Уровни познания

 

Идея неоднородности знания развивалась философами с древнейших времен. Уже в индийской философии мы сталкиваемся с разделением знания на шесть категорий. В Европе первые классификации мы находим у представителей милетской школы. Платон развивает детальную классификацию видов знания. Основное деление этой классификации — разделение на знание интеллектуальное и чувственное. Каждая из этих сфер знания делится на «мышление» и «рассудок».

Под мышлением понимается созерцающая деятельность одного лишь ума, непосредственно интеллектуальные предметы.

Под рассудком понимается вид интеллектуально знания, при котором познающий также пользуется умом, но уже не ради самого ума и не ради его созерцания, а для того, чтобы с помощью ума понимать чувственные вещи или образы. Этот рассудок — не интуитивный, а деструктивный вид знания.

Ч у в с т в е н н о е знание Платон также делит на две области: на «веру» и «подобие». Посредством веры мы воспринимаем вещи в качестве существующих и утверждаем их в этом качестве. «Подобие» — вид уже не восприятия, а представления вещей, или, иначе, интеллектуальное действие с чувственными образами вещей. Подобие отличается от «веры», удостоверяющей существование. Подобие — некое мыслительное построение, основывающееся на «вере».

В отличие от идей, математические предметы и математические отношения постигаются посредством размышления или рассуждения рассудка. Это и есть второй вид знания.

Чувственные вещи постигаются посредством мнения. О них невозможно знание, их нельзя постигнуть посредством рассуждения, их можно постигнуть лишь гипотетически.

Средневековые дискуссии об универсалиях и сферах компетенции науки и теологии поставили проблему опытного и внеопытного знания. Она выступала в форме соотношения приобретенных и врожденных идей у Декарта, впечатлений и идей у Локка и Беркли, истин факта и истин разума у Лейбница, области эмпирического или апостериорного и трансцендентального или априорного у Канта. Чувственная образность, зависимость от условий, частный, приблизительный характер опытного знания отличает его от умозрительности, абстрактности, точности, безусловной всеобщности внеопытного знания. Однако в настоящее время не представляется возможным обосновать существование абсолютно внеопытного знания — во всяком знании выявляются опытные элементы. При этом сам опыт перестает пониматься как нечто монолитное и однообразное (индивидуальный и коллективный, творческий и рутинный, практический и мысленный и т. п.), поэтому противоположность опытного и внеопытного знания рассматривается как относительная, связанная с взаимодействием разных контекстов опыта. Так, сложные логические структуры, выступающие для индивида в конкретной ситуации как априорные, являются для него же результатом постепенного развития его опыта логического мышления, а в конечном счете — плодом совокупного коллективного человеческого опыта.

Оппозиция практического и теоретического знания не совпадает с делением по критерию опытного содержания или происхождения. И теоретическому, и практическому знанию соответствует собственная с ф е р а о п ы т а, и их различие кроется, скорее, в формах функционирования знания. Так, практическое знание вплетено в деятельность и общение, слито с ними, направлено на их ситуационное обслуживание и обладает слабой рефлективностью. Оно не вырабатывает смыслы, которыми обладают предметы и способы деятельности, но транслирует их в данную практику из других контекстов опыта. В практической политике, к примеру, доминируют, помимо элементов научности, заимствованная из религии оппозиция сакрального и профанного, мифотворчество и магическая методика подмены терминов и ситуаций, психологическая и биологическая (органицистская) терминология. В производственной практике воспроизводятся как научно-технические знания, так и натурфилософские образы слитности человека и объекта, человека и орудия, отождествления природы с Богом, организмом, машиной.

Т е о р е т и ч е с к о е знание (философия, теология, идеология, наука), напротив, ориентировано на выработку новых смыслов и внесение их в реальность.

Э м п и р и ч е с к о е знание вырабатывается при сравнении предметов и представлений о них, что позволяет выделить в них одинаковые, общие свойства. Теоретическое знание возникает на основе анализа роли и функций некоторого отношения вещей внутри расчлененной системы.

Сравнение выделяет формально общее свойство, знание которого позволяет относить отдельные предметы к определенному формальному классу независимо от того, связаны ли эти предметы между собой. Путем же анализа отыскивается такое реальное и особенное отношение вещей, которое вместе с тем служит генетической основой всех других проявлений системы. Это отношение выступает как всеобщая форма или сущность мысленно воспроизводимого целого.

Эмпирическое знание, в основе которого лежит наблюдение, отражает лишь внешние свойства предметов и поэтому полностью опирается на наглядные представления. Теоретическое знание, возникшее на основе преобразования предметов, отражает их внутренние отношения и связи. При воспроизведении предмета в форме теоретического знания мышление выходит за пределы чувственных представлений.

