. Корона же не была частью картины – она выделялась своим золотым блеском, да к тому же немного выпирала – думаю, сделана она была наподобие гвоздя, вставленного в специальное отверстие в блоке. Что же мне с ней делать?

- Что с ней делать, Анезка? – повторила я уже вслух.

- Освети свой путь.

Вот обязательно так отвечать? Кому нужны советы, которых не понимаешь? Она почти как моя учительница физики – та тоже говорит на каком-то странном наречии, непонятном окружающим.

Я попыталась нажать на корону, на она упёрлась и не хотела сдвинуться ни на миллиметр вглубь, но, зато, зашаталась под моим пальцем из стороны в сторону. Тогда мне пришла в голову поистине гениальная мысль – я попыталась выдернуть деталь из стены. Она легко поддалась.

Из открывшегося отверстия вырвался голубой луч. Засунув корону, отдельно от изображения больше похожую на серёжку, в карман, я инстинктивно ринулась по направлению света. Луч, в силу изогнутости выемки от короны, бил косо и упирался в другой рисунок. Анезка. Очень похоже на статую, только вот со стягом, мечом и на коне. Золотой меч. Легко! С усилием я выцарапала его из стены, и он последовал вслед за короной, в то время как я, уже полуидя-полуплывя, добралась до стены, в которую бил жёлтый луч света. Это, значит, должна быть Элис. Я еле разглядела ожерелье – деталь была столь мала, что даже не заметно было золотого отблеска. Даже мои ногти были слишком грубы для такой ювелирной работы. Я растерялась.

- Кинжал всё ещё лежит на дне, Энн. – Как-то до неприличия спокойно и отстранённо сказала Анезка. Я обернулась на звук. Странно, но там, у неё, за зеркалом, всё ещё было сухо. Вода только у меня, ясно.

Пришлось вновь нырнуть, на этот раз глубже. Кинжал, которым когда-то была нацарапана надпись у подножия статуи, всё ещё неприметно валялся себе на дне. Схватив его и вынырнув, я поразилась тому, что, хоть он и должен после царапанья лезвием об камень быть Бог знает на что похожим, он всё ещё был остр, как лезвие бритвы. Мои ноги уже еле-еле касались дна – воды было по грудь, и добраться до стены оказалось труднее, чем я думала. С горем пополам выдернув золотое ожерелье из светло-бирюзового блока, я, отплёвываясь от воды, которая уже доходила мне до подбородка, поплыла к последнему изображению, придирчиво выбранному лучом. Там на лиловом куске стены, уже находившемся под водой, была изображена какая-то эпическая схватка. Ни одной девушки. И из-за воды уже невозможно разглядеть, блестит что-нибудь или нет. *****.

Чтобы водная гладь не искажала мне видение рисунка, пришлось ещё раз погрузиться в вонючую воду. Есть! Девушка в блестящей кольчуге (так вот каково значение этого слова!) сражается среди прочих. Правда, увидела я её с трудом – всё её изображение было осыпавшимся… Стоп! А вдруг…

Вынырнув, чтобы набрать воздуха, и снова погрузившись, я достала из кармана три маленькие золотые детали. Они идеально подходили к выемкам в изображении девушки. Так… корону… теперь – меч… и, наконец, ожерелье. Я гениальна.

Вода пошла рябью от подводного толчка, и меня стало затягивать куда-то. Пытаясь одновременно держать одной рукой меч, а в другой сжимая кинжал и напрягая мышцы спины, чтобы рюкзак ненароком не смыло с меня, я повисла на ногах статуи, пока вода водопадом уносилась вниз. Она нещадно хлестала лицо и тело, мышцы нестерпимо болели от напряжения, и покрытый тухлой слизью мох попадал в рот. Постепенно я приходила к мысли, что мои силы кончатся быстрее, чем схлынет вода. Нечаянно подняв глаза наверх, я поняла, что именно так и случится – из круглых отверстий, внезапно открывшихся в потолке, тоже лила вода. Я так понимаю, выбора у меня нет?! Ну и пожалуйста.

С опаской глянув в зияющую в полу дыру и мысленно перекрестившись – реальные руки были до неприличия заняты, я приготовилась к прыжку навстречу, возможно, смерти. Но, знаете, когда происходит много всего странного за очень короткий промежуток времени, то сил на страх уже не остаётся. Ко мне даже внезапно стали приходить смешные ассоциации – вся эта комната вместе со сливным отверстием в полу походила на унитаз. Придя к мысли, что весь мир – туалет, а я – всего лишь бактерия, я уже почти прыгнула, как вдруг (как всегда – неожиданно) ко мне обратилась Анезка, о которой я уже почти забыла:

- Решилась? Тогда запомни ещё одно до того, как прыгнешь – там никого не было.

- Что??!! – Перекрывая шум струй воды заорала я.

- Там никого не было, Энн.

Поток стал настолько сильным, что я просто не смогла удержаться. За секунду меня смыло в яму. Стукнувшись головой о каменный край отверстия, я отключилась.

Глава 3.

- По законам Вивентиса, мой лорд, мы не можем убить её сейчас.

- Скажи мне, Рэго, кто на кого работает: я на закон или закон на меня? Хотя ты прав, не можем. Но не в законе дело… - Говоривший надолго задумался и потом продолжил – Несите её в город, но смотрите, чтобы она не проснулась. И переоденьте её, ненавижу запах сырой рыбы.

Я резко открыла глаза. Светло-розовый с золотым. Винтажный узор вроде тех, что сейчас встретишь разве что в ресторанах и будуарах в качестве обоев или обивки. Моя мечта лет до десяти – пока я играла с куклами. Я приподнялась на руках – ощущение было такое, как будто я сломала все кости своего организма, и, хоть их и срастили весьма удачно, места сломов всё ещё жутко ныли. Вряд ли это в действительности было так – но моё воображение всегда работало, как говорят актёры, «в плюс» - т.е. ужасно преувеличивая. Так клоуны говорят друг другу «Привет» на арене цирка, так я, чувствуя боль перенапрягшихся мышц представляю хирургический стол и реки крови.

Оценив состояние организма как «средне плачевное» я принялась жадно рассматривать окружающую обстановку. Вся комната, в которой я находилась, была обита той же тканью с белыми вертикальными вставками, а углы у очень уж высокого (метров шесть от пола) потолка были закрыты лепными цветами, листьями и херувимами. Прямо напротив меня находилась белая дверь, в то время как я «возлежала» (пафосное слово, но в данный момент именно оно как нельзя лучше подходит) на огромной кровати с балдахином из этой же розовой ткани, уже набивавшей оскомину. Вокруг меня громоздились разнообразные подушки, бархатные и с кистями, вельветовые с вышитыми рисунками и прочее в той же «розовой гамме», хотя и с несколькими вариациями, в то время как я сама тонула в бескрайнем пушистом одеяле, буквально придавливавшем меня к перине. Всё это, в том числе и пару других предметов мебели, стоявших в комнате, я увидела в ярком солнечном свете, бившем из большого окна (опять с такими же занавесками, что было уже невыносимо) по левую руку от меня.

После сырого подземелья эта обстановка произвела на меня столь сильное впечатление, что в течение нескольких минут я приходила в себя, перебирая в голове «предыдущие воспоминания» (уместнее сказать «вчерашние», но у меня нет никакой уверенности, что это было вчера). Потом, всё ещё в каком-то странном состоянии, когда делаешь всё автоматически, не задумываясь, я выползла из-под одеяла и с грохотом бухнулась на пол, так как кровать в высоту составляла примерно метр.

Тихонько поскулив, я еле-еле поднялась на ноги. На маленьком ажурном креслице было аккуратно разложено невероятно сложно скроенное платье времён Королевы-девственницы, в котором были удачно совмещены зелёный бархат, что-то вроде виссона цвета топлёного молока и тончайшие золотые нити, там и тут очерчивающие грани между частями наряда. Так как прохладный ветер активно задувало в комнату через окно, я поспешила одеться, что оказалось весьма сложным делом, но я так продрогла, что выбора не было.

Одевшись, я подошла к двери и, так и сяк подёргав её и с силой толкнув, убедилась, что она заперта. Так как других дверей не наблюдалось, я стала медленно прогуливаться по комнате, ожидая, когда за мной придут – ведь не собираются же они оставить меня тут навечно. На всякий случай я просмотрела содержимое всех ящичков маленьких шкафчиков и прочего в подобном роде в поиске своей одежды и рюкзака, но увы всё было тщетным. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем в двери наконец заскрипел ключ – я чувствовала себя такой разбитой и никчёмной, что не могла даже думать.

Тем не менее, моё сознание немного прояснилось, когда вошедший лакей в парадно расшитой ливрее невероятно торжественным голосом сказал:

- Мне поручено проводить Вас, леди Энн, идите за мной.

- Куда проводить? – совершенно логично спросила я. Он не обратил на мои слова совершенно никакого внимания, и уже вышел из комнаты, когда я, подобрав многослойную юбку побежала за ним. Только тут до меня дошло, что я босиком, - в коридоре, состоящем только из двух цветов – золотого и красного, намешанных так, что аж в глазах начинало рябить, пол был сделан из гигантских каменных плит, впитывающих в себя холод и радушно передающих его теперь моим ступням. Я не помню, сколько раз я кричала лакею остановиться – он каждый раз честно оглядывался и продолжал идти дальше, а я, с ногами, на ходу отмерзающими, бежала за ним (бежала - сильно сказано, учитывая то, что пол был холодным и скользким, а юбка всё время вываливалась из рук), чувствуя себя Алисой, преследующей своего кролика.

Когда, наконец, кончились залы и галереи и лакей в ожидании замер у дверей, ведущих в странное сооружение вроде сада с колоннами и стеклянной крышей сверху, примыкающего к основному зданию, я не сразу поверила своему счастью. Не очень изящно затормозив на скользком отполированном полу в полуметре от лакея, я отряхнулась, поправила юбку и осторожно вышла в сад. Навстречу мне обернулся пышно разодетый мужчина, в чертах лица и движениях которого видна была «благородная кровь». Он был высок и хорошо сложен. Тонкий нос, высокие скулы, синие глаза с длинными ресницами, тёмно-русые волосы, как будто сами по себе лежащие «как в рекламе», и пронизывающая всё его существо улыбка, как будто вызывающая меня танцевать с её обладателем танго оставляли все вместе неизгладимое впечатление.

- Добро пожаловать, леди Энн. – Обратился он ко мне и его звучный голос дополнил то сильное впечатление, которое он на меня произвёл. – Как вы чувствуете себя? Признаться, я не ожидал уже увидеть вас в живых. Месяц назад до меня дошёл слух, что вы вновь появились в Лэтасейну, как и было предсказано, но, когда мои гонцы достигли места вашего предполагаемого нахождения, им сообщили, что вы внезапно исчезли среди ночи в окружении странных безликих существ, и больше вас никто не видел. Но вы, вероятно, голодны. – Внезапно сменил он тему. – Не так ли? Думаю, нам будет удобнее продолжить разговор за обедом. Следуйте за мной.

И он повёл меня вглубь сада, в белоснежную беседку, внутри которой находился небольшой изящный столик и пара кресел, обитых белой тканью. Он отодвинул кресло, приглашая меня садиться, затем сел сам и вопросительно посмотрел на меня, ожидая, видимо, что я скажу что-нибудь, не переставая улыбкой приглашать меня на танго.

- По правде говоря, я всё ещё не знаю, как вас зовут и где я нахожусь. Я плохо помню, что случилось, и, если честно, абсолютно дезориентирована. – Внезапно начав говорить таким же «литературным», насколько это возможно, языком, сказала я просто потому, что «надо же было что-то сказать».

- Ах да, я же совсем забыл представиться! Как невежливо с моей стороны. Я Эверэс, правитель Вивентиса и прилежащих территорий вплоть до Герки на северо-востоке и Непроходимых лесов на юге. Вы, может быть, всё же присядете? – Я послушно села. – Это так неожиданно, поверьте мне – ваше появление сейчас… Почему сейчас? Вы прослышали о чём-то? Что же это было?

- Да я и сама не знаю. Просто вдруг… простите, у меня, наверное, проблемы с памятью – я не очень представляю, кто я и что вообще здесь делаю. – Робко ответила я, решив, что лучше уж раскрыть все карты, чем сидеть и кивать с умным видом, не понимая ни слова.

Он изменился в лице. На долю секунды неприкрытое отвращение и удивление исказили красивые черты почти до неузнаваемости, но это случилось так быстро и было так мимолётно, что я даже не решилась бы присягнуть, что мне это не почудилось. После этого странного происшествия он вдруг стал говорить ещё более елейно, как будто был какой-то камень, который и так не мешал ему жить, а теперь и вовсе свалился с красивых плеч.

- Леди Энн, в ваших жилах течёт древняя и уважаемая кровь. Те девушки, которые получали ваше звание до вас (ведь, вы, думаю, знаете,

что леди Энн – не имя, а, скорее, титул), приходили в наши края в тяжёлые для всех нас дни, чтобы поддержать и возглавить народ, чтобы править им честно и справедливо. Поэтому-то меня так и удивило ваше появление сейчас – оно заставляет меня думать, что слухи, давно ходящие по всем землям Лэтасейну, были правдивы, слухи о том, что единственная дочь королевы Ариадны безумна, а, стало быть, после смерти королевы не останется ни единого наследника, способного взять на себя тяжкое бремя правления.

Учитывая то, что Эвересу в принципе было свойственно изъясняться долго и запутанно, как пишут в книгах - «велеречиво», то, думаю, нет надобности повторять весь разговор, один из многих неимоверно длинных разговоров, которыми он меня буквально пытал в долгие часы наших прогулок по садам и галереям. Судя по тому, что, перебарывая велеречивость, пытался он мне объяснить об их политических процессах, порядках и проч., я уяснила для себя в качестве неоспоримых фактов всего только несколько основополагающих деталей:

1. Лэтасейну – это остров значительных масштабов (можно было бы даже сказать материк, но точных размеров я не знаю, и полагаюсь только на устные описания), единственный клочок сухой земли в мировом океане (как сказал Эверес: «безбрежная синева Большой воды, рождающая солнце в светлых потоках своих на востоке и отдающая его на пищу змиям тёмным на закате»).

2. День сменяет ночь, весна сменяет зиму, лето – весну и так далее, в неделе - семь дней, в году – триста шестьдесят пять дней - это всё как у нас, слава Богу.

3. На острове-материке царит полисная или почти полисная система, в которой каждый крупный город живёт отдельно и имеет собственные законы и собственных «власть держащих», и все соседние поселения подчиняются ближайшему городу. Но, при этом, все города делятся как бы на города «малого» и «большого» порядка – города последнего имеют полномочия в случае необходимости брать на себя управление ближайшими городами «малого порядка». Вивентис - город, в котором владычествует Эверес, относится, как ни странно, к малым, и подчиняется какому-то городу, название которого всё время вылетает у меня из головы.

По сути, точно уяснённые факты на этом кончаются – не потому даже, что очень уж плохо он объяснял, а более потому, что все те пять дней, которые я прожила в его расфуфыренном дворце, я чувствовала себя немощной, помешанной, я не могла собрать ни на чём своего внимания, не могла даже отчётливо установить порядок событий, происходивших в это время. Я решительно ничего не делала (как, наверное, и полагается принцессам и прочим знатным особам), проводя почти всё время вместе с Эвересом. Но как только я оказывалась в своих покоях и, на ходу стаскивая с себя каждый день новое и с всё более и более пышное платье, расшнуровывала корсет, не дававший мне и одного полноценного глотка воздуха во весь день, то решительно не могла вспомнить, где мы сегодня гуляли, что делали, о чём говорили. Единственное, что прорезалось сквозь плотную завесу беспамятства – это странное обстоятельство, что во всё это время я ни разу ещё не увидела во дворце ни одного зеркала, что меня, как всякую девушку, очень огорчало.

Вечером пятого дня в честь меня был устроен бал. Войдя в необозримых размеров залу в необозримых размеров платье, я, всё же, почувствовала себя не в своей тарелке, но, увидев восседающего на троне Эвереса, быстрым шагом направилась к нему. Он с улыбкой указал мне на второй трон. Многочисленные гости в разноцветных камзолах и платьях сливались в единое разноцветно-оживлённое море, громким шепотом обсуждающее, по-видимому, меня.

С прискорбием должна сообщить, что первый и, возможно, последний в своей жизни бал я провела в лихорадочном полузабытьи, на которое все, как мне кажется, нарочно смотрели сквозь пальцы.

В общих чертах дело было так: сначала Эверес толкал долгую и нудную (так уж у него заведено) речь, смысл которой я слабо помню, лишь не могу забыть, что эту бесконечную пафосную ересь он неожиданно свёл к тому, что: «Да восхвалим же небеса за то, что благословляют они брак мой с прекраснейшей и достойнейшей из всех женщин. Да здравствует леди Энн, дочь Белого Дракона, по праву крови властительница людей Лэтасейну!».

М-да, загнул он. И когда это я согласилась стать его женой? Нет, я не то, чтобы против, но, во-первых, я совсем его не знаю, во-вторых, я не собираюсь здесь надолго оставаться, мне рано выходить замуж, я в него не влюблена и вообще, мне кажется, я должна была бы помнить, как согласилась отдать ему свои руку, сердце и всё остальное. Но, так как момент был торжественный, а после последних его слов все в один голос повторили «Да здравствует леди Энн…» и так далее, то я решила оставить выяснение отношений на потом, тем более что за всю свою жизнь я ещё не встречала ни одного юношу, который, обладая внешностью Кима Росси Стюарта и обхождением джентльмена сам бы старался всеми силами привлечь моё внимание, потому что обычно меня окружают низенькие толстенькие одноклассники, которые, находясь на эволюционной лестнице не выше Taraxacum officinale (одуванчика лекарственного), строят из себя сплошь «мачо», и во взглядах их ясно читается: «Ну не обо мне ли ты мечтала всю свою сознательную жизнь?».

Затем зазвучала музыка. Такая до боли знакомая музыка, что я даже не сразу смогла поверить собственным ушам. Вальс, кажется, Штрауса, ну, знаете, вот этот…тааам-тааам-тааам-тааам-тааам, там-там, там-там…. «На голубом Дунае» он, вроде бы, называется. Знаю, знаю, стыдно не знать, но я всё время путаю, что и как называется. Но ведь самое важное здесь не то, как называется вальс, а то, что он звучал на балу в другом, как-никак, измерении, а это уже ненормально. Я повернулась к Эвересу и шепотом спросила его: «Кто написал эту музыку?», на что он мне совершенно логично ответил: «Иоганн Штраус».

Гости стали танцевать, а я всё ещё сидела в исступлении, никак не понимая, откуда в Лэтасейну Иоганн Штраус, и заставила Эвереса очень громко кашлять, чтобы я прервала свои размышления и посмотрела на него – он уже с минуту стоял передо мной, приглашая на танец. Слава Богу, хот здесь всё обошлось без позорных недоразумений – вальс-то я танцевать умею. Уже после первого танца мне стало хуже. В глазах калейдоскопом кружились пышно разодетые гости вперемешку со стенами, которые уже давно привлекали моё внимание своей красотой – в металл были очень часто впаяны изумруды и малахиты, по площади каждый не более двух сантиметров. Эта россыпь уносилась, не редея, к потолку, который и разглядеть-то нельзя было – он был так высоко, что терялся во мраке где-то в десяти-пятнадцати метрах надо мной, а метрах только в трёх от пола по всему периметру к колоннам приделаны были невероятно изящные канделябры, горящие множеством свечей.

Не знаю, сколько длился бал. Он мог идти час, а мог – и пять. Я со многими танцевала, и даже, мне кажется, о чём-то разговаривала во время танцев, но запомнились мне лишь до предела натянутые улыбки на лицах всех присутствующих в зале. Я не дождалась конца – шепнув на ухо Эвересу, что сильно устала, я раскланялась и вернулась в свою пошлую розовую спальню, где без сил упала прямо на пол, не имея возможности даже доползти до кровати. Если б меня в тот момент спросили, на что похоже то состояние, в котором я пребывала, то я описала бы его как наковальню размером со школу, упавшую на меня с высоты полёта Марсианского корабля над Землёй. Последнее, что я увидела перед тем, как школа-наковальня коснулась моих век, это часть стены, неожиданно отодвигающуюся в сторону, что в тот момент я приняла за глюк растревоженного сознания.

Я думаю, это были носилки. Меня жутко трясло, потому что человек, чьё лицо я видела в неясном свете факела и тот, чья тень падала на меня с другой стороны, бежали трусцой. Сверху на меня падали маленькие комья земли, а с потолка, до которого

Я достала меч. С него на меня смотрела медная мордашка с ярко-синими глазами.

- Ну, слава Дракону, хоть подышать можно! – отчётливо произнёс меч. Необычно. Такого со мной ещё не случалось.

- А почему ты говоришь? – вдруг осенило меня – Обычно мечи так не делают!

- Сама же сказала – мечи! А я – рапира! А Разницу улавливаешь?

- Вообще-то не очень…

- Ну что тут непонятного! Меч – только чтобы сражаться, а рапира, при внешней своей полукруглой форме, режет всё, что угодно, как масло, и служит ещё для сотворения заклинаний и может принадлежать только магу. Теперь понятно?

- Относительно…

-Уже слава Дракону! Ну что, леди Энн, куда идём?

- Я не леди Энн! – возмутилась я.

- А что, по-твоему, я леди Энн? – обиделся он – Зачем ты тогда меня взяла?

- На всякий случай! Мало ли, что может случиться!

- Ты что, не понимаешь? – спросил он меня тоном зазнайки – Только у леди Энн есть оберег, активизирующий меня! – заорал на меня меч.

Этим он поставил меня в тупик. Нет, орущий меч – не такая редкая вещь, как может показаться человеку, не посвящённому в тайны магии. Но если я – леди Энн, то получается, что я – не только Антуанетта Жанна Мария Натали Якобина Франческа Камушкина, а ещё и леди Энн, дочь Белого Дракона, магид какой-то Леонардии и повелительница лаззионнов!

- А как тебя зовут? – спросила я после продолжительной паузы (вопрос о том, что я – леди Энн, был исчерпан, не могла же я ему не верить!).

- Бант.

- Как-как? Бант?

- Да. Кстати, тебе лучше всего носить меня на спине и без ножен. Знаешь, некоторые рапиры страдают манией быть похожими на луки, но я хочу, чтобы ты носила меня на спине исключительно потому, что в ножнах я задохнусь, а так – и тебе удобно, и мне хорошо!

- Ты с дубу рухнул, что ли? Как я подвешу тебя на спину?

- Прорви дырку в боковом кармане заплечной сумки, а карман расстегни! Это же элементарно!

Рвать рюкзак не хотелось, но пришлось, ведь Бант был моим единственным знакомым здесь. По его указанию пришлось надеть ещё и театральный плащ. Я хотела одеть сначала плащ, а потом – рюкзак, но Бант настоял на обратной последовательности.

После этого мы наконец-то покинули недружелюбное помещение с оружием и скелетом и двинулись по лестнице вверх. Первое впечатление об этом мире было не фонтан – страна нервных и раздражительных незнамо-кого, страдающих фигнёй и пытающихся впарить её ещё и мне (простите за сленг, меня переполняют негативные эмоции)!

Мы уже так долго идём! А коридоры всё не кончаются… как здесь можно жить? Зато теперь я понимаю, как «в другой части замка» могли до совершеннолетия принцев растить… Из подвальных помещений мы вышли под вечер. Появились окна, в которых было видно звёздное небо. Я спросила Банта:

- А мы ведь уже не под землёй? Может, стоит поискать выход?

- С ума сошла? Там, внизу, меня уже хватились, а на уровне земли куча комнат-сторожек, полных гоблинами! Только вверх!

И правда, снизу послышались возмущённые возгласы. «Ну вот, началось!» - подсказала мне моя догадливая интуиция.

- Вперёд, в смысле вверх, Энн! – нервно шепнул меч.

И я побежала. Теперь я постоянно оглядывалась и у меня по пяткам стали бегать мурашки.

Через четверть часа запас моих бегательных способностей иссяк. Я остановилась. Крики, не предвещавшие ничего хорошего, приближались. «Я больше не могу, Бант» - прохрипела я и сошла с дистанции. Куда-то в левую сторону.

В сторону, но не в выемку в стене, а в какую-то фиолетовую гелеподобную жидкость. Через неё было видно то место, где я только что была. Гель колыхался и от того вокруг меня были жёлтые блики. Мимо по коридору пробежали неприятного вида создания (на орков из «Властелина колец» немного смахивали) с оружием наперевес. Их было не меньше дюжины. По-моему, они меня просто не заметили. Когда они наконец-то скрылись из виду, я начала оглядываться по сторонам. Во-первых я висела в этом геле, как в солёной воде, неосознанно держась «на плаву», хотя кромки жидкости я не видела (и дна, между прочим, тоже!). Во-вторых, и это примечательно, я не дышала. Как хорёк с надутыми воздухом щеками я, наверное, смотрелась очень смешно, но этот воздух не кончался, хотя прошло уже минуты две. Бант почему-то молчал. Я оглянулось – на его мордашке застыло выражение испуга. Так… это становится интересным – я здесь живу, а он – застыл! Я попыталась вырваться обратно в коридор, но гель не пускал. Боль в ногах и усталость куда-то испарились (и это было единственным плюсом во всей ситуации!). «Так», - сказала я себе – «не смей паниковать, дорогая Анточка! Только попробуй, запаникуй, я из тебя котлету сделаю!». Где я, а? Я умерла и попала в… стену? Кстати, это вариант! Гель как будто строит толстые грани между комнатами и коридорами. Забавно, не так ли? Единственный (из нас двоих) просвещённый в магии Бант застыл, как памятник, а я застряла в стене! Чисто ради эксперимента порезала себе руку кончиком лезвия рапиры – кровь и не подумала течь. Получается, здесь ходики не ходят, время не идёт? И вообще выживаю только я…

Так как мой верный и единственный советчик заглох до выхода в реальность, то пришлось решать самой. В принципе, было только два варианта: висеть здесь до морковкина заговения или плыть в какую-нибудь сторону. Я, конечно же, выбрала второе.

Вам когда-нибудь приходилось находиться в аквариуме, на который пялятся акулы? Или быть маленьким пушистым зверьком, которого тискает маленькая девочка? Нет? Мне, слава Богу, тоже. Я боюсь акул (как, впрочем, и чересчур экспрессивных маленьких девочек). Но плыть внутри стены, вместо того, чтобы просто идти по коридору, как все нормальные люди – тоже не очень приятно. Страшно. Как в глюкнувшей компьютерной игре, где миловидная девушка Блум вдруг начинает ходить сквозь стены своей школы (при этом её волосы становятся синими, а глаза и нос совсем исчезают). А когда по всему этому безобразию надо не бегать, а плавать, то это уже вообще переходит всякие границы!

Насчёт глубины решила не экспериментировать – вдруг в стенах тоже кто-нибудь водится! Я поплыла влево. Два раза повернула – сначала направо, потом налево. В комнатах, которые мне открывались, я видела оружие, орков и какие-то гобелены. Проблема в том, что гель немного искажал видимость, и всё было как в тумане. По-моему, прошло уже несколько часов. А, может быть мне это только показалось. Хорошим пловцом я никогда не была, и мышцы мои сдались уже, наверное, давным-давно, только я не чувствую.

Всё! Больше не могу! И дело совсем не в мышцах – я хочу отсюда выйти! От геля рябит в глазах (нервную систему не отключили, видимо), и тянет на дно. Всё! Закрою глаза и утону! Уже, по-моему, сутки прошли! Уроды эти с этажа на этаж носятся – меня, наверное, ищут… зря стараетесь, наивняги.

Я открыла глаза и ошалело уставилась на двух гномов. Да, именно так. На гномов. Ростом примерно метр, в синих бархатных костюмчиках, с короткими серо-коричневыми бородами и в смешных колпачках на головах.

Один из них сочувственно воззрился на меня и почесал за ухом, после чего произнёс мягким голосом:

- Привет, Аня. Я Дрой, а это – Крой. Мы гномы, и мы пришли тебе помочь. Поешь немного, прежде чем мы поведём тебя к Ней. Крой, дай Ане корзинку.

Крой подошёл и вручил мне небольшую плетёную корзинку. В голове моей летал миллион разных мыслей про гномов, и про этот мир и про много всего разного, но сформулировать я смогла только:

- А что, фиолетовый гель кончился, да?

Бант лежал рядом и, услышав звук моего голоса, открыл глаза и ошалело уставился на гномов. Так как он отказался от комментариев по поводу моего внезапного ухода в стену, я смогла нормально поесть. Даже вкусно! Булочка с апельсиновым джемом, яблоко, горячий шоколад в термосе и клубничное мюсли в батончике. Хочу чего-нибудь несладкого!!!

Когда я доела, Дрой сказал:

- А теперь нам надо идти. Время ждать не может, если вы вовремя завели часы.