Василий Осипович Ключевский (1841-1911)

Биография. Великий историк России В.О.Ключевский родился 16 января 1841 г. в селе Воскресенское Пензенского уезда. Фамилия Ключевских символична и ассоциируется с истоком, источни­ком, представлениями о родине. Она происходит от названия села Ключи Пензенской губернии. Слова «ключ» и «ключевой» для ученых имеют еще одно значение — метод. Обладая способ­ностью аккумулировать в исторической мысли все лучшее, Клю­чевский хранил в своем сознании немало научных ключей.

Происходил из духов­ного сословия. Детские годы Ключевского прошли в деревенской глуши Пензенской губер­нии по месту службы отца — бедного сельского священника и законоучителя. С детства воспринимал сочувствие и понимание крестьянской жизни, интерес к исторической судьбе народа, народному творчеству.

Первым его учителем был отец, который обучал сына правильно и быстро читать, «по­рядочно писать» и петь по нотам. Среди прочитанных книг, помимо обязательного часо­слова и псалтыря, были Четьи-Минеи и книги светского содержания.

Внезапная трагическая гибель отца в 1850 г. оборвала детство Василия Осиповича. Его мать с двумя оставшимися в живых детьми (ос­тальные четверо умерли во младенчестве) перебралась в Пензу. Из со­страдания к неимущей вдове священник С.В.Филаретов (друг мужа) отдал ей для прожива­ния маленький домик. Семья ютилась в задней, худшей части дома; переднюю сдавали по­стояльцам за три рубля в месяц. В этом доме прошли самые трудные в материальном отно­шении 10 лет жизни В.О.Ключевского. В 1991 г., здесь был открыт Дом-музей В.О.Ключевского.

В Пензе Ключевский последовательно учился в приходском духовном училище, в ду­ховном уездном училище и в духовной семинарии. Очень рано, чуть ли не со 2 класса се­минарии, он вынужден был давать частные уроки, да и в дальнейшем продолжал занимать­ся репетиторством, зарабатывая на кусок хлеба и накапливая педагогический опыт. Рано проявившаяся любовь к истории вообще, и к русской в особенности, окрепла в ученичес­кие годы. На школьной скамье Ключевский знал уже труды Татищева, Карамзина, Гранов­ского, Кавелина, Соловьева, Костомарова; следил за журналами «Русский вестник», «Отечественные записки», «Современник». Чтобы иметь возможность поступить в университет (а начальство прочило его в Казанскую духовную академию), он намеренно бросил на последнем курсе семинарию. Год юноша самостоятельно готовился к поступле­нию в университет и готовил к экзаменам двух сыновей пензенского фабриканта.

В 1861 г. Ключевский и поступил в Московский университет. На последних курсах Ключевский начал заниматься русской историей под руководством С.М.Соловьева. Со студенческих лет Василий Осипович углубленно изучал источники: вместе с Буслаевым разбирал старые рукописи в Синодальной библиотеке, часами погру­жался в «безбрежное море архивного материала» в архиве министерства юстиции, где ему поставили стол рядом с С.М.Соловьевым. В одном из его писем к другу читаем: «Трудно резюмировать мои занятия. Черт знает, чем я не занимаюсь. И политическую экономию почитываю, и санкритский язык долблю, и по-английски кой-что поучиваю, и чешский, и болгарский язык поворачиваю — и черт знает, что еще».

Внимательно присматривался Ключевский к окружающей повседневной жизни. На каникулах он встречался с мировыми посредниками и «слушал о крестьянских делах»; в часы отдыха хаживал в Кремль и водил с собою студен­тов-юристов, интересовавшихся расколом (среди них был А.Ф.Кони), «потолкаться между народом перед соборами» и послушать прения раскольников с православными. После напряженной университетской и самостоятельной работы Ключевский давал частные уроки в различных концах города, расстояние между которыми он обычно преодолевал пешком.

За выпускное сочинение «Сказания иностранцев о Московском государстве» Ключевский был на­гражден золотой медалью и оставлен при кафедре «для приготовления к профессорскому званию». Через пять лет для получения права чтения лекций в Московской духовной ака­демии он защитил эту работу как диссертацию. Таким образом, Ключевский выходил из университета уже вполне сложившимся ученым.

Магистерская диссертация «Древнерусские жития святых как исторический источник» была опубликована в 1871 г., а ее магистерская защита состоялась в 1872 г. Она привлекла внимание не только ученых, но и многочисленную публи­ку. Соискатель блестяще защищался, демонстрируя талант полемиста.

Степень магистра давала официальное право преподавать в высших учебных заведени­ях, и Ключевский приступил к преподавательской деятельности, которая принесла ему за­служенную славу. Он преподавал в пяти высших учебных заведениях: в Александровском военном училище, где читал курс всеобщей истории в течение 17 лет; в остальных местах он читал русскую историю: в Московской духовной академии, на Высших женских курсах, в Училище живописи, ваяния и зодчества; с 1879 г. главной его кафедрой стал Московский университет.

Защита докторской диссертации «Боярская дума древней Руси» Ключевского состоялась в 1882 г. Длилась она почти четыре часа и прошла с блеском.

«Курс русской истории» В.О.Ключевского получил всемирную известность. Он переве­ден на все основные языки мира. По признанию зарубежных историков, этот труд послу­жил базой и главным источником для курсов русской истории во всем мире.

В 1893/94 и 1894/95 учебные годы Ключевский вновь вернулся к преподаванию всеоб­щей истории, так как был откомандирован для чтения лекций великому князю Георгию Александровичу. Курс, названный им «Новейшая история Западной Европы в связи с историей России», охватывает время от Французской революции 1789 г. до отмены крепостного права и реформ Александра II. История Западной Европы и России рассмат­риваются в нем в их взаимосвязи и взаимовлиянии. Этот сложный по своему составу курс, насыщенный большим фактическим материалом, является важным источником для анали­за эволюции исторических взглядов Ключевского и для исследования проблемы изучения в России всеобщей истории вообще, и истории французской революции в частности.

Василий Осипович был деятельным членом Московского археологического общества, Общества любителей российской словесности, Общества истории и древностей Россий­ских, где был четыре срока его председателем (с 1893 по 1905 г.). Современники расцени­вали председательство Ключевского в течение 12 лет как время наибольшего расцвета на­учной деятельности ОИДР. В 1889 г. он был избран членом-корреспондентом Академии наук, а в 1900 г. — академиком истории и древностей русских вне штата, так как не хотел покидать Москву и переезжать в Петербург, как то требовалось по положению. В 1908 г. ученый был избран почетным академиком по разряду изящной словесности.

Ключевскому довелось участвовать в ряде государственных мероприятий. В 1905 г. он входил в так называемую комиссию Д.Ф.Кобеко, которая вырабатывала проект по ослабле­нию цензуры. Ключевский выступал несколько раз в комиссии. В частности, полемизируя с защитниками цензуры, он дал остроумную ее историю.

В том же году Ключевский был приглашен на «Петергофские совещания» по поводу вы­работки проекта Государственной думы. Там он решительно выступил против выбора «на сословном начале», доказывая, что сословная организация устарела, что пользу приносит не только дворянство, но и все другие сословия. Историк последовательно высказывался за смешанные выборы.

Весной 1906 г. Ключевский неудачно баллотировался в ряды выборщиков в I Государ­ственную думу от Сергиева Посада. А месяц спустя его избрали в члены Государственного совета от Академии наук и российских университетов. Однако он сложил с себя это звание, заявив публично через газету «Русские ведомости», что не находит положение члена Совета «достаточно независимым для свободного в интересах дела обсуждения возникающих во­просов государственной жизни»^.

Несмотря на огромную исследовательскую работу и педагогическую нагрузку, Ключев­ский безвозмездно выступал с речами и публичными лекциями, например, в пользу голо­дающих, в пользу пострадавших от неурожая в Поволжье, в пользу Московского комитета грамотности, а также по поводу юбилейных дат и общественных событий. В них историк часто касался проблем нравственности, милосердия, воспитания, образования, русской культуры. Каждое его выступление приобретало огромное общественное звучание. По силе воздействий на аудиторию люди, слышавшие Ключевского, сравнивали его не с другими профессорами или учеными вообще, а с высочайшими образцами искусства — с выступле­ниями Шаляпина, Ермоловой, Рахманинова, со спектаклями Художественного театра.

При чрезмерной занятости Ключевский все же находил возможность общаться с худо­жественными, литературными и театральными кругами Москвы. К Василию Осиповичу часто обращались за консультацией художники, композиторы, литераторы (например, Н.С.Лесков), артисты (среди них Ф.И.Шаляпин). Широко известно о помощи Ключев­ского великому артисту в создании образов Бориса Годунова и др. Ключевский ко всем относился с благосклонным вниманием, считая своей священной обязанностью по­могать деятелям художественного мира.

Более 10 лет Ключевский читал лекции в Училище живописи, ваяния и зодчества, где его слушали не только ученики всех мастерских и классов, но и преподаватели, маститые художники (В.А.Серов, А.М.Васнецов, КА. Коровин, Л.О.Пастернак и др.). Последняя лекция была прочитана им в стенах Училища 29 октября 1910 г.

Находясь в больнице, Ключевский продолжал работать — писал к 50-летию отмены крепостного права две статьи для газет «Русские ведомости» и «Речь». Говорят, что он ра­ботал и вдень смерти, последовавшей 12 мая 1911 г. Похоронен В.О.Ключевский в Москве на кладбище Донского монастыря.

В знак глубочайшего признания заслуг ученого в год 150-летия со дня рождения Васи­лия Осиповича Международной центр по малым планетам (Смитсоновская астрофизичес­кая обсерватория, США) присвоил его имя одной из планет. Отныне малая планета № 4560 Ключевский — неотъемлемая частица Солнечной системы.

Основные сочинения:

Сказания иностранцев о Московском государстве

Древнерусские жития святых как исторический источник

Боярская дума древней Руси

Лекции по русской истории.

«Сказания иностранцев о московском государстве». Для выпускного сочинения Ключевский избрал тему, связанную с историей Москов­ской Руси XV—XVII вв., базируясь на большом круге слабо изученных тогда источников на сказаниях иностранцев, многие из которых не были еще переведены на русский язык. В своей работе он использовал около 40 сказаний. И до Ключевского историки черпали из записок иностранцев некоторые фактические данные и характеристики; были статьи и об отдельных иностранцах, оставивших свидетельства о Руси. Но до Ключевского никто не изучал эти памятники в их совокупности. Сам подход молодого историка был принципи­ально иным. Он собрал воедино и тематически систематизировал содержащиеся в сказани­ях конкретные сведения, критически переработал и обобщил их, создал цельную картину жизни русского государства в течение трех столетий.

Во введении Ключевский привел список своих источников, обобщенно проанализиро­вал их, охарактеризовал авторов сказаний, обращая внимание на особенности записок в за­висимости от времени их написания, а также от целей и задач, стоявших перед писавшими. В целом Ключевский подчеркивал важность записок иностранцев для изучения повседнев­ной жизни Московского государства, хотя там можно встретить немало курьезов и неточ­ностей. Отсюда требование критического подхода к свидетельствам иностранных авторов. Его анализ источников был так основателен, что в последующей литературе «Сказания иностранцев о Московском государстве» часто называются источниковедческой работой. Но это — исторический труд по истории Московской Руси, написанный на обильных «све­жих» источниках.

Ключевский утверждал, что известия иностранцев о домашней жизни москвитян, о нравственном состоянии общества и других вопросах внутреннего быта не могли быть до­статочно достоверными и полными в устах иноземцев, так как эта сторона жизни «менее открыта для постороннего глаза». Внешние же явления, наружный порядок общественной жизни, ее материальную сторону посторонний наблюдатель мог описать с наибольшею полнотой и верностью. Поэтому Ключевский решил ограничиться только наиболее досто­верными сведениями о государственной и экономической жизни страны и данными о гео­графической среде, а именно эта сторона русской жизни больше всего интересовала автора. Но им был собран и обработан материал по значительно большему числу вопросов, о чем красноречиво говорят рукописи ученого.

Книга написана со «строгой разборчивостью в материале» и вместе с тем ярко, образно, с оттенком веселой иронии. Читатель как бы сам вместе с «наблюдательным европейцем» едет по небезопасным дорогам через обширные густые леса, степные пустынные простран­ства, попадает в различные перипетии. Ключевский мастерски передает прелесть живых конкретных свидетельств подлинника, сохраняя свежесть впечатлений иностранца и пере­сыпая собственное изложение красочными деталями и выразительными штрихами облика царя и его приближенных, церемоний приема послов, пиров, застольных речей, нравов царского двора. Автор следит за укреплением централизованного государства и самодержа­вия как форм правления, постепенным усложнением аппарата государственного управле­ния, за судопроизводством и состоянием войска, сопоставляет московское управление с порядками других стран.

Подробности же дипломатических переговоров, борьбы придворных партий и связанные с ней внешнеполитические события Ключевского не интересовали. Он сосредотачивал внимание на внутренней жизни страны. Из записок иностранцев выбирал сведения о «виде» страны и ее климате, плодородии отдельных областей Московского государства, главных посевных культурах, о скотоводстве, охоте, рыбном промысле, солеварении, огородничестве и садоводстве, о росте городов и народонаселении. Заканчивается работа рассмотрением истории торговли Московского государства XV—XVII вв., и связанным с торговлей монетным обращением. Ключевский говорил о центрах внутренней и внешней торговли, торговых трактах и путях сообщения, о ввозимых и вывозимых товарах, ценах на них.

Исследовательский интерес к экономическим вопросам и социальной истории (что было новым явлением в исторической науке того времени), внимание к географическим условиям как постоянному фактору русской истории, к движению народонаселения с целью освоения новых земель, к вопросу взаимоотношений России и Запада – в этом уже просматриваются основы концепции русского исторического процесса.

«Древнерусские жития святых как исторический источник». Магистерскую диссертацию Василий Осипович решил посвятить истории монастыр­ского землевладения, в центре которой должна была стоять проблема колонизации, впе­рвые поставленная в науке С.М.Соловьевым. Но в отличие от государственной школы, объ­ясняющей колонизацию деятельностью государства, Ключевский понимал ее как процесс, обусловленный природными условиями страны и ростом народонаселения.

Для магистерского сочинения Ключевский вновь избрал однотипный комплекс источ­ников — жития святых. И сама проблема колонизации, и жития святых притягивали в то время внимание многих историков: в житиях думали найти то, что не находили в летописях. Предполагалось, что они содержат в себе обширный материал по истории колонизации, землевладения, по истории русских нравов, обычаев, условий жизни, истории быта, част­ной жизни, образа мыслей общества и его воззрений на природу. Интерес к житиям усили­вался их неизученностью.

Для понимания замысла Ключевского очень важны неопубликованные материалы из его архива: четыре наброска в форме лекций-бесед, черновые очерки по истории русской агиографии, первоначальный план работы и другие черновики. Эти материалы свидетель­ствуют, что он намеревался показать через жизнь простого русского человека историю культурного освоения той территории Северо-Восточной Руси, которая составила основу будущего Русского государства.

Ключевский проделал титанический труд по изучению текстов не менее пяти тысяч жи­тийных списков. В ходе подготовки диссертации им было написано шесть работ. Среди них такие крупные исследования, как «Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае» (его называют первой экономической работой Ключевского), и «Псковские споры», где рассмотрены некоторые вопросы идеологической жизни на Руси XV—XVI вв. (работа писалась в момент усиливавшейся полемики между православной цер­ковью и старообрядцами). Однако, несмотря на все затраченные усилия, Ключевский при­шел к неожиданному выводу о литературном однообразии житий, при котором авторы опи­сывали жизнь всех с одних и тех же сторон, забывая «о подробностях обстановки, места и времени, без чего для историка не существует исторического факта. Часто кажется, что в рассказе жития таится меткое наблюдение, живая черта действительности; но при анализе остается одно общее место».

Ключевскому стало очевидно, что материалов, выявленных из источников, не хватит для исполнения задуманного. Многие коллеги советовали ему отказаться от темы, но он сумел повернуть ее в другое русло: стал подходить к житиям святых не с целью выявления содержавшихся в них фактических данных, а сами жития превратил в объект изучения. Те­перь Ключевский поставил перед собой чисто источниковедческие задачи: датировка спис­ков, определение древнейшего списка, место его возникновения, возможные источники житий, количество и характер последующих редакций; определение точности отражения источником исторической действительности и степень правдивости изложенного в нем ис­торического факта. Книга получила окончательное название «Древнерусские жития святых как исторический источник».

Выводы Ключевского были крайне смелы и радикально расходились с господствующи­ми тогда воззрениями на древнерусские жития. Понятно, что отношение к его работе было неоднозначным.

«Работа над древне­русскими житиями сделала художника-творца, каким был по натуре Василий Осипович, — писал позднее его ученик М.К.Любавский, — тонким критиком-аналитиком, гармоничес­ки сочетала в нем несовместимые, обыкновенно, свойства кропотливого, аккуратного и ос­торожного исследователя и широкого творческого размаха писателя». Наука признала ис­следование Ключевского источниковедческим шедевром, непревзойденным образцом ис­точниковедческого анализа повествовательных памятников.

«Боярская дума древней Руси». Социальная история в трудах Ключевского. Докторская диссертацией «Боярская дума древней Руси» явилась своеобразным итогом предшествующих исследований и в ней давалась целостная концепция русского исторического процесса. Выбор темы диссертационной работы в полной мере отразил научные интересы исто­рика, его социологический подход к исследованию управления судопроизводства в России. Боярскую думу Ключевский образно называл маховым колесом Московского государства и трактовал ее как конституционное учреждение «с обширным политическим влиянием, но без конституционной хартии, правительственным местом с обширным кругом дел, но без канцелярии, без архива». Это произошло в силу того, что Боярская дума — эта «правитель­ственная пружина», все приводившая в движение, сама оставалась невидимой перед обще­ством, которым она управляла, так как ее деятельность закрывалась с двух сторон: госуда­рем сверху и дьяком, «ее докладчиком и протоколистом», снизу. Отсюда проистекали труд­ности изучения истории думы, так как «исследователь лишен возможности восстановить на основании подлинных документов как политическое значение думы, так и порядок ее де­лопроизводства».

Ключевский стал по крупицам собирать необходимые данные из самых разных источ­ников — в архивах, в частных коллекциях (в том числе и своей собственной), в опублико­ванных документах; изучал он также труды специалистов-историков. У учеников Ключев­ского сложилось впечатление, что их учителя совершенно не тяготила предварительная, черная, кропотливая и неблагодарная «египетская» работа над просмотром массы источни­ков и «груды архивного сырья», на что затрачивалось много времени и сил, а в результате находились лишь крупинки. Правда, замечали они, Ключевский «добывал крупинки чис­того золота», собранные гомеопатическими дозами и проанализированные под микроско­пом. И все эти скрупулезные изыскания он сводил к определенным, отчетливым выводам, составляющим завоевание науки.

Исследование охватывает весь многовековой период существования Боярской думы от Киевской Руси X в. до начала XVIII, когда она прекратила свою деятельность в связи с со­зданием Петром I в 1711 г. Правительственного Сената. Но не столько история Боярской думы, как государственного учреждения, ее компетенция и работа привлекали Ключевско­го. Гораздо большим был его интерес к составу думы, к тем правящим классам общества, которые через думу управляли Россией, к истории общества, к взаимоотношениям классов. В этом-то и заключалась новизна замысла ученого. В журнальном варианте работа имела важный уточняющий подзаголовок: «Опыт истории правительственного учреждения в связи с историей общества». «В предлагаемом опыте, — подчеркивал автор в первом вари­анте введения, — Боярская дума рассматривается в связи с классами и интересами, господ­ствовавшими в древнерусском обществе». Ключевский считал, что «в истории обществен­ного класса различаются два главные момента, из которых один можно назвать экономи­ческим, другой политическим». Он писал о двояком происхождении классов, которые могут формироваться как на политическом, так и на экономическом основании: сверху — волей власти и снизу — экономическим процессом. Это положение Ключевский развивал во многих работах в частности, в специальных курсах по терминологии русской истории и по истории сословий в России.

Историки-юристы старой школы (М.Ф.Владимирский-Буданов, В.И.Сергеевич и др.) выступили в печати резко против концепции Ключевского. Но не все историки русского права (например, С.А.Котляревский) разделяли их позицию. В большинстве же случаев труд Ключевского «Боярская дума» был воспринят как художественное воплощение совер­шенно новой схемы русской истории. «Многие главы его книги положительно блестящи, а сама книга — целая теория, сплошь выходящая из пределов темы, близкая к философскому осмыслению всей нашей истории», — замечал тогдашний студент Петербургского универ­ситета (впоследствии академик) С.Ф.Платонов.

Помимо «Боярской думы древней Руси» исследовательский интерес Ключевского к со­циальной истории России, особенно к истории правящих классов (боярства и дворянства) и к истории крестьянства, отражен в его работах «Происхождение крепостного права в Рос­сии», «Подушная подать и отмена холопства в России», «История сословий в России», «Со­став представительства на земских соборах древней Руси», «Отмена крепостного права» и в ряде статей. Социальная история России стоит на первом плане и в его «Курсе русской ис­тории».

От концепции представителей государственной школы с их чисто правовым подходом к сути управления государством, позиция Ключевского отличалась прежде всего стремле­нием представить исторический процесс как процесс развития общественных классов, взаимоотношения и роль которых менялись в связи с экономическим и политическим разви­тием страны. Характер общественных классов и их отношения друг к другу Василий Оси­пович считал более или менее дружным сотрудничеством. Примиряющим началом в народ­ном хозяйстве и политической жизни он называл государство, выступавшее выразителем общенациональных интересов.

«Курс русской истории» (с древнейших времен до Александра II). В напряженные годы работы над докторской диссертацией и создания первых лекцион­ных курсов по всеобщей и русской истории, Ключевский заменил на университетской ка­федре русской истории скончавшегося С.М.Соловьева (1879 г.). Первая лекция была посвя­щена памяти учителя, затем Ключевский продолжил начатый Соловьевым курс. По своей программе он впервые приступил к чтению лекций в Московском университете через год, с осени 1880 г. Параллельно с основным курсом Ключевский проводил со студентами се­минарские занятия по изучению отдельных памятников древней Руси, а позднее и по исто­риографии. Василий Осипович «покорил нас сразу», признавались студенты, и не только потому, что он красиво и эффектно говорил, а потому, что «мы искали и нашли в нем, прежде всего, мыслителя и исследователя»; «за художником скрывался мыслитель».

В течение всей жизни Ключевский непрерывно совершенствовал свой общий курс рус­ской истории, но не ограничивался им. Для студентов университета ученым была создана целостная система курсов — в центре общий курс русской истории и пять специальных кур­сов вокруг него. Каждый из них имеет свою специфику и самостоятельное значение, одна­ко, главная ценность заключается в их совокупности. Все они непосредственно связаны с курсом русской истории, добавляя и углубляя его отдельные стороны, и все направлены на выработку профессионализма будущих историков.

Специальные курсы выстроены Ключевским в логическом порядке. Открывал цикл теоретический курс «Методология русской истории», являвшийся «шапкой» для всех ос­тальных. То был первый в России опыт создания учебного курса методологического харак­тера — до того бывали лишь отдельные вводные лекции. В советской литературе курс по методологии подвергался особо резкой критике. Ключевского упрекали в том, что его фи­лософские и социологические взгляды не были достаточно определенными и четкими, от­личались эклектизмом; что Ключевский рассматривал исторический процесс в идеалисти­ческом плане; что ему чуждо понятие классовой структуры общества; что он воспринимал общество как явление, лишенное антагонистических противоречий, и ничего не говорил о классовой борьбе; что он неверно трактовал такие понятия, как «класс», «капитал», «труд», «формация» и т.п. Упрекали Ключевского и за то, что ему не удалось перейти «порог к марксизму». Этому курсу предъявлялись требования исторической науки другой эпохи. Но и тогда, при негативной в целом оценке «методологии» Ключевского, названный курс це­нился как научный поиск ученого, подчеркивался новаторский для своего времени харак­тер постановки проблемы.

Три последующих курса в значительной степени посвящались источниковедческим во­просам: это — изучение и толкование терминов древнерусских памятников в курсе «Терми­нология русской истории» (ни до, ни после Ключевского нет другого целостного изложе­ния древнерусской терминологии; данный курс уникален); курс лекций «История со­словий в России», где Ключевский показывал несправедливость сложившихся отношений сословного неравенства. Тема истории сословий была для Василия Осиповича остро совре­менной в связи с крестьянской реформой 1861г. Поясняя «понятие о сословии», Ключевский, также как в терминологическом курсе, в «Боярской думе» и других работах, говорил об их двояком происхождении: политическом и экономическом. Первое он связывал с насильственным порабощением общества вооруженной силой, второе — с «добровольным политическим подчинением его классу, достигшему хозяйственного господства в стране». Историк про­водил мысль о временном характере сословного деления общества, подчеркивал его прехо­дящее значение, обращал внимание на то, что «бывали времена, когда сословий еще не было, и наступает время, когда их уже не бывает». Он утверждал, что сословное нера­венство — явление историческое (т.е. не вечное, а временное состояние общества), «исче­зающее почти всюду в Европе; сословные различия все более сглаживаются в праве», «урав­нение сословий есть одновременное торжество и общего государственного интереса, и лич­ной свободы. Значит, история сословий вскрывает нам два наиболее скрытые и тесно свя­занные друг с другом исторические процесса: движение сознания общих интересов и вы­свобождение личности из-под сословного гнета во имя общего интереса».

Положение крестьян в России, происхождение крепостного права и этапы развития крепостничества, экономическое развитие страны и вопросы управления были постоянны­ми темами Ключевского. В науке существовала теория о «закрепощении и раскрепощении сословий» всесильным государством в зависимости от его потребностей. Ключевский же пришел к выводу, что «крепостное право в России было создано не государством, а только с участием государства; последнему принадлежали не основания права, а его границы». По мнению ученого, основная причина возникновения крепостного права — экономичес­кая, она проистекала из-за задолженности крестьян землевладельцам. Тем самым вопрос передвигался из государственной сферы в область частноправовых отношений. Таким об­разом, и в этом вопросе Ключевский выходил за рамки историко-государственной школы.

История денежного обращения и финансов России разрабатывалась Ключевским во многих трудах, начиная со студенческого сочинения «Сказания иностранцев» (главы «До­ходы казны», «Торговля», «Монета»), в спецкурсе «Терминология русской истории» (лек­ция XI, посвященная денежной системе), в исследовательской статье «Русский рубль XVI-XVIII вв. в его отношении к нынешнему» (1884), где, сопоставляя хлебные цены в прошлом и настоящем, автор определял покупательную способность рубля в разные периоды рус­ской истории, в статье о подушной подати (1886), в «Курсе русской истории». Основанные на тонком анализе источников, эти работы внесли весомый вклад в изучение данного круга проблем.

Четвертый курс - лекции по источникам русской истории. Пятый курс - лекции по русской историографии. Р.А. Киреева обратила внимание на то, что В.О. Ключевский не выработал сколько-нибудь устойчивого понимания и, соответственно, определения предмета историографии. На практике он был близок к современной трактовке, а именно в значении истории исторической науки, но его формулировки менялись и понимание предмета претерпевало изменение: оно было близко то к понятию источниковедение, то история, то самосознание но чаще все же Ключевский имел в виду под термином историография писание истории, исторического труда, а не историю развития исторических знаний, исторической науки.

В его рассмотрении историографии четко прослеживается культурологический ракурс. Он историю российской науки рассматривал в рамках проблемы западного влияния и в теснейшей связи с проблемой образования. До XVII в. русское общество, по Ключевскому, жило влиянием туземного происхождения, условиями собственной жизни и указаниями природы своей страны. С XVII в. на это общество стала действовать иноземная культура, богатая опытом и знаниями. Это пришлое влияние встретилось с доморощенными порядками и вступило с ними в борьбу, волнуя русских людей, путая их понятия и привычки, осложняя их жизнь, сообщая ей усиленное и неровное движение. На Европу стал устанавливаться взгляд как на школу, в которой можно поучиться не только мастерству, но и умению жить и мыслить. Дальнейшее развитие европейской научной традиции В.О. Ключевский связывал с Польшей. Русь не изменила своей обычной осторожности: она не решилась заимствовать западное образование прямо из его месторождений, от его мастеров и работников, а искала посредников. Западноевропейская цивилизация в XVII в. приходила в Москву в польской обработке и шляхетской одежде. Понятно, что это влияние было более традиционным и сильным в Малороссии и, как следствие этого, - писал В.О. Ключевский, - фигурой-проводником западной науки был, как правило, западно-русский православный монах, выученный в латинской школе.

Однако этот процесс был полон драматизма и противоречий. Потребность в новой науке, по его мнению, встретилась с неодолимой антипатией и подозрительностью ко всему, что шло с католического и протестантского Запада. При этом едва московское общество отведало плодов этой науки, как им уже начинает овладевать тяжелое раздумье, безопасна ли она, не повредит ли чистоте веры и нравов. Протест против новой науки В.О. Ключевский рассматривал как результат столкновения национальной научной традиции с европейской. Русскую научную традицию историк характеризовал с точки зрения ценностных ориентиров общества, в котором наука и искусство ценились по их связи с церковью, как средства познания слова божия и душевного спасения. Знания и художественные украшения жизни, не имевшие такой связи и такого значения, рассматривались как праздное любопытство неглубокого ума или как лишние несерьезные забавы, потехи, ни такому знанию, ни такому искусству не придавали образовательской силы, их относили к низменному порядку жизни, считали если не прямым пороком, то слабостями падкой ко греху природы человеческой.

В русском обществе, подводил итог В.О. Ключевский, установилось подозрительное отношение к участию разума и научного знания в вопросах веры, и как следствие этого он выделил такую черту русской ментальности, как самоуверенность незнания. Это построение усиливалось тем, что европейская наука входила в русскую жизнь соперницей или в лучшем случае сотрудницей церкви в деле устроения людского счастья. Протест против западного влияния и европейской науки объяснялся В.О. Ключевским религиозным мировоззрением, ведь учителями вслед за православными учеными были протестанты и католики. Судорожное движение вперед и раздумье с пугливой оглядкой назад - так можно обозначить культурную походку русского общества в XVII веке, - писал В.О. Ключевский.

Резкий разрыв с традициями средневековой Руси связан с деятельностью Петра I. Именно с XVIII в. начинает складываться новый образ науки, науки светской, ориентированной на поиск истины и практические потребности. Возникают вопросы: обратил ли внимание В.О. Ключевский на наличие или отсутствие в послепетровский период национальных особенностей русской научной мысли, а может быть, западное влияние полностью снимает эту проблему? Скорее всего, историк не задавался этими вопросами и более того, высказывал свойственную его натуре иронию по поводу поисков национальной самобытности где бы то ни было. Он писал, что бывают кризисные периоды, когда образованный класс закрывает европейские книги и начинает думать, что мы вовсе не отстали, а идем своею дорогой, что Россия сама по себе, а Европа сама по себе и мы можем обойтись без ее наук и искусств своими доморощенными средствами. Этот прилив патриотизма и тоски по самобытности так могущественно захватывает наше общество, что мы, обыкновенно довольно неразборчивые поклонники Европы, начинаем чувствовать какое-то озлобление против всего европейского и проникаемся верой в необъятные силы своего народа... Но наши восстания против западноевропейского влияния лишены деятельного характера; это больше трактаты о национальной самобытности, чем попытки самобытной деятельности. И, тем не менее, в его историографических заметках встречаются отдельные размышления о некоторых особенностях развития отечественной исторической науки, которые рассматриваются в контексте особенностей развития русской культуры. В.О. Ключевский писал о скудном запасе культурных сил, который является у нас в таких сочетаниях и с такими особенностями, которые, может быть, доселе нигде не повторялись в Европе. Этим отчасти объясняется и состояние русской исторической литературы. Нельзя сказать, чтобы она страдала бедностью книг и статей; но сравнительно немногие из них написаны с ясным осознанием научных требования и потребностей... Очень часто писатель, набегом, подобно крымцу старых времен, налетавший на русскую историческую жизнь, с трех слов уже судит и рядит о ней; едва принявшись за изучение факта, спешит составить теорию, особенно если дело касается так называемой истории народа. Отсюда у нас больше любят кольнуть исторический вопрос, чем решить его, обследовав тщательно. Отсюда в нашей историографии больше взглядов, чем научно обоснованных фактов, более доктрин, чем дисциплины. Эта часть литературы дает больше материала для характеристики современного ей развития русского общества, чем указаний для изучения нашего прошедшего. Так В.О. Ключевский сформулировал в 1890 - 1891 гг. мысль о гипертрофированной социальности отечественной науки.

Все вводные курсы читались Ключевским по строго выработанному плану: в них всегда определялись предмет и задачи каждого курса, объяснялись его струк­тура и периодизация, указывались источники и давалась на фоне общего развития истори­ческой науки характеристика литературы, где освещалась или затрагивалась избранная про­блематика (или констатировался факт отсутствия такого изучения). Изложение, как всегда у Ключевского, имело непринужденную форму. Он много пояснял, делал неожиданные, будившие воображение сравнения, шутил, а главное — профессор вводил студентов в глу­бины науки, делился с ними своим исследовательским опытом, облегчал и направлял их самостоятельный труд.

Более трех десятилетий Ключевский непрерывно трудился над своим лекционным кур­сом по русской истории, но только в начале 1900-х годов решился, наконец, готовить его к печати. «Курс русской истории» (в 5-ти частях), где дано целостное построение русского исторического процесса, признается вершиной творчества ученого. «Курс» основывался на глубокой исследовательской работе ученого, труды которого существенно расширяли про­блематику исторической науки, и на всех созданных им курсах, как общих (по русской и всеобщей истории), так и на пяти специальных.

В четырех вступительных лекциях к «Курсу» Ключевский изложил основы своей исто­рической философии. Важнейшие положения, развиваемые им ранее в спецкурсе «Мето­дология русской истории» (20 лекций), сконцентрированы в одной лекции. Это:

- понима­ние местной (в данном случае русской) истории как части всемирной, «общей истории человечества»;

- признание содержанием истории, как отдельной науки. исторический процесс, то есть «ход, условия и успехи человеческого общежития или жизни человечества в ее развитии и результатах»;

- выделение трех основных исторических сил, которые «строят людское общежитие»: человеческая личность, людское общество, природа страны.

Основным фактором русской истории Ключевский, как и Соловьев, считал колонизацию. Мысль Соловьева о колонизации, как важном факторе ис­торического развития у Ключевского получила углубленное толкование за счет рассмотрения таких ее аспектов как эконо­мический, этнологический и психологический. Начав истори­ческую часть опубликованного курса лекций разделом «При­рода страны и история народа», он перешел к определению значения почвенных и ботанических полос, а также тех влия­ний, которые оказывали на историю «основные стихии рус­ской природы»: речная сеть, равнина, лес и степь. Ключевский показал отношение к каждой из них русского народа, объяс­няя причины устойчивости репутации (нелюбви к степи и лесу, двусмысленном отношении к реке и т. д.). Историк подвел чи­тателя к мысли о необходимости бережного, как бы мы сейчас сказали, экологического подхода к природе: «Природа нашей страны при видимой простоте и однообразии отличается не­достатком устойчивости: ее сравнительно легко вывести из равновесия».

При свойственной России обширной территории, этничес­кой пестроте и широкой миграции в ее истории, по мнению Ключевского, неизбежно действовал фактор так называемых «скреп», которые только и могли удержать в единстве посто­янно растущий конгломерат. В политике роль «скрепы» отво­дилась высокоцентрализованной власти, абсолютизму; в во­енной сфере — сильной армии, способной к выполнению как внешних, так и внутренних функций (например, подавление несогласных); в административном плане — рано развившей­ся сильной бюрократии; в идеологии — господству типа авто­ритарного мышления в народе, в том числе и среди интелли­генции, религии; и наконец, в экономике — стойкости крепостного права и его последствий».

Ключевский разделял мысль Соловьева о возможности сравнения человеческих обществ с органическими теламиприроды, которые также рождаются, живут и умирают. На­учное движение, в которое они с учителем внесли свою леп­ту, он охарактеризовал следующим образом: «Историческая мысль стала внимательно всматриваться в то, что можно на­звать механизмом человеческого общежития». Неустрани­мая потребность человеческого ума, по мнению Ключевско­го, заключалась в научном познании хода, условий и успехов «человеческого общежития», или жизни человечества в ее развитии и результатах. Задачу «воспроизвести последова­тельный рост политической и социальной жизни России» и проанализировать преемственность форм и явлений, постав­ленную Соловьевым, его ученик исполнил уже по-своему. Он подошел к изучению истории России с позиций взаимо­связи и взаимовлияния трех главных факторов— личности, природы и общества. Органический подход историка к ис­тории требовал учета контекста эпохи и действующих сил истории, исследования многомерности исторического про­цесса и разнообразия существовавших и существующих свя­зей. Ключевский сочетал исторический и социологический подходы, конкретный анализ с исследованием явления как феномена мировой истории.

Ключевский делит русскую историю на периоды в первую очередь в зависимости от передвижения основной массы населения и от географических условий, оказывающих сильное действие на ход исторической жизни. Принципиальная новизна его периодизации заключалась во введении еще двух критериев – политического (проблема власти и общества и изменение социальной опоры власти) и особенно экономического факторов. Экономичес­кие последствия, как считал Ключевский, подготовляют по­следствия политические, которые становятся заметны несколь­ко позднее: «Экономические интересы последовательно превращались в общественные связи, из которых вырастали политические союзы».

В итоге получилось четыре периода:

1-й период. Русь Днепровская, городовая, торговая с VIII – XIII в. Тогда масса русского населения сосредотачивалась на среднем и верхнем Днепре с притоками. Русь была тогда политически разбита на отдельные обособленные области; во главе каждой стоял большой город как политический и хозяйственный центр. Господствующим фактом экономической жизни является внешняя торговля с вызванными ею лесными промыслами, звероловством, бортничеством.

В XI—XII вв. «Русь как племя слилась с туземными славянами, оба эти термина Русь и Русская земля, не теряя географичес­кого значения, являются со значением политическим: так ста­ла называться вся территория, подвластная русским князьям, со всем христианским славяно-русским ее населением». На­шествие монголов не стало разделительным рубежом: «...мон­голы застали Русь на походе. Во время передвижки, которую ускорили, но которой не вызвали; новый склад жизни завязал­ся до них». Для Ключевского было важно объяснить, как и ка­кими условиями был создан склад политических и экономи­ческих отношений, а также, когда появилось славянское население и чем было вызвано к действию его появление. Эко­номическими последствиями, по мнению Ключевского, были подготовлены и последствия политические, которые становят­ся заметны с начала IX в.

«Варяг у нас — преимущественно вооруженный купец, иду­щий на Русь, чтобы пробраться далее в богатую Византию... Варяг — разносчик, мелочный торговец, варяжить — занимать­ся мелочным торгом». «Осаживаясь в больших торговых го­родах Руси, варяги встречали здесь класс населения, социаль­но им родственный и нуждавшийся в них, класс вооруженных купцов, и входили в его состав, вступая в торговое товарище­ство с туземцами или нанимаясь за хороший корм оберегать русские торговые пути и торговых людей, т. е. конвоировать русские торговые караваны». В XI в. варяги продолжали при­ходить на Русь наемниками, но уже не превращались здесь в завоевателей, и насильственный захват власти, перестав повто­ряться, казался маловероятным. Русское общество того вре­мени видело в князьях установителей государственного поряд­ка, носителей законной власти, под сенью которой оно жило, и возводило ее начало к призванию князей. Из соединения ва­ряжских княжеств и сохранивших самостоятельность городовых областей вышла третья политическая форма, завязавшая­ся на Руси: то было великое княжество Киевское».

«Так, не видно больших торговых городов у древлян, дрего­вичей, радимичей, вятичей; не было и особых областей этих племен. Значит, силой, которая стягивала все эти области, были именно торговые города, какие возникали по главным речным путям русской торговли и каких не было среди племен, от них удаленных». Большие вооруженные города, ставшие правите­лями областей, возникли именно среди племен, наиболее дея­тельно участвовавших во внешней торговле.

Исторический анализ политического сознания власти и его эволюцию историк осуществил поэтапно. Политическое созна­ние князя в XI в., с точки зрения ученого, исчерпывалось двумя идеями: убежденностью в том, что «корм был их политичес­ким правом», а собственно источником этого права являлась их политическая обязанность обороны земли. Идеи чистой мо­нархии еще не было, совместное владение со старшим во гла­ве казалось проще и было доступнее пониманию. В XII в. кня­зья не являлись полновластными государями земли, а только военно-полицейскими ее правителями. «Их признавали носи­телями верховной власти, насколько они обороняли землю из­вне и поддерживали в ней существовавший порядок; только в этих пределах они и могли законодательствовать. Но не их дело было созидать новый земский порядок: такого полномочия вер­ховной власти еще не было ни в действовавшем праве, ни в правовом сознании земли». Теряя политическую цельность, Русская земля начала чувствовать себя цельным народным или земским составом.

Причины феодальной раздробленности, которые Ключев­ский рассматривал как «политическое раздробление», он уви­дел в изменении представления об «отчине», что нашло отра­жение в словах внука Мономаха Изяслава Мстиславича: «Не место идет к голове, а голова к месту», т. е. «не место ищет под­ходящей головы, а голова подходящего места». Личное значе­ние князя было поставлено выше прав старшинства. Кроме того, династические симпатии городов, вызывавшие вмеша­тельство главных городов, областей во взаимные счеты кня­зей, путали их очередь во владении. Ключевский привел выс­казывание новгородцев о том, что «они для себя его не кормили». Таким образом, «...отстаивая свои местные интере­сы, волостные города иногда шли наперекор княжеским сче­там, призывая на свои столы любимых князей помимо очередных. Это вмешательство городов, путавшее княжескую очередь старшинства, началось вскоре после смерти Ярослава».

И наконец, третьим обстоятельством было то, что «князья не установили на Руси своего порядка и не могли установить его. Их не для того и звали, и они не для того пришли. Земля звала их для внешней обороны, нуждалась в их сабле, а не в учредительном уме. Земля жила своими местными порядка­ми, впрочем, довольно однообразными. Князья скользили по­верх этого земского строя, без них строившегося, и их фамиль­ные счеты — не государственные отношения, а разверстка земского вознаграждения за охранную службу».

Колонизация, по наблюдению Ключевского, нарушила рав­новесие социальных стихий, на котором держался обществен­ный порядок. А дальше вступили в действие законы полити­ческой науки: одновременно с пренебрежением развивается местное самомнение, надменность, воспитанная политически­ми успехами. Притязание, проходя под знаменем права, ста­новится прецедентом, получающим силу не только подменять, но и отменять право.

В анализе монархической формы государственности Клю­чевским отчетливо проявилось его понимание идеала и влия­ние этнических представлений на авторскую концепцию и ис­торическую оценку. «Политическое значение государя определяется степенью, в какой он пользуется своими верхов­ными правами для достижения целей общего блага». Как ско­ро в обществе исчезает понятие об общем благе, в умах гаснет и мысль о государе, как общеобязательной власти». Таким об­разом, проводилась мысль о государе, блюстителе общего бла­га как цели государства, определялся характер державных прав. Ключевский ввел понятие «ответственное самодержавие», ко­торое отличал от непростительного самодурства. С последним русские люди столкнулись уже в древности. Ключевский счи­тал, что Андрей Боголюбский «наделал немало дурных дел». Историк признавал, что князь был проводником новых госу­дарственных стремлений. Однако во введенной А. Боголюбским «новизне», «едва ли доброй», не было реальной пользы. Клю­чевский считал пороками А. Боголюбского пренебрежение к ста­рине и обычаям, своеволие («во всем поступал по-своему»). Слабостью этого государственного деятеля была присущая ему двойственность, смесь власти с капризом, силы со слабостью. «В лице князя Андрея великоросс впервые выступил на истори­ческую сцену, и это вступление нельзя признать удачным» — такую общую оценку дал Ключевский. Популярности предста­вителей власти, по глубокому убеждению историка, способ­ствовали личные доблести и таланты.

Идею власти, возникшую в результате чтения книг и по­литических размышлений, Ключевский связывает с именем Ивана Грозного, «начитаннейшего москвича XVI в.»: «Иван IV был первым из московских государей, который узрел и живо почувствовал в себе царя в настоящем библейском смыс­ле, помазанника божия. Это было для него политическим от­кровением».

Почти двухвековая борьба Руси с половцами оказала серь­езное влияние на европейскую историю. В то время как Запад­ная Европа крестовыми походами предприняла наступательную борьбу на азиатский Восток (на Пиренейском полуострове на­чалось такое же движение против мавров), Русь своей степной борьбой прикрывала левый фланг европейского наступления. Эта бесспорная историческая заслуга стоила Руси дорого: борьба сдвинула ее с насиженных днепровских мест и круто изменила направление ее дальнейшей жизни. С середины XII в. происхо­дило запустение Киевской Руси под воздействием юридичес­кого и экономического принижения низших классов; княжес­ких усобиц и половецких нашествий. Произошел «разрыв» первоначальной народности. Население уходило в Ростовскую землю, край, который лежал вне старой коренной Руси и в XII в. был более инородческим, чем русским краем. Здесь в XI и XII вв. жили три финских племени — мурома, меря и весь. В результате смешения с ними русских переселенцев начинается формиро­вание новой великорусской народности. Окончательно она скла­дывается в середине XV в., и это время знаменательно тем, что фамильные усилия московских князей, наконец, встречаются с народными нуждами и стремлениями.

2-й период. Русь Верхневолжская, удельно-княжеская, вольноземледельческая с XIII до середины ХV в. Главная масса русского населения среди общего разброда передвинулась на верхнюю Волгу с притоками. Она остается раздробленной, но не на городовые области, а на княжеские уделы, это уже другая форма политического быта. Господствующий политический факт периода – удельное дробление верхневолжской Руси под властью князей. Господствующий экономический факт – вольный крестьянский земледельческий труд на алеунском суглинке.

Важное историческое значение переходных времен Ключев­ский подчеркивал всегда именно потому, что такие времена «нередко ложатся широкими и темными полосами между дву­мя периодами». Эти эпохи «перерабатывают развалины погиб­шего порядка в элементы порядка, после них возникающего». «Удельные века», по мнению Ключевского, и были такими «пе­редаточными историческими стадиями». Их значение он ви­дел не в них самих, а в том, что из них вышло.

О политике московских князей Ключевский рассказывал как о «фамильной», «скупидомной» и «расчетливой», а ее суть определял как усилия по собиранию чужих земель. Слабость власти была продолжением ее силы, применявшейся в ущерб праву. Невольно модернизируя механизмы исторического про­цесса в соответствии с собственными общественно-политичес­кими убеждениями, Ключевский обращал внимание студен­тов на случаи безнравственных действий московских князей. Среди условий, определивших в конце концов торжество мос­ковских князей, Ключевский выделил неравенство средств бо­ровшихся сторон. Если тверские князья в начале XIV в. еще считали возможной борьбу с татарами, то московские князья «усердно ухаживали за ханом и сделали его орудием своих за­мыслов». «В награду за это Калита в 1328 г. получил велико­княжеский стол...», — данному событию Ключевский прида­вал исключительное значение.

XIV век — заря политического и нравственного возрожде­ния Русской земли. 1328—1368 гг. были спокойными. Русское население постепенно выходило из состояния уныния и оцепе­нения. За это время успели вырасти два поколения, не знавшие ужаса старших перед татарами, свободные «от нервной дрожи отцов при мысли о татарщине»: они и вышли на Куликово поле. Так была подготовлена почва для национальных успехов. Мос­ковское государство, по Ключевскому, «родилось на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты».

Цементирующей основой (непременным условием) поли­тического возрождения является нравственное возрождение. Земное бытие короче духовного влияния сильной в нрав­ственном отношении личности (такой, как Сергий Радонеж­ский...). «Духовное влияние преподобного Сергия пережило его земное бытие и перелилось в его имя, которое из истори­ческого воспоминания сделалось вечно деятельным нравственным двигателем и вошло в состав духовного богатства народа». Духовное влияние перерастает рамки просто исто­рического воспоминания.

Московский период, по Ключевскому, является антитезой удельному. Из местных условий верхневолжской почвы вырос­ли новые общественно-исторические формы жизни, типы, от­ношения. Источники московской силы и ее загадочных пер­вых успехов крылись в географическом положении Москвы и генеалогическом положении ее князя. Колонизация, скопле­ние населения давало московскому князю существенные эко­номические выгоды, увеличивало количество плательщиков прямых податей. Географическое положение благоприятство­вало ранним промышленным успехам Москвы: «развитие тор­гового транспортного движения по реке Москве оживляло про­мышленность края, втягивало его в это торговое движение и обогащало казну местного князя торговыми пошлинами».

Экономические последствия географического положения Москвы давали великому князю обильные материальные сред­ства, а его генеалогическое положение в ряду потомков Всево­лода III «указывало» ему, как всего выгоднее пустить их в обо­рот. Это «новое дело» не опиралось, по представлению Ключевского, ни на какую историческую традицию, а потому могло лишь очень постепенно и поздно получить общее нацио­нально-политическое значение.

3-й период. Русь Великая, Московская, царско-боярская, военно-земледельческая с половины ХV в. до второго десятилетия ХVII в., когда главная масса русского населения растекается из области верхней Волги на юг и восток, по донскому и средневолжскому чернозему, образуя особую ветвь народа – Великороссию, которая вместе с местным населением расширяется за пределы верхнего Поволжья. Господствующий политический факт периода – государственное объединение Великороссии под властью московского государя, который правит своим государством с помощью боярской аристократии, образовавшейся из бывших удельных князей и удельных бояр. Господствующий факт экономической жизни – тот же сельскохозяйственный труд на старом суглинке и на новозанятом средневолжском и донском черноземе» посредством вольного крестьянского труда; но его воля начинает уже стесняться по мере сосредоточения земледелия в руках служилого сословия, военного класса, вербуемого государством для внешней обороны».

Завершают 3-й период события Смуты. Ключевский рассматривал зверства Ивана Грозного как реакцию на народное возмуще­ние, вызванное разорением. При малейшем затруднении царь склонялся в дурную сторону. «Вражде и произволу царь жертвовал и собой, и своей династией, и го­сударственным благом». Ключевский отказал Грозному в «практическом такте», «политическом глазомере», «чутье действительности». Он писал: «...успешно предприняв завер­шение государственного порядка, заложенного его предками, он незаметно для себя самого кончил тем, что поколебал са­мые основания этого порядка». Поэтому то, что терпеливо пе­реносили, когда был хозяин, оказалось невыносимым, когда хозяина не стало.

Ключевский разграничивал понятия «кризис» и «смута». Кризис — еще не смута, но уже сигнал обществу о неизбежно­сти наступления новых отношений, «нормальная работа вре­мени», переход общества «от возраста к возрасту». Выход из кризиса возможен либо путем реформ, либо путем революции.

Если при расстройстве старых связей развитие новых заходит в тупик, запущенность болезни приводит к смуте. Собственно смута и является болезнью общественного организма, «исто­рической антиномией» (т. е. исключением из правил истори­ческой жизни), которая возникает под воздействием факторов, мешающих обновлению. Ее внешними проявлениями стано­вятся катаклизмы и войны «всех против всех».

Ключевский различал «коренные причины» смуты — при­родные, национально-исторические и текущие, конкретно-ис­торические. Он считал, что объяснение частых смут в России нужно искать, в особенностях ее развития — природы, при­учившей идти великоросса окольными путями, «невозможно­сти рассчитывать наперед», привычке руководствоваться зна­менитым «авось», а также в условиях формирования личности и общественных отношениях.

Ключевский предложил многомерную характеристику смуты. Он увидел ее в политике как кризис абсолютизма, писал не только о кризисе политики властей, но и их влия­ния, ибо «власть... есть соединение силы с авторитетом». Сму­той в экономике историк считал «глубокое опустошение в хозяйственном положении народа» — главном источнике со­циального дохода, расстройство производства. В социальной сфере смута проявляла себя в разрушении классов, резкой дифференциации доходов, быстром наращивании нищеты, вплоть до мора, и небывалом росте доходов верхушки; «рас­стройстве местничества» и росте центробежных тенденций. В международной сфере смута имела также драматические последствия: резкое ослабление позиций, угроза потери не­зависимости. («Со всех сторон позор и в укоризну стали».) В идеологической и нравственной сферах происходит ослаб­ление гражданского сознания; потеря ориентиров, конфор­мизм, спячка или эмоциональный стресс, неуверенность в завтрашнем дне, утомление и разочарование от обманутых надежд; преобладание инстинкта над разумом; страх и агрес­сивность вместо серьезных раздумий; попытки заимствовать чужие образцы и усиление подражательства; паразитизм, выраженное стремление жить за чужой счет; стремление жить для себя.

Характерными, с точки зрения Ключевского, были следую­щие черты смуты: «Власть без ясного сознания своих задач и пределов и с поколебленным авторитетом, с оскудневшими... средствами без чувства личного и национального достоинства...»

«Старое получило значение не устарелого, а национально­го, самобытного, русского, а новое — значение иноземного, чу­жого... но не лучшего, усовершенствованного».

Конфликт центра и мест. Усиление сепаратистского созна­ния. Отсутствие общественных сил, способных оживить стра­ну. Перерождение властных структур при авторитарных тра­дициях в России.

Ключевский внимательно изучил характер смут XIII и XVII вв. и их ход. Он пришел к выводу, что смута развивается сверху вниз и является продолжительной по времени. Смута XVII в. дли­лась 14 лет, а ее последствия — весь «бунташный» XVII в. Сму­та последовательно захватывает все слои общества. Сначала в нее вступают правители (первый этап смуты). Если верхи не способны или не хотят решать коренные проблемы, которые и привели к смуте, то смута спускается «этажом ниже» (второй этап смуты). «Разврат высших классов. Пассивная храбрость народа». «Высшие классы усердно содействовали правитель­ству в усилении общественного разлада». Они закрепляли ста­рые обычаи в новой оболочке, оставляли нерешенными насущ­ные задачи — главную пружину смуты, и тем предавали народ. А это, в свою очередь, усугубляло смуту. Такое разрушение «национальных союзов» чревато вмешательством иностранцев. Так, смута спускается на «нижний этаж» и недовольство ста­новится всеобщим. Излечить смуту можно, только устранив причины, вызвавшие эту болезнь, решив проблемы, вставшие перед страной накануне смуты. Выход из смуты идет в обрат­ном порядке — снизу вверх, особое значение приобретает мес­тная инициатива.

Выход из Великой смуты XVII в. в условиях развития крепостного права и абсолютизма имел свои особенности (противоречивый, камуфляжный, антигуманный и потенци­ально взрывной характер). Так, в российскую традицию во­шел априорный, кабинетный подход к реформам, когда на­роду предлагается готовая программа (или набор лозунгов), а желания и возможности народа при этом не учитываются.

Ключевский «как бы предупреждает будущих реформаторов России, задумавших ее европеизировать: опыт показывает, как важно учитывать в программах возрождения глубинные причи­ны болезни — и общее, и особенное, иначе их реализация может дать противоположный результат», — считает исследователь дан­ного сюжета Н.В. Щербень. Все дело в преодолении инерции авторитарного мышления и тенденций к монополизму.

Положительную работу смуты Ключевский видел в пе­чальной выгоде тревожных времен: они отнимают у людей спокойствие и довольство и взамен того дают опыты и идеи. Главное — это шаг вперед в развитии общественного самосоз­нания. «Подъем народного духа». Объединение происходит «не во имя какого-либо государственного порядка, а во имя национальной, религиозной и просто гражданской безопас­ности». Освободившись от «скреп» авторитарного государ­ства, национальные и религиозные чувства начинают выпол­нять гражданскую функцию, содействуют возрождению гражданского сознания. Приходит понимание того, что можно заимствовать из чужого опыта, а что нельзя. Русский народ слишком велик, чтобы быть «чужеядным растением». Клю­чевский размышлял над вопросом о том, как «пользоваться огнем мысли европейской, чтобы он светил, но не жегся». Лучшая, хотя и тяжелая школа политического размышления, по мнению Ключевского, — народные перевороты. Подвиг Смутной эпохи в «борьбе с самим собой, со своими привычка­ми и предубеждениями». Общество приучалось действовать самостоятельно и сознательно. В переломные эпохи в муках рождаются новые прогрессивные идеи и силы.

Смута имела и негативные последствия для общественно­го сознания: «Разрушение старых идеалов и устоев жизни вследствие невозможности сформировать из наскоро схвачен­ных понятий новое миросозерцание... А пока не закончится эта трудная работа, несколько поколений будут прозябать и ме­таться в том межеумочном, сумрачном состоянии, когда миро­созерцание подменяется настроением, а нравственность раз­менивается на приличие и эстетику». На заре «разделения властей» в России «вотчинность» власти одержала верх над избранным народом представительным органом. Восстания, «черных людей» против «сильных» вызывали «приказную под­делку под народную волю» — феномен, сопровождавший всю последующую историю России. Произошли социальные изме­нения в составе господствующего класса: «Смута разрешилась торжеством средних общественных слоев за счет социальной верхушки и социального дна». За счет последних дворяне по­лучили «больше прежнего почести, дары и имения». Горечь вы­вода Ключевского заключалась в том, что потенциальные воз­можности смуты в будущем сохранялись, т. е. никакого иммунитета на будущее смуты не дают.

Мнение об установлении крепостной неволи крестьян Бо­рисом Годуновым, считал Ключевский, принадлежит к числу наших исторических сказок. Напротив, Борис готов был на меру, имевшую целью упрочить свободу и благосостояние крестьян: он, по-видимому, готовил указ, который бы точно определил повинности и оброки крестьян в пользу землевла­дельцев. Это — закон, на который не решалось русское прави­тельство до самого освобождения крепостных крестьян. Ха­рактеризуя Бориса Годунова и анализируя его ошибки, Клю­чевский в своих суждениях руководствовался собственными политическими симпатиями: «Борису следовало взять на себя почин в деле, превратив при этом земский собор из случайно­го должностного собрания в постоянное народное представи­тельство, идея которого уже бродила... в московских умах при Грозном и созыва которого требовал сам Борис, чтобы быть всенародно избранным. Это примирило бы с ним оппозици­онное боярство и — кто знает— отвратило бы беды, постигшие его с семьей и Россию, сделав его родоначальником новой ди­настии». Ключевский подчеркивал двойственность политики Годунова: за наушничество он начал поднимать на высокие степени худородных людей, непривычных к правительствен­ному делу и безграмотных.

4-й период. С начала ХVII в. до половины ХIХ в. Всероссийский, императорско-дворянский, период крепостного хозяйства, земледельческого и фабрично-заводского. «Ру