Конкретизация эмпирического знания состоит в подборе иллюстраций, примеров, входящих в соответствующий формально выделенный класс. Конкретизация теоретического знания требует превращения его в развитую теорию путем выведения и объяснения частных проявлений системы из ее всеобщего основания.

Необходимым средством фиксации эмпирического знания является слово-термин. Теоретическое знание первым делом выражается в способах умственной деятельности, а затем уже в различных символо-знаковых системах, в частности средствами искусственного и естественного языка.

Как особые виды сейчас стали рассматриваться мистическое знание, «оккультное» знание, «пара» — знание и т. д. В компаративистских кросскультурных исследованиях (эмпирический уровень); в работах Леви-Брюля, Леви-Строса и др. (теоретический уровень); в концепциях Шпенглера, Тойнби, Данилевского, Сенгора и др. (на уровне философской рефлексии) была описана ситуация наличия разных типов знания и разнозначимости его видов для членов одних и тех же и различных сообществ, наличия разных типов технологии работы со знанием и форм и способов его закрепления и передачи в тех или иных культурах и в те или иные исторические периоды.

В середине XIX в. встает вопрос о неоднородности научного знания. В качестве специфического выделяется с о ц и о г у м а н и т а р н о е знание, в котором также была обнаружена его принципиальная плюралистичность.

Эти тенденции привели к возникновению необходимости пересмотра представлений о знании вообще, о научном знании в частности, что вело к смене идеала научности.

На сегодняшний день большинство исследователей выделяет три идеала научности:

– классический идеал научности;

– неклассический идеал научности;

– постклассический идеал научности.1

 

Смена каждого из идеалов вела к необходимости уточнения того, что таково знание, каковы формы и способы его существования.

Возникновение таких вопросов было неразрывно связано с формированием особой системы идеалов и норм исследования, в которых, с одной стороны, выражались установки науки, а с другой — осуществлялась их конкретизация с учетом той или иной доминанты в системе научного знания данной эпохи.

Через все к л а с с и ч е с к о е естествознание XVII–XVIII вв. проходит идея, согласно которой объективность и предметность научного знания достигается только тогда, когда из описания и объяснения исключается все, что относится к субъекту и процедурам его познавательной деятельности. Эти процедуры принимались как раз навсегда данные и неизменные. Идеалом было построение абсолютно истинной картины природы. Главное внимание уделялось поиску очевидных, наглядных, «вытекающих из опыта» онтологических принципов, на базе которых можно строить теории, объясняющие и предсказывающие опытные факты.

Эти идеалы и нормативы исследования сплавлялись с целым рядом конкретизирующих положений, которые выражали установки механического понимания природы. В понимание обоснования включалась идея редукции знания о природе к фундаментальным принципам и представлениям механики.

В соответствии с этими установками строилась и развивалась механическая картина природы, которая выступала одновременно и как картина реальности, применительно к сфере физического знания, и как общенаучная картина мира.

В качестве эпистемологической составляющей этой системы выступали представления о познании как наблюдении и экспериментировании с объектами природы, которые раскрывают тайны своего бытия познающему разуму. Причем сам разум наделялся статусом суверенности. В идеале он трактовался как дистанцированный от вещей, как бы со стороны наблюдающий и исследующий их, не детерминированный никакими предпосылками, кроме свойств и характеристик изучаемых объектов.

Радикальные перемены в этой целостной и относительно устойчивой системе оснований знания произошли в конце XVIII — первой половине XIX в. Их можно расценить как вторую глобальную научную революцию, определившую переход к новому состоянию науки — дисциплинарно организованной науке.

В это время механическая картина мира утрачивает статус общенаучной. В биологии, химии и других областях знания формируются специфические картины реальности, нередуцируемые к механической.

Одновременно происходит дифференциация дисциплинарных идеалов и норм исследования. Например, в биологии и геологии возникают идеалы эволюционного объяснения, в то время как физика продолжает строить свои знания, абстрагируясь от идеи развития. Все эти изменения затрагивали главным образом третий слой организации идеалов и норм исследования, выражающий специфику изучаемых объектов.

В эпистемологии центральной становится проблема соотношения разнообразных методов науки, синтеза знаний и классификации наук. Выдвижение ее на передний план связано с утратой прежней целостности научной картины мира, а также с появлением специфики нормативных структур в различных областях научного исследования. Поиск путей единства науки, проблема дифференциации и интеграции знания превращаются в одну из фундаментальных философских проблем, сохраняя свою остроту на протяжении всего последующего развития науки.

Третья глобальная научная революция была связана с преобразованием этого стиля и становлением нового, н е к л а с с и ч е с к о г о естествознания. Она охватывает период с конца XIX до середины XX столетия. В эту эпоху происходит своеобразная цепная реакция революционных перемен в различных областях знания: в физике (открытие делимости атома, становление релятивистской и квантовой теории), в космологии (концепция нестационарной Вселенной), в химии (квантовая химия), в биологии (становление генетики). Возникает кибернетика и теория систем, сыгравшие важнейшую роль в развитии современной научной картины мира.

В процессе всех этих революционных преобразований формировались идеалы и нормы новой, неклассической науки.

Процессы интеграции различных картин и развитие общенаучной картины мира, характерные для п о с т н е к л а с с и ч е с к о й науки, стали осуществляться на базе представлений о природе как сложной динамической системе. Картины реальности, вырабатываемые в отдельных науках, на этом этапе еще сохраняли свою самостоятельность, но каждая из них участвовала в формировании представлений, которые затем включались в общенаучную картину мира. Последняя, в свою очередь, рассматривалась не как точный и окончательный портрет природы, а как постоянно уточняемая и развивающаяся система относительно истинного знания о мире.

Возникла необходимость не только отказа от редукции знания исключительно к научному, но и потребность переопределения самого феномена. В. Л. Абушенко указывает, что к настоящему времени обозначились следующие основные векторы движения в этом направлении.

1. В современных теориях знания и образовательных (трансляционных) технологиях подвергнут критике принцип предметной фрагментации знания и его специализации по узким объектным областям. Показательно, что «дробление» знания ведет к утрате целостного видения отображаемых в знании областей и объектов, «неулавливанию» глубинных оснований познавательной активности. Обозначена проблема «границы» допустимой специализации знания как по «горизонтали», так и по «вертикали», наложившие, кроме всего прочего, методологические ограничения на возможность «бесконечного» продуцирования автономных предметных областей знания.

2. Установлено размывание предметной специфики знания на более высоких концептуальных уровнях его организации, выраженность в метатеориях тенденций к интегрированию «знаниевых» систем в объемлющее целое, к междисциплинарному синтезу (появление социобиологии или социопсихолингвистики, например) и к комплексированию разнопредметного знания. В рамках последнего предметная спецификация может быть истолкована как возможность смены точек зрения и преобразования одних форм знания в другие. Сам же предмет знания может тогда пониматься как видение объекта в свете сложившихся исследовательских установок в зависимости от массива уже накопленного знания.

3. Представления о методологической функции знания и о методологическом значении более концептуализированных уровней знания по отношению к более низким уровням его организации дополняется пониманием методологии как типа вне- и надпредметного знания, формируемого за пределами собственно науки. Знание лишается статуса самоценности как конечной цели познания, актуализируются представления о знании как предпосылке и как средстве познания.

4. Дискредитируются представления о знании как продукте, получаемом в режиме открытия, что абсолютизировало статичность и замкнутость знаниевых систем. Акцентируются предзаданность продуцируемого знания, его динамичность и открытость в другие практики, возможность переинтерпретации. Например, концепция Куна о парадигмальной организации знания и различные версии «научных революций», поставившие под вопрос коммулятивную схему «накопления».

5. Анализ логико-гносеолого-эпистемологических форм знания дополняется анализом интрасубъективных механизмов обеспечения присутствия знания в практиках, в мотивационном, операциональном, коммуникационном аспектах.

6. Особый пласт анализов знания представляют его трактовки как знаковых, текстовых, языковых, категориально-семантических, праксиологических и т. п. способов организации знания в «смысловую рамку» культуры. Речь идет о конституировании знания как системы значений или способов кодирования в контекстах форм семантизации реальности и в ценностно-символических, смысловых и нормативно-регуляционных системах культуры, образующих ее «язык».

7. Сформирована исследовательская установка на работу не только со знанием, но и с таким концептом, как «незнание». Если в классических подходах незнание трактовалось как «несовершенство» знания, как то, что требует своего перевода в знание, то в ряде современных концепций обнаружение незнания понимается как необходимое познавательное действие, выявляющее области проблем, устанавливающее границы возможной работы с имеющимся знанием, ориентирующее, направляющее и стимулирующее познание. Таким образом, будучи направленным на получение нового знания, незнание всегда описывается в терминах существующего знания, являясь его неотъемлемым дестабилизирующим компонентом.

 

Контрольные вопросы

1. Каково содержание понятия знания, от чего зависит выбор того или иного определения этого понятия?

2. Каким образом связаны между собой концепции истины и теории знания?

3. Какие теории знания Вы знаете, какие концепции истины им соответствуют?

4. В чем состоит основное отличие знания от его инвариантных форм: мнения, веры, гипотезы, догадки?

5. Какие структурные элементы знания Вам известны, возможно ли предложить какую-либо их иерархию?

6. На основании каких критериев мы можем различить научное и ненаучное знание